в поисках тех лет, что пропали между нами

18 - one direction

Дружба с Джемином ассоциировалась у Ренджуна с комфортом. Всегда опекающий, защищающий и заботящийся обо всех своих друзьях, Джемин был воплощением ангела, спустившегося с небес на грешную землю. И чем Ренджун его только заслужил? Переезд из Китая не вызывал положительных эмоций. Только стресс, панику и ожидание долгой адаптации, которая должна была пройти к годам сорокам. Хоть бабушка и с радостью приняла своего внука, ему предстояло многое узнать и выучить. Новая школа, незнакомый язык, традиции, и любопытные школьники, норовящие залезть в твою жизнь, чтобы затем перемыть косточки и извергнуть столько слухов, что голова кругом пойдет. Что Китай, что Корея - дети везде были одинаковыми. Жестокими и безжалостными. Это происходит спустя полгода после его переезда, когда свои учебники он обнаруживает на полу. Порванные, грязные, купленные им на последние карманные деньги - юани пришлось обменять на воны по очень низкому курсу. Одноклассники, жаждущие его реакции, застыли, не сводя с него пристального взгляда. Любая неправильная реакция, и бойкот будет объявлен официально. Ренджун так и застыл перед партой, пока кто-то из одноклассников не встал и не подошел к нему. Опасливо наблюдая, Ренджун смотрел как парень садится на корточки и взяв испорченные вещи, выпрямился и обернулся. — Либо я докладываю об этом учителям, либо вы скидываетесь ему на новые учебники. Тут же поднялся гомон. Все были против, но Ренджун смотрел на осветленные волосы на затылке, прямую спину, ощущая, как горячая благодарность бурлит внутри. — Ну, скажешь ты учителям, а что дальше, Джемин? — спросила одна из девчонок, накручивая прядь темных волос на палец. — Тебя не было почти год, а вернувшись - уже диктуешь свои правила. Совсем стыд потерял? — Мое отсутствие не значит, что я потерял связь со своими друзьями или авторитет. Все ещё хочешь начать отношения с Марком? Думаю, стоит мне шепнуть ему кое-что о твоем сегодняшнем поведении. Девчонка почти задохнулась от возмущения. Остальные молчали. Ренджун тихо поднял остальные вещи и положил на парту. Почему-то он чувствовал смертельную усталость, хотя день только-только начался. — Ты играешь грязно, — наконец выдавила она из себя. Джемин рассмеялся. — А тебе ли об этом говорить? Либо отдавай деньги, либо дисциплинарное высказывание за мелкое хулиганство и буллинг. Уж поверь, я позабочусь обо всем и свое ты получишь по заслугам. И остальных это тоже касается. А затем, Джемин обернулся к нему и глаза Ренджуна расширились. На губах напротив была такая яркая улыбка, что он невольно отшатнулся, пиная стул за собой. — Спасибо, — неловко пробормотал он на ломаном корейском. Он плохо говорил, писал чуть лучше, но коряво, а понимал разговор куда лучше, чем было в первые дни приезда. — Не за что, Ренджун. Всё. Вот тут пауза. Стоп. И резкая перемотка на шесть лет вперед, когда они уже взрослые, на предпоследнем курсе университета, живущие на одном этаже в общежитии. Ренджун уже в свои шестнадцать понял и знал, что улыбка Джемина - опасна. Что его забота - насквозь пропитана ловушками. Что его доброта порой может быть так жестока по отношению к нему, до сих пор неуверенному в себе. Иногда она причиняла почти физическую боль. Джемин, вытянувшийся в росте, в плечах, сменивший стиль и прическу, был воплощением идеала. Безупречная репутация, яркая улыбка и такой нежный взгляд, что пробивало сердце Ренджуна сразу на вылет с первого раза. У Джемина были друзья, девушки, добрые поступки и обожание всего курса. А что было у самого Ренджуна? Худые плечи, тощие ноги и угловатая фигура. Коротко стриженные волосы были результатом неудачной попытки выйти в блонд. У него был талант к рисованию, чудесный голос и привилегии. Привилегия наблюдать за Джемином: за счастливым, грустным, злым, веселым. Другие люди в его жизни не задерживались, они приходили и уходили, оставляли следы в качестве счастливых воспоминаниях или шрамах. Ренджун до сих пор помнит, как сильно Джемин убивался по Джено, который сам того не хотел, но разбил ему сердце. И среди всей этой вереницы бесконечных лиц и отношений именно он, Хуан Ренджун, был константой. Это вызывало тревожный трепет. Конечно, он дорожил Джемином. Тот был его другом, опорой и защитником на протяжении нескольких лет. Он приходил к нему в дождь, когда Ренджун лежал с температурой; готовил ему хот-пот, когда Ренджун скучал по Китаю; провожал до дома в школьные годы; покупал любимый йогурт и кофе. У Ренджуна даже шанса не было не влюбится в него. Это же На Джемин. А как его не любить? О, это сладко-мазохистское чувство, тревожно беспокоящее его хрупкое сердце. — Почему ты никогда не принимаешь признания всерьез? — однажды спросил он Джемина, тактично умалчивая о тех людях, прошедшие сквозь его постель. Джемин поднимает на него слегка рассеянный взгляд. И тогда Ренджун, вздохнув, переформулирует вопрос. — Почему дальше секса у тебя ничего нет? Они сидели у Ренджуна в комнате, пока его сосед, Донхёк, готовил что-то на кухне, подпевая попсовой песне. Усевшись на кровати, Джемин листал новостную ленту, а Ренджун доделывал домашнее задание. — Потому что я не хочу? Это же логично. Ренджун хмыкает. Действительно, логично. — Ты уже в холостяках задерживаешься. Не хочешь остепенится? — С чего вдруг допрос? — Джемин приподнимается на локтях, разглядывая Ренджуна. — Мне всего лишь двадцать два, о какой семье может идти речь? — Я не о семье, а об отношениях, — отвечает Ренджун, игнорируя первый вопрос и жар на щеках. Солнце палило нещадно, напоминая о приближающимся лете и сессии. — Потому что не хочу. Вот привяжусь я к человеку, например, а он меня разлюбит. Или изменит. И что тогда? Что делать с этими чувствами внутри? — развалившись на кровати, Джемин смотрит в потолок. Ренджун по тоске в чужом голосе понимает, что Джемин до сих пор не забыл Джено. Ну ещё бы. Первая любовь все-таки. — Боишься привязаться? — Не то что бы боюсь, просто защищаю себя. Легкий флирт? Да. Одноразовый секс? Да. Но никакой эмоциональной привязанности. Спасибо, нет, мне хватило. — А я? — внезапно спрашивает Ренджун и замирает от вопроса и горечи в голосе. — А что ты? — в ответ спрашивает Джемин, крутя в руках телефон. — Я к тебе не привязан. Точнее привязан, но тут больше похоже на то, что ты зависим от меня. Но я не против, честно. Ба-бах. Да, Джемин порой бывает очень жесток. Удивительно чуткий до настроения и атмосферы, он иногда был слишком узколобым, когда дело касалось чувств. И не важно, его или же чужих. — Понятно, — отстраненным голосом отвечает Ренджун, закрывая тетради. Настроение мгновенно пропадает, а в груди с каждой секундой растет дыра от слов Джемина. — Значит, если я перестану цепляться за тебя, то ты ничего не почувствуешь? — Это невозможно, — коротко хохочет Джемин. Ренджун заставляет себя дышать ровно. — Мы связаны общими воспоминаниями, которыми ты дорожишь даже столько лет спустя. Бесчувственный идиот. — Хорошо, я понял, — Ренджун поднимается с пола и хватает пальто. — Ты куда? — спрашивает Джемин, наблюдая за тем, как Ренджун пинает тетради под стол и направляется к двери. — За закусками. Я голоден. Ренджун не слышит ответа, хлопая после себя дверью. Он проносится мимо кухни, не реагируя на вопросы от Донхёка. Обувшись, он вылетает из комнаты, летит на первый этаж и выходит из общежития. На автопилоте Ренджун проходит несколько кварталов, прежде чем судорожно вздыхает, позволяя горячим слезам наконец-то потечь по щекам. Весенний ветер приятно холодит кожу, пока внутри целый пожар чувств. Значит, Ренджун единственный, кто дорожил этой дружбой? Цеплялся за неё? А Джемину, получается, все равно? Он бродит по кампусу, сидит в кафешках с латте, успешно игнорируя звонки от Джемина и поток сообщений в мессенджерах. Внутри горько. Внутри пусто. Ничего. Когда он возвращается почти к самому закрытию общежития, Джемина нет. — Прождал тебя два часа и ушел на встречу с кем-то, — сообщает Донхёк. Взгляд у него жалостливый, знает же, какого влюбиться в лучшего друга. — Просил передать, что зайдет завтра вечером. Ренджун кивает, а на следующий день с самого утра пропадает в университете, зависая с одногруппниками. Возвращается снова к самому закрытию. — Приходил в семь часов, просидел до девяти и ушел, — отчитывается Донхёк. И взгляд-тот же, только уже с примесью сочувствия. А затем осторожно спрашивает: — Он натворил что-то? — Ничего такого, — ровно отвечает Ренджун, доставая из холодильника банку с газировкой. — Просто обесценил нашу дружбу. А вместе с ними и мои чувства. Донхёк вздыхает, а затем подходит к Ренджуну, повисая на его левом плече. — Могу включить дораму с Сон Джунки и достать мороженое. — Ты лучший. Они проводят вечер в обнимку на диване, поглощенные развивающейся любовью между военным и врачом. И если Донхёк замечает дорожки слез на его щеках, то ничего не говорит, и уже за это Ренджун ему благодарен. Джемин прекращает ходить к нему в комнату, сообщений становится меньше. Ренджун не удивлен и даже почти не разочарован. Его не ищут, не беспокоятся за него, не защищают от шутливых нападок. Не то чтобы это была их первая ссора, но здесь Ренджун даже не хочет говорить с ним. Ни два дня, ни полторы недели спустя. Одиночество заставляет дышать свободнее. Одиночество душит. Ренджун больше не цепляется за прошлое. Не ищет глазами яркую улыбку и розовую макушку. Он больше не хочет думать о тех чувствах - об их остатках, - которые испытывал к Джемину. Они больше не связаны - ни физически, не эмоционально, и Ренджун искренне надеется, что Джемину легче. Он же теперь свободен, хотя вслух об этой свободе не просил, но Ренджун знает достаточно хорошо, чтобы прочитать между строк с уверенностью в правильном переводе. Сам Ренджун счастливее не стал. Куда уж ему до этого счастья, когда в груди вместо чувств - пустошь, а вместо сердца - дыра? Джемин ловит его в потоке людей спустя полтора месяца после их последнего разговора. Просто цепляет за руку, а когда Ренджун, поняв кто держит его, пытается освободиться, стискивает пальцы вокруг чужого запястья сильнее. — Мне больно, — шипит Ренджун. Джемин тут же отпускает, отходя на шаг назад. Он ничуть не изменился, подмечает он, и это почему-то расстраивает. Слегка. — Чем обязан? — Я хотел бы поговорить с тобой, — Джемин мнётся, переступая с ноги на ногу. Студенты снуют вокруг них, не обращая внимания. — Мог бы написать. Или позвонить. — Ты бы не ответил. — Ну да, потому что я не хочу разговаривать с тобой. Логично же, — огрызается Ренджун. Он не хочет грубить и язвить, правда, но разговаривать с Джемином тоже не хочет. Шрамы в груди только-только затянулись тонкой пленкой. — Пожалуйста, Ренджун, — просит Джемин и Ренджун сдается без боя. Молча отворачивается, начиная идти к общежитию. Джемин понимает все без слов, следуя за ним, отставая на два шага. В комнате никого, у Донхёка занятия и Ренджун думает, что было бы куда лучше, если бы его сосед был дома. Так у него меньше шансов сорваться на плач. — И? — требовательно спрашивает он, когда они устраиваются у него в комнате. Он на стуле, Джемин, в капюшоне, садится на его кровать напротив, цепляя ладони в замок на коленях. — Мне жаль, что я был груб с тобой тогда, — начинает Джемин, жмурясь. — Я был слишком поглощен собой, слишком эгоистичен, чтобы заметить то, как сильно мои слова причинили тебе боль. Я хотел бы извиниться. За всё. — Можешь не утруждать себя. Мы друг к другу больше не привязаны же. Ни эмоционально, ни физически. На этих словах Джемин морщится, пока Ренджун давит злорадную улыбку. — Гарри Стайлс пел о том, что влюбился, когда ему было восемнадцать. Знаешь, была у меня похожая ситуация, — внезапно говорит Джемин и Ренджун замирает. При чем тут это? — Джено был... Другим. Не похожим ни на кого, добрым, заботливым. Я думал, что рядом с ним я в безопасности. Что мои чувства будут оберегать и ценить. Но в итоге все сложилось совсем иначе, и я так сильно обжегся об это, что не захотел повторения. Я не хотел привязываться к людям, ведь отпускать их потом гораздо больнее. — Да, но мы-то были связаны с тобой ещё до Джено, — с горечью говорит Ренджун. Гребанный эгоизм Джемина. — Именно. Я мог отказаться от дружбы с другими людьми, от отношений с ними. Но я не мог отказаться от тебя. И не могу до сих пор. — Ты сказал, что я единственный, кто цеплялся за воспоминания о прошлом. Ты сказал, что я зависим от тебя. — Я соврал, — отвечает Джемин и Ренджуну кажется, что он падает. Два слова. Ложь или правда? — Что? — севшим голосом спрашивает Ренджун. Джемин слезает с кровати, становясь перед ним на колени. — Я соврал, — повторяет он, цепляясь холодными руками за пальцы Ренджуна. Его глаза дикие, блестящие, словно он сейчас заплачет и Ренджуну становится тревожно. — Я не хотел отказываться от тебя. От дружбы с тобой. Мы слишком многое пережили. Но я так боялся, что если откроюсь тебе, то ты поступишь со мной так же, как и Джено. Что ты уйдешь. — Но я не он, — возражает Ренджун, чувствуя как сердце падает куда-то глубоко вниз от чужих слов. Ему кажется, что сейчас он сам расплачется. — Господи, Джемин, я не он. Я бы никогда с тобой так не поступил. Ты хоть представляешь, как сильно я любил тебя? Ценил дружбу с тобой? Я бы не ушел от тебя. — Знаю. Я знаю. И мне так жаль, Ренджун, что я причинил тебе такую боль своими словами. Прости, что сомневался. Прости, что не доверял. Прости пожалуйста. Ренджун сползает со стула, попадая в кольцо чужих крепких рук. Его трясет от нахлынувших чувств и он утыкается в воротник толстовки, губами чувствуя горечь собственных слез. Дрожащими руками он цепляется за Джемина, прижимаясь к нему. — Я буду работать над собой. Перестану быть эгоистом. Только, пожалуйста, не уходи, — шепчет Джемин и Ренджун горячо кивает. — Я откажусь ото всех, но от тебя я не могу. Это выше моих сил, потому что я люблю тебя. Вместо ответа Ренджун отстраняется, рукавом вытирая слезы, а затем прижимается к губам Джемина. Он горчит от слез, но Джемин подхватывает, направляя Ренджуна. А когда этого становится слишком, то Джемин отстраняется, спиной падая на пол и не выпуская Ренджуна из объятия. — Просто запомни: я никуда не уйду. Джемин кивает. Этого недостаточно, чтобы исцелить его, но вполне хватает на силы двигаться дальше. Дальше, но уже вместе с Ренджуном.