Причина верить

Всё вмиг становится незначительным, хрупким и мелким, когда рядом в тёплую майскую ночь возникает друг. Не чинясь, подбоченивается и начинает рассказ с остринкой, проецируя на себе. Чарли сразу понимает, о чём пойдёт речь. С полуслова, с полувзгляда. Пока карие глаза не ищут спасение в небесной выси, обращённые к холодной луне. – Итак. Жил один парень. Голубо-ой, прям как небо! А отец про сына ничего такого не знал... Чарли смотрит выжидающе, не перебивает, хотя на языке вертятся слова поддержки. Казалось бы, он и вовсе не знает, о чём говорить другу, который, дураку понятно, бесповоротно расстался со своим парнем, но ведь хочет. Глядит внимательно, изучая детальнее многоговорящую мимику. – Однажды он пришёл в подвал, хотя собирался куда-то уехать, и застукал сына с каким-то парнем. Он начал его избивать. И не просто пощёчин надавал, а всерьёз. Патрик бегло смотрит на вникающего в каждое слово Чарли и тут же стремится отвернуться стыдливо. Чарли, в свою очередь, и не думает прервать, готовый впитать в себя всю его боль. Удобный, терпеливый, тихий. Но в этот раз умение слушать не досаждало. Чарли правда хотел знать, что творится на душе шебутного и до абсолюта несерьёзного выпускника. Угасающего на глазах. – Тот парень говорит: "перестаньте, вы его убьёте!", – продолжает, чувствуя подступивший к горлу мерзкий комок, Патрик. – А сын орёт: "уходи!". И, в конце концов, парень просто... ушёл. Взгляд Стюарта вновь обращён к нему – беспокойному, растерянному Чарли. Он не до конца уверен в том, что юный любитель британской рок-группы может понять его вдоволь. Вылетевший вопрос прошёлся заточенным ножом по сердцу. – Почему никого нельзя спасти? – Я не знаю, – смешался Кельмекис. Он действительно не знал. Мало того, даже не предполагал, отчего несправедливость перевешивает обратное. Всегда. – Забудь, – фыркает Патрик в нежданном разочаровании, накатившем, отнюдь, не из-за друга. – Я теперь свободен. Могу встретить любовь всей своей жизни в любую секунду. Теперь всё по-другому, и это хорошо, просто мне нужно найти кого-то, – глушит себя он. – Да, – легко соглашается, выдыхая, Чарли. Ему попросту ничего больше не остаётся. Парень теряется в пространстве, когда его расстроенный друг подрывается и почти внаглую приближается к его лицу своим, придерживая за щёки. Успокоенно, но, тем не менее, отчаянно целует чужие неподвижные от ступора губы. Недолго и скромно. Чарли не знал, что сказать, хотя хотел – теперь понятия не имеет, сможет ли. Патрик отстраняется, ошарашенно вглядываясь в выражение лица напротив. Совершенно спокойный, будто всё в порядке вещей. Он не фукает, не закатывает глаза в показательном омерзении, не ругается, не злится, не отталкивает, не волнуется. И это сбивает. Из глаз ручьями льются безутешные слёзы, Патрик, поджав губы, наклоняется к плечу друга, укладывая голову, и заключает в столь необходимые объятия. – Прости, – исторгает с тяжестью он, – прости, Чарли... Чарли толком не конфузится. Не сопротивляется, прижимая теплее и крепче к себе. И сам размещает подбородок на плече "Никого", чувствуя, что эти объятия всячески не могут прерваться чьим-либо вмешательством и обещают быть долгими, что и укажет на их важность. – Ничего. Всё нормально. Наверное, этот мальчишка шестнадцати лет с ангельски-голубым, чистым взором, радушной и ласковой, столь идущей ему улыбкой, даже не догадывался, что для Патрика он – причина, по которой тот верит в добрых людей. Темноглазый жмурится, давая волю чувствам. Большую роль играет миролюбивость и лояльность юного писателя. Его понимание. Его молчание, в котором и заключается понимание. Молчание Чарли – особенное. Тяжесть приносит необъятный уют, а не опаляющая неловкость. Кельмекис гладит по спине, утешает, прикрыв глаза, и его равномерное дыхание под ухом убаюкивает. Никаких лишних пространных речей, ничего. Лишь участливые поглаживания по спине, удачно привносящие значительный вклад в улучшение состояния. Патрик не знал, какое конкретно из всего намешанного спектра чувств движело им в момент, когда он бесцеремонно сорвал с губ своего друга этот несчастный поцелуй. Но как же чертовски он был рад тому, что от него не отвернулись. Конечно, это же Чарли. Разве он мог? Да, он и подумать не мог, к чему приведёт то, что они вдвоём слиняют с мутной тусовки Мэри-Элизабет с Питером и Сэм с Крэйгом. Парочки. Ни одному, ни второму не хотелось присутствовать на сеансе в кино при таких обстоятельствах, и Патрик взял инициативу в свои руки. Видимо, речь не только про предложение скоропостижно, под шумок свалить. Чарли вдумчиво разглядывал траву за спиной обнимаемого, пока они сидели здесь в уединении с какой-то необъяснимой дружеской искренностью. Патрик периодически всхлипывал, хныча в плечо мальчишки, и Чарли уже потерял веру в то, что тот самостоятельно успокоится. Много боли сокрыто от глаз, припрятано за утешительной картинкой саркастичного, дерзковатого с неприятелями юноши. Чарли глубоко понимал его и оттого эмпатировал сильнее. Убирая руки с его спины, он ощутил, как Патрик крупно вздрогнул в некоторой боязни, но Кельмекис только разместил ладони на разгорячённых, опалённых слезами щеках. Патрик поднял голову, стараясь смотреть в глаза, борясь со стеснением. Его собственные глаза воспалены, щёки и кончик носа красны, а волосы спадают на лицо небрежно. Дрожащие руки за спиной Чарли сжимают ткань рубашки – тот всё чувствует, но не говорит. Взгляд друга не горит привычным озорством – совсем поблек, утомлённый и грустный. Тёмный. И суть не в цвете глаз. Чарли отвечает упорным и настойчивым, тёмно-синим в полумраке. Тёплый свет фонаря едва очерчивал фигуры парней, рассевшихся на травяном покрове близко к полю для гольфа. Чарли не дожидается комментариев, он действует. Наклоняется вперёд, к сгорбленному в бессилии другу, кротко притягивая к себе. Губы мягко смыкаются в поцелуе, и Патрик, того не ожидая, рвано вздыхает, но приспосабливается к темпу, заданному Чарли. Патрик успокаивается, и дыхание выравнивается вместе с этим неторопливым, таким правильным поцелуем, на который он без страха отвечает, пускай и не был уверен. Позволить себе нечто большее или демонстративно пошлое, как в игре с Элис, он не может и не хочет. Только не без разрешения самого Чарли. Он никогда не целовался с парнями. И абсолютно не знал, как себя преподносить. Чувствовал одну руку брюнета ближе к пояснице, неуверенно сжатую в кулак и касающуюся лишь запястьем, вторую – на своём затылке. Такие осторожные, неожиданно ласковые движения навстречу. Тёплый узел расплёлся внутри живота, разлетаясь стаей бабочек. Патрик и Чарли одаривают друг друга продолжительной нежностью, не присущей друзьям. И они оба это понимают. Чарли медленно отстраняется первым, сохраняя во взгляде бывалую невинность, и Патрик осторожно смещает руку с его затылка на плечо, нервно облизывая губы. Ладони мальчишки всё ещё на его лице. И он не хочет, чтобы тот убирал их. – Ты чего это? – вскидывает одну бровь, улыбаясь с привычным лисьим прищуром, покрасневший в этот раз от смущения Патрик. Чарли не думает над ответом долго. – Ты это сделал, я это сделал. Теперь мы квиты. Чтобы я больше не слышал твоих извинений. Идёт? Патрик признаёт гениальность друга с охотой, и глаза его поблёскивают искрящейся надеждой. Аккуратно кивая, чтобы при том не отпугнуть держащего руки на щеках Чарли, он дополняет: – Окей, я понял. Кстати, неплохо целуешься. Для того, кто ни разу не целовался с парнем, разумеется, – подмигивает Патрик, и Чарли мягко улыбается, намереваясь отпустить его от себя. Только Патрик прижимается снова. И Чарли не воюет с ним за своё личное пространство, а молча обнимает. Брэд страстен, порывист и беззастенчив. Чарли – не Брэд. Но Чарли нравится Патрику даже больше. Чарли – это тёплая майская ночь, кружка зелёного подслащённого чая, виниловые пластинки, аккуратная стопка книжек, скомканный флисовый плед с подкладкой, песня Asleep – The Smiths, уют, добро, милосердие. Чарли – это бесконечная тёплая грусть. Загадка, над которой не нужно ломать голову и убиваться в неведении – он простой мальчишка, предпочитающий молчание, и времяпрепровождение с ним заряжает Патрика жизненной энергией. Опускать руки, когда рядом друг, он не намерен. Наоборот, желает не позволить сделать этого самому Кельмекису, ночами страдающему от навязчивых мыслей и всплывающих перед глазами образов. Патрик будет рядом и поможет. Он на страх себе целует его снова, извиняясь прямо в губы, и Чарли позволяет ему это. Он всё понимает.