Чему ты учил Сычжуя?

      В мире заклинателей стало на удивление тихо и спокойно. Такого умиротворения давно никто не испытывал и вообще не чаяли увидеть, особенно с тех пор, как по всему миру разлетелась весть о том, что Старейшина Илин возродился. Но и эта новость никак не тронула сердца людей, поскольку сразу после первой, пронеслась и вторая, полностью очистившая доброе имя Вэй Усяня.       Самым главным оплотом тишины и умиротворения считался орден Гусу Лань. Никто и ничто не способно принести смуту и хаос в это спокойное место. Ну почти никто.       Самым шумным и беспокойным жителем Облачных глубин разумеется был Вэй Ин. Одни скажут, что он вносит частичку веселья в унылую жизнь адептов, но другие, в частности учитель Лань Цижень, скажет, что он грубо нарушает, все мыслимые и немыслимые запреты, отвергает этику и мораль и прочие порицания из его лексикона.       С какой стороны ни посмотри, одно остаётся неоспоримым, спокойная жизнь в Гусу закончилась, как только там появился Вей Усянь. Однако и у него бывают неудачные дни. И один из них как раз наступил.       Когда солнце было уже у самого горизонта, все потихоньку стали расходится по своим комнатам. Вот и Вэй Ин поропился в цзинши к своему обожаемому мужу. Заклинатель был уверен, что его ненаглядный супруг уже позаботился и об ужине для них двоих, и о горячей ванне. И, конечно же, оказался прав. По приходу Вэй Ин первым делом подарил Лань Чжаню короткий, но нежный поцелуй, и они приступили к трапезе. Ничто не выходило за пределы их обычного распорядка вечера, пока неожиданно Лань Чжань не произнёс странную фразу:       — Так чему ты учил Сычжуя?       Вэй Усянь от неожиданности даже поперхнулся и стал судорожно откашливаться. Он сразу понял, о чем его спрашивают, но вновь решил прикинулся дурачком.       — Что? Понятия не имею о чем ты говоришь. Ха-ха.       Лань Чжань ничего не ответил, и даже по его лицу нельзя было прочитать, о чем он думает. Но Вэй Ин за время проведённое вместе стал немного понимать, что именно он скрывает за маской безразличия. Проживи они вместе несколько больше и Усянь точно бы знал, что сегодня его ожидает очень неспокойная ночка.       Приближалось самое любимое время супругов. Время, когда они могли отдаваться без остатка, и любить друг друга вновь и вновь. Да и в конце концов, каждый день — значит каждый день.       Вэй Ин лежал на спине, пока его тело осыпали поцелуями. Он млел он нежных ласк и горячих поцелуев. Лань Чжань приблизился к его лицу и прошептал ему в губы:       — Такому ты учил СыЧжуя?       Усяня будто окатили холодной водой или ударили чем-то тяжёлым по голове. Он на миг забыл, где находится и что происходит, а когда осознал, не понял, чего ему хочется больше, треснуть по голове себя, что не решил этот вопрос ранее, или Лань Чжань, что поднял эту тему в такой неудобный момент.       — Ты в самом деле хочешь это обсудить сейчас? — застонал он в отчаянии, вцепившись в собственные волосы.       — Только в постели ты честен.       Выражение лица второго нефрита при этом не поменялось, хотя мочки ушей стали более красными, а сам смысл этой фразы вогнал и Вэй Ина в краску.       — Может поговорим об этом потом? Я так соскучился по тебе за день. Утешь меня, — когда парень начинал кокетничать это значило, что он пытается съехать с темы, и его супруг уже давно об этом знал.       — Бесстыдник.       Но при этом он возобновил свои ласки, которые стали всё более откровенными. Они разжигали в Усяне огонь. Он уже предчувствовал как окунется в наслаждение и экстаз, пока не услышал:       — Значит учил как заклинать картинки Весеннего дворца, чтобы выглядели обычными.       И снова бывшего Старейшину Илин вернули с небес на бренную землю. При чем в самый наихудший момент, когда лицо Лань Чжаня находилось прямо у него между ног.       — И это я тут бесстыдник? Кто ведёт разговоры о воспитании во время занятий любовью.       Как его и просили Лань Чжань возобновил свои действия, совершая поступательные движения головой, при этом подготавливая мужа пальцами одной руки, в то время как вторая продолжала ласкать всё тело. Становилось всё труднее сдерживать стоны. И хотя в этом не было необходимости, Вэй Ин знал, что когда он так делает, это заставляет Лань Чжаня действовать с ещё большим напором, чтобы выбить из него необходимые звуки.       Закончив с подготовкой, Лань Чжань вернулся к его лицу, чтобы поцеловать прежде, чем соединиться со своим любимым, но когда их губы разъединились, он вновь сделал это:       — Чему ты ещё его учил?       Вэй Усянь был готов стонать от отчаяния, даже умолять:       — Лань Чжань, давай потом об этом поговорим, а сейчас возьми же меня наконец, — он уже сам хотел насладиться на орган мужа, но тот отстранился.       — Ответь.       — Ну зачем? Зачем тебе это знать?       Но ему не ответили, лишь немного Лань Чжань приблизился к нему и потерся своим достоинством. С выдержкой у него всего было лучше, чем у Вэй Ин, да даже лучше, чем у кого бы то ни было.       — Лань Чжань, гэгэ, умоляю, возьми меня. Я всё скажу, только возьми меня.       — Говори, — с этими словами он приставил своё орудие к его входу, но не вошёл.       — Да-да, я учил его заклинать картинки.       Первое признание, первое движение внутрь и Вэй Ин крупно вздрогнул и простонал, но дальнейших движений не последовало.       — Дальше. Говори.       — Ах… Лань Чжань, ну же…       — Говори.       — Я… я учил как отличить интересные книги от скучных, — разумеется они говорили не об обычных книгах, а пошлых.       Лань Чжань начал двигаться, но не в своём обычном темпе, а очень медленном, что ещё сильнее мучало Усяня.       — Дальше.       — Я. я покпзывал, как спрятать… такие книги, чтобы Вень Цин не нашла-а., — на последнем звуке он простонал особенно громко, так как Лань Чжань совершил очень резкий толчок. Должно быть приревновал к упомянутой ранее деве.       — Ещё что?       Толчки усилились и Вэй Ина прорвало. Он сознался во всех своих грехах, какие совершил во время воспитания А-Юаня, и даже в тех, что не успел, но планировал, если бы застал его взросление. Во время исповеди, Лань Чжань держал его у самого края, не давая перешагнуть за него, что ещё больше мучало и заставляло сознаться во всём, в чем он, по его мнению, виноват.       — Это всё… Ах… Прошу, Лань Чжань, дай мне… Ах. Я хочу…       — Давай.       Всего одно слово, пара движений и Вэй Ин забился в экстазе. Он не помнил, ни что говорил, ни в чем сознался. В его голове была одна пустота.       Когда же он пришёл в себя, то увидел, что над ним нависает его супруг.       — Вот значит, чему ты его учил. Хорошо, что он вырос достойным человеком в нашем ордене, — Лань Чжань бесспорно любил Вэй Ина, но в то же время не мог отрицать того, что если бы воспитанием Сычжуя занимался Усянь, то неизвестно, насколько бесстыжим мог стать их сын.       Усянь же вдруг осознал, что он только что рассказал и в какой момент это сделал. Ему же теперь стыдно будет в глаза посмотреть А-Юаню и любому, кто упомянет о воспитании юноши. Наверно, будет стыдно. Сейчас-то он точно сгорал со стыда, прикрывая ладонями лицо.       Мягкими движениями, Лань Чжань отвёл руки супруга в стороны и припал к его устам в медленном и тягучем поцелуе. Вэй Ин хотел для порядка ещё немного повозмущаться, но слишком долго его лишали желаемого, что теперь дорвавшись, он уже не мог остановится. Он хотел получить своё. Он не знал, что эта ночь будет полна ещё многих откровений.       А на утро они оба узнают, что ночью произошло некое событие, после которого в зале для собраний будет обсуждаться один очень важный вопрос. Ведь адепт ордена Гусу Лань, и не абы кто, а приёмный сын Ханьгуан-цзюня, Лань Сычжуй во всеуслышанье объявит, что желает совершенствоваться всю жизнь вместе с будущим главой ордена Лань Лин Цзинь, Цзинь Лином, и уже повязал ему свою лобную ленту. И наблюдая всеобщий хаос и негодование, в котором помимо упомянутых примет участие и орден Юнь Мэн Цзян и лице Цзян Чэна, тихо в сторонке Вэй Ин шепнет Лань Чжаню на ушко с усмешкой:       — А чему ты научил А-Юаня?