Со скандалом

      Джонни знал Кенши больше, чем кто-либо в этом мире. Знал наизусть, как не знал своих реплик в киношных ролях или великих цитат актёров золотого века Голливуда. Джонни знал этого горделивого ублюдка, слепо превозносил над другими — считал, что именно этот человек достоин такого отношения к себе, высшей степени уважения! Кейдж сраного Такахаши когда-то до потери пульса любил, а ныне — до стынущей в жилах крови ненавидит.       Джонни знал каждую его грёбаную привычку: как он недовольно по-дедовски причмокивает, когда ест; как заваливается спать в ровно в 00:00 и ворчит одними и теми же словами на когда-то-супруга, чтобы нахрен заткнулся; как истинно по-японски перерабатывает. Он всегда отдавал работе всего себя, целиком, оттого не хватало Кенши Кейджу первые месяцы, жёстко не хватало. И Джонни любил в такие моменты отдавать всего себя Кенши. Только ему он давал себя в любой момент трахать в любой угодной ему позе. Такахаши могло сойти с рук буквально всё, что угодно, начиная с сомнительных сексуальных практик и заканчивая банальным рукоприкладством.       Кто бы что ни говорил (даже сам мистер актёр), а Кенши был огромной частью жизни Джонни. И теперь, когда они больше не живут вместе, не делят одну постель и не хаются по всякой херне, становится вусмерть неуютно. «Я не чувствую себя в своей тарелке в собственном, сука, доме!» — срывается в никуда и залпом проглатывает стопку ирландского виски.       Кенши в доме ныне даже не пахнет. Его в этом доме, да, взаимно ненавидели, но когда его тяжёлый дух и вовсе пропал из родных стен, огромный пентхаус звезды Голливуда стал совсем холодным. Джонни по тупой привычке, чисто на механике, нервно кричит «Кенши!», если слышит, что где-то что-то упало и разбилось. Понимаете ли, слепой Кенши был, хоть и осторожен, жутко неповоротлив — особенно когда спешил. А спешил этот индивидуум всегда. Вечно суетился, тоже нервный он говнюк, а по щам получал стабильно кто? Правильно, Джонни!       …Однако нет! Успокойся, старина-Джонатан! Это не Кенши снова бьёт стекло в твоём доме! Это просто стиральная машина в прачке разбушевалась, и старый полупустой одеколон Такахаши, стоявший на ней, упал и разбился о кафель.       «Даже здесь поднасрал, — развёл руками Джонни. — Сказал же — забери!..».       Поначалу парфюм его любимого (когда-то) человека ему нравился. Настолько, что даже хотел прикупить себе такой же по приколу. Но — опять же — на данный момент времени Кейджа блевать тянет от одного лишь упоминания этого дефолтного мужского одеколона с запахом хвои плюс тупой гордости. Пиздец, как же Кенши за все эти годы его всё-таки задолбал. Зла не хватало, Джонни клянётся вам!       Этому человеку, которого ещё зовут «мистер Такаха-а-аши!..», не нравилось вообще ничего в этом мире. Хер угодишь снобу, и всё тут. А Джонни — он же как ребёнок, просто большой и на массе! Ему надо, чтобы его хвалили, гладили по голове, любили, отвечали, в конце концов, тем же. Игра в одни ворота была жалкой; громкая звезда Голливуда, которую хотят многие мужчины-женщины, была самой несчастной в любовном плане. Ирония судьбы?       А как много в них обоих было запала, когда они только начинали свой путь!.. Девочки, просьба не завидовать!       Джонни любил Кенши с такой бешеной страстью, какая не снилась Голливуду. Он готов был рвать и метать за свою любовь; позориться; пьяным в зюзю стоять на коленях перед н-и-м; разрывать связи со всеми родными, кому их с Кенши любовь была не по нраву… А Такахаши был с Кейджем самым блядским мужчиной в мире. Да-а, детка. Японский красавец оставлял на широкой спине своего мужа красные полосы, за которые потом приходилось загадочно ухмыляться на площадке. Он любил доминировать в постели, а иногда — быть в полный «ноль» униженным.       Он доверял Кейджу своё самое сокровенное, хрупкое — на деле страдальческую натуру. Кенши имел большие проблемы с доверием. И не имел особого рвения сражаться с чем-то, что не физическое. Он не верил в психологические проблемы, в само их существование, при этом иронично умоляя Джонни, как последний сукин сын, убить его, когда начал стремительно слепнуть.       Это стало большим ударом для их маленькой неокрепшей семьи. Но даже тогда они вдвоём справились. Зрение не спасли — зато смирились с вечной слепотой со стороны Кенши, «ура»! Канула их идиотская мечта усыновить какого-нибудь балбеса и зажить «счастливо»!       Кенши первое время своей кромешной слепоты и сам был своего рода ребёнок. Слава Богам, однако, та же самая тупая гордость всё-таки сделала из него самостоятельного человека — довольно быстро. Он не позволял более супругу делать за него базовые бытовые задачи, заново учился готовить, есть, мыться, ж-и-т-ь. И Джонни очень гордился своим мужем. Как никем больше. Потерял зрение, отряхнулся, пошел дальше. Ну что за терминатор он, а?!       А ещё Кенши умел горячо жаловаться на своё прошлое, если его-типа-крепкого разговорить. И, казалось бы, их союз должен продержаться до самой старости.       Но не тут-то было.       Хоть Кенши и был всё тем же Кенши, как и до слепоты, он всё равно на этой почве стал ещё раздражительнее. Просто вспомните, как Такахаши любил работать!.. А теперь что? Бедняге пришлось уйти со старой работы и искать новую — полегче.       Прибыль, что он приносил в дом, сократилась втрое. Дорогое ему самоуважение понемногу само себя исчерпывало.       Хреново было то, что Кенши по своей скромной натуре был молчун. Джонни и сам имел привычку зарабатываться, поэтому не обращал особенного внимания на новые проблемы своего супруга. Кто бы мог подумать, что его так сильно тяготила всякая дребедень?       Однажды Джонни пьяным, после звёздной тусы, ввалился в дом, а Кенши не было. Он его искал-искал по всему дому, чуть ли не как собаку к себе подзывал, и по итогу нашёл его в ванной. Нажратый Кейдж как-то подзабил болт на странные покряхчивания Такахаши — полез с пьяными поцелуями.       Его губы скользили всё ниже и ниже, пальцы блуждали по чужому телу, а сам Кенши сгибался в три погибели.       — Эй. Что с тобой? — спросил Джонни, словно кто-то рубильник адекватности в его нетрезвой голове рубанул.       Кенши показал ему свои трясущиеся ладони.       Спросил:       — А что со мной?..       Все ладони Кенши были в крови. Джонни аж протрезвел, медленно протягивая свои руки к чужим навстречу.       — Джонни, скажу правду. Я сильно порезался?       Кенши напоролся на лезвие. Видимо, в силу огромного шока вообще ничего не понял, но факт оставался фактом — Кенши в тот вечер чуть не сдох.       Приехала скорая. Горе-супруга подлатали; Такахаши не жаловался. Терпел. Ждал, пока оно достигнет своей точки кипения, чтобы просто одним махом всё на Джонни в один прекрасный день вывалить.       — Я не хотел лишний раз подвергать тебя стрессу, Карлтон!.. — когда действительно злился, обращался исключительно по фамилии. — Но грёбаный нож! Н-о-ж, Джонатан!.. Кто, в здравом уме, кладёт его лезвием кверху?!       Естественно, Джонни ему в ответ громко сказал:       — Чтобы сообщить мне о том, что это я виноват, ты терпел и копил эту ульту месяц? Серьёзно?       — Да потому что это было дебильно! — произнёс ещё громче Кенши. — Иногда у меня ощущение, что среди нас двоих слепой имен…       — А нехрен было молчать, придурок?! — то ли спросил, то ли совсем злобно воскликнул Джонни; Кенши ненавидел, когда в голосе супруга просвечивали нотки истерики. — …Я лез к тебе пьяным, так ты б хоть для приличия крикнул, что у тебя ладошки «бо-бо» и вся херня!       — Я мыл посуду. В раковине был нож. — Он гневно пропустил воздух через ноздри. — Я почувствовал боль, но не сильную. Руки мокрые. Что-то капает. Довольно подробно объяснил?       — Ну извини-и, Кенши, я думал, тебе, типа, хватит мозгов дотукать, что ты скорее всего настолько сильно порезался, аж не больно!       — Я не мог позвонить никуда. Я не знал, где телефон.       — Слушай, может, тебе собаку-поводыря?       Кто бы мог подумать, что на эту совершенно серьёзную мысль от Джонни Кенши, последний он уёбок, оскорбится. Подумал наверняка, что вечный шут по имени Джонатан Карлтон как обычно над ним стебётся.       В любом случае, поговорили они уже позже — когда другая проблема образовалась на их семейном горизонте.       И нет, со слепотой Такахаши это связано не было.       Джонни, вообще ни к месту, запил. Мудень, бля, спился!       Теперь Кенши понимал категоричную и уверенную в собственных принципах Крис, со скандалом отправившую Джонни лечиться от алкогольной зависимости. Умная женщина после всей этой ликёро-водочной эпопеи без разборов подала на развод — мо-ло-дец!       Именно подобного поворота сюжета — слабости Джонни перед алкоголем — Кенши и остерегался, потому не хотел лишний раз заставлять супруга стрессовать, нервничать… Не выводил своего любимого эмоционального харизмата на агрессию.       Джонни имел свойство злоупотреблять спиртным. Кенши не имел, к сожалению, привычки алкоголиков жалеть.       Кейдж пребывал в регулярном запое из-за того, что, во-первых, семейная жизнь несколько не удалась; во-вторых, банкротство его мужское эго напросто добивало.       Факт: Джонни терял славу быстрее, чем его муж когда-то терял зрение. Последним гвоздём в его звёздный гроб стал режиссёр по имени Стивен Хренсберг не взявший его в свой новый фильм; прошлый трёхчасовой экшн Джонни набрал жалкие кассовые сборы. Печальное зрелище, нечего сказать. Доходило даже до того, что экс-великий актёр побирался. Он по-нищенски просился в любой боевик, лишь бы не сидеть на месте, но всё становилось только хуже.       Кейджа, к его беде, «отменили». В интернете поползли слухи о том, что Джонни изменяет своему слепому супругу.       Завершающая нота в этом ансамбле жести — кто-то умудрился связать инцидент с перебинтованным Кенши с агрессивной натурой выпивающего Джонни Кейджа.       …И Кейдж решил спиться по-настоящему.       А чтобы оклематься, вернуть себе былую форму, здоровье, вернуться на площадку, ему понадобилось полтора года. И он считал искренне несправедливым то, что Кенши в столь тяжёлый период помогал ему спустя рукава. Да, мотивировал его как-то, выхаживал, но по большей части они с Кенши дрались чуть ли не насмерть.       Джонни чувствовал себя как никогда плохо.       Такахаши угрожал сдать хре́нового алкаша в психушку за выкрутасы в его сторону. Джонни гнусаво припоминал, что если бы он, то фиг бы Кенши со своими слепыми глазами выжил в этом мире.       У Кенши ведь паршивые отношения с семьёй, кто этому одинокому самураю на поле боя поможет? Правильно! Никто! Его никчёмного пахана давным-давно в пьяном угаре зарезал старый коллега по бизнесу, а умная мамка нашла себе нового хахаля, коего Кенши буквально ненавидел. Мать отчего-то предпочла своему родному сыну именно этого толстожопого, неотёсанного мужичищу… Как итог, больше данная сладкая парочка тогда-молодого Кенши не видела.       И это было тем самым «сокровенным», о чём много лет назад, мирно лёжа на плече у Джонни, рассказал Кенши. Он редко позволял себе откровения — предпочитал играть в несломимого героя. В крепкого орешка, хотя Брюсом Уиллисом он вообще не был.       Было подло взять и использовать столь охраняемое воспоминание против Кенши. Но Джонни просто… не понимал. Он и сам имел довольно травмирующее прошлое, поэтому совершенно отказывался сечь, что такого в том, что мамка его мужа любит своего нового мужика больше, чем его. Да Кейджевская мать бы поступила точно так же! Хах!       Они два лузера, и с этим необходимо смириться! Кенши, не держись зубами за свои единственные три воспоминания (первый секс с девчонкой, инцидент с мамашей и свадьба), Джонни тебя умоляет не позориться!       Ну а дальше их совместная жизнь шла только вниз по наклонной. Каждое слово, сказанное в браке, оборачивалось против. Кенши даже не скрывал, что Джонни ему отвратителен. Он считал его слабым, несостоявшимся, так и не повзрослевшим неудачником. А Кейдж что? Он в ответ кричал своему супругу о том, что он должен быть благодарен судьбе за то, что, в отличие от него, Джонни ослепшего Кенши не бросил.       Каждый день они рвали глотки. В основном, громкими словами пытался пробиться сквозь толстую скорлупу Кенши Джонни. Кенши же ворчал, много ворчал, что ему нельзя глохнуть; а когда терпение, вместо барабанных перепонок, лопнуло, он ударил Джонни по голове тупой расписной вазой за пять миллионов долларов.       Припомнил горе-супругу, что он уже давно эту вазу ненавидит. Плюнул в душу тем, что Джонни уже давно не «тот, кем был раньше» — бесполезно инвестировать бабло в «визуализацию бу-удущего-о»!.. Будущего не будет, старик, очнись!       Не у т-е-б-я!       Кенши уже неприкрыто высмеивал каждое движение своего мужа. Джонни терпеть не мог такое отношение к себе и начинал драку.       На их потасовки приезжала полиция. На почве одного такого громкого срача со слепым — вы что! — Супругом Джонни резко вычеркнули из фильма, который должен был возродить его карьеру. На этот фильм когда-то их союз Такахаши-Карлтон возлагал большие надежды…       Это была финишная прямая.       Кенши сломал Джонни правую руку, умудрился разбить его самый красивый в мире (а ведь Кенши так сильно любил его!) нос, разбил имущества на сумму, какая не снилась его плохо зажившей мамаше.       Джонни тоже с Кенши не мелочь не разменивался. Взаимно хорош. В порыве кипящей злости он выбил у мужчины несколько зубов, со всей дури приложив лицом к столу. Разбил губу, рассёк бровь, тоже сломал руку, и ещё кое-где Такахаши был сильно потрёпан.       Ну а после пережитого Джонни просто сел на одну каменную ступеньку снаружи, спрятал лицо в ладони и скудно расплакался.       Он очень сильно любил Кенши когда-то. А сейчас они друг друга ненавидят.       Кенши поселился в каком-то дешёвом отеле. С тех пор «дома» горделивый супруг больше не появлялся.       Было очень больно. Как никогда нестерпимо.       Через много недель Такахаши всё-таки позвонил мужу и самым холодным, официозным тоном осведомил, что они с Джонатаном в обязательном порядке разводятся. Адвокат у Кенши уже, кстати, имеется.       Вполне вероятно, в этой яростной схватке у Кейджа отсудят всё вплоть до нижнего белья.       Это были худшие годы в жизни Джонни.       Честно — обоим хотелось из окна выброситься.       Случайно выяснилось, что вскоре Кенши из отеля перебрался жить к своему лучшему другу, и найти его было уже легче. Видите ли, безденежье. И у волевого Такахаши-Карлтона так же безденежье.       Блядь! Да Джонни даже согласился официально поставить фамилию Кенши первой, до чего каждому слову того кивал, как идиот!       Вдох-выдох.       Джонни ещё немного мнётся перед тем, как финально позвонить в звонок Кенши и…       А дальше-то что, придурок?       «Динь-дон!»       Джонни звонит очередные несколько раз, потому что не открывают. Вдавливает пальцы в кнопку, косит глаза на свою загипсованную руку. Вряд ли ему откроют. Сильно вряд ли.       Кейдж не знает, что он скажет Кенши перед тем, как начнётся судебный процесс. А скажет ли он вообще что-то?.. Может, просто покажет ему единственный здоровый средний палец, тем самым окончательно уничтожив себя? Нахрена он припёся-то?       Вопреки ожиданиям, дверь открывает Кун Лао.       — Чего тебе? — спрашивает и облокачивается о дверной косяк.       — Кенши дома? — спрашивает Джонни хмуро.       — Вы оба так хреново выглядите. Ну вы и дебилы. Я в шоке с вас, чувак!       — Кун Лао, мне до задницы. Кенши, спрашиваю, дома?       — Ага, — отвечает он лениво.       — Могу поговорить с ним?       — Не-а, точно не захочет.       — Лично спрашивал?       Кун Лао красноречиво закатил глаза.       — Чтоб ты знал, из-за тебя сейчас Кенши выглядит хуже нью-йорского бомжа, — Кун Лао хлопнул себя по лбу. — Ты на кой хрен ему два передних зуба выбил?       — Спроси у него, зачем он сломал мне мою рабочую руку.       — Вот поэтому вы и не можете жить вместе!.. — обалдело развёл руками. — Вы друг друга вините, вините по кругу, как идиоты! Успокойтесь уже!       — Я спокоен.       — Что, проработал ситуацию? Как-то это на тебя не похоже! — остро усмехнулся Лао. — Ну-ну…       — Я правда хочу видеть Кенши.       Джонни осторожно хлопают по плечам дважды, прежде чем он в непонятках оборачивается назад.       …       Его дыхание перехватило, как в их самую первую встречу. Кейджу не хватало мыслей, чувств, слов.       Кенши стоял перед ним в дебильной полевой шляпе из грубой соломы. Штаны были закатаны по щиколотки, в одной уцелевшей руке был поводок.       Ясно, всё-таки завёл себе собаку-поводыря.       — Давно не виделись, жертва насилия, — горько усмехнулся Джонни.       Нелепое начало для разговора. Учитывая-то, что Кенши слепой.       — Ага. Особенно я тебя давно не видел, — Кенши скромно улыбнулся, оголив свой пробел меж зубов, и Кейдж беззлобно прыснул со смеху.       Реально ведь выглядел, как нью-йоркский бомж. Улыбка с двумя пропущенными выглядела ужасно на столь обычно-солидном Такахаши.       Джонни не знал, что ему делать, поэтому просто неловко потрепал Кенши по макушке его соломенной шляпы.       И всё же, он по нему соскучился.       Глаза не могли перестать ласкать этот уютный вид спокойного Кенши в полевой одежде.       — Я… — начал Джонни, и его голос позорно дрожал. — …Слушай. Кенши.       — Да?       — Я правда… никогда не ненавидел тебя.       Чёрт.       Эти пять слов произнести было раз в сто сложнее, чем пресловутое «Я тебя люблю» пятнадцать лет назад.       — О. Серьёзно? — слепой взгляд Кенши покоился на лице Джонни. Джонни даже на время казалось, тот его действительно видит. Ауч! Как же больно! — А мне напротив казалось, ты меня скоро зарежешь, — равнодушно пожал плечами он. — Ты кинул в меня мой новый одеколон. Я был правда… расстроен.       — Прости меня.       — Ха. Ты что, серьёзно пришёл мириться, Карлтон?       Кенши смешно шепелявил, когда говорил. Каждое слово давалось с трудом в силу двух выбитых коренных зубов. Теперь Кейджу хотелось обнять эту реальную жертву побоев за ноги и с хриплым воем расплакаться.       — Ты же понимаешь, что это конец? — вот и завершил Кенши.       — Можешь не прощать меня, плевать, — неловко потёр свою крепкую шею Джонни, пришмыгнув. — Я просто хотел сказать это. Это и… всё.       — «Прости меня»?       — Что я никогда не ненавидел тебя!..       — Но ты сказа…       — Я тупо хотел сделать тебе больнее, чем мне. Вот и всё, Кенши!       Он уже собрался уходить, пока совсем в край не осрамился, но ладони Кенши вдруг мягко легли на тревожные плечи Кейджа.       Такахаши, аккуратно похлопав по ним, сказал:       — Всё хорошо, Джонни.       — То есть?.. — глупо улыбнулся Кейдж.       — Я тоже не ненавижу тебя.       — Что, правда?       Опять же. Взаимное «Я тебя люблю» не такое сильное, как это дерьмо.       — Да, — кивнул Кенши задумчиво. — Мне жаль, что так вышло. И ты меня прости. Я не меньше, чем ты виноват.       — Значит, мы оба сглупили, полагаю?       Неловкая пауза.       Кун Лао свистит щенку, из которой, в теории, должен выдрессироваться неплохой поводырь.       — Это мой мальчик, — саркастично знакомит с собакой Кенши, продрогшим голосом переведя тему. — Я решил воспитывать его, как отец-одиночка.       — Оу… — это ударило Джонни под дых. — А ведь мы действительно могли бы завести пса. Ну, знаешь, вместо того, чтобы усыновить ребёнка. Хотя мы и так никого не усыновляли…       — И хорошо, что у нас нет детей, Джонни. Им не стоило видеть нашего брака.       — Да, дорогой. Ты прав.       И ещё одна неловкая пауза.       Джонни понимает, что он наглядеться не может на Кенши в идиотской колхозной шляпе, который осторожно гладит щенка по голове и смеётся со своей улыбкой с выбитыми зубами.       Джонни ценит Кенши. Ценит любого — вовсе не ненавидит. Он был огромной, бесценной, незаменимой частью его жизни. Спасибо ему за всё, пожалуй. Просто… Кенши прав. Жаль, что так вышло.       И всё же, Джонни Кенши любит. Больше такого у него никогда не будет.