***
Скай сам не понял, как это вообще произошло. В очередной раз Прапай, каким-то не поддающимся законом физики образом, сумел просочиться к нему в квартиру. Несносный, совершенно неугомонный ветер не отставая дул ему в спину с самой улицы до дверей, еще и болтая без умолку. Скай не мог дождаться, когда наконец окажется внутри своего жилища в тишине и покое, где сможет выдохнуть и расслабиться. Но открыв дверь и войдя в комнату, Скай обнаружил Прапая уже внутри, проходящего к столу и ставящего на него пакет с едой. Скай задавался немым вопросом, как настолько занятой человек успевает работать, бесконечно ему писать, находить его, где бы он не был, и приезжать бесить к нему домой в придачу. Как-то в голове совсем не укладывалась эта схема. Скай никогда раньше не думал, что кто-то может идти на такие жертвы ради секса. Это ощущалось странно. Логичнее было бы найти кого другого и не париться, наверняка в кругах такого сексапильного мачо есть более опытные партнеры. Но Прапай прилип к нему хуже пиявки, заявлялся каждый день, порывался довозить до универа и обратно, приносил еду или оставлял пакет со съестным на ручке двери, если сам не мог передать. Как будто ему было действительно не все равно. Но скорее всего Прапаю просто нечем было заняться и доставать Ская стало для него чем-то вроде забавной игры. У богатых какие-то свои больные причуды. Пока Пай развлекался, вокруг Ская рушился выстроенный за пару лет мир. То, над чем он так долго и упорно работал обрастало трещинами, с каждым днем становившимися все длиннее и шире, образуя дыры. Это наводило на Ская настоящую панику. Ничего так сильно не наводило на него страх, как мысль о внезапном обрушении своих безопасных, комфортных стен. Нельзя допускать мысль, что для Прапая все это не очередная игра. Нужно сделать вдох, досчитать до десяти и выдохнуть. Пройдет еще несколько дней, может, неделя, и он от него отстанет. Самое главное — не давать себе к нему привыкать, не верить в его доброту, лесть и улыбки. Игнорировать наигранную заботу. Это временно. Это все временно. Почему-то от этой мысли стало не комфортно и Скай быстро себя одернул. Следовало уяснить: каким бы заботливым и участливым Прапай не пытался казаться, все это не по-настоящему, хотя Скай все же мог признать его выдающиеся актерские навыки, с которыми ему бы вместо финансовой деятельности в фильмах сниматься. Там очень ценятся люди, способные подменять свои настоящие чувства фальшивыми. А у Прапая получается настолько хорошо, что и отличить становится сложно. И это, с каких-то пор, стало проблемой. Если Скай скажет, что вся эта ситуация его не беспокоит, то определенно соврет. Не устаешь удивлять, Скай. Выглядишь таким неприступным, а ведешься на второсортную романтику. — А тебе разве не надо работать или типа того? — обреченно вздыхая, Скай все же подходит ближе к столу, наблюдая за тем, как Прапай раскладывает еду. — Я думал люди твоего возраста целыми днями на работе, а не занимают чужое жилое пространство. — Люди моего возраста? Небо, не записывай так жестоко меня в старики, — Прапай капризно дует губы, — да и как я не могу выкроить для тебя время, м? Я на работе самый главный и могу делать, что хочу. — Ага, я уже понял, самолюбования тебе не занимать, — присаживаясь на диван, Скай следит за чужими руками с длинными пальцами. Скай до сих пор помнит, как хорошо они ощущались крепкой хваткой на его бедрах, пока он сидел на нем сверху в ту ночь. Так, стоп. Какого черта он думает об этом? — Но это правда так. Конечно, потом наваливается куча работы, но мне все равно. Если выбирать между работой и тобой, я всегда выберу второе, — Прапай говорил это так бездумно и легко, будто для этого не требовалось особых усилий. Так, будто это правда. Будто имея перед собой выбор, он бы действительно выбрал его. Скай считает, что его совершенно точно не должно это волновать. Но становится по-настоящему страшно, когда после сказанных Прапаем слов, его сердце предательски пропускает один четкий гулкий удар. Пожалуйста, исчезни из моей жизни как можно быстрее. Исчезни, пока ты окончательно все не разрушил.***
Скай с самого утра чувствовал слабость и головокружение. В последнее время домашнего задания слишком много, ночи превратились в их отработки и это делало с организмом свое дело. Скай так устал. Но в универе за него никто не поучится, поэтому очередным ранним утром, после часа сна, Скаю пришлось наспех одеться, умыться и на ватных ногах плестись до метро. Чуть было не пропустил свою остановку, задремав прямо в вагоне. Глаза распахнулись сразу после объявления о прибытии на очередную станцию. И это его станция. Вскочив и выбежав из вагона, пока за спиной уже захлопывались двери, Ская снова пошатнуло. У него наверняка температура. Воздуха не хватало и становилось слишком душно даже в таком большом пространстве. Помутневшее сознание как-то само добралось до кабинета университета, где перед глазами все окончательно начало расплываться. Он уверял друзей в том, что все в порядке, но стоило сделать пару шагов, как вокруг наступила темнота. А дальше чужие руки на всем теле. Их много. Они везде. В волосах. На лице. На шее. На руках и бедрах. Они внутри. Их все больше, они истязают, рвут, царапают, делают больно. Так больно, что со рта срывается немой крик, который никто не слышит. — Нет, нет… Пожалуйста, нет! Не трогайте меня, не надо! Руки смеются над ним, обжигая ладонями кожу. Они называют его ничтожеством и мусором, куклой и грязью. Они все трогают. Трогают. Трогают. — Уйдите от меня! Пожалуйста, уйдите! Хватит! — собственный голос звучит так тихо и отчаянно, хотя он кричит изо всех сил. Он совершенно беспомощен против них. — Скай! Скай, проснись! Руки. И тут руки замирают все разом. Они шипят и скалятся, постепенно уползая в темноту. Все до единой. Так, будто тоже услышали чей-то голос из густой темноты. — Скай, я здесь. Это все сон, проснись! Скай в ужасе распахивает глаза, но все еще видит множество рук пятнами в глазах. Ему страшно. Ему так панически страшно. Чья-то теплая ладонь, совсем аккуратно гладит лицо, как будто боясь навредить. Она подобна ласковому весеннему ветру в позднюю весну, совсем не такая, как те руки. И Скай хватается за нее как за единственный источник тепла в холодной темноте. Скай ничего не понимает, но четко уверен, что рядом с этим теплом он в безопасности. — Это все сон, хорошо? У тебя жар… — к теплой руке присоединяется мягкий голос. В нем столько любви и живого волнения, что это практически ранит. Скай где-то глубоко внутри себя узнает в нем Прапая и почему-то совсем не удивляется их нахождению вместе. — Сейчас я поменяю полотенце. Все будет хорошо, Скай. Рука собирается исчезнуть, но Скай не дает ей это сделать, вцепляясь слабыми, но от страха ставшими сильнее, пальцами. Если Прапай заставит ее исчезнуть, руки вернутся. Они точно вернутся. — Не уходи. Пожалуйста, останься. И рука Прапая остается. Его голос шепчет: «Хорошо, я здесь, я рядом. Я никуда не уйду» и Скаю окончательно становится спокойно. Даже если Прапай играет, то делает он это сейчас очень хорошо. Что будет потом — неважно. Засыпая, но теперь уже не боясь полчища рук, Скай чувствует на своем виске еле осязаемое прикосновение мягких губ. В ноздри сильнее ударяется запах свежести, напоминающий морской бриз. Он не понимает почему, но аромат тела Прапая заставляет его быстро успокоиться. От Прапая веяло безопасностью. Скай и близко не ощущал такого в прошлых отношениях. — Я не знаю, что с тобой случилось, Скай, — голос тихо и взволнованно прошелестел около уха, — но я не дам случиться подобному с тобой снова. Разве человеку, одним лишь своим голосом гарантирующему безопасность, есть причины не верить?***
Все остальное время, пока Скай болел, Прапай постоянно находился рядом, не отходя ни на шаг. Давал нужные лекарства, кормил, обтирал ему тело смоченным полотенцем и дежурил рядом с его постелью днями, совершенно ничего не прося взамен. Долгое время у Ская совсем не было сил для сопротивления, а позже в этом больше не было смысла. Прапай слишком много сделал для него и Скай не мог его выгнать. Не теперь, когда он так крепко ночами держался за надежную теплую руку. Рядом с Прапаем, по какой-то причине, кошмары не снились, и Скай нашел для себя в этом отговорку. Все-таки был шанс выспаться и восстановиться быстрее. Какое-то время отговорка работала. Но когда Скай полностью выздоровел и встал на ноги, а Прапаю пришло время уходить, он почувствовал, как сильно ему хочется схватить того за руки и просить остаться. Именно в этот момент, с трудом остановив себя от абсолютно нелепого сопливого порыва, Скай осознал насколько он, кажется, влип. Актерская игра Прапая действовала на него, и теперь больше верилось в его искренность и личную заинтересованность, чем наоборот. Скаю все сложнее было убеждать себя в обратном. Совсем невозможно стало после появления Прапая в конце мероприятия по случаю посвящения первокурсников. Он как собака-ищейка пронюхал о его переутомлении (скорее всего организм Ская после болезни был еще не так силен) и просто дал ему поспать на своем плече, пока не начнется церемония завязывание веревочек на факультет. Совсем скоро Скаю предстояло пару часов как минимум сидеть и вязать на руки первокурсникам эти самые веревочки, и если бы не Прапай, то он бы очень навряд ли выдержал до этого момента, до последнего продолжая всем помогать и никому не показывая своей усталости. Его мучало много мыслей, роившихся в голове, ему было так неловко и страшно, он совсем не знал, что думать, но позволял все такой же теплой руке гладить собственные волосы. Утыкаясь виском в чужую ключицу и постепенно засыпая, Скай снова ощутил этот аромат успокаивающего морского бриза и все мысли, которые его тяготили, ушли на второй план. Благодаря Прапаю Скай не пропустил самый ответственный момент мероприятия. Выспавшийся и полный сил, преисполненный честью вязать на руки новых студентов веревочки, Скай ощущал себя по-настоящему искренне счастливым. Он то и дело поворачивал голову в сторону стены и видел там неизменно стоящего Прапая, улыбающегося так, как будто он такой же искренне счастливый, как и он сам. Скаю было слишком сложно не улыбнуться ему в ответ. Какие бы противоречивые чувства по поводу их отношений Скай не испытывал, сейчас он ощущал себя на седьмом небе от счастья. Никто никогда так много для него не делал. Скай, сколько себя помнил, всегда рассчитывал только на свои силы, а теперь создавалось ощущение, будто рядом человек, способный его поддержать в любой отрезок времени. В это все еще верилось с диким скепсисом и трудом, тяжело укладывалось в голове, но то, что для таких мыслей в его черепной коробке освободилось место, все же что-то, да значило. И это начало пугать Ская по-настоящему. Лишь мысли о бывшем, который казался полной противоположностью Прапая, немного заземляли. Прапай, в прочем, во всем отличался от Гана. Даже их история знакомства с Ганом была более фальшивой. В целом то знакомство в баре — оказалось весьма быстрым и сумбурным, под недовольные косые взгляды всех сидящих за столом. Все перешептывались у Гана за спиной, называя его больным психом, но Скаю он вскружил голову как раз своей опасностью и сложным нравом. Вступив в свои первые серьезные отношения, Скай верил, что темная сторона Гана их не коснется. Ведь с любимыми люди всегда ведут себя иначе, мягче, терпеливее. Скай без сомнения был уверен в не способности Гана сделать ему больно, считая всех тех, кто утверждал обратное, ничего не понимающими глупцами, видящими его парня только с худшей стороны. Но чего не отнять, так того, что Ган всегда был скуп на красивые и романтичные слова и жесты. Он особо и не пытался быть милым. Практически никогда не делал Скаю подарков, не оказывал знаков внимания, а на знаки внимания Ская натянуто улыбался сквозь стиснутые зубы. Скай сильно расстраивался после этого. Винил себя. Это он сделал что-то не так. Подарил то, что любимому человеку не нравится. Все было бы хорошо, будь он чуточку внимательнее ко своей второй половине. Скай совершенно не задумывался о том, что к его чувствам и желаниям никто никогда не прислушивался. Будто так и должно быть. Ган с самого начала воспринимал его как должное. Как симпатичную мордашку, постепенно влюбляющуюся в него настолько сильно, что ей можно помыкать так, как ему вздумается. Конечно же внедрять все свои замашки Ган стал далеко не сразу. Он прощупывал почву. Привязывал и влюблял Ская в себя все больше. И, так как Скай в тот момент времени был еще глупым мальчиком, влюбиться без памяти ему не составило особого труда. Скай сам не заметил, как затянул себя в эту трясину, а когда начал подозревать неладное, уже было поздно. Все началось с ожогов на теле, которые Ган оставлял ему сигаретой. Обычно он это делал во время секса, иногда даже кончая именно в момент чужого болезненного вскрика. И если ожоги на груди и на бедрах прятать было просто, то вот ожоги на руках и шее становились предметами чужих взволнованных обсуждений. Многие советовали Скаю уходить от Гана, продолжая называть его больным ублюдком, которому место либо в тюрьме, либо в психушке. Но Скай никого не слушал, всегда придумывал разные отговорки и совершенно плевал на то, что в них никто не верит. Не ушел Скай и после того, как Ган начал оскорблять и поднимать на него руку. И не только во время секса. Он мог дать Скаю пощечину просто так, из-за плохого настроения или посчитав унижением то, что Скай излишне прилипчив к нему перед его друзьями. Зато он сам никогда не скупился на унизительные шутки про своего парня в присутствии собственных друзей. Специально звал Ская на совместную посиделку и при нем рассказывал всем о их недавнем сексе и тому, что он с ним во время него делал. В один из таких моментов, Скай все же не выдержал. Со стыдливо горящим лицом поднялся из-за стола и сказал, что пойдет домой. Но внезапно Ган вцепился в тыльную сторону его шеи, сильно сдавил и заставил усесться обратно. После чего властным требовательным тоном рыкнул: «Сидеть. Я не разрешал тебе никуда идти». Капкан в голове Ская в тот момент окончательно захлопнулся. Противоречивые чувства пожирали изнутри, но больше попытку сбежать Скай не предпринял. Сидел и смотрел на потертую столешницу и думал о мягкой постели у себя дома и о том, что возможно, у Гана просто сегодня плохое настроение и это надо переждать. И только смотря на себя со стороны сейчас, более взрослым и осознанным, он понимал, что бежать нужно было даже раньше. Ведь потом все было намного-намного хуже. Ган стал не управляемым, все время им манипулировал, оскорблял и принижал, заставлял делать то, чего Скаю не хотелось, все время повторяя заученной пластинкой: «Неужели ты меня не любишь, малыш-Скай? Разве любимые люди не делают друг для друга безумные вещи?» Когда Скай об этом всем вспоминал, ему становилось дурно. Даже спустя время все еще тяжело было возвращаться головой в то тяжелое, темное прошлое, из которого Скай все же извлек жизненно-важные уроки, которые до сих пор спасали его от совершения глупостей: никому не доверять, не позволять помыкать собой и не привязываться. Самые главные правила, которые Скай вынес из прошлого. Ценные правила. Еще ни разу они его не подводили. И вот теперь Прапай, наглым образом поселившийся в его одинокой жизни, будто пытался поменять все эти установки, служившие все это время для Ская крепкой опорой. Пришел и перевернул все верх дном своей самоотдачей, заботой, внимательностью и красивыми словами. «Неужели тебе так мало нужно для того, чтобы поплыть? Люди бывают разные, Скай. Ган был просто слишком открытым ублюдком. Что если Прапай просто хорошо маскируется, а потом покажет свое истинное лицо?», — повязывая очередную, одну из последних веревочек на чужое запястье, Скай, переставая улыбаться, задумался. Задумался о ниточке, связывающей их с Прапаем. Она появилась даже раньше его болезни, но в то время она была прозрачная и тонкая, не замечать ее было проще. Но теперь она стала плотнее и окрасилась в красный цвет, оставаясь невидимой для всех кроме него. И пока не стало совсем поздно, Скай все еще мог обрезать ее, не давая себе оступиться снова. Предательство Прапая, в случае доверия к нему, окончательно растопчет всю его жизнь, почему-то в этом Скай не сомневался. Но что если доверится и дать ниточке стать нерушимой? Вдруг он ошибается и Прапай тот самый человек, с которым ему будет спокойно и комфортно? С которым действительно может что-то получиться? Прошло уже достаточное количество времени, Прапай все еще рядом и никуда не ушел, доверие к нему росло. Такой человек, как Прапай, не стал бы задерживаться рядом так надолго, будь дело только в сексе. Правда же? Выходя после мероприятия на улицу, Скай обнаруживает его рядом. Прапай все еще здесь и никуда не уехал, терпеливо слушает, как первокурсницы благодарят своего Пи’Ская за замечательное мероприятия, обещая в следующем году устроить такой же классный праздник для своих младших, заботясь о них так же хорошо, как это сделал Скай. Слушая похвалу Ская всего распирает от счастья. Он не знает, как ему себя вести. — Если ты счастлив, покажи это, — мягко просит Прапай. И Скай начинает светиться как огромная рождественская елка, ощущая себя таким счастливым, каким не ощущал очень давно. — Пи’Пай… Я очень счастлив! Мне так хорошо! Может все-таки стоит дать ниточке время? Нужно быть уверенным наверняка.***
Перед глазами Ская Прапай в обнимку с каким-то парнем. Скай чувствует себя полным идиотом. Жизнь решила наказать его по крупному, так, чтобы в следующий раз не тронуло и не зацепило ничего. Дала ему надежду, дала насладиться чужим теплом и вниманием, дала веру в то, что теперь все по-другому, а затем со всей силы ткнула лицом в грязь. Чтобы не повадно было. Ты такой же, как и все, — возвращаясь в машину Прапая, Скай чувствовал, как ему сдавило горло. Каждый раз. Каждый раз он наступает на одни и те же грабли. В этот раз все произошло куда быстрее. Но менее больно от этого не становилось. Скай, наверное, никогда еще не ощущал такой боли. Даже то, что творил с ним Ган, почему-то казалось сущим пустяком. Улыбающейся нежный Прапай, признающийся ему в том, что никогда ни с кем не испытывал чувств, какие испытывал с ним, бил по нему куда сильнее. Ган хотя бы никогда не говорил ему все эти пробирающие до души вещи. Ган был с ним честен, просто Скай был слеп. А здесь ему намеренно сыпали песок в глаза. — Спишь? — тихий ласковый тон вернувшегося в машину Прапая практически заставляет Ская разрыдаться. Но он давно так сильно запихнул это где-то внутри, что даже если бы захотел, не издал и звука. — Мгм. — Я довезу тебя до дома. Они трогаются, но перед этим Прапай ласково, будто правда дорожит им, целует его в висок, укрывая своим пиджаком. Скай не реагирует, продолжая лежать с отвернутой к стеклу головой. Всю дорогу он сдерживает рыдания, но ему так плохо, что эмоции выходят против воли. С трудом подавляя дрожащие плечи, Скай крепко сжимает кулаки под чужой кофтой и просто желает оказаться дома. Один. С него хватит. Искусно врет о сильной усталости и поднимается на свой этаж с мыслями о логичном, предсказуемом конце. Банальном и таком нелепом, который не составило бы труда предугадать. Нельзя. Нельзя было нарушать собственные правила. Нельзя было привязываться. Теперь красная нитка не рвется и не режется и Скай подозревает, что ее придется только жечь. Жечь без каких-либо задних мыслей и сочувствия, без каких-либо объяснений. Надо уничтожить все и забыть. Попытаться жить так, как раньше. Только Скай не знает, как это — как раньше. То участие Прапая, те его глаза, улыбки, поцелуи и объятия полностью стерли все воспоминания о прошлой жизни. Теперь Скай просто не имеет представления о том, как жить дальше. Самое страшное, чего он боялся, все-таки сбылось. Он до последнего избегает Прапая и находит отговорки для отмены их встреч. Сначала получается. Затем приходится игнорировать. Скай не хочет ничего слушать, только мечтает, чтобы его оставили в покое. На время даже приходится перебраться к Сигу. Скай уверен, что Прапай попытается найти его в общежитии. В какой-то момент Скаю надоедает прятаться, и когда Прапай в очередной раз звонит, он берет трубку и говорит много отвратительных, никак не относящихся к нему вещей. Что на самом деле Прапай для него ничего не значит. Лжец. Что на самом деле это он играл с ним и вся эта влюбленность Прапая дико бесит. Лжец. Что он ему надоел и больше Скай не желает его видеть. Лжец. После Скай оперативно отключается, чувствуя, как что-то снова умерло внутри. Он нагло обо всем солгал. Он любит Прапая тем, что осталось от его сердца. Только загвоздка в другом. Прапай сам его не любит. И чем раньше он это поймет, тем лучше. Этим же вечером Скай возвращается в общежитие за самым главным и сокровенным, что у него здесь осталось. Дневник. В нем все то, что он успел узнать о Прапае, о его чертах характера, увлечениях, семье, предпочтений в еде. Хотелось сохранить хотя бы маленькую часть света, которая у него осталась. Перечитывать и вспоминать тот идеальный образ, наивно построенный в голове. Но когда Скай приходит и начинает шарить по столу в поисках пропавшего из виду журнала, за спиной внезапно включается свет. Скай поворачивается и видит его. В руках Прапая тот самый дневник. Судя по его виду — он все прочитал и у Ская внутри свернулись внутренности. Нет. Пожалуйста, нет. — Это ищешь? — Прапай с каменным мрачным лицом взмахивает дневником в воздухе. Скай принимает попытку вырвать вещь из чужой руки, но она вцепилась крепко, не оставляя ему ни одного шанса. Прапай читает дневник при нем и Скай удивляется, как он все еще стоит на ногах. Умоляет Прапая остановиться, но тот читает и читает, пока все записи Ская не закончатся. Последние бьют больше всего. Он помнит, как писал их. Как сильно стучало его сердце и как улыбка расцветала на лице. Именно в тот момент Скай поверил в их общее, маячащее перед глазами, будущее. Скай не выдерживает и падает на колени, издавая тихие нечеловеческие звуки. Прапай оказывается рядом, хватает его за щеки и внимательно смотрит в глаза. — Посмотри на меня. Тебе тяжело это говорить первым, да? Ладно, — Прапай делает секундную паузу. — Ты мне больше не нравишься. Прямо в лицо. Беспощадно и не моргая. Скай воет сильнее и машет головой. Это слишком жестоко, Прапай. Слишком. Зачем ты так поступаешь? — Потому что я люблю тебя, — тише, но так же уверенно добавляет Прапай. — Я люблю тебя, Скай. Продолжая выть не своим голосом, Скай жмется к Прапаю со всей силы, крепко стискивая его рубашку в своих пальцах. Прапай любит его. Любит. После того, что Скай наговорил ему по телефону днем. Он его любит. Больше смысла скрывать и сдерживаться не было. Скай любит его так сильно. Прапай не может себе представить, насколько. — Я люблю тебя. Я так сильно люблю тебя. Прапай, пожалуйста, не оставляй меня. Прошу, только не уходи. Я люблю тебя, я люблю… — Скай, все хорошо, — Прапай жмется носом к его макушке, оставляя на ней поцелуй. — Теперь, когда ты это сказал, все хорошо. Весь следующий вечер они проводят в объятиях друг друга. Скай узнает, что на той самой вечеринке именинник сам прилип к Прапаю и все никак не отпускал. Прапай хотел уйти обратно к Скаю, но все не мог от этого парня отцепиться. Именно в этот момент Скай и увидел их вместе. Какой же он дурак. До последнего сомневался, что кто-то по-настоящему может его любить и потому даже не пытался спросить о случившемся. Он выглядит так безумно глупо. Отношения с бывшим все еще напоминали о себе, отзываясь в нем мерзкой неуверенностью. Почему он не встретил Прапая раньше? Прапай обнимал его, прижимая к себе, гладил и целовал, обещая быть рядом. И Скай не мог ему не верить. Красная ниточка запуталась меж его пальцев, путаясь и в пальцах Пая, делая их единым целым. Если это не судьба, то что тогда?***
Сегодня фестиваль фонариков, но Скаю совершенно не хотелось туда идти. Прошла всего неделя после того, что Ган снова заставил его пережить и ему все еще было не по себе. Прапай старался выводить Ская куда-то почаще, крепко держал за руку и не отходил ни на шаг. И Скай был признателен. Очень благодарен. Но дома ему все еще намного спокойнее. Рейн и Пхайю уже закупились собственным фонариком, чтобы вместе запустить в небо к тысяче других, загадывая желание. Скай знал, как Прапай хотел бы сделать тоже самое вместе с ним. И что уж тут скрывать. Скаю хотелось этого тоже. Но в груди все сдавливало от мысли, что ему придется вставать с кровати и куда-то идти. — Если тебе станет плохо, мы сразу уйдем, — лежа рядом и проводя носом по его скуле мурлычет Прапай, переплетая их пальцы вместе. — Но можно же попробовать, да? Как ты считаешь? Скай слишком быстро сдался. Когда Прапай так смотрел на него, он ничего не мог с собой поделать. Это давняя его слабость. Когда они едут вчетвером в центр города, Пай неизменно греет руку Ская в своей. Тот сидит тихо, не вклинивается в разговор, но от вида сложенного фонарика на своих коленях почему-то начинает улыбаться. Кажется, он придумал, какое желание загадает. Город светится от тысячи огоньков. Они повсюду и завораживают своей пленительной красотой. Пока Прапай орудует зажигалкой, Скай стоит у края моста, крепко сжимая перила и любуется чужими желаниями, парящими в небе. Некоторые, слишком давно парящие, спустились к воде, нависнув над ее прозрачной гладью, слабо мерцая, собираясь вот-вот погаснуть. — Мое Небо, — Прапай касается его плеча рукой и заставляет обратить на себя внимание. Скай оборачивается и видит в руках возлюбленного расправленный горящий фонарик. В пяти метрах от них Рейн и Пхайю, стоят с прикрытыми глазами со своим, держась за него вместе. — Как насчет того, чтобы загадать желание? Скай улыбается и кивает, отходя от края моста и вместе с Прапаем аккуратно берясь за металлическое основание бумажного фонарика. Прежде чем закрыть глаза, тянется к Прапаю и оставляет на любимых губах нежный поцелуй. Долго думать над желанием Скаю не приходится. Оно приходит к нему сразу. Пусть у нас с Пи’Паем все будет хорошо. Я хочу, чтобы он был счастливым и как можно чаще улыбался. Открывая глаза, Скай замечает, что и Прапай уже свое загадал, их взгляды встречаются практически сразу. Без слов они улыбаются и кивают друг другу, медленно разжимая на фонарике пальцы. Покачнувшись в воздухе, он медленно поплыл вверх. Завороженно наблюдая за их мечтами, поднимающимися в небо, Скай почувствовал, как плавно и бережно теплая рука обнимает его за талию, притягивая к себе. Свободной рукой Прапай фотографирует их фонарик, не успевший слиться на фоне тысячи других. — Фонарик ведь летит в небо. Знаешь, что это означает, Скай? — опуская руку с телефоном, Прапай поворачивает голову к Скаю и застенчиво красиво улыбается. — Ну и что же? — Скай не может сдержать ответной улыбки. Он мог лишь догадываться. — Это значит, что моя мечта «всегда быть как можно ближе к своему Небу» в надежных руках и точно сбудется. Скай абсолютно смущенный и тронутый смотрит на него во все глаза, чувствуя, как они стекленеют. Смотря на себя прошлого не может поверить, что действительно сомневался в этом человеке. Боялся быть обманутым. Сейчас же все это было таким неважным. Особенно когда улыбка Прапая светилась сильнее, чем тысячи фонариков вокруг них. Пряча смущенную улыбку, Скай мягко пихает Прапая в грудь и утыкается в нее виском, поднимая взгляд на небо, окруженное сотнями тысяч фонариков. Заново завораживается их видом, ощущая легкое поглаживание родной рукой собственной поясницы. А сам обнимает тело Прапая двумя руками и прижимает к себе, думая о том, что хочет исполнения желания Пи’Пая так же сильно, как и он сам.