happier, prettier

      Когда-то Макс ходила по коридорам школы Хоукинса с остекленевшими глазами. Рассматривала своих одноклассников: облокотившихся на шкафчики, выходящих из классов, сидящих за партами. Кто-то был одержим свиданиями, кто-то — учебой, кто-то — драмой в кругу друзей. Макс такие заботы казались в то время мелочью, бессмысленностью. Апатия была ее броней, и это ее вполне устраивало.              Именно такие мысли приходили ей в голову, когда в наушниках звучали песни Кейт Буш, окутывая ее пространством за пределами реальности. Иное царство, думала она, когда Лукас называл ее призраком. Хотя ей и было неприятно представлять себя в таком неясном образе, где присутствие ощущалось чем-то эфемерным. Почти даже не ощущалось. И когда Лукас призывал ее найти себе занятие по душе, ей становилось нестерпимо больно.              — Что, черт возьми, это значит? — спросила она тогда, хотя прекрасно понимала, что он имеет в виду. Она отстранялась от мира, пытаясь защититься от его колючести, и ей не нравились попытки Лукаса уговорить ее вернуться в реальность.              Ее беспокоило, насколько хорошо Лукас умел читать ее. В его обществе Макс становилось не по себе, она даже начинала подозревать, что он видит ее насквозь. Он всегда был так близко, и Макс металась: ей хотелось то притянуть его к себе еще ближе, то оттолкнуть. Раньше никто не уделял ей такого внимания, и теперь, когда кто-то заботился о ней так сильно, это ее дезориентировало.              Но все постепенно меняется. Векна поглощен пылающим красным цветом, который пытался и не смог захватить ее, а Макс возвращается к Лукасу.              Она с легкостью вливается в отношения, но в то же время ее порой бросает в дрожь. Макс рискует вернуть Лукаса в свое сердце и снова становится уязвимой. И от этого так больно.              Ей больно, и это настолько иррационально, что кажется безумием. Она покорно присутствует на, кажется, тысячном баскетбольном матче Лукаса. Тот, кто ничего не знает о ее привязанности к нему, может предположить, что Макс — заядлая баскетбольная болельщица, ведь на каждой игре она неизменно находится в первом ряду. Но Макс волнует не баскетбол, даже отдаленно, а Лукас. Хотя она не может отрицать, что игры оказываются несколько более увлекательными, чем она ожидала: ей нравится наблюдать за Лукасом, который обыгрывает всех с самодовольным выражением лица, и она получает огромное удовольствие, болея за него и подшучивая над командой соперников.              Макс теперь ждет игр даже с нетерпением. Партия тоже приходит на каждый матч, но она всегда появляется первой. Хочет занять хорошие места и избежать оглушающей тишины трейлера, который делит с матерью. Она всегда надеется, что ей удастся выкроить несколько минуток наедине со своим парнем и поцеловать его на удачу перед началом игры, но такое случается редко.              Вот только сегодня Лукас сам находит свободную минутку перед началом матча. И он не посвящает это время ей, хотя знает, что она рядом. Когда Макс входит в зал, он машет ей рукой и посылает лучезарную улыбку. Совсем не ту веселую ухмылку, которой он сейчас одаривает чирлидершу, размахивающую помпонами перед его лицом.              Лукас стоит в сторонке и болтает с одной из девушек на площадке. Она так же безупречна, как и ее подруги-чирлидерши. Полная энергии, она подпрыгивает, заставляя зеленые складки юбки танцевать, а блестящие колечки ее хвостика колыхаться. Ее хихиканье — откровенно кокетливое, но не совсем неискреннее. От нее исходит тепло.              Она милая. Жестокое олицетворение всего того, кем Макс не является. Веселая, но не циничная, симпатичная, совсем не пацанка. По подростковым меркам они с Лукасом на одном уровне. Они хорошо смотрятся вместе с этими их жизнерадостными выражениями лиц и в одинаковой форме.              То, что бурлит внутри Макс, — темное и мрачное. Она не может назвать это чувство гневом или неуверенностью в себе. Это нечто более чудовищное, это мощная смесь того и другого. Все ужасные мысли о себе, которые она когда-либо высказывала, с уродливым ликованием вырываются наружу, подтверждая свою правоту. Она недостойна его, это же очевидно. Ей лучше держаться от него подальше.              Как ни карикатурно злодейски звучит шепчущий голос, как ни объективно нелепо то, что он предлагает, Макс не может его игнорировать. Она отводит взгляд от Лукаса и чирлидерши и проводит рукой по волосам, пытаясь отвлечь себя. Ей всегда нравилось думать, что она выше таких эмоций и уж точно не почувствует себя неуверенно, заметив, что ее парень общается с другой девушкой. Очевидно, нет.              Ревность и зависть — не те чувства, с которыми Макс когда-либо сталкивалась, по крайней мере, в романтических отношениях. Она знает, что такое завидовать людям со счастливой домашней жизнью или деньгами, но не знает, что такое обижаться на кого-то за то, что он или она красивее ее. Эта девушка больше подходит Лукасу. Ревность искажает разум до абсурда, и Макс начинает сомневаться в своем здравомыслии, нуждаясь в отдыхе от спортзала, флуоресцентным светом рисующего несоответствие между угрюмой девушкой-скейтером и Лукасом Синклером.              Она двигается быстро и бесшумно, стремясь скорее выбраться из спортзала, и она почти уверена, что ей удалось выскользнуть незамеченной, но едва она дотрагивается до ручки туалета для девочек, как слышит, что Лукас зовет ее по имени.              То, как неловко он бежит по коридору, совершенно не похоже на его грацию на баскетбольной площадке.              — Макс! Эй, Макс! Подожди! — кричит он. — Макс, куда ты идешь?              — В туалет? — отвечает Макс, вскидывая бровь. — Ты не против?              Когда он останавливается прямо перед ней, на его лице проскальзывает неуверенность. — Эм, да… Конечно…              Макс улыбается ему, язвительно и бесчувственно кривя рот. Она пытается проскользнуть за дверь, но Лукас тянется за ней, прежде чем она успевает скрыться. Его ладонь касается кожи ее запястья, и это неоправданно приятно, особенно когда она чувствует, как внутри нарастает гнев.              — Просто ты буквально вылетела из зала и теперь, кажется, злишься, — поясняет Лукас.              — У нас тут завелся Шерлок Холмс, — язвит Макс. Слова вырываются изо рта против ее воли — резкие и ядовитые, как всегда бывает от гнева. Наверняка, чирлидерша, с которой Лукас только что разговаривал, не стала бы так быстро прибегать к язвительной горечи. И одна лишь мысль об этом заставляет ее осечься.              — Макс, — вздыхает он, все еще терпеливый. Это больше, чем она заслуживает. Он больше, чем она заслуживает, и это только усиливает раздражение, которое она таит в себе.              — Я всегда злюсь, — резко замечает она.              — Это неправда!              — Правда, — настаивает Макс.              — Но не так, как сейчас!              — О чем ты? — спрашивает она, раздражаясь от его невразумительного ответа.              — Ты злишься, как будто ты… как будто тебе грустно, — беспомощно отвечает Лукас. — По-настоящему.              Макс не знает, что делать. Лукас все время так чертовски искренен, и Макс пугает, насколько свободно он себя чувствует, открываясь. Сколько всего он отдает ей, сколько ответственности возлагает на нее. И как много он требует от нее взамен.              Она отворачивается от него, задыхаясь, не зная, что сказать.              — Это глупо, — решает Макс спустя мгновение. — Мне просто нужно в туалет, вот и все. Я вернусь через две секунды. Тебе же нужно разогреться перед игрой, да?              — Это важнее, — заявляет Лукас. — Ты важнее.              — Лукас, — говорит она с подавленным, лишенным юмора смехом. — Не будь смешным.              — Я не смешон, я честен! — говорит он. — Да ладно. Я же сказал, ты можешь поговорить со мной. Я здесь, и я слушаю.              — Ну, я же не разговариваю, — отвечает Макс.              — Макс, — повторяет он. Так осторожно вытягивает ее из своей скорлупы. Она изо всех сил старается не смотреть на него, но когда поднимает взгляд и видит его, видит глубину его заботы, то чувствует, как ее гнев сходит на нет. Чувствует, что ее оборона ослабевает.              От этого она чувствует в равной степени и облегчение, и панику. Макс с нетерпением ждет того дня, когда мысль о том, что она может быть уязвимой с Лукасом, не будет так сильно беспокоить ее, но пока подобный исход кажется роскошью.              Она признает: Это действительно глупо.              — Я в этом сомневаюсь.              — Нет, серьезно, это так глупо, — категорично заявляет Макс. — Это не стоит того, чтобы об этом говорить. Мы должны вернуться. Наши друзья скоро будут здесь, они будут искать меня.              — Мы останемся, пока ты не скажешь мне, в чем дело, — заявляет Лукас. — Мы же уже говорили об этом. Именно так поступают пары: обсуждают проблему и находят решение вместе.              — Прекрати, — яростно протестует Макс. — Мы не какая-то глупая парочка, ясно?              Лукас замирает, и выражение его лица становится настолько озабоченным, что Макс чувствует, как ее грудь сжимается от сожаления.              — О чем ты говоришь? — настороженно спрашивает он.              — Мы не такие, как… — вздыхает она. — Другие пары. Мы не ревнуем друг друга только потому, что один из нас общается с представителем противоположного пола, не ссоримся из-за всякой ерунды, не вместе только потому, что находим друг друга… ну, знаешь, сексуальными или что-то в этом роде. Мы действительно заботимся друг о друге. Не пытается быть идеальными. У нас все по-настоящему. Верно?              — Верно, — сразу же соглашается Лукас, но в его выражении лица мелькает что-то задумчивое, что-то, что быстро — слишком быстро — переходит в понимание. К сожалению, он мгновенно улавливает истинную причину ее раздражения и спрашивает: Макс… ты ревновала меня? К Ванессе?              Макс пристально глядит на него.              — Нет, — твердо говорит она, складывая руки на груди.              — О Боже, — говорит Лукас, расплываясь в ухмылке. — Так и есть!              Охваченная гневом, Макс ударяет его по бицепсу. — Заткнись, Лукас! Это не смешно.              — Очень даже смешно, — отвечает он, ничуть не обеспокоенный тем, что она его ударила. Взросление пошло ему на пользу — она не может помыкать им так, как раньше. Он сильный, выносливый и красивый. Он больше не в ее лиге, если вообще когда-нибудь был. — Я встречаюсь с самой классной и красивой девушкой в Хоукинсе, а она ревнует, потому что я целых две минуты разговаривал с какой-то едва знакомой чирлидершей?!              Каким-то образом его похвала в ее адрес становится для Макс переломным моментом. На мгновение она недоверчиво смотрит на него, но потом ярость берет верх, и она отталкивается от него локтем и бежит по коридору. Она не успевает далеко уйти, как он снова оказывается перед ней и смотрит на нее с явным замешательством.              — Мне жаль, что я с ней разговаривал, — говорит он, не понимая, что именно ее так расстроило. — Я просто не хотел придавать этому большое значение, понимаешь? Я же не могу просто игнорировать ее. Я пытался сбежать, чтобы прийти и потусоваться с тобой, клянусь.              — Мне все равно, что ты общаешься с другими девушками, — говорит Макс. — Серьезно, мне все равно. Я просто… я не знаю. Ты теперь один из крутых ребят, понимаешь? А я… я не такая.              — Макс, — мягко говорит Лукас. — Разве не ты только что сказала, что мы не из тех пар, которые сходят с ума из-за поверхностных вещей? Для меня не имеет значения, что ты не популярна.              — Я знаю! — восклицает она. — Вот почему это глупо.              — И не такой уж я крутой, — продолжает Лукас. — То, что я теперь в команде, не значит, что я стал другим. Ты все равно постоянно называешь меня придурком.              — Потому что ты и есть придурок, — парирует Макс.              — Вот именно! Я придурок. Твой придурок. Тебе не о чем беспокоиться.              Она прищуривается, но он не теряет самообладание под ее пристальным взглядом. Остается открытым и честным, протягивая к ней руки. Он хочет, чтобы она протянула в ответ свои, она знает. И понимает, что тоже хочет этого.              С большим колебанием, чем она ожидала, Макс переплетает их руки. Его большой палец проводит по костяшкам ее пальцев, и что-то внутри нее успокаивается. Открывается.              — Да, ты придурок, но ты все еще чертовски идеальный, — бормочет она едва слышно. — Ты можешь встречаться с любой девушкой, которую захочешь, и часть меня ждет, что когда-нибудь ты выберешь кого-нибудь другого. Какую-нибудь красивую милашку, которую волнует баскетбол, и которая не будет постоянно грубить тебе. Кого-нибудь вроде Ванессы.              Признание вырывается в порыве. Оно более уязвимое, чем все, в чем она когда-либо признавалась, и она чувствует себя совершенно нелепо.Лукас не помогает, посмеиваясь над ней, но ему кажется абсурдной не она и ее признание, а ее восприятие ситуации.              — Это безумие! — громко восклицает Лукас, но в его тоне сквозит мягкость. — Я в отношениях с девушкой, с которой хочу быть, и я не собираюсь менять тебя на какую-то чирлидершу. Ты красивее их всех, и тебе даже не нужно стараться. И тебе не безразличен баскетбол, посмотри, где ты сейчас!              — Меня бы здесь не было, если бы не ты.              — И это для меня еще более значимо, — возражает он.              — Но я не… — Макс обрывает себя, имитируя взмахи помпонов, преувеличенную улыбку до ушей и кипучий энтузиазм болельщиц.              Лукас смеется над ее потугами. — Нет, ты не такая. Но я и не хочу, чтобы ты была такой.              Упрямый страх в Макс увядает. Она чувствует, как он теряет почву под ногами, чувствует, как распадается на молекулы. Она ощущает себя слабой, когда тихо спрашивает: Правда?              — Правда, — отвечает он, его голос снова становится мягким. — В мире куча милых девчонок, увлекающихся баскетболом и чирлидингом. Но ты — это только ты, и это гораздо лучше. Мне нравится, что ты такая умная, смешная и циничная. Если бы меня спросили, что бы я хотел в тебе поменять, я бы не изменил ничего.              Макс все еще чувствует слабость. Она не знает, как выразить все многообразие своих чувств к нему, не понимает, как человек должен реагировать на такую откровенную, честную любовь. Все, что она может сделать, — встать на цыпочки и обвить руками его шею, пытаясь соединить их рты в глубоком, звучном поцелуе.              Лукас издает приглушенный звук, прижимаясь к ее губам, но быстро оправляется и начинает с искренним энтузиазмом отвечать. Одна его рука погружается в рыжие волны, а другая крепко обхватывает ее талию, не давая сбежать.              Это реальность, говорит она себе, крепче прижимаясь к его щеке. Моя реальность.              Они едва успевают насладиться поцелуем, как их прерывает предсказуемая причина — Майк Уилер, который остается бичом существования Макс, хотя и является одним из ее самых любимых друзей на свете. Он появляется из-за угла под ручку с Эл и не может удержаться от восклицания: Да ладно!              Макс даже не отрывается от Лукаса, чтобы отмахнуться от него.              — Шшш, Майк, — встревает Дастин. — Макс обеспечивает «Тиграм» еще одну победу.              Раздраженная до предела, Макс все же отрывается от Лукаса, озадаченно смотрит на Дастина и требовательно восклицает: Что?!              — Ты настраиваешь его на большую игру! — говорит Дастин, ухмыляясь. — Ты берешь на себя ответственность за команду и оказываешь огромную услугу всему Хоукинсу.              — Не будь отвратительным, Дастин, — укоряет его Макс, но их насмешки не мешают ей шагать в ногу с остальными участниками партии в спортзал. Когда она поднимает глаза на Лукаса в надежде на сочувствие, ее поражает теплота его улыбки. Он сжимает ее руку, и этот жест полностью заглушает насмешки Майка и Дастина.              В дверях появляется тренер Лукаса и зовет его вернуться к команде. Лукас, похоже, никуда не торопится: он заходит в зал, рука Макс по-прежнему сцеплена с его, и на глазах у всех еще раз чмокает ее, после чего отправляет к другим игрокам.              В этом не должно быть ничего особенного. Не было бы, если бы они были похожи на Майка и Эл, или если бы Макс более открыто проявляла свои чувства. Но сейчас она ясно показывает свое смущенное счастье румяными щеками, такими ярко-красными, что, кажется, такими они останутся навсегда.              Обеспокоенная, Эл проводит тыльной стороной ладони по лицу Макс.              — Ты вся горишь, — замечает она. — Не заболела?              — Может, влюблена, — фыркает Майк.              — Клянусь, Майк, если ты хоть раз в жизни не заткнешься, черт возьми…              На самом деле, гнев, который он вызывает в Макс, очень помогает вернуть ее состояние к чему-то менее легкомысленному, восторженному и (хотя она не может себе в этом признаться) влюбленному, и к чему-то менее уязвимому. Даже ее румянец начинает исчезать, когда она выкрикивает слова поддержки Лукасу, помогая Уиллу водрузить над их головами самодельный плакат.              К тому моменту, когда она бросает попкорн в освистывающий талисман другой команды, она снова чувствует себя разумной, здравомыслящей личностью, уже не похожей на влюбленную идиотку. До тех пор, пока Лукас не забрасывает свой первый мяч с трехочковой линии. А затем он ни с того ни с сего оборачивается к Макс и шлет ей воздушный поцелуй. Все в толпе следят за линией его руки, протянутой в ее сторону, и теперь уже никто не сомневается, кто является возлюбленной Лукаса Синклера.              Макс потрясена сильнее, чем за всю свою жизнь.              — Я собираюсь бросить его снова, — сообщает она остальным участникам партии. Но закатывая глаза, она все же поднимает руку и жестом ловит поцелуй. Громкий радостный смех Лукаса заставляет ее снова нахмуриться.