Ким Сынмин проснулся в холодном поту и дрожью по всему телу, издавая рваные вздохи, царапающие его горло. В ушах звенел ужасающий шум, заставляющий дыхание сбиваться раз за разом; зрение расфокусированно, взгляду остаётся лишь в животном страхе бегать по комнате, без возможности ухватится ни за единый предмет. По телу Сынмина пробежал холодок. Было это влияние сквозняка или леденящий душу ужас распространился и на тело? Он не знал ответа.
Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.
Пальцы Кима сжали одеяло, когда он наконец смог вернуть контроль над собственным телом, переставая быть пленником в собственном разуме, недееспособным наблюдателем, неспособного говорить. Несколько раз моргнув, более для уверенности в том, что глаза его не обманывают, а не для того, чтобы попытаться снять усталость, Сынмин уставился в стену перед ним, глядя на неё долгие десять секунд, тянущиеся для него словно десятилетия, после переводя взгляд на окно, находившееся на стене справа от него. Шестерёнки закрутились в его голове, пытаясь сложить пазл, что всё никак не переставал разваливаться.
Сжав одеяло в руках ещё крепче, — так, что ткань пододеяльника затрещала в его хватке, — Сынмин нервно сглотнул, когда его мозг наконец объявил итог: он понятия не имеет, где находится. Это не его кровать, и уж точно не его квартира. Не квартира одного из его друзей, даже не больничная палата, если уже на то пошло. Комната, в которой он имел несчастье проснуться, не выглядела так, будто в ней кто-то живёт, будь то даже любитель минимализма, кроме кровати в этом крохотном помещении не было абсолютно ничего.
Сердце Сынмина пропустило удар. Первая мысль была, разумеется, о том, что его похитили. Возможно, его удача наконец отвернулась от него, и он угодил в лапы какого-нибудь маньяка-похитителя, любящего играть со своими жертвами прежде чем убить. И Сынмин бы остановился на этой идее, принимая её как правду, какой ужасающей она бы не была, но полное отсутствие побоев на его теле, ровно как и любой боли, заставило его усомниться. Второй мыслью, гораздо более утешающей, оказался вариант того, что вчера он просто до одури напился, и в нетрезвом состоянии снял себе комнату в самом дешёвом отеле, который только смог найти. С другой стороны, и это не имело смысла. Зачем ему идти в отель, если куда выгоднее вернуться домой, не говоря уже о том, что Сынмин никогда в жизни не напивался до потери памяти. Вопрос так и остался нерешённым, не позволяя страху упорхнуть, удерживая его на месте. Оставался лишь один выход — встать и узнать всё самому.
Осторожно покинув постель, нехотя освобождая покрывало от своей железной хватки, Сынмин встал посреди комнаты, с облегчением понимая, что телефон всё еще при нём и никуда не исчез. На часах три минуты восьмого, что заставило Кима предположить что проснулся он ровно в семь, немало его удивив. Подъём был для него проблемой в любой день, а тут он без какого-либо намёка на будильник проснулся ни свет ни заря. Странность всей ситуации продолжала нарастать с бешеной скоростью, ничуть не успокаивая. Не было ни связи, ни интернета, значит писать или звонить бесполезно.
Сынмин беспокойно нахмурился. В каком жилом районе не было связи, разве такое вообще возможно? В любом случае, само наличие телефона окончательно поставило крест на варианте с похищением, тогда у него бы обязательно отобрали все средства связи с окружающим миром. Убирая телефон назад в карман джинс, Ким сделал шаг ближе к окну, отодвигая шторы и рассматривая вид за стеклом. Это точно был Сеул, но Сынмин не знал, что за район из-за слишком маленькой площади обзора.
Взглянув на деревянную дверь позади, Сынмин мог лишь надеяться что она незаперта — прыгать с окна, а по его ощущениям он находился этаже так на третьем, не хотелось. Оказавшись у двери в одно короткое мгновение, с лёгким сердцем Сынмин обнаружил что его надежды оправдались. Страх практически отступил — чтобы не произошло ранее, и всвязи каких событий он оказался здесь, всё кончено и он может вернуться домой.
Выйти на улицу было, к счастью, непроблемно и никто не преграждал ему путь. Шагая по незнакомым улицам, Сынмин продолжал временами поглядывать на экран телефона, но связь всё никак не появлялась, а минуты всё шли. Людей, к его большому удивлению, на улицах не было совершенно, и спросить дороги было не у кого, пришлось идти куда глаза глядят, лишь бы выйти к автобусной остановке или на знакомую улицу.
В уши ударил резкий шум, сопровождающийся резким порывом воздуха и дыма, заставив Кима застыть от удивления. В сантиметре от него с жутким визгом проехала машина, с невероятной скоростью врезаясь в здание, вдоль которого он шагал, и сделай Сынмин ещё хоть один шаг — был бы мёртв в ту-же секунду. Оправившись от шока, Сынмин рванул к месту, где машина столкнулась со зданием, на ходу крича: «Вы в порядке?», чтобы вновь впасть в шок, и на этот раз гораздо, гораздо сильнее. За рулём никого не было. Даже намёка на водителя не было, вообще никого.
Отступив назад, чуть не врезаясь в столб, Сынмин оглянулся вокруг, но не заметил и единой души. На столь громкий шум, и уж темболее на сострясение здания должны были отреагировать — как иначе? — но через сотни окон не выглядывали люди, что уж говорить о том чтобы выйти из домов. Впервые в жизни Киму казалось, что он совершенно один во всей вселенной.
С губ слетел панический смешок, когда крик, который Сынмину так отчаянно хотелось издать, неподъёмным комом застрял в горле. Собирая в себе последние остатки уверенности и силы, парень рванул с места быстрыми шагами, почти переросшими в бегство.
Что-бы не происходило, это было ненормально, и Сынмину это совершенно, совершенно, не нравилось. Шаг за шагом, квартал за кварталом, он продолжал идти, звать на помощь, так и не встретив никого, кто мог бы наконец объяснить, что происходит. Ноги пробирала дрожь, дыхание стало частым и прерывистым; всё тело ныло и молило о пощаде в виде небольшого отдыха. Сынмин остановился, наклоняясь и опираясь руками о ляжки, пытаясь отдышаться. Приведя дыхание в более нормальное, размеренное состояние, Сынмин выпрямился и вновь потянулся за телефоном в карман. Значок отсутствия связи всё ещё светился на экране, будто насмехаясь над парнем, так и указывая ему на то, что никого нет, чтобы помочь ему. Было уже пол восьмого, что значило одно: он мчался по улицам около двадцати минут. Всё это было позоже на дурной сон. Вернув телефон в карман, Сынмин прикрыл глаза, протирая их руками, надеясь, что когда вновь откроет их, то проснётся у себя дома, как ни в чём не бывало, будто ничего из этого страшного утра не происходило.
Куда-же могли деться люди? — задавался вопросом Ким, желая под землю провалиться, лишь бы не оставаться здесь. Неужели была экстренная эвакуация района, и все жители покинули свои дома? Но тогда, почему Сынмин остался здесь, почему проснулся в неизвестном для себя месте? С каждым новым объяснением происходящего, что Сынмин неустанно пытался найти, появлялось лишь больше вопросов, а понимание так и не стало ближе. В мыслях начали мелькать идеи уже совсем абсурдные и глупые, о исчезновении общества и попадании в аномальную зону. Сверхъестественного, по суждению уверенного в своём мнение Сынмина, не существовало, но другого объяснения не нашлось.
Внезапно, он почувствовал на плече чьи-то руки, крепко сжавшие его плечо и предплечье, прежде чем потянуть его в сторону, вырывая его из рассуждений и заставляя Сынмина отлететь на добрые пару метров, прежде чем удариться о стену. Как только он соприкоснулся с поверхностью, по улице разнёсся грохот, слишком громкий, чтобы быть вызванным его ударом о здание, но Сынмин был слишком напуган чтобы открыть зажмуренные глаза. Была это ещё одна машина, или что другое? Нет, это уже слишком даже для сна…
— Семь тридцать одна, — сказал чей-то голос, буквально в метре от Сынмина, заставив Кима подпрыгнуть на месте. Голос, без сомнений, принадлежал молодому парню, и судя по его мягкости, не старше самого Сынмина. — Как всегда, по расписанию.
Незнакомый парень, который являлся первым, кого Сынмину довелось встретить, стал достаточной причиной всё-же отворить глаза и понять, что вызвало тот грохот.
Первое, что увидел Ким — огромная вывеска, кажется, какого-то ресторана, распластавшаяся по асфальту на месте, где Сынмин, как он помнил, стоял прежде чем его оттащили. Даже думать было не о чем — упади она ему на голову, он скончался от столь грубого и тяжкого удара. На асфальте образовалась приличная вмятина, а сама вывеска покрылась трещинами, некоторые части вовсе отвалились и отлетели. В этот раз не было даже нервного смешка, Ким не мог издать и звука, как только к нему пришло осознание того, что он чуть не погиб уже второй раз за полчаса. Что, чёрт возьми, здесь творится?
Отводя взгляд от вывески, Сынмин столкнулся взглядом с тем, ради кого и открыл глаза. Тогда-то перед ним предстал юноша, что наверняка был младше его самого, в потрёпанной одежде и усталым взглядом, таким, какой присущ ветеранам или врачам; взглядом того, что точно повидал и ощутил на себе ужасы жизни. Тем не менее, несмотря на эту «усталость», как её охарактеризовал Ким, при виде Сынмина глаза мальчика загорелись удивлением, и возможно даже счастьем.
— А вот тебя в расписании нет… — медленно выговорил тот, шагая ближе к Киму, вглядываясь в него своими карими, до боли похожими на лисьи глазами, так, будто он ожидал что в один момент Сынмин исчезнет, словно тот был иллюзией. Через несколько секунд молчаливой игры в гляделки, сопровождаемой напряжением, какого Сынмин давно не чувствовал, взгляд незнакомца обрёл уверенность, а от прежнего удивления остался лишь тусклый проблеск. Он схватил Сынмина за руку, в это раз куда аккуратнее, и потащил рассеянного парня куда-то вдаль быстрыми шагами, за которыми Ким еле поспевал. — Сколько времени?
Сынмин, послушно шагающий следом, удивлённо хлопнул глазами.
— Что?
— Сколько времени, спрашиваю? Тридцать одна или тридцать две минуты? Здесь важна каждая секунда!
У Сынмина было много вопросов, больше, чем можно представить. От банального: «Что происходит и где я?», до «Какого чёрта я чуть не умер?», к которым прибавилась недоумение, с чего должен начаться дождь и откуда этот парень всё знает. Но вместо этого, он сделал как ему сказали и посмотрел на время. В этой ситуации Сынмин был похож на маленького ребёнка, понятия не имеющего как устроен мир, а Лисёнок — так он в мыслях прозвал незнакомца, за счёт лисьих глазок и довольно детского лица, — напротив, излучал уверенность. В мыслях Сынмина всплыли слова о расписании, что озадачили Кима ранее, создавая ещё один вопрос.
— Семь тридцать два, — выговорил Сынмин, стараясь скрыть нервозность. Производить впечатление на первого встречного, конечно, не самое важное, учитывая события прошедшых получаса, но ему хотелось сохранить хоть толику самоуважения, несмотря на желание кричать и биться в истерике.
— Мы будем там через 2 минуты. Внимательно смотри по сторонам, и никогда не отставай от меня, понял? Петля могла деформироваться после твоего появления, — Лисёнок бегло обернулся на Сынмина, словно проверяя в порядке ли тот, и так-же быстро отвернулся, продолжая прокладывать путь.
Сынмин осознал смысл услышанных слов через секунду, когда его глаза раскрылись так широко, что могли вылететь из орбит.
— Петля? — недоверчиво воскликнул он, прикусив губу, сразу как понял что был на грани крика. — Какая ещё петля?
— Вопросы потом, — коротко ответил другой. — Значит, это твой первый день… Молись, чтобы расписание не изменилось. В противном случае, я не смогу тебя уберечь.
— Уберечь от чего? — автоматически спросил Сынмин, чувствуя как бушующее сердце не усмиряется. Ещё немного, и он наверняка переступит порог обычного страха и упадёт в бездну неконтролируемой паники, Сынмин знал это, оттого и пытался успокоить себя глупыми утешениями о том, что всё происходящее сон, и совсем скоро он проснётся, хотя разум не мог упустить то, насколько всё было реальным. Хотелось бежать, бежать и бежать, желательно как можно дальше и без оглядки, но что-то заставляло его слушать парня впереди, покорно следуя за ним.
— А ты не из терпеливых, да? Тогда хорошо что мы пришли.
Лисёнок сбавил шаг, заворачивая влево, в сторону выстроенных в линию зданий, открывая одну из дверей, заводя их с Сынмином внутрь, в магазин, если быть точным.
Магазин был маленьким, но хорошо оснащённым едой и напитками, что не могло не вызвать у Кима лёгкой радости — он был ужасно голоден. Оглядывая помещение, в глаза бросилась выцарапанная на прилавке надпись, что гласила: «Номер 23». Смысла Сынмин, как и ожидалось, не понял, к чему он уже успел привыкнуть.
— Садись, потеряшка, — позвал Сынмина Лисёнок, успевший взять несколько упаковок разный закусок, запихивая их в большую сумку, что носил на плече. Парень схватил стул из-за стойки кассира, пододвигая его в сторону Сынмина, а сам уселся на саму стойку, застывая в ожидании. Действовал он проворно, создавая ауру человека, который запросто способен перехитрить любого и остаться незамеченным, воистину походя на лиса.
Ким неуверенно двинулся вперёд, присаживаясь на стул, что Лисёнок поставил так, чтобы поддерживать зрительный контакт.
— Держи, тебе нужно поесть, — сказал юноша, кидая Сынмину в руки пачку онигири. Тот её словил, но открывать не спешил.
— Ты сказал: «петля». Что… Что ты имел в виду? — пересохшими губами спросил Сынмин, уже зная ответ. Он не был глупым, не сложно догадаться, какая «петля» может быть там, где нет людей, но Ким отчаянно хотел услышать опровержение своей теории, в душе свято надеясь, что Лисёнок не станет разрушать его веру в лучшее.
— Я думаю, ты и сам понял, — вздохнул тот, и вдруг вся та уверенность, с которой он спас Сынмина от смерти, а после вёл сюда, испарилась, заставляя Лисёнка начать походить на молодого мальчишку, коим он и являлся, а не на опытного бойца и выжившего в аду, кем он казался ранее. — Мы в петле времени. Один и тот-же день повторяется вечность, не только сводя тебя с ума, но и пытаясь убить. Каждые десять-пятнадцать минут происходит «резонанс», суть которого — убить пленника петли.
— Расписание… — с осознанием прошептал Сынмин.
Лисёнок кивнул, глядя на яблоко, что вертел в руках, но так и не начал есть.
— Да. Я смог составить расписание всех резонансов, чтобы понять, в какой точке района безопаснее находиться в определённое время, но с появлением нового пленника… — Сынмин мог чувствовать, как каждая мышца его тела сжимается, при слове «пленник». — петля может деформироваться.
— Сколько ты здесь находишься? Не может быть чтобы ты понял всё за неделю, и откуда ты вообще знаешь это всё? Резонанс, деформация… Скажи откуда! — вопросы всё продолжали литься из уст Сынмина с большей агрессией, нагружая бедного Лисёнка. Во всяком случае, вопросы были лучше, чем неконтролируемая паника, а осознавая весь ужас и безысходность ситуации, Ким держался более чем хорошо. Может, это оттого что он ещё не до конца осознаёт, в какую чертовщину ввязался, а может оттого что уже смирился со своим положением.
Лисёнок, казалось, не возражал против вопросов, смотря на Сынмина с бесконечным пониманием в глазах, без капли раздражения.
— Я здесь уже двести шестнадцать дней. Здешних дней, по крайней мере, потому-что я понятия не имею, как течёт время в реальном мире. Отвечая на второй вопрос… Я не знаю всего, уж поверь. Всё, что мне известно о петле я выяснил сам: резонансы, безопасные точки, расписание, но когда я был новичком здесь, прямо как ты, в петле был ещё один человек. Он помог мне освоиться, он-же и рассказал мне, что когда здесь появился я, петля деформировалась. На второй месяц моего пребывания он умер и с тех пор я был один. А сегодня появился ты.
— Мне жаль, — тихо произнёс Сынмин, чувствуя укол вины за то, что сорвался на парня. — Но как ты умудрился прожить здесь около семи месяцев? Ты ведь сам сказал, что резонансы существуют с целью убийства, так как ты смог изучить их… — невысказанный конец вопроса повис в воздухе, когда Киму не хватило уверенности произнести это вслух. Несмотря на шквал вопрос доныне, напрямую спрашивать о том, почему Лисёнок не умер, казалось неправильным. Однако сам Лисёнок, кажется, вовсе не удивился на вопрос, отвечая на него как на остальные.
— Не умерев? Это не так просто как кажется. Я умирал. Много, много раз. Иногда было больно, иногда не очень, но итог один — после смерти я всё равно просыпался здесь, словно ничего не случилось. Если мы с моим наставником не ошиблись, ты можешь спокойно умереть девяносто девять раз, а вот сотая смерть… ну, окажется безвозвратной.
От этого откровения у Сынмина застыла кровь в жилах. Он почти смирился со всем, что поведал ему Лисёнок, но сама тема смерти уже была для него болезненной. Что-бы не произошло, как-бы сложно не было, Сынмин хотел жить. Даже если жить придётся в самом настоящем аду на Земле.
Страшно, однако, было не только за себя. Если сам Ким ещё не умирал, и искренне надеялся что ему не придётся, Лисёнку повезло гораздо меньше, что не могло не пугать. Сынмин не знал об этом парне абсолютно ничего, но сама суть того, что он — единственный, кто здесь есть помимо его самого, заставлял Сынмина волноваться за судьбу своего товарища по несчастью столь же сильно, сколь за свою, особенно учитывая что Лисёнок спас его от верной гибели.
— Возможно, пока о таком говорить рано, но я обязан предупредить тебя —
пожалуйста, не привязывайся ко мне. Когда твоя единственная компания это всего один человек, это сложно, но ты сможешь. Ты должен. Не ради меня, а ради себя. Если мы не выберемся отсюда, мой лимит смертей закончится явно раньше твоего, и я не хочу знать что ты страдаешь из-за моей потери. Мы можем быть… товарищами. Тебе не понравится дружить со мной.
— Я так не думаю! Я понимаю твои опасения, лучше я буду здесь с другом, а не один. И сколько раз ты вообще умирал? — Сынмину оставалось лишь молиться всем богам, которых он только был способен упомнить, чтобы число не было слишком близко к сотне. Один он умрёт в этом месте быстрее, чем можно себе представить, более того, одиночество раздавит его, заставив погрузиться в отчаяние такое, что он уже и сам не захочет жить. Вместе с благодарностью Лисёнку появилось и уважение — прожить в одиночестве полгода это во сто крат больше, чем может значить сила духа.
— Это не так важно, знаешь? Я скажу тебе позже. А раз ты хочешь быть друзьями… Сейчас моё время задавать вопросы! — Лисёнок мило улыбнулся, заставив Сынмина почувствовать себя во много раз лучше, чем минуту назад. Он был невероятно красив и мил, и как сильно Ким не старался бы удерживать эту мысль подальше, ведь она явно не была чем-то нужным в этой катастрофе, шарм Лисёнка не дал ему и шанса. — Расскажи о себе! Потому-что знаешь, нам придётся провести вместе еще много времени, и было бы хорошо познакомиться.
— Я Ким Сынмин, — неловко произнёс он, глядя в глаза Лисёнка, так и подначивающие его продолжать. — Мне двадцать лет, я родился и вырос в Сеуле, сейчас я учусь, — стоит ли ему говорить «учился»? — на юридическом факультете.
— Приятно познакомиться, Сынмин! — Лисёнок произнёс это таким сладким, приятным на слух голосом, что Сынмин был уверен — не сиди он на стуле, у него наверняка бы подкосились колени. Как кто-то может быть таким милым? — Или, может мне стоит звать тебя Сынмин-хён? В любом случае, меня зовут Ян Чонин, и мне девятнадцать лет! Я родился в Пусане, но переехал сюда в тринадцать, и я только закончил школу, так-что ничего не успел на самом деле, рассказывать особо нечего.
— Не может быть, чтобы тебе было нечего рассказывать, — не согласился Сынмин, горя желанием узнать больше о Лисёнке-Чонине. — Например… Какой твой любимый цвет?
— Любимый цвет? — удивлённо хлопнул ресницами Чонин, заставляя Кима сдерживаться чтобы не высказать каким очаровательным он считал младшего прямо ему в лицо. — Извини, просто я так давно ни с кем не разговаривал, я даже не знаю… Наверное, розовый. Знаешь, такой как бывает на закатах, и какого цвета зефир? Да, определённо розовый. Какой у тебя?
— Фиолетовый. Он напоминает мне сирень, что росла во дворе дома, где я вырос.
Сынмин улыбнулся приятным воспоминаниям, прокручивая в голове те беззаботные дни, когда он часами сидел на качелях во дворе, глядя на яркое небо, зная, что вся жизнь впереди. Он отчётливо помнит запах цветущей сирени, что окутывал всю улицу с наступлением весны. Ким чувствовал, как влага собирается в его глазах, когда он вспоминал нежные улыбки своих сестры и матери, когда он притаскивал им веточки сирены, что он срывал невзирая на протесты прохожих. Он так давно не навещал свою семью. Навестит ли он их ещё когда-то? Сынмин бы всё отдал чтобы увидеть их снова.
— Сынмин, — мягко позвал его Чонин, кладя свою руку ему на плечо. С удивлением, Сынмин осознал что ушёл в свои мысли, не заметив как Ян спрыгнул со стойки и подошёл к нему вплотную. Глаза младшего слезились и были наполнены небывалой нежностью, но так-же и печалью. — Ты увидишь свою семью снова. Обещаю, я не позволю тебе провести здесь столько-же времени, сколько провёл я. У меня есть идея, как вытащить нас отсюда.
— Ты знаешь как разорвать петлю? — надрывающимся голосом спросил Сынмин, вскакивая со стула. Он мог было улыбнуться счастью, вызванного этой новостью, но слеза, скатившаяся по щеке Чонина, не дала ему этого сделать. — Чонин, почему ты плачешь?
Вместо ответа Ян лишь всхлипнул, отводя взгляд и пытаясь улыбнуться. Глаза юноши не переставали слезиться, не давая Сынмину покоя. Разве Чонин не должен быть счастлив, если они могут выбраться из петли? Он ведь был здесь больше полугода, Ким и представить себе не мог всю ту боль, с которой Чонин наверняка справлялся здесь, совсем один.
— Я просто счастлив что ты здесь, — в перерывах между всхлипами, дрожащим голосом выговорил Чонин. — Я так долго был один, хён…
— Всё хорошо, Чонин, — мягко уверил его Сынмин, заключая младшего в свои объятия, позволяя ему уткнуться в грудь Киму и дать волю чувствам. Он взглянул на настенные часы, висящие за спиной Чонина. Пол десятого утра. Они с Чонином знакомы лишь час, но сейчас, держа плачущего юношу в своих объятиях, Сынмин не хотел его отпускать даже под дулом пистолета. — Ты больше не один.
________
Неделя — таков был срок Чонина прежде чем воплотить в жизнь идею, как всё-таки им выбраться из петли. Саму идею он, впрочем, не оглашал, но зато спустя несколько дней Сынмин понимал как всё устроено в рамках этого дня куда лучше, в чём Ян ему несказанно сильно помог. Он узнал больше о безопасных местах, они же безопасные зоны, о резонансах и о том, что несмотря на то, что это один и тот-же день (25 марта, если верить газетам), в безопасных зонах можно оставить след, который не изменится после перезапуска дня.
Но сложнее всего были утра, ведь просыпался он всегда один, и рядом не было Чонина, что мог его защитить. Именно поэтому весь первый день был посвящён тому, что Чонин учил Сынмина выживать и прятаться. План был прост — Сынмин, проснувшись в своей «точке начала», как их называет Чонин, должен следовать маршруту на север, прямо к резонансу номер пятьдесят один, коим являлась злосчастная вывеска, чуть не убившая Кима тем утром. Далее есть два варианта — если Сынмин оказывается в непосредственной близости резонанса до тридцать первой минуты восьмого часа, он должен следовать на восток, в безопасную зону номер двадцать девять, а если-же после, то он должен направляться в безопасную зону номер двадцать шесть, в магазин, куда Чонин отвёл его в их первую встречу. Запомнить было трудно, но к счастью, Ян отдал Сынмину свою карту, заявив что ему она гораздо нужнее.
Сынмин был немного удивлён тому, насколько решительно Чонин пытался сохранить ему жизнь, несмотря на то, что первая смерть не является безвозвратной. Ответ он получил на четвёртый день, когда Чонин привёл их в безопасную зону тринадцать, она же являлась парком Намсан. Это самая отдалённая безопасная зона из всех, но парк так-же являлся одним из четырёх мест во всём Сеуле, где не было резонансов в период с шести до девяти вечера, и само место было достаточно красиво, чтобы посетить его и отвлечься от беготни по городу в надежде на безопасность.
Там, в парке, сидя на скамейке под цветущей вишней, Сынмин спросил у Чонина, почему-же он так его оберегает. Вопросы быстро стали их рутиной, в конце концов они всю неделю провели вместе с утра до ночи, и по истечению лишь пятого дня Ким был более чем уверен, что Чонин знает его так, как никто, что было взаимно.
Ответ, который Сынмин услышал, был не тем, что было приятно слушать, но играл важную роль в жизни Яна, а всё, что важно для Чонина, быстро стало важным и ему.
— Первая смерть самая худшая, даже если ты умираешь сразу. В первый раз ты не до конца понимаешь, что происходит, но ты чувствуешь этот всплеск боли, пусть даже молниеносный, а потом ты опять просыпаешься, будто ничего не было. Тело больше не повреждено, но душа всё ещё болит, — говорил Чонин, не глядя на Сынмина. Их руки были сцеплены между ними — жест, который они выработали как привычку. Им обоим это нравилось, даже если они этого не обсуждали. — Я не позволю тебе умереть раньше времени, хён, ни за что. Особенно не так, как это сделал я.
— Спасибо, — прошептал Сынмин, глядя на друга как на восьмое чудо света. Ему хотелось сказать, что он готов умереть за Чонина, но разбрасываться такими заявлениями на третий день знакомства могло быть перебором, как-бы сильно они не сблизились. Однако громкость этого факта не делала его ложью. — Ты не возражаешь, если я спрошу как это было? Ты не обязан отвечать если не хочешь, прости если я тебя задел…
— Всё нормально, не волнуйся! Конечно, тебе интересно. Я впервые умер от резонанса номер 4, и честно говоря, я не знаю, есть ли вариант хуже. Резонанс заключается в пожаре. По глупости я провёл в одном из ларьков слишком много времени, а когда начался пожар, дверь заклинило и я оказался заперт там. Тогда мой наставник был ещё жив, и я мог видеть его за дверью, пытающегося выломать дверь пока я умирал от агонии того, что моя кожа слезала, мышцы горели, а внутренности начали вариться в бурлящей крови. Тогда мы узнали что против резонанса нельзя пойти, их нельзя отменить или изменить. Пожар невозможно было потушить, а дверь открылась только по окончанию времени действия резонанса. Так работает со всеми резонансами. Ты или убегаешь, или умираешь. Бороться бесполезно.
Тогда, услышав эти слова, заставившие сердце Сынмина расколоться на миллионы маленьких осколков, Ким Сынмин решил для себя одну вещь — он во что бы то не стало защитит Чонина от любых невзгод. Не только здесь в петле, нет. Когда они вернутся в реальный мир, они вновь найдут друг друга, как бы сложно это не было. Он терял людей в своей жизни, но Чонина Сынмин клянётся не отпускать никогда. Особенно, учитывая как близки они к свободе.
Неделя наконец истекла, и пришло время Чонину раскрыть свой план. На часах ровно восемь утра, и они с Чонином сидят в магазине, как и в самый первый день — Ким на стуле, Ян на стойке кассира.
— План таков, — наконец приступил к делу Чонин, делая глубокий вдох. — Я не уверен, сработает ли он, но других идей нет, ровно как и не будет других попыток. В свои первые дни здесь, после своей первой смерти, я спросил у наставника, что станет с петлёй, если в ней никого не будет? Он не знал ответа на этот вопрос, но отсюда родилась другой вопрос: что, если пленники умрут одновременно? Когда в петле лишь один пленник, после его смерти день перезапускается, но когда их двое — после смерти одного из них день продолжается для живого, но резонансы не работают правильно. Когда мой наставник умер девяносто восьмой раз, резонансы исчезли вовсе, и я готов поклясться что небо исказилось. Это происходит каждый раз после смерти, но мы не можем этого видеть так-как сами находимся в процессе перезапуска.
— Чонин-а, я очень увлечён твоим рассказом, но я не до конца понимаю как это поможет нам выбраться…
— Согласно моей теории — каждая смерть сотрясает петлю, именно поэтому она перезапускается. Что нужно сделать с сотрясающимся предметом, чтобы сломать его?
— Сотрясти ещё больше, — завороженно выдохнул Сынмин, глядя на Чонина с широко раскрытыми глазами. Наконец он начал понимать!
— Да! В рамках петли, смерть — тоже своего рода резонанс, но недостаточно сильный, чтобы разрушить её в одиночку. Именно поэтому, я думаю что если мы умрём вместе, петля разрушится. Но для этого…
— Но для этого мне придётся умереть, — уверенно закончил Сынмин. Он мягко улыбнулся, несмотря на укол страха внутри. — Я справлюсь с этим. Это стоит того чтобы выбраться. Я знаю что ты берёг меня всю неделю, но я готов.
Сынмин обхватил руки Чонина своими, вынуждая младшего ответить ему такой-же улыбкой. Прошла неделя, но в глазах Кима Ян не стал менее милым, теперь Сынмин восхищался им ещё больше чем при первой встрече. Возможно, события развивались слишком быстро, и невозможно осознать свои чувства за неделю, но у Сынмина не было более подходящих слов чем любовь, чтобы описать то, что чувствует глядя на Чонина.
— Самый подходящий резонанс это номер восемьдесят один, — тихо сказал Чонин, поглаживая ладони Сынмина круговыми движениями. — Это грузовик, в шесть двадцать вечера. Я умирал от него однажды, это совсем не больно. Ты умрёшь быстрее, чем сможешь почувствовать боль. Ты точно в порядке?
— Да, — ни секунды не сомневался Сынмин, кивая. — пока ты со мной я буду в порядке. До нужного резонанса далеко?
— Будем там в шесть, учитывая остановки. Готов?
— Готов.
________
Место резонанса номер восемьдесят один было куда более живописным, чем Сынмин представлял. То был выезд на трассу, окружённую большими, цветущими деревьями. Оглядываясь, Ким с уверенностью мог сказать, что это вполне даже хорошее место для смерти, особенно учитывая все те возможности для гибели, с которыми он столкнулся за прошедшие семь дней.
— Грузовик проедет прямо здесь, — Чонин подвёл его к краю дороги, вставая напротив. В его глазах горел огонь печали, и Сынмин мог чувствовать как хватка его рук сжимается на руках Сынмина. В голове кольнуло стойкое предупреждение что что-то не так. Все собственные страхи по поводу смерти исчезли словно их и не было, одно только присутствие Чонина красило ситуацию, успокаивая его. — Через четыре минуты.
— Чонин, всё в порядке? — обеспокоенно спросил Ким, кладя правую руку на щёку Яна, сразу мысленно коря себя за этот жест — ему следует быть сдержанней. Однако, беспокойство по поводу этой нежности улетучилось как только младший прильнул на встречу прикосновению.
— Мне нужно сказать тебе кое-что, хён. Я просил тебя, просил не привязываться ко мне… Знал, что это плохо кончится, в нашей ситуации, дружба должна быть последним делом, но сам я привязался к тебе ещё сильнее. Какой-же я никчёмный, даже банальных вещей я не смог… Но это неважно. Хочешь знать, почему я попросил тебя подождать неделю? — Сынмин неуверенно кивнул, призывая второго продолжать. — Помнишь, в нашу первую встречу ты спросил у меня сколько раз я умирал?
— И ты не ответил, — сердце Кима забилось быстрее, волнение внутри возросло. Он знал куда идёт этот разговор и не хотел слышать то, что намеревается сказать Чонин.
— Потому-что я умер девяносто девять раз, — мир вокруг остановился. В ушах зазвенело как в то утро, когда он здесь оказался. Сердце колотилось с бешеной силой когда в Сынмине проснулось желание выть от отчаяния, крича на безумной ноте. Смотреть в глаза Чонина сейчас было невыносимо. Невыносимо было видеть в них извинение. — И если даже мы разрушим петлю, это будет моя сотая смерть, и я могу не проснуться в реальном мире… Поэтому я хотел побыть с тобой хотя-бы неделю, если нам не суждена целая жизнь.
— Нет, нет, — запротестовал Сынмин, дёргая Чонина за руку, стараясь оттащить с дороги. — Тогда мы не будем этого делать! Я не буду рисковать тобой ради себя, Чонин, даже не думай.
— Хён, — голос, которым Ян позвал его, был по праву самым мягким и нежным звуком, что ему когда-либо доводилось слышать. Как-же скорбен тот факт, что при таких обстоятельствах. Но Ким не сдавался, он настойчиво пытался сдвинуть Чонина с дороги, но тот не двинулся ни на дюйм. — Хён. Сынмин, хватит! — это наконец заставило его прекратить свои жалкие попытки, и застыть, вновь глядя в кристальные глаза Чонина — именно те, что так зацепили его всего семь дней назад. И во взгляде младшего не было ни капли страха, что так владел Сынмином. — Это мой выбор, и я от него не отступлюсь. Мы разрушим петлю. Мне неважно выживу ли я, пока тебе не придётся повторять мою участь.
— Чонин, пожалуйста, не надо, — молил он, обхватывая лицо Яна своими руками, в то время как тот сцепил свои за шеей Сынмина. Вдалеке уже послышался шум трения шин о дорогу.
— Я не жалею о времени проведённом с тобой, ни о единой секунде, я жалею лишь о том что времени было так мало. Возможно, я не хотел привязываться, но я ни разу об этом не жалел. Если бы я мог провести с тобой всю жизнь, я бы сделал это не раздумывая.
— Мы можем сделать это!
— Не такой ценой, — Чонин покачал головой с мягкой улыбкой. Шум был всё ближе. С каждой секундой Сынмину было всё сложнее дышать. — Найди меня, если я выживу, хорошо?
— Чонин, я тебя люблю, — на издыхании выпалил Сынмин. Страха и неуверенности больше не было. Был лишь он сам, Чонин, и шанс, который мог быть последним. — Я люблю тебя сильнее, чем ты можешь представить. Ты сказал, что мы не сможем быть друзьями и я согласен. Я не хочу быть твоим другом, не хочу быть товарищем.
Я люблю тебя, Лисёнок! Клянусь, я найду тебя. Мы снова будем вместе.
Вместо ответа Чонин прижался к Сынмину вплотную, опаляя его губы горячим дыханием, прежде чем трепетно прильнуть к ним. Сынмин думал об этом моменте уже не первый день, представляя, какими на вкус окажутся манящие и желанные губы Чонина, и они оказались прекраснее любого ожидания.
Шум стал настолько громким, что с грохотом бил в уши. Ни Чонина, ни Сынмина это не волновало. Пока они есть друг у друга, это не имело значения.
Ким Сынмин старался запомнить каждый миллиметр алых губ Ян Чонина прежде чем всё стало чёрным. Звон в ушах, резкий прилив жара, а потом всё стихло. Сожалений больше не было.
***
Прошло мгновение, прежде чем Сынмин вновь отворил глаза, принимая сидячее положение. Перед глазами чёрная пелена, в ушах прежний звон, как и уже привычный ком в горле.
Неужели не получилось?
Сынмин со всех сил зажмурил глаза, прежде чем резко открыть их. Из горла вызвался нечленораздельный звук, представляющий из себя смесь крика радости и вздоха облегчения. Он был в больничной палате, не в той чёртовой комнате. Сынмин наконец вернулся в реальный мир, вернулся домой. Они сделали это.
Чонин! — вот следующая мысль, посетившая его разум. Ему нужно знать что с Чонином.
Вскочив с кровати, и сбрасывая с себя ненужные провода он, невзирая ни на холодный пол под босыми ногами, ни на то, что медсёстры, вероятно, убьют его, он побрёл по коридором больницы, спеша поскорее оказаться на стойке регистрации. Тело у него совершенно не болело, и он мог бы задуматься, что вообще с ним было, но это проблема его будущего. Сейчас Чонин гораздо важнее.
— Извините! — воскликнул он, наконец достигнув стойки регистрации. Молодая девушка, работающая дежурной, посмотрела на него с удивлением — явно из-за того, что больной расхаживает по больнице без сопровождения. — Извините, вы не могли бы мне помочь?
— Да, конечно, в чём дело?
— В этой больнице лежит парень по имени Ян Чонин? — девушка посмотрела на него ещё более косым взглядом, и тут было открыла рот чтобы отказать ему (на почве конфиденциальности, вероятно), как Сынмин перебил её. — Пожалуйста. Мне очень нужно знать. Умоляю!
Под отчаянными мольбами парня девушка сдалась, за что Ким был неописуемо благодарен, ожидая ответа.
— Да, Ян Чонин, девятнадцать лет, здесь уже семь месяцев, палата двести пятнадцать…
— Спасибо! — на ходу крикнул Сынмин, подрываясь с места, полубегом преодолев большую часть заполненного людьми зала, пытаясь найти свободную медсестру, что могла бы подсказать ему, где находится палата двести пятнадцать, но эта необходимость пропала, когда он столкнулся взглядом с парнем в нескольких метрах от него.
Ян Чонин. В больничном халате, с изнеможённым лицом и трясущимися ногами, но главное что живой. На его лице расцвела улыбка — самая яркая, что Сынмину довелось видеть за всё время их знакомства, когда он начал шагать на встречу. Сынмин не смог сдержать такой-же широкой улыбки и слёз, преодолевая расстояние между ними в несколько шагов.
Считанные секунды, и они снова оказались в объятиях друг друга, держа так сильно, что вырвать их из хваток друг друга не смог бы даже крупный мужчина. Они не хотели отпускать, не хотели расставаться с этим мгновением, первым мирным моментом что им предоставили возможность разделить. И теперь, когда у них есть всё время что им нужно, когда они могут жить в безопасности, не думая не о чём кроме своей любви, они ни за что друг друга не отпустят.
— Я же обещал, что найду тебя, — прошептал Сынмин в шею Чонина, вызывая у младшего влажный смех.
У них былая целая жизнь впереди. И они не собираются терять ни секунды.
