О подсолнухах и бабочках.

Кажется, это было очередное обновление Виртуальной вселенной? Стелла, честно говоря, уже привыкла к тому, что Герта в любой, подходящий или не очень, момент могла просто дёрнуть её для очередного испытания. С непривычки, как Первопроходец, она испытывала смешанные ощущения относительно столь бесцеремонного поведения, но после как-то попривыкла. Виртуальная вселенная ей нравилась, и это имело решающее значение. Кому-то другому, быть может, понравилась бы и сама возможность встретить величайшие умы вселенной, которые вершили, без всяких сомнений, великие дела... Но, честно говоря, Стелла видела так много выдающихся личностей разного масштаба, что со временем это перестало хоть сколько-нибудь удивлять. Поэтому, вероятно, если бы ей не нравился проект, она и не стала бы соглашаться участвовать в его обновлениях и испытаниях снова и снова. Свой резон, без сомнений, был и у самой Герты, и у её коллег, которые также не покладая рук трудились над детищем, подобное которому вселенная ещё не видела. Стелла была забавным парадоксом в их глазах, который из-за собственной повышенной выносливости был идеально пригодным для испытаний. Все же не зря говорят, что у всех гениев воистину паршивый характер. Не без исключений, конечно... Но таких Стелла почти не встречала. Так вот. Стелле нравилась Виртуальная вселенная. Она отлично подходила для выбранного девушкой пути Освоения. Благодаря ей она видела и слышала то, к чему, вероятно, в иных обстоятельствах никогда не смогла бы прикоснуться. Многие янтарные эры и события прошлого были на расстоянии вытянутой руки, а иногда на неё кидали свой мимолётный взор сымитированные Эоны... Это было захватывающе. И, кажется, в этот раз она даже охотнее согласилась на исследование нового обновления нежели обычно. Точно. Это обновление было введено Скрюллумом. Пожалуй, тем самым единственным исключением из правила о несносных гениях. Стелле нравилась Виртуальная вселенная. И Скрюллум ей тоже нравился. Он казался ей гораздо более приземлённым, нежели Герта или, упаси Акивили, Жуань Мэй. В то же время он оставался гением — продолжал говорить об умных вещах, пока в голове Стеллы танцевали мусорные баки на ножках. Не то, чтобы она многое понимала из того, что он рассказывал. Но она ценила то, что если ей было интересно, он старался говорить на понятном ей, вовсе не гениальном языке. Так, чтобы она уловила смысл, а не витиеватые слова. Наверное, если сравнивать, то Стелла была действительно похожа на биту — такая же хлёсткая, прямолинейная и местами грубоватая. Герта, как и её молот, неотвратимая. Мэй изящная, как её пирожные с непонятными лепесточками и прочими странными добавками, а оттого местами ядовитая. А Скрюллум... Наверное, Скрюллум был похож на подсолнух. — Госпожа Стелла? Она резко обернулась. Стоя в поле тех самых золотых подсолнухов, она и забыла, что все ещё находится на испытании. Лёгкий ветерок, приятно ласкающий кожу, теплый солнечный свет, и море цветов вокруг неё. Никаких монстров. Никакого Фрагментума. Никакой опасности. Только она и безмятежное спокойствие цветочного поля, с чистым небом над головой. Осознав, что Скрюллум, наблюдающий за ней, как правило, без присутствия личного аватара, сейчас стоял прямо за ее спиной, и с интересом наблюдал, как быстро сменяются эмоции на ее лице, она почувствовала себя как-то... Глупо, что ли. Это сколько же она думала и не отзывалась, что за ней, можно сказать, пришли лично? — Извините, господин Скрюллум. Просто эта зона... — Совсем не похожа на те, что вы видели ранее? Стелла слегка удивлённо моргнула. А впрочем, что тут такого? Её лицо всегда выдавало мысли успешнее любой открытой книги. Гений, сосредоточенный на изучении органики, их эмоций, их происхождении, разумеется понял ее быстрее чем кто-либо ещё. Послышался смех. Слегка трескучий, но удивительно теплый. Это Скрюллум посмеивался, глядя на очередное выражение лица Стеллы. Его лицо не имело мимики, но глаза точно улыбались — девушка могла поклясться, что действительно видела это. — Юная госпожа, вы удивительны в своей живости. И очень наблюдательны. Скажите, вы уловили, чем именно эта зона отличается от других? — спрашивая это, Скрюллум подошёл к Стелле ближе, останавливаясь справа от нее, и глядя куда-то вдаль. Сначала Стелла слегка растерялась, но после ответила: — Эта зона... Безопасная. Даже не так. Безмятежная. В зонах с какими-то событиями тоже часто бывает довольно безопасно. Здесь... Иначе. — В беседах с вами, госпожа Стелла, наибольшее удовольствие доставляет мне то, насколько ваше восприятие отличается от чужого. Моего в том числе. — в этот момент Скрюллум слегка наклонил голову, и посмотрел на Стеллу. — У вас оно невероятно интуитивное. Вы часто полагаетесь на ощущения, и они ещё ни разу вас не подвели. — А вы бы хотели обратного? — Бровь Стеллы слегка выгнулась к верху, будто лично выискивая подвох в только что сказанном. — Нет, что вы. — робот слегка покачал головой из стороны в сторону, и сделал шаг вперёд, тем не менее продолжая говорить так, чтобы Стелла точно его услышала. — Наоборот, моё удовольствие глубоко связано с восхищением. И мне крайне любопытно изучать это. Он обернулся, и начал гладить нежные лепестки подсолнуха, не снимая перчаток. Солнце припекало. — Поверьте мне, госпожа Стелла, изучая ваше мышление, не только через Виртуальную вселенную, но и в обычных беседах с вами же... Я всегда учусь чему-то новому сам. Он говорил это все, не поднимая глаз, а Стелла рассматривала каждый элемент его профиля. Да, Скрюллум ей нравился. Нравилось то, что он видит в ней равную, без оглядки на ее умственные способности, Стелларон в груди или грубоватый характер. — Так вот, юная госпожа. Позвольте рассказать вам, для чего я ввел эту зону в Виртуальную вселенную. Как вы и сами знаете, последняя направлена на изучение Эонов, а также различных событий прошлого, которые мы в состоянии реконструировать. Благодаря вашей энергии Освоения, Герта смогла смоделировать восприятие вас для симуляции так, будто вы и есть Акивили. Но в основном сейчас Виртуальная вселенная направлена на то, чтобы ваше Освоение проходило исключительно силовым путём. — Стелла, услышав это, лишь легко хмыкнула и чуть ухмыльнулась. — И, честно говоря, не могу опровергнуть то, что это вполне вам подходит. Но даже так... Перестав гладить подсолнух, Скрюллум наконец посмотрел на Стеллу, и подошёл, вставая напротив нее, на расстоянии чуть ближе, чем протянутой руки. — ... Как представитель неорганической жизни, изучающий органику, я выдвинул предположение о влиянии вашего психологического состояния на результат Освоения. — он протянул руку, и легко коснулся волос Стеллы, после чего нежно заправил их за ухо, — И в данный момент мы хотели проверить то, как изменится ваше самочувствие в такой зоне. Я не был уверен, что сделал ее достаточно комфортной. Стелла, хотя и слышала его, честно говоря, не была уверена, что чувствовала комфорт. Во всяком случае в данный момент. Когда она просто стояла посреди моря цветов, ей, без сомнений, было очень хорошо. Сейчас же в ее груди сворачивался тугой узел горячих, как расплавленное золото, чувств, и грозился подступить к горлу, исторгаться в голову и вызывать головокружение. В какой-то момент Стелла подумала, что Стелларон вырвется из ее груди, и разрушит все вокруг, но этого не происходило. Она лишь чувствовала как быстро бьётся о ребра сердце, и надеялась, что ее лицо было не слишком красным. Скрюллум, несомненно, наблюдавший за всей этой пантомимой гаммы чувств, руку убрал. Перед золотыми глазами Стеллы же предстал колосок травы, который, очевидно, застрял у нее в волосах, когда она лежала в траве и наслаждалась неспешным полетом облаков незадолго ранее. Стелла подумала, что когда Скрюллум появился, она чувствовала себя совсем не глупо. Наверное, даже гениально, почти как Герта, в сравнении с тем, какой нелепой она видела свою нынешнюю реакцию. Это была просто вежливость, так присущая именно Скрюллуму, что как-то сами собой в голове такие жесты стали восприниматься очень... Лично. Ей, без сомнений, нравился Скрюллум. Нравился тем, что был неизменно приветлив, добр, и открыт. По крайней мере с ней. На колосок травы, который Скрюллум все ещё держал в руках, лёгким движением спорхнула бабочка. Робот перевел свой взгляд на неё, и замер, внимательно рассматривая насекомое. Если бы он был человеком, Стелла бы подумала, что он в этот момент перестал дышать. — Прекрасное создание. — наконец послышалось от него, сказанное вполголоса, и обращённое будто в никуда, — Знаете, госпожа Стелла... Он сделал паузу, вновь переводя взгляд уже на девушку. Удивительным образом, бабочка продолжила сидеть на колоске, лишь слегка взмахивая крылышками. Подул лёгкий ветерок. — ... Вы когда-нибудь слышали об эффекте бабочки? — Кажется, что-то такое было в базе данных. — Стелла слегка неуверенно покачала головой, думая, конечно, совершенно не об этом. — Но, господин Скрюллум, думаю, вы и сами понимаете что я не особо разбираюсь в подобных вещах. Лицо робота, конечно же, совершенно не изменилось, но Стелла не могла отделаться от чувства, что он улыбается. — Вы гораздо смышлёнее, юная госпожа, чем привыкли считать. А заполнять пробел в ваших эрудиционных знаниях доставляет мне искреннее удовольствие. — он все ещё стоял, не шевелясь, благо для неорганика это было сущей мелочью. — Я объясню. Эффект бабочки — это один из множества временных парадоксов, который заключается в том, что от незначительных изменений в начальной точке допустимы огромные изменения в долгосрочной перспективе. Как бабочка, махнувшая крыльями, вызывает ураган на другой части планеты. Отсюда и соответствующее название. — К чему вы вспомнили об этом, господин Скрюллум? Не то, чтобы Стелле было неинтересно его слушать. Наоборот. Но чувства, смешанные, непонятные и обескураживающие, зачастую становятся сильнее нас самих. Они ставят в неловкое положение и выводят нас из равновесия. Стелла никогда не умела скрывать их, как, например, Дань Хэн, а потому и не пыталась. Так что Скрюллум, без сомнений, видел этот тугой клубок который образовался в душе у девушки. Мог ли он его расшифровать, как ту самую строчку кода? Она не знала. — Помните, когда-то во время нашей первой встречи, госпожа Стелла, вы упомянули, что все-таки являетесь бабочкой? — именно в этот момент насекомое встрепенулось, замахало своими маленькими крылышками, и улетело куда-то ввысь, притягивая взгляды к себе. Даже когда ее уже не было видно, Скрюллум продолжил смотреть в небо. — Как я и говорил ранее, вы всегда виделись мне такой. Пусть вы, как и бабочка, малы в рамках невероятных массивов вселенной, куда бы вы ни пошли, вы провоцируете изменения даже малым своим действием. Дело ли в том, насколько вы вовлеченны, или может взор Эонов так меняет ваш путь... Суть остаётся неизменной. Вы, как и бабочка, важны. А также, если говорить честно... — только лишь на этих словах Скрюллум вновь опустил свой взор, и взглянул Стелле прямо в глаза. Она замерла, чувствуя себя завороженно. — Как и бабочка, вы невероятно прекрасны, госпожа Стелла. Бум. Сердце пропустило один удар. Все тело обдало какими-то иголочками, жар разлился в груди с новой силой, а желудок скрутило в тугой узел. Отстранённая мысль о том, что, возможно, именно Виртуальная вселенная так обостряет подобные физические ощущения, была кощунственно быстро выброшена в так любимый Стеллой мусорный бак. О, она без сомнений покраснела. Могла утверждать это с большей уверенностью, чем говорить о том, что Лань жаждет смерти Яоши. И совершенно не знала, что делать в такой ситуации. Ей, без сомнений, нравился Скрюллум... Нравился? Эта мысль заиграла новыми красками, как свет, попавший на призматическую пирамиду, обдает все вокруг радугой. Она, дитя Стелларона, никогда не думавшая о том, что нечто подобное будет иметь для нее какое-то значение. Чувства... Да, она определенно что-то чувствовала. Знала, как это интерпретировать в общем смысле, но для самой Стеллы это было нечто настолько новое, сладкое, глубокое и неожиданное, что ее разум, вероятно, просто закоротило. Как схемы в голове у Скрюллума. У него же есть в голове схемы? — Госпожа Стелла? Все мысли разом исчезли, оставив только внимательный взгляд, которым девушка разглядывала робота, а точнее его лицо. Она пыталась понять, какое у него сейчас выражение, что за настроение скрывается за ним... Чувствует ли он что-нибудь сейчас? Но удивительным образом, именно в этот момент она не могла ответить. Не могла понять. То ли он закрылся от нее, то ли Стелла сама за считанные секунды потеряла способность читать его настроение. Где-то в разуме, который склонился ко второму выводу, зашевелилась злость. Злость, жёсткая и стойкая. Как бита. Да... Она — бита. А он — цветок, который бита при неосторожности просто раздавит. Скрюллум слегка склонил голову, и наконец задумчиво произнес: — Не знаю, о чем вы подумали, госпожа, но я беспокоюсь о том, что вы истолковали мои слова иначе, чем я хотел донести. — Ч-что? — Стелла даже слегка запнулась от неожиданности, но попыталась ответить, активно жестикулируя. — Не-ет, что вы, господин Скрюллум. Я просто подумала о том, что ваши ассоциации, хоть и... Без сомнений приятные, имеют мало общего с реальностью. В тот раз я это сказала просто как вывод. Да, вывод из ваших слов. Я... — она почувствовала укол в груди, говоря это, — я слишком жёсткая и грубая для таких сравнений. Скрюллум слушал всё это в той же неизменной позе, а после окончания он... Вздохнул? Стелле послышалось? Далее, не говоря ни слова, он подошёл к Стелле чуть ближе, и, протягивая свою руку, спросил: — Позволите вашу руку, госпожа? Удивлённая, Стелла лишь моргнула, и пробормотав невнятное «угум», протянула ладонь. Скрюллум же осторожно прикоснулся к ней, и очень ласково поцеловал тыльную сторону руки. Если, конечно, это можно было назвать поцелуем, который был больше похож на обычное прикосновение. Табун мурашек, побежавших по телу Стеллы, был взбудоражен как никогда. — Когда вы говорили, ваш взгляд выглядел потухшим, госпожа Стелла. Я в корне не согласен с вашим утверждением о том, что вы слишком жёсткая. Слово «слишком» в целом не подходит для характеристики живых существ. Ваша твердость — одна из неизменных частей вашего очарования. И я не отказываюсь от своих слов. Вы воистину очаровательны, даже когда смущены. — Но... — Стелла снова испытывала гамму противоречивых ощущений, которые мешали ясно думать. Тревога же, порождённая разумом, требовала осторожности. Как итог, Стелла тяжело вздохнула, и прикрыла глаза, продолжая, — Господин Скрюллум. Пожалуйста... Не давайте кому-то вроде меня ложных надежд. Ваша вежливость и доброта — прекрасные качества, но меня они вводят в заблуждение. Мне жаль, что я даже подумала о таком, но... Стелла замерла, когда открыла глаза, и встретилась с его взглядом. Как будто снова начав понимать его эмоции, сейчас она почувствовала задумчивость, на грани которой была какая-то затаённая радость. — Как я и говорил, госпожа Стелла, вы невероятно очаровательны. — её сердце снова пропустило удар. — И, знаете... Я не говорил, но мне всегда нравились бабочки. С самого первого дня, когда я их только увидел. Стелла смотрела на него, и не верила в то, что слышит. Иносказательно, очень в его стиле... Но он ведь знал, что она поймет? Сердце стучало очень быстро, наполняясь каким-то щемящим счастьем, доселе совершенно незнакомым для нее. — Госпожа, можно ли пригласить вас на танец? — ее ладонь уже была в его, но он, как и всегда, спросил её разрешения. Увидев короткий кивок, Скрюллум поклонился, и осторожно пристроив другую ладонь на талии Стеллы, закружил её в вальсе. — Скажите, что вы чувствуете, госпожа Стелла? Мне очень интересно это узнать. — Разве вы и сами не догадываетесь? — Лёгкий ветер в волосах, припекающее сверху солнце, шелест травы и цветов; все играло свою музыку, сопровождая этот необычный дуэт лучше любого оркестра. — Я могу предположить, но это не сравнится с тем, чтобы услышать всё от вас лично. — Его голос, как всегда полный спокойствия, тихого удовольствия и вежливости, немного трещал, и было в этом что-то особенное. — Я... Да, я думаю, что счастлива. И волнуюсь. А ещё в животе летают те самые бабочки, о которых мы столько говорили. — Это всё было ужасно смущающе, но ей так хотелось быть с ним честной, просто лишний раз убедиться, что все происходящее ей не привидилось. — Это прекрасно, госпожа. Все ваши эмоции бесценны. И я очень рад, что смог стать частью процесса их возникновения. — Скрюллум продолжал делать ровные па, и вести Стеллу, кружа ее в пируэтах, не нуждаясь ни в прочих зрителях, ни в музыке, иной, нежели окружающая их природа. — И всё же... Что дальше? — Хм? О чём вы, госпожа? — О том, что изменилось. Что-то ведь изменилось? — не прерывая танца, Стелла сдула непослушную челку, и вкрадчиво посмотрела на Скрюллума. — Полагаю, если бы речь шла о чувствах, то вам было бы легче самой ответить на данный вопрос. Или же вы о статусе наших взаимоотношений в глазах окружающих? — не сбиваясь от беседы во время танца, и совершенно не нуждаясь в дыхании, он мог говорить все так же привычно; мягко, и размеренно. — Если дело в последнем, то, вероятно, изменения все же есть. Но сообщать ли о них во всеуслышание — уже наш с вами выбор. — Я не знаю. Для меня такое впервые. — Стелле было многое непонятно, начиная от собственных ощущений, и заканчивая тем, как следовало бы действовать. — Не уверена, что будет правильным. — Только то, что вы искренне для себя решите. Но я был бы благодарен, если бы моя точка зрения также была взята в расчет. — раздался слегка металлический смех, который, тем не менее, звучал более живо, чем любой прочий. — Все же для меня это тоже в новинку. Вы действительно особенная, госпожа. В этот момент танец был завершён, и, стоя друг от друга достаточно близко, Скрюллум вновь осторожно поцеловал ладонь Стеллы, продолжая смотреть ей в глаза. — По крайней мере для меня. Стелла резко втянула воздух, но густо краснея, в итоге обречённо выдохнула его. Отведя глаза, она зацепилась взглядом за цветы вокруг, и спросила: — И всё же, почему подсолнухи? — Хм? — Скрюллум также выпрямился, и посмотрел на поле вокруг. — Ах, вы об этом. Я просто подумал... Наверное, это было впервые, когда Стелла смотрела прямо на него, а он спрятал свой взгляд где-то под шляпой. Она была готова поклясться, что он бы покраснел, если бы мог. — ... Что подсолнухи привлекают бабочек.