***
Драко собирался с духом всю неделю. Они с Гермионой общались уже год – весьма успешно – и ему все тяжелее становилось скрывать свои чувства. Она могла быть на расстоянии вытянутой руки, но казалась такой далекой, что сводило внутренности от желания прикоснуться. Но по какой-то причине она держала дистанцию. Вероятно, их можно было бы назвать хорошими друзьями, но девушка не переходила черту, которую сама для себя установила. Он видел, что ей интересно в его обществе, замечал долгие задумчивые взгляды. Чувствовал восхищение им не только как профессионалом, но и как человеком. И это было важнее всего. После войны и года во Франции ему было тяжело вернуться в местное общество. Никому не было интересно, каким он стал человеком – все решала метка на его предплечье. Таким, как он, никогда не прощали ошибок. А она смогла. После всего, что он делал. После долгих лет оскорблений и унижений, после того, как он занял другую сторону в этой войне и покушался на жизнь Дамблдора. У Гермионы Грейнджер было большое сердце, в котором каким-то чудом нашлось место и для него. Ведьма всегда приходила по четвергам после шести, лишь иногда отклоняясь от привычного графика. Драко никогда не признался бы, что ждал всю неделю, чтобы увидеть ее. Иногда они общались посредством писем, но их общение не выходило за стены этой лавки. И он хотел это изменить. Она вошла, как и всегда, с улыбкой на вишневых губах. Драко спросил, как прошел ее день и вынес заказ. Он видел, что она не торопится уходить – значит, вечер был свободен. Сейчас он должен был бы пригласить ее на чай, но план был другим. – Ты… не хочешь поужинать? – дыхание сперло, когда он выпалил вопрос, запнувшись. – О, хватит и чая, не утруждайся, – Гермиона махнула рукой. Черт возьми, она даже не поняла намека. – Я не имел в виду свою квартиру. Ты нравишься мне, Гермиона. Не только как друг, и я хотел бы пригласить тебя на ужин. Выдох. Драко замер, ожидая ее реакции. Она удивленно моргнула, будто пытаясь осмыслить сказанное им. А затем выражение ее лица стало испуганным. Глаза расширились, рот приоткрылся, и создалось ощущение, что ей не хватает воздуха. Он хотел приблизиться, протянул руку, но она отшатнулась. – Нет! – голос Гермионы звучал непривычно высоко. – Прости, Драко, но нет. Я бы… – Почему? – Ты не поймешь. Я… я не могу. Я хочу, но… Дело не в тебе, Драко. – Гермиона, я... Я не понимаю, – он чувствовал себя так уязвимо перед ней сейчас. И ровным счётом ничего не понимал. – В чем тогда дело? Что не так? Он был готов услышать любое объяснение, чтобы оно хотя бы было. Драко хотел знать причину, но она продолжала молчать, поджав губы. Сейчас она была такой же уязвимой, как и он. Малфой решил попытаться ещё раз. Последний. – Неужели все дело в моем прошлом? Все еще в нем? – Мерлин, его воротило от того, сколько в голосе было боли. – Мне казалось, что мы обсудили все, смогли переступить и... двигаться дальше? Ведь если бы тебя до сих пор это волновало, то ты не приходила бы, правда? – Ты здесь не при чем, Драко, правда. Ты... ты замечательный, – она всхлипнула, и его сердце болезненно сжалось. – Это все я. Я всегда все порчу. Они все уходят... Гермиона бессвязно бормотала, задыхаясь собственными всхлипами. Он впал в ступор, не зная, что делать и как ей помочь. Да и может ли он? А она продолжала: – Родители, Рон... И ты тоже уйдёшь, а я... я не хочу, чтобы ты уходил. А так будет лучше! – Почему я должен уйти, Гермиона? – он сделал шаг ближе, но, заметив, как она сжалась, замер. – Все ведь было хорошо, мы общаемся целый год, и я не собираюсь бросать тебя. Она лихорадочно замотала головой, не желая принимать его слова, не желая их слышать. Грейнджер сделала два шага к двери, все еще бормоча. Это было похоже на начало истерики. – Я всегда все порчу, – фраза была сказана одними губами, так тихо, что он едва услышал. А затем она резко развернулась и покинула лавку, через мгновение послышался хлопок аппарации. Она ушла. Не сдержавшись, Драко саданул кулаком по прилавку, не ощущая стрельнувшей боли. Рассеянно растрепав волосы, он подошел к двери и перевернул табличку, закрывая лавку. Он был в полном раздрае.***
Гермиона лежала в холодной постели в позе эмбриона. Слезы уже давно иссякли, высохли, оставив соленые дорожки на щеках. В комнате царила кромешная темнота. Она не знала, сколько прошло времени, пока длилась ее истерика. Такого не случалось уже давно, и это пугало. В голове эхом отдавались слова Драко, заставляя прокручивать травмирующие воспоминания вновь и вновь. Родители смотрят на нее глазами, полными ужаса, когда приходят в себя. Словно они боятся ее. Сердце пронзает болезненный импульс, но Гермиона старается держать себя в руках. Она рассказала им все. Про то, что происходило в Хогвартсе все годы учебы, про битву в Отделе Тайн на пятом курсе, про предназначение Гарри. И про войну. После того, как она насильно подвергла их Обливиэйту, честность – то единственное, что она должна им дать. Они молчат слишком долго, а потом произносят фразу, навсегда разбившую ей сердце: – Нам нужно очень многое обдумать, Гермиона, – голос мамы звучит слишком холодно. – Мы бы хотели попросить тебя оставить нас. После этого уже ничто не было как прежде. Она пыталась вновь сблизиться с ними, хотела вновь ощутить безусловную родительскую любовь, но все было бесполезно. Родители боялись любого проявления магии, вели себя слишком настороженно в присутствии родной дочери. Они боялись ее. И в этом была только ее вина. Гермиона разрушила свою семью собственными руками, думая, что принимает единственно верное решение. Ни у кого не спрашивая. Затем были отношения с Роном. Сначала все шло как нельзя лучше – они начали встречаться и проводили вместе все свободное время. Гермиона пошла учиться на целителя, а Рон ушел в Аврорат вместе с Гарри. Затем они съехались, парень переехал в домик, который она снимала. Грейнджер не представляла себе того, что они могли бы жить в Норе. Времени, проведенного наедине, стало больше, ведь теперь они жили вместе. Но через какое-то время начались взаимные претензии. Гермиона злилась от того, что ему совсем не интересно спрашивать о ее учебе, а затем и работе. Все темы, которые были ей интересны, тут же сворачивались, не успев начаться. Рона не волновала политика и последние научные открытия, книги тоже не входили в список его интересов. Но больше возмущался сам Рон – он хотел, чтобы она больше времени проводила с ним дома, мечтал о том, что она станет больше готовить сама, а не заказывать еду в кафе и магловских доставках. Ему не нравилось, что иногда ее смены в Мунго выпадали на ночь, хоть это и случалось крайне редко. Тогда Гермиона впервые задумалась о том, насколько разными они были. Их больше не объединяло спасение мира, не требовалось помогать Гарри. Исчезло то, что когда-то их так сплотило и объединяло потом долгие годы. А одним ясным весенним днем он заявил, что им лучше расстаться. Рон признался, что больше так не может, потому что совсем по-другому представлял себе их совместную жизнь. Обвинил в том, что она почти все свое время уделяет работе, а в свободные минуты читает или изучает что-то. Сказал, что в их доме нет уюта. Что им нужно остаться друзьями, ведь это получалось у них куда лучше. И Гермиона молча согласилась с ним. Она ведь действительно вкладывала свою душу в работу и помощь другим. А в свободное время увлекалась чтением, потому что им даже поговорить было не о чем – пара вопросов о том, как прошел день, вот и весь их разговор. В сексуальном плане тоже ничего не клеилось. Гермиона чувствовала себя виноватой, ведь даже не прикладывала усилий, чтобы сохранить отношения. Она могла бы отложить книги, переступить через себя и научиться готовить что-то более сложное, чем тосты, яичница или рагу. Она снова все разрушила, и потеряла еще одного близкого человека. После всего она не смогла снова сблизиться с Роном. Все было как с родителями. И в этом была только ее вина. А теперь еще и Драко. – Ты нравишься мне, Гермиона. Не только как друг, и я хотел бы пригласить тебя на ужин. Мерлин, за этот год он стал ей очень дорог. Она так хотела открыться ему, ведь Малфой тоже ей нравился, она смирилась с этим фактом, когда он признался ей. Но она боялась привязаться, боялась снова сблизиться, ведь слишком велик риск его потерять. Она снова сделает что-нибудь не так, снова оступится и все разрушит. Как всегда это делала.***
Она не появлялась уже две недели. Драко медленно сходил с ума, забываясь в работе. Он брал больше заказов, чем обычно, лишь бы оставалось меньше времени на размышления и переживания. По вечерам он обкладывался книгами, продолжая свои исследования, но все напоминало о ней – пустое кресло, где она всегда сидела, поднос, заполненный на одну персону, вместо двух, книга, которую они обсуждали в последний раз. Он хотел хотя бы знать, как она. Уже не единожды Малфой порывался найти Поттера и вытрясти из него душу, но узнать о ней хоть что-нибудь. Приходили мысли запереть лавку и дежурить у Мунго по четвергам, ведь он мог примерно предположить, во сколько она заканчивает работу. Драко был готов стоять там часами и даже ворваться внутрь, но понимал, что это будет неправильно. Ей нужно было время. И, по иронии судьбы, это – единственное, что он мог ей дать. Драко не был идиотом. Он прокрутил в мыслях все их разговоры, её поведение и сопоставил их с тем, что Гермиона сказала тогда. И выводы были неутешительными. Судя по всему, она винила себя в том, что сделала с родителями, в том, что они отдалились друг от друга. А еще Уизли. Малфой помнил, что Грейнджер говорила о том, что их расставание было общим решением, но подробностей избегала. Но по ее загнанному взгляду было понятно, что это не так. И ее последние слова были тому доказательством. Только теперь все сложилось в более или менее цельную картину. Он мог понять, почему она держала дистанцию все это время – подпускала довольно близко, но недостаточно. Она боялась сближаться с кем-то. Боялась привязаться, а потом снова остаться одна. Драко мог понять, но считал этот страх слишком надуманным. Гермиона водрузила на свои плечи все возможные грехи – и свои, и чужие – и тянула их в одиночку. Словно в наказание. Она ограничивала себя в новых знакомствах и была замкнутой. Теперь Малфой осознавал, что это он оказался очень упертым и пробился сквозь ее броню, искусно нашел брешь. Другие этим похвастаться не могли. Той самой брешью стало ее любопытство. Он заинтриговал ее своими знаниями и умениями, чтением, которое оказалось общим увлечением. И Гермионе захотелось узнать больше. Только вот опомнилась она слишком поздно – он забрался глубоко и не собирался останавливаться на достигнутом. Он влюбился. Она стала дорогим для него человеком. А за то, что дорого, нужно бороться до конца. Сейчас, сидя в лаборатории, он пытался вывести очередную рецептуру. Все эти дни все валилось из рук, но он упорно боролся с этим, раскладывая перед собой записи и пытаясь заставить мозг думать в нужном направлении. И стоило только ему сосредоточиться, как в мысли ворвался тихий звон. Драко раздраженно выдохнул, откладывая перо и вставая из-за стола, чтобы выйти и поприветствовать покупателя. Но тут же замер, стоило только увидеть гостя. Гермиона стояла на пороге и испуганно озиралась, будто была здесь впервые. Она вздрогнула, услышав, как с тихим скрипом за ним закрылась дверь. Нервно заправив кудрявую прядь за ухо, она робко улыбнулась. – Привет. Драко удивленно моргнул, все еще не веря своим глазам. Ее голос вывел его из оцепенения, и, тряхнув головой, он подошел ближе. – Привет. Воцарилась тишина. Это было так неловко, что Малфой невольно вспомнил их первые встречи. Все было примерно так же – они не знали, о чем говорить и как себя вообще вести. – Я хотела извиниться, – Гермиона несмело шагнула вперед. – За свою истерику, за то, что сорвалась на тебя. И за то, что исчезла и не выходила на связь, – она тяжело вздохнула, поднимая на него взгляд. – Я читала твои письма. Карие радужки, как и всегда, искрились янтарными искрами, которые он так любил. Они смотрели друг на друга, и ему казалось, что его затягивает, словно в черную дыру. Как кстати, что она сама начала эту тему. Драко знал, что его следующий поступок может обрубить все на корню. Может испугать ее, и она уйдет и никогда больше к нему не вернется. Но он должен это сделать. Он обязан хотя бы попробовать ей помочь. Возможно, Поттер уже пытался поступить так же, а может и нет. Но Драко попытается. Он просто не может позволить ей захлебнуться в этом чертовом океане из бесконечного чувства вины. – Тебе не нужно извиняться. Я все понимаю, – он на миг замолчал, собираясь с духом. – Но позволь мне кое-что сказать. Я пойму, если после этого ты уйдешь, но, пожалуйста, сначала выслушай. Малфой видел, как девушка тут же напряглась, всматриваясь в его лицо, пытаясь прочесть и найти хоть какой-то намек. Она осторожно кивнула. – Я знаю, чего ты боишься, Гермиона. Ты боишься подпустить меня ближе, боишься, что снова останешься одна. Но я не уйду. – Все так говорят, – прошептала она, не сдержавшись. – На тебя наложила отпечаток ситуация с родителями, потом расставание с Уизли. По моим наблюдениям, могу сказать, что ты пережила это тяжело, до сих пор переживаешь. Но это не твоя вина. По крайней мере, не только твоя. – Но откуда ты... – Я не глупый мальчик, Грейнджер, – Драко ухмыльнулся пытаясь хоть немного разрядить обстановку. – Мы много разговаривали, и ты всегда избегала темы родителей и Уизли. Не сложно сделать вывод, что тебе тяжело это обсуждать. Легко было сложить два плюс два – мои выводы и твои слова, сказанные в прошлый раз. И, повторюсь, это не твоя вина. Ты не должна брать ответственность за чужие ошибки на себя. Салазар, сердце в его груди колотилось так сильно, что, казалось, вот-вот пробьёт рёбра. На мгновение он замолчал, пытаясь не показывать лишних эмоций. Он делал это для нее. – Родителей ты защищала, как умела. Возможно, это было не самым лучшим выходом из ситуации, но спасло им жизнь. Полагаю, они боятся, и их страх понятен, но и тебя можно понять. Им стоило поставить себя на твое место, попытаться посмотреть на ситуацию с другой стороны. Родительская любовь безусловна, и, уверен, они бы тоже пошли на все, чтобы защитить тебя, – мысли Драко метнулись к матери, которая рискнула пойти против Волдеморта, не выдав Поттера. – Им не следовало скидывать всю вину на тебя, потому что это не так. – Драко... – ее голос дрожал. – Ты обещала выслушать, Гермиона, – он бросил на нее многозначительный взгляд, и ведьма замолчала. – А что до Уизли... С самого начала было ясно, что вы разные. Ты говорила, что расставание было вашим обоюдным решением, но что-то подсказывает мне, что это не так. Он ведь тебя бросил, да? – она кивнула, не смотря на него. – Ты увлечена работой, мы много разговаривали об этом, и это прекрасно. Ты амбициозна и трудолюбива, всегда тянешься к знаниям, и тебе просто жизненно необходимо обсуждать это с кем-то. Салазар, да твой потенциал был виден еще на первом курсе! И, уж прости, но Уизли вряд ли все это интересовало. Вашей ошибкой было то, что вы не обсудили свои ожидания от этих отношений. Ты не похожа на женщину, которая будет сидеть дома, растить детей и печь пироги, Гермиона. И это тоже не твоя вина. Ты такая, какая есть, и он должен был это понимать. Закончив свою речь, Драко тяжело выдохнул, прикрывая глаза. Мерлин, это высосало из него куда больше сил, чем он ожидал. Малфой видел, как Гермиона молча плачет, не поднимая на него глаз. Ее подбородок дрожал, и его сердце разрывалось от боли за нее. Он не хотел, чтобы она чувствовала себя так, но и не мог позволить такой яркой и уверенной девушке, как она, загубить себя. Драко осознавал, что влез непозволительно глубоко, прямо под кожу, и у этого могут быть последствия. Но ей нужен был толчок, кто-то должен был проговорить все так, как есть. И он взял на себя эту ответственность, зная, что потом может быть очень больно ему самому. Подойдя к ней со спины, он вытянул руку, кладя ладонь ей на плечо. Он слегка сжал пальцы, хотя ему очень хотелось обнять ее, утешить и пообещать, что все будет хорошо. Но он не мог. – Ты должна излечиться от этого, Гермиона. Я бы посоветовал тебе посетить целителя разума, чтобы разобрать все эти ситуации и твою роль в них. Ты самый сильный человек, которого я когда-либо знал, не дай вине поглотить себя, – он наблюдал, как очередная крупная слеза стекает по ее щеке. – Я делаю это не для себя, не для того, чтобы ты потом вернулась и приняла мои ухаживания. Это только ради тебя, чтобы ты смогла открыться этому миру по-настоящему, как раньше. Даже если в нем уже не будет места мне. Она дернулась, оборачиваясь к нему. Вытерев щеки, она шмыгнула носом и прочистила горло: – Наверное, мне и правда стоило все это услышать. – Я пойму, если ты уйдешь, – он всматривался в карие радужки, пытаясь запомнить, отложить на подкорке, ведь понимал, что может больше ее не увидеть. – Но, помни, это не твоя вина. Пользуясь ее замешательством, он подцепил ее подбородок, поднимая голову и касаясь губами горячего лба. Исполнив свой секундный порыв, он отстранился, отойдя на два шага. Гермиона замерла, смотря прямо на него, в упор. Черт возьми, возможно, сейчас он окончательно все испортил. Однако уголки ее губ дернулись в подобии улыбки, а затем она повернулась к двери. Прежде, чем Гермиона вышла за дверь, до него донеслось тихое, словно шелест листвы: – Спасибо.***
Гермиона взяла несколько выходных дней, потому что посещение лавки Драко окончательно выбило ее из колеи. Его слова крутились в сознании по кругу, не давая сосредоточиться на чем-то ином, а для целителя это было непозволительно. Она сидела дома, пытаясь разобраться в том, что чувствует. Конечно, в том, что он высказал ей, был смысл, она и сама все это понимала. Но ее жизнь была устоявшейся и привычной. Она была безопасной. Готова ли она была что-то менять? Было ли, ради чего? Стоили ли того чувства к Драко? Призрачная надежда на что-то большее? Ее добили его слова о том, что он примет ее уход. Он снова заботился о ней. Гермиона знала, что в том, как она ведет себя, как отгораживается от новых людей есть что-то нездоровое, но она раньше никогда не задумывалась о том, чтобы обратиться за помощью. Она привыкла быть сильной, всегда справлялась со всем своими силами. «Я не уйду». О, Мерлин, как ей хотелось в это поверить. Но все внутри холодело, стоило только подумать об этом. Она боялась ошибиться, боялась стать причиной очередного разлада. Внутри Гермионы шла такая борьба, что, казалось, она вот-вот взорвется. Она никогда не верила в прорицания, но сейчас ей хотелось получить хоть какой-нибудь знак, подсказку о том, как действовать дальше. Просидев в одиночестве трое суток, она приняла решение.***
Драко копался в кладовке, проводя инвентаризацию – он старался делать это хотя бы раз в неделю. Он всегда контролировал наличие ингредиентов, вел учет, строго следя за сроками годности. Как он и предполагал, Гермиона ушла после того разговора. Она снова не появлялась две недели, и Малфой решил просто смириться с этим. Он знал, на что шел, говоря ей все эти слова, знал, каковы могут быть последствия. Он вновь углубился в работу, решил чаще встречаться с Блейзом и Тео, которых довольно давно не видел. Ему необходимо было отвлечься. Но жизнь, вероятно, решила удивить его. Гермиона появилась в лавке, как и обычно – в четверг вечером, после работы. Она неловко потопталась на пороге, сжимая ремешок сумки, а затем подошла к прилавку. Завязался неловкий разговор, в ходе которого он узнал, что она не пришла на прошлой неделе из-за приема у целителя. Драко не смог сдержать улыбки, когда понял, что она последовала его совету. Все быстро вернулось на круги своя. Малфой вновь наслаждался ее близостью, больше не предпринимая попыток что-то изменить. Она сама даст понять, если захочет чего-то другого. Он был уверен, что поймет. Изменения в ней стали заметны не сразу, но Драко заметил. Первые несколько недель она держалась напряженно, но потом улыбки стали появляться все чаще, она вновь начала рассказывать о работе. Они вернулись к обсуждению книг и его исследований. Гермиона стала затрагивать в их разговорах более личные темы, что не укрылось от него. Она правда старалась. Он наблюдал за тем, как ей становится лучше, и в душе разливалось тепло. Малфой был счастлив, что причастен к этому, и делал все, чтобы поддержать девушку. Сегодня снова был четверг, и Гермиона должна была появиться через пару часов. Зазвенел колокольчик, и он выругался, потому что от важного занятия его отвлекают уже в третий раз. Просто так кто-то редко заходит, а заказов, кроме того, что ждал Грейнджер, больше не было. Драко вышел в магазин, вытирая руки от пыли и пыльцы. К его удивлению, у прилавка стояла Гермиона – улыбчивая и отдохнувшая. Длинные локоны струились по спине, глаза блестели, а щеки покрывал легкий румянец. – Ты сегодня рано, – он вопросительно вскинул брови. – Отпросилась. Она легко пожала плечами, заправляя кудряшки за ухо. Весь ее вид очаровывал его. – Есть повод? – Драко подошел ближе, опираясь бедрами о столешницу. Это было не похоже на нее. Гермиона никогда не пренебрегала работой. – Есть. На самом деле, у меня к тебе вопрос, – она закусила губу, и он не мог не проследить за этим движением. – Твое приглашение на ужин еще в силе? Его сердце пропустило удар.