Красота на пепелище наших жизней

Первый день − самый тяжелый. В воздухе витает тошнотворный запах пепла и горелой плоти. Скорее всего, Артуру только кажется, но вонь преследует его повсюду, навевая воспоминания и сожаления. Она рвет горло, забивает легкие и слепит глаза. Куда бы он ни пошел, он чувствует себя одиноким и беззащитным, будто из его жизни исчезло что-то незаменимое. Его тень больше не следует за ним, и Артур остро ощущает ее отсутствие. Ему хочется злиться, хочется чувствовать удовлетворение, но за последние пару дней он потерял двух самых дорогих ему людей, и не уверен, какая потеря причиняет больше боли. Отец, который растил и любил его, но потом утонул в безумии, или его... его.., в общем, никогда не существовало слова, чтобы описать, кем Мерлин был для Артура. Артур чувствует вину перед самим собой, но скучает по человеку, который причинил ему столько зла. Это слабость − хотеть вернуть лжеца, предателя и колдуна. Глупо хотеть изменить то, что произошло лишь потому, что не в силах смириться с последствиями. Его отец бы не передумал. Отец бы сказал, что так надо, и был бы прав. И все же месть за смерть отца не принесла Артуру того облегчения, на которое он рассчитывал. *** Мерлин смотрел на Артура расширенными от страха глазами, но ничего не говорил в свое оправдание, и Артур едва сдерживался, чтобы не убить его на месте. Глаза. Это всегда были глаза, ведь так? Что-то в цвете, в форме казалось знакомым, даже если они смотрели со старого, морщинистого, недоброго лица. Знакомым. Артуру почти хотелось рассмеяться от того, каким слепым и глупым он был. Ведь это был Мерлин, беззастенчиво одряхлевший, но все еще остающийся самим собой. Мерлин с заколдованной припаркой, замаскированный под Драгуна, оскорбил Артура и дал понять, что на самом деле о нем думает. Мерлин, к которому Артур обратился за помощью для своего отца. Мерлин владел магией, а Артур никогда не видел, не догадывался. − Поверить не могу, − Артур отступал от Мерлина, пока его спина не прижалась к стене. − Ты? Но я... − Артур... − Я верил тебе! − Артур закричал, его горе подпитывало гнев, и не страх заставил его отпрянуть от Мерлина, а отвращение. − Я доверял тебе, а ты годами лгал мне, и вот теперь это? Почему, Мерлин? Неужели ты думал, что, если я стану королем, это поможет таким как ты? Ты надеялся, я разрушу все, за что боролся мой отец? − Магия − совсем не то, что ты думаешь... − О, нет, − сказал Артур. − Ты прав, она не то. Она в тысячу раз более жестока, чем я предполагал. Я никогда не забуду этого, Мерлин. Ты умрешь, зная, что уничтожил всю надежду своего народа. Мерлин отшатнулся назад, словно от удара. Рот приоткрылся, но слов не последовало, и он выглядел таким идиотом, кретином с разбитым сердцем, что Артуру пришлось отвести взгляд, чтобы напомнить себе − Отец. − Я позову стражу, − тихо сказал он, внезапно почувствовав себя опустошенным − от гнева, от энергии, от всего, кроме всепоглощающей боли. − Они запрут тебя в темнице. Ты знаешь, что колдовство — это преступление, а измена − еще большее преступление. Ты убил человека. − Артур, это было не... − Ради своего же блага, больше не говори со мной. Колдун. Мерлин был колдуном, и он сотни раз использовал магию, возможно, даже прямо перед Артуром. Бессмысленно было копаться в воспоминаниях и искать намеки, явные подсказки, которые должны были его насторожить. Артур мог лишь смотреть на тело отца и клясться отомстить тому, кто убил его. Драгуну. Мерлину. *** Первый день − это день исчезновения Ланселота и день, когда Артур осознает, что существуют не только он и Мерлин. Прах его друга еще не успели вымести, а Ланселот уже уехал, не попрощавшись ни с кем, даже со своим новым королем. Артур ничего не говорит, когда просыпается (от кошмара, который так же жесток, как и реальность) и узнает, что покои сэра Ланселота пусты, а его лошадь исчезла. Очевидно, он уехал посреди ночи, оставив после себя лишь меч, доспехи и красный плащ, аккуратно сложенный на кровати. Он не мог выразиться яснее, и Артур горько удивляется, как он не замечал этого, не понимал, что Ланселот был предан не ему и не Камелоту, а Мерлину. Это предательство, и оно жжет, но не так сильно, как понимание того, что Утер никогда не давал Ланселоту и другим рыцарям-простолюдинам повода уважать его. Утеру Ланселот никогда не служил. Раньше Артур думал, что служить могли ему, но, очевидно, заблуждался. Мерлин оказался причастен к гораздо большему, чем думал Артур. *** Взгляд Артура, тяжелый и ищущий, окинул рыцарей. Он доверял этим людям свою жизнь, но ведь и Мерлину он тоже доверял. Он собрался с силами и спросил: − Кто-то из вас знал? Большинство тут же закачали головами, морщась от обвинения, но он подозревал не их. Лишь немногие рыцари были близки к Мерлину: те самые, кого Артур уважал, возможно чересчур. И эти рыцари расправили плечи и подняли подбородки, возмущенные подозрением, которое легло на их плечи. Леон, его верный Леон, не шелохнулся, и Артур знал, что его честность заставила бы признать вину, если бы было в чем признаваться. Это принесло облегчение, потому что Артур не думал, что смог бы пережить предательство своего самого старого, самого верного рыцаря. Остались… Элиан. Персиваль. Гвейн. Артур смотрел на каждого из них по очереди и знал, что дольше всех его взгляд замер на Гвейне, который никогда не скрывал своей привязанности к Мерлину и чаще других бросал Артуру вызов. Рыцарь ничего не отрицал и не признавал; он лишь выпятил челюсть, а его глаза, казалось, говорили: «А если и так? Что ты будешь с этим делать?». Артур шагнул вперед, собираясь повторить свой вопрос, когда... − Я знал. Ланселот говорил четко, открыто. Артур оторвал взгляд от Гвейна и уставился на него, своего самого достойного рыцаря, благородного душой и сердцем, если не по рождению. − Ты знал что? − спросил он, потому что это был Ланселот, а Ланселот не лгал, не предавал. − Я знал, что Мерлин обладает магией, − сказал Ланселот, выходя вперед из шеренги рыцарей, стоящих перед Артуром. Его голос отчетливо разносился по двору, и каждый слышал его слова. − Я знал об этом еще до того, как ваш отец изгнал меня. Артур уставился на него: − Но это было много лет назад. Ланселот склонил голову в знак согласия. − И ты мне об этом не рассказал. Артуру было трудно в это поверить. Ланселот, воплощение всего правильного, − еще один предатель? Неужели он был настолько отвратительным королем, что все его приближенные оказались лжецами? — Это был не мой секрет, чтобы поделиться им, сир. − Если бы тебе был дорог Камелот, ты бы рассказал об этом. Ради наших людей. Глаза Ланселота потемнели; этот взгляд Артур часто видел на поле боя, но никогда прежде он не был направлен на него. − Мерлин никогда бы не причинил вреда жителям Камелота. Вы знаете это не хуже меня. − Тогда не жителям, а только королю, − сказал Артур, чувствуя, как в нем поднимается гнев при упоминании Мерлина. − Ты скрыл от меня то, что не должен был. Защита колдуна — преступление. Ланселот гордо поднял голову. − Если меня повесят за то, что я защищал друга, во мне не найдется ни капли сожаления. − Ланселот, − резко бросил Леон, − придержи язык. Рыцарь слабо улыбнулся, но покачал головой. − Неужели ты запретишь мне говорить правду? *** Игнорировать отсутствие Ланселота трудно. В тот день Артур первым делом проводит тренировку с рыцарями, как раз перед советом, на котором он должен вести себя как король. Она нужна была, чтобы отвлечься, ведь мало что доставляет ему большее удовольствие, чем сражения. Ни войны, ни смерти, ни разрушения или ненависть, а яростная радость от скрещенных с одним из своих рыцарей клинков, проверка мастерства и видимые результаты их тренировок. Это ни с чем не сравнимо. Шаг Артура становится легче, когда он достигает тренировочной площадки, но поднявшаяся болтовня прекращается при его приближении. В воздухе воцаряется нехарактерная тишина, и Артур понимает − все будет не так просто. Он обводит их взглядом. Многие выглядят усталыми, ведь с казни на рассвете прошло всего несколько часов. Большинство даже не поднимают на Артура глаза. Леон смотрит в ответ, но в его выражении есть что-то мрачное и отстраненное. А Гвейн, конечно же, смотрит прямо на него, и сталь его взгляда тверже меча. Но Артура поражает влажный блеск его глаз, который тот даже не пытается скрыть. Артур отводит взгляд в сторону. *** − Артур, остановись и подумай, что ты делаешь, − сказал Гвейн, торопливо шагая рядом с ним. − Мы говорим о Мерлине! Да, это был Мерлин. Вот почему было так больно. − Он твой слуга, наш друг. Ты ведь знаешь, он никогда не причинит тебе вреда. Как давно ты с ним знаком? − Шесть лет, − ответил Артур. Более шести проклятых лет, и Мерлин лгал ему каждый день. Гвейн поймал Артура за локоть, останавливая его. − Он твой! Как ты можешь быть таким слепым? Он не злодей, он просто Мерлин! − Он колдун, − огрызнулся Артур. − Колдовство всегда заслуживало высшей меры наказания. Он предатель... − Не будь глупцом... − Следите за языком, сэр Гвейн, − прорычал Артур, отпихивая его. − Я напомню вам, что теперь я король. Глаза Гвейна вспыхнули. − Вы совершаете худшую ошибку в своей жизни, сир, − выплюнул он. − Не ждите, что я буду сидеть сложа руки. *** Гвейн чуть не провел ту ночь в подземельях. *** Советники Артура заикнулись о том, чтобы официально лишить Ланселота рыцарского звания и послать за ним погоню: «Он предал вас, милорд!», но Артур, чувствуя на языке привкус желчи, находит в себе силы протестовать. В конце концов, предательство не совсем одностороннее. Ланселот − рыцарь до мозга костей, даже если он никогда не принадлежал Артуру. Уход Ланселота − тяжелый удар, но причина его ухода еще тяжелее. Вина неподъемным бременем давит на плечи каждый раз, когда он встречается глазами с одним из рыцарей; от их многозначительных взглядов он начинает вздрагивать. Персиваль молчит, постоянно молчит, но каким-то образом его взгляду удается передать слова, которые он не хочет произносить, и Артур начинает избегать его в часы досуга. После Гвейна Персиваль − худший. Гвейн агрессивен и прямолинеен, а Персиваль молчалив, и, поскольку он никогда ничего не говорит, Артур может только догадываться, о чем он думает. Это злит. Он знает, что злость стала защитным механизмом, но не может заставить себя сдержаться, потому что… почему все обвиняют его? Они все знают, что сделал Мерлин. Артур видел, он был там, обвинение не было несправедливым. Оно было абсолютно заслуженным, ведь Мерлин был тем, кем был. Таково правосудие. Артур злится, и рыцари тоже начинают избегать его. Это плохой знак для только взошедшего на трон короля, если его солдаты не могут находиться с ним в одной комнате дольше необходимого, но Артуру наплевать. Он никогда не хотел так рано начинать свое правление. Когда Артур остается один, он видит сны. Даже в часы бодрствования его преследуют кошмары, а ночью возвращаются воспоминания о том дне и его последствиях. Они не мешают ему заснуть, наоборот, погружая в беспокойный сон, от которого он бледнеет, задыхается, а сердце бешено колотится. *** Артур сидел в кресле в своей комнате и смотрел в окно. Руки Гвен ободряюще скользили по его плечам, ее прикосновения твердые и успокаивающие. − О, Артур. Мне так жаль. Артур яростно заморгал, сдерживая слезы, которым он не мог позволить пролиться. Почему ему хотелось плакать? Из-за потерянного отца или никогда не существовавшей дружбы? − Как он мог? − сдавленно спросил он, и тут же сам нашёл ответ. − Он был беззащитен, его просто убили! Гвен напряглась, ее руки замерли. − Ты не знаешь этого наверняка. − Я был там, Гвен. Я все видел. Он использовал магию, и мой отец умер. − Может, что-то пошло не так? − Гвен говорила неуверенно, будто пыталась убедить себя в этом. − Может, он не хотел... − Конечно, он хотел, у колдуна были все основания ненавидеть моего отца. − Но мы же говорим о Мерлине. − И он колдун. Артур стиснул зубы. Если предательство Морганы причинило ему боль, то предательство Мерлина уничтожило. − Он обманул всех нас, Гвен. И он за это заплатит. Он услышал резкий вздох и повернул голову, чтобы посмотреть на Гвен. Она выглядела пораженной, губы слегка приоткрыты от потрясения. Она была прекрасна. − Ты же не можешь... Ты уже отправил его в тюрьму! Артур поднялся с кресла, сбросив ее руки с плеч. − Он убил короля, и он колдун. Он должен умереть. − Нет! − глаза Гвен были широко раскрыты и полны отчаяния. − Он не может... Артур, пожалуйста, ты не можешь. − Но я могу, − тревога охватила его, когда он увидел, как Гвен сделала шаг назад. − Почему нет? Он предатель и убийца. Я не могу его отпустить и никогда не прощу того, что он мне сделал. − Нет, − повторила Гвен, ее голос дрожал. − Нет, должно быть объяснение. Я знаю, что Мерлин никогда бы так не поступил, и ты тоже. Артур, прислушайся к себе, ты должен понимать, что это безумие... − Я видел его, Гвен. И никогда не смогу забыть об этом, − Артур перевел взгляд с её лица на кровать, вспоминая, как его отец лежал, беззащитный и умирающий. − Он должен умереть. − Он твой друг! − И он предал меня. *** Гвен, его любовь, женщина, которую он планировал однажды сделать королевой. (И этот день мог бы наступить совсем скоро, теперь Артур король, но в то же время он далек как никогда). Артур замечает, что в первый день Гвен даже не появляется в замке. Это не детская истерика, а горе, и лучше пусть она переживет его уединенно, чем будет демонстрировать неповиновение перед двором, открыто оплакивая предателя королевства. По крайней мере, так Артур убеждает себя. На следующий день после отъезда Ланселота она возвращается к своим обычным обязанностям. Артур несколько раз замечает ее, но никак не может подойти. Глаза у Гвен красные, но спина гордо выпрямлена, выражение лица нарочито пустое, от чего трудно вспомнить, что она не рождена знатной, а всего лишь сильная и отважная служанка, в которую влюблен Артур. А еще ее первым полюбил Ланселот, и она никогда не будет принадлежать Артуру полностью. Гвен ничего не говорит об этом, но Артур знает, что уход Ланселота задел ее так же сильно, как и его. Он верит любимой женщине, но не слеп к чувствам, которые рыцарь все еще питает к ней, и знает, что Гвен высоко ценит Ланселота. Ее молчание тревожит, ведь в нем он явственно слышит непроизносимый вслух упрек. «Ты убил одного друга и прогнал другого». Неделю Артур переносит ее молчание, и неделю Гвен царственна, как настоящая королева, сильна перед лицом невзгод, сдержанна в суждениях и осторожна в отношении Артура. На седьмой день Гвен уходит так же тихо, как Ланселот, и Артуру не составляет труда догадаться, что она отправилась за ним. Он не приказывает преследовать их и не пытается заглушить возникшие сплетни. *** Медленно заканчивался тихий летний день, теплый и ленивый. Гвен стояла рядом с ним на балконе и смотрела, как солнце опускается за горизонт, ее лицо сияло в уходящем свете. Она умиротворенно улыбалась, словно для счастья было достаточно и этого: наблюдать за закатом в Камелоте. − Ты будешь править прекрасным королевством, Артур. И когда это случится, я буду гордиться службой в твоем замке. Артур нахмурился, не упустив из виду расстояние, которое она проложила между ними. − Тебе необязательно быть служанкой, − сказал он тихо, подходя ближе и протягивая руку, чтобы слегка коснуться ее руки. − Ты можешь стать королевой. Гвен попыталась рассмеяться, но в ее глазах плескалась печаль. − Не надо, Артур. Пожалуйста. − Я серьезно. Гвен отвернулась и посмотрела на раскинувшийся под ними город. Волосы упали вперед, закрывая ее глаза. − Я не принцесса, Артур. В ее голосе звучало сожаление, но Артур не упустил скрытую нотку надежды, которая придала ему смелости продолжать. − Меня это не волнует, − сказал он, поднося ее руку ко рту и касаясь губами костяшек пальцев. − Ты гораздо больше, чем то, кем родилась, Гвиневра. Гвен снова повернулась к нему, грустно улыбаясь. − Ты же знаешь, что этого не может быть. − Все возможно, − настаивал Артур. − Когда придет время, ты увидишь. Красное солнце скрылось за горизонтом, в темнеющем небе Артур разглядел звезду, яркую и вселяющую надежду. − Однажды мы будем править вместе. *** Коронация Артура проходит через пятнадцать дней после похорон отца. Это тихое событие. По правилам его восхождение на трон должно быть отложено по крайней мере на пару месяцев после похорон, а в союзные королевства отправлены вестники, но времена сейчас неспокойные, и Моргана по-прежнему представляет реальную угрозу стабильности Камелота. Поэтому коронация проходит как можно скорее, и Артур ощущает тяжесть короны на голове раньше, чем ему хотелось бы. Артур всегда знал, что однажды станет королем, но он никогда не представлял, что править будет так тягостно и одиноко. Он потерял всех, кто был ему дорог, и стоит один, опираясь только на собственные силы. Раньше у него всегда были наставления отца, дружба Морганы, вера Гвен, преданность рыцарей... и, похоже, ничего от Мерлина. Теперь Артур остался без королевы, без преданного друга, и даже, если быть честным с самим собой, без верности рыцарей. В каком-то смысле чувство вины срабатывает, и он начинает думать, что взгляды рыцарей, предательство Ланселота, уход Гвен − справедливое наказание за то, что он отправил друга на костер. Как будто Мерлин этого не заслужил Как будто видеть, как Мерлин сгорает, было недостаточным наказанием, и кто-то из них сможет забыть это зрелище или ужасный запах. *** Мерлина казнили на рассвете. Так было эффектнее. Казни на костре почти всегда совершались на рассвете или закате, когда было достаточно темно, чтобы пламя привлекало все внимание, но достаточно светло, чтобы увидеть, если заключенный попытается что-то предпринять. И Артур почти сразу понял, что увидит смерть Мерлина от огня. Медленное сожжение, длительное и болезненное, как и годы его лжи. Мерлина вели на казнь со связанными руками в сопровождении стражников. Его голова была высоко поднята, не из гордости, а потому что он внимательно осматривал толпу, ища кого-то. После ночи в подземельях он казался усталым, одежда была грязной. Он выглядел как Мерлин. Его взгляд упал на Гвен, стоявшую рядом с рыцарями, уголки губ дрогнули, и он ободряюще улыбнулся. Гвен была в слезах, но молчала, ее рука крепко сжимала рукав Ланселота. Неподалеку стоял Гаюс, тоже мрачный и тихий, он пристально смотрел на Мерлина, словно ожидая чего-то. Стражники привязали Мерлина к столбу, и он, казалось, почти не беспокоился, даже не пытаясь сопротивляться. Артур не сводил с него глаз, готовый к любым попыткам применить магию, но Мерлин ничего не говорил и не делал. Лишь когда палач шагнул вперед с факелом, его глаза вспыхнули золотом, и с легким шипением огонь погас. Артур почувствовал, как пальцы сжались на перилах балкона, с которого он наблюдал за казнью. Мерлин поднял голову, их глаза встретились. − Еще раз, − приказал Артур. Палач, явно напуганный, не сразу смог зажечь факел. Когда он опустил его на костер, огонь слабо зашипел и снова потух. Палач посмотрел на Мерлина с явным страхом, но тот не сделал ни единого движения, чтобы освободиться. Он лишь смотрел на Артура с нескрываемым вызовом. Артур медленно, молча отвернулся и вышел с балкона. Он спустился по лестнице, прошел по коридору и вернулся на улицу. Миновав палача, он подобрал отброшенный факел и поднял его так, что тот оказался на уровне глаз. − Зажги, − приказал он Мерлину. Огонь вспыхнул, и Артур, не раздумывая ни секунды, бросил факел в костер, с удовлетворением наблюдая, как огонь разгорается и разрастается. *** После коронации Гвейн становится еще невыносимее. Он не проливал слез с первого дня, но пьет еще больше, чем раньше, появляется только на половине тренировок и не упускает случая бросить Артуру вызов. Артур терпит, потому что Гвейн − один из лучших его рыцарей, и, возможно, потому, что считает себя заслуживающим такого отношения. И если в поединке Гвейн кажется особенно агрессивным, и его меч слишком глубоко вонзается Артуру в бедро, он не обращает на это внимания. Он лишь морщится и уступает Гвейну бой, прежде чем перевязать рану, делая вид, что не замечает дикого выражения его лица. Дикого, но неудовлетворенного, никогда не удовлетворенного, потому что Гвейн жаждет не мести. Он никогда не успокоится, потому что Мерлин мертв, и как бы сильно он ни ранил Артура, ничто не вернет его обратно. Гвейн − единственный, кто говорит с Артуром о Мерлине, и, возможно, это еще одна причина, по которой Артур его держит. Он часто ищет рыцаря по вечерам. Как бы то ни было, ему необходимо слышать его слова, потому что с ним Гвейн честен и откровенен так, как никто другой. Вечером рыцаря всегда можно найти в таверне. Этот вечер, спустя шесть дней после коронации Артура, не становится исключением. Гвейн все больше напивается, что нелегко, учитывая, как хорошо он умеет пить. Его язык заплетается, и он полулежит в кресле, опираясь одной рукой на стол, а другой рассеянно дергает за цепочку на шее. Рядом с золотым кольцом и полумесяцем, с которыми он не расстается, появилась новая подвеска: маленькая птичка с распростертыми, словно в полете, крыльями, грубо вырезанная из темного дерева. Единственный намек на украшение − глаза, сияющие ярким золотом. Артуру не нужно спрашивать, что или кого она символизирует. Гвейн ловит его взгляд и прячет ожерелье под рубашку, словно защищая его. − Мерлин был твоим слугой, − произносит он невнятно. − Он сделал бы для тебя все что угодно, преподнес бы весь мир на серебряном блюде, если бы ты попросил. И за это ты убил его. − У него была магия, − говорит Артур. − Он убил моего отца. − И она была твоей с дня вашей первой встречи! Неужели ты ослеп и не видел все то, что он делал ради тебя... − Я никогда ни о чем его не просил! − Без него ты был бы уже мертв! Ты, наверное, никогда не поймешь, как многим ему обязан, ведь у него не будет возможности рассказать об этом. Но он спас тебе жизнь, Артур, даже если ты этого не видишь. − Почему же ты не спас его, коли он был тебе так дорог? − Думаешь, мы не пытались? − говорит Гвейн, и Артур задается вопросом, сколько еще предательств он сможет вынести. − Мы были в камере той ночью. Артуру не нужно спрашивать, какую ночь он имеет в виду. Ему не нужно говорить Гвейну: «Это измена, вам не было позволено». Но он хочет спросить: «Сколько? Кто из вас готовы были так рисковать ради Мерлина?» − Мерлин сказал нам, чтобы мы не волновались, что все будет хорошо. Он был уверен, ты не пойдешь на это, − говорит Гвейн, произнося каждое слово четко, словно гнев и горе отрезвили его. – Все были уверены. Я считал, что у него есть план, мы все так думали. Он мог спастись от огня, я знаю, что мог. Но он этого не сделал, потому что ты приказал. Потому что ты зажег огонь. А мы не помогли, ведь он попросил нас не вмешиваться. Артур вздрагивает. И снова мы. Сколько рыцарей не одобряли его решение, сколько хотели бросить ему вызов? − Он солгал мне, − защищается он, − и использовал магию. Он знал, во что ввязывается. Он осознавал риск. − И он доверял тебе! − кричит Гвейн. − Он верил в твою дружбу, верил, что ты дашь ему шанс, если когда-нибудь узнаешь! Но ты этого не сделал. Ты даже не дал ему объяснить, и теперь его нет, и это твоя вина. Вот оно, ясное и неумолимое. Обвинение, которое Артур ждал уже несколько недель, но так и не услышал. Наконец-то оно прозвучало, и ранило сильнее, чем он мог себе представить. *** Мерлин никак не ожидал, что Артур пойдет на это. Об этом ясно говорили его распахнутые глаза и сошедшая с лица краска. В течение секунды, показавшейся вечностью, он глядел только на огонь, угрожающе пляшущий у него под ногами, оранжевое пламя отражалось в глубине его глаз, затем он поднял голову и посмотрел прямо на Артура. Он ни на секунду не отвел взгляд, даже когда пламя взметнулось и начало пожирать столб и его одежду. Даже когда жар и боль стали невыносимыми, когда он должен был закричать и молить о пощаде. Он лишь смотрел на Артура сияющими золотом глазами. Магия это была или огонь, Артур не мог разобрать. Он заставил себя смотреть, не отрываясь. Их взгляды были прикованы друг к другу, и каждый словно призывал другого отвести глаза первым. Артур был полон решимости победить, как бы больно это ни было. Он позволил своей ненависти, своему страху и гневу поглотить его, пытаясь получить хоть какое-то удовлетворение от того, что Мерлин сгорит, но... Мерлин изогнулся, откинув голову назад и стиснув зубы; в тот же миг пламя взметнулось вверх и полностью скрыло его из виду, так что Артур смог различить лишь темный силуэт, бьющийся в путах. Кто-то закричал от ужаса, но это был не Мерлин. После этого все закончилось очень быстро. *** — Это твоя вина, − безжалостно повторяет Гвейн. − Кто-то должен это сказать, а Мерлин не может. Даже если бы мог, не сказал бы. Ты его ненаглядный Артур, он бы все для тебя сделал. Он позволил тебе убить его. Никогда не ври себе, будто было по-другому. Он умер только потому, что позволил тебе убить его. Потому что это был ты. Это всегда был ты. Знаешь, что он сказал нам, когда сидел в камере и ждал рассвета? «Все будет хорошо. Я верю в него». И он имел в виду тебя, Артур. Он имел в виду тебя. Артур сглатывает. − Ты не можешь просто... − Ты знаешь, что он звал тебя по имени, когда горел? − спрашивает Гвейн, в его голосе отчетливо слышится отвращение. − Ты слышал это или слишком переживал, что он сбежит? Мы все видели, как ты смотрел, но слышал ли ты его крик? Даже умирая, это был только Артур, только ты. Он никогда не делал ничего, что не было бы ради тебя. Горло Артура сжимается, и он снова с трудом сглатывает. − Я знаю... знаю. − Правда? − Гвейн пристально смотрит на Артура. Тот отводит взгляд. − Думаю, ты не понимаешь. Ты послал Мерлина на костер, а когда этого оказалось недостаточно, ты сам поджег его. Вот почему он не остановил это, почему не сбежал. Он все потерял, когда ты решил, что хочешь увидеть его смерть. − Прекрати, − говорит Артур, и голос его срывается. − Это приказ, Гвейн, прекращай. − С чего бы это? − спрашивает Гвейн. − Я больше не обязан тебя слушать. Ты не мой король. Артур резко отшатывается назад, чуть не опрокидывая стул. Что? − Мерлин был моим первым другом, − Гвейн смотрит в свой кубок, он звучит гораздо трезвее, чем есть на самом деле. − Я никогда не думал, что мне придется выбирать между вами, но выбор очевиден. Он одним махом выпивает остатки, ставит кубок на стол и смотрит Артуру в глаза. − Ты сам выбрал это, Артур. Ни я, ни Мерлин, ни кто-то еще. Ты сам. Он встает и выходит из таверны, а Артур смотрит ему вслед, понимая, что видит Гвейна в последний раз. Гвейна, который был другом Мерлина до того, как стал рыцарем Артура. Его мир рушится на части. Как он только не осознавал, насколько сильно его жизнь переплетена с жизнью Мерлина? Сначала Ланселот, потом Гвен... Гвен − его сердце, его жизнь и душа. Конечно, Гвен. А теперь и Гвейн, и сколько их еще будет? Артуру достаточно вспомнить, как Гаюс перестал смотреть ему в глаза и разговаривать с ним без крайней необходимости, чтобы догадаться, кто уйдет следующим. А после этого... После этого можно только гадать. Артур − король Камелота, но без Мерлина королевство разваливается изнутри. И, возможно, Артур тоже. *** До самого конца все казалось нереальным, будто происходило не на самом деле. Все видели, как в последние мгновения глаза Мерлина вспыхнули золотом, и Артур знал, что единственной причиной, по которой никто не вмешался, была вера в то, что Мерлин спасется. Даже Артур верил в это. Все стало реальным только когда спустя долгое время огонь потух, и открылось то, что сотворил Артур: груда пепла и останки того, кто когда-то был Мерлином. Мгновение длилось ошеломленное неверие, а затем... Потасовка, крик, Гвейн вырывался из крепкой хватки Персиваля. В считанные секунды он стоял на коленях у костра, проводя дрожащими пальцами по пеплу, на лице его отчетливо читалось неверие. − Нет, нет… ты, идиот, ты ведь должен был сбежать... Он закинул голову назад, глядя на небо, словно ожидая, что Мерлин появится из ниоткуда с ухмылкой и шуточкой. Артур тоже посмотрел наверх, но никто не появился, ничего не произошло. Все было кончено. Из горла Гвейна вырвался крик. Жуткая, гробовая тишина повисла над остальной толпой, и Артур не мог встретить ничьих глаз. Он увидел плачущую Гвен, зарывшуюся лицом в плащ Ланселота. Его рыцари стояли неподвижно, молча и напряженно. Гаюс с белым как мел лицом, приоткрыв рот, не отводил взгляд от места казни, словно Артур вонзил ему нож в сердце и убил так же верно, как убил Мерлина. *** Некоторое время Артур искренне беспокоится о здоровье Гаюса. Он не решается поинтересоваться его самочувствием, ведь тот едва может находиться с ним в одной комнате. Они разговаривают только при крайней необходимости, и Артур с тревогой наблюдает, как лекарь словно угасает, становится все более морщинистым, сутулым, менее энергичным. Он осознает, что сделал с Гаюсом − лишил его почти сына, а с ним и смысла жизни. И понимает, что не хочет стать причиной его смерти. В конце концов он все-таки обращается к Гаюсу, чтобы посоветовать ему уйти в отставку. − Ты много лет проработал придворным лекарем, − как можно деликатнее говорит Артур, чувствуя себя неловко и виновато. − Думаю, тебе пора задуматься о собственном здоровье. Возможно, уехать в деревню. Гаюс выпрямляется, гневно раздувая ноздри. − Вы меня увольняете, сир? − Нет! − отрицает Артур. − Нет, конечно, нет. Просто я подумал, твое здоровье... − Из нас двоих я лучше могу судить о состоянии своего здоровья, − резко говорит Гаюс. − У меня подорвано не здоровье, сир, а нечто совсем другое, от чего нет лекарства. Поездка за пределы Камелота не поможет. Кроме того, я не могу уехать. Он хотел бы, чтобы я остался здесь, с вами. Артур вздрагивает, и Гаюс этого не упускает. Он отворачивается и берет в руки бутылку с густой зеленой жидкостью. − До тех пор, пока вы не надумаете меня уволить, я буду и дальше лечить жителей Камелота, − говорит он, взбалтывая зелье. − А если вы меня уволите, я лишь удалюсь за стены замка. − Гаюс... – Артуру хочется сказать: «Спасибо», но Гаюс делает это не ради него. Он уходит, так ничего больше и не сказав. Странное сожаление оседает в его груди вместо облегчения от известия, что Гаюс его не бросит. Конечно, тот знал о магии Мерлина, но у Артура не хватило духу обличить старика. Теперь в глазах Гаюса нет и следа той глубокой, давней привязанности, и его, как и Леона, в цитадели удерживают только честь и верность. Никакой любви к своему королю не осталось, ее смыло так же верно, как смыло пепел и кости Мерлина, когда костер прогорел. Артур знает, что Гаюс был верен его отцу, но в этом случае он встал на сторону Мерлина. Становится ли менее ужасающим то, что Артур начинает чувствовать то же самое? *** Однажды вечером, менее чем через два месяца после коронации Артура, за столом отсутствуют два рыцаря. Артур сразу замечает это, но никак не комментирует. Он видит, как люди бросают украдкой взгляды на два пустых места, и изо всех сил пытается сделать вид, что ничего необычного не происходит. Однако потом он отводит Леона в сторону. Главный рыцарь спокойно встречает его взгляд и ждет. − Персиваль? − спрашивает Артур, напрягшись. Леон смотрит на него долгим оценивающим взглядом, и у Артура падает дух. − Он уезжает. − А Элиан? Леон ничего не говорит, и это уже ответ. Артур разворачивается на пятках. − Вы не сможете их переубедить, поверьте, − в тихом голосе Леона чувствуется усталость. Артур выпрямляется: − Я должен попытаться. *** Воспоминание блеклое, смутное, неважное до сегодняшнего дня. Солнечный день, слишком жаркий, чтобы рыцари могли спокойно тренироваться. Все были без доспехов. Гвейн и Элиан уже сразились и теперь сидели на траве, пили воду и обменивались добродушными подтруниваниями. Артур был зол, не все ли равно, почему? Что-то, связанное с отцом. Мерлин был в полном облачении, и Артур наносил по нему удары. Мерлин все время отступал назад, замирая под его напором, и Артур понимал, что это неправильно. Ему нужен был настоящий соперник, способный дать отпор, бросить вызов, но сейчас ему хотелось просто выплеснуть гнев. Может быть, он ударил чуть сильнее, может быть, чуть выше. Мерлин упал, а Артур застыл. Воспоминание стало более четким, более резким, потому что имело значение. − Проклятье, − голос Персиваля. Он положил меч, опустился на колени рядом с Мерлином и снял с него шлем. Мерлин выглядел ошеломленным. Персиваль осторожно коснулся его лица. − Ты в порядке? − Голова немного кружится, − Мерлин лежал на спине и не двигался. − Все вращается. − Больно? − Сейчас пройдет, − Мерлин неуверенно приподнялся на локтях. − Можешь встать? − Персиваль протянул руку − Думаю, да. − Да ладно тебе, Мерлин, − раздраженно сказал Артур. Он же был в доспехах, Бога ради! − Не будь такой девчонкой. Персиваль, казалось, не услышал, но взгляд, брошенный Мерлином, сочился ядом. Он принял руку Персиваля, встал, и вместе с ним заковылял к краю тренировочной площадки. Артур следил за ними глазами, не упуская из виду, как Мерлин легко и непринужденно принимает поддержку рыцаря. *** Артур находит их в комнате Элиана. В углу лежит небольшой сверток, очевидно, забитый личными вещами Персиваля. Сам рыцарь, помогает Элиану собираться. При появлении Артура они оба замирают, словно воры, пойманные с поличным. − Вы вообще собирались мне рассказать? − резкий голос Артура рассекает воздух как нож. − Или собирались улизнуть словно преступники и трусы, а не рыцари? Оскорбление чести заставляет обоих вздрогнуть, но, хотя они выпрямляются и смотрят Артуру прямо в глаза, ни один не опровергает обвинения. − Ясно, − Артур ненадолго зажмуривается, пытаясь подавить гнев и обиду. − И вы думали, я позволю вам? − Ты позволил Гвейну. В голосе Персиваля звучит неприязнь, и Артур вспоминает, как близки они были с рыцарем. Они всегда подшучивали друг над другом, объединялись и разыгрывали других. Гвейн мог заставить Персиваля открыться и расслабиться так, как не мог даже Ланселот, знавший его дольше остальных. − Ты идешь за ним? − спрашивает Артур. Персиваль качает головой. − Если он не захочет, его не найдут. − Достаточно обойти все таверны королевства. Персиваль улыбается, но слабо и едва заметно. Артур замечает лишь потому, что надеялся на это. − Он покинул королевство. − Ты с ним связывался? − резко спрашивает Артур. Персиваль качает головой. − Я просто знаю. Он привык к путешествиям. Его уже изгоняли. − Я его не изгонял. − Это то же самое, − говорит Персиваль, − даже если он сам себя изгнал. − И куда ты пойдешь? − спрашивает Артур. − Если не с ним... Персиваль пожимает плечами. − Полагаю, куда поведет судьба. Туда, где смогу прижиться. − Вы можете остаться здесь, − говорит Артур, глядя рыцарей по очереди. − Даже если вы не хотите быть рыцарями, вы все равно можете жить здесь. Камелот − ваш дом. − Я не могу, − говорит Элиан с несчастным видом. − Ты знаешь, почему. Я виноват перед Гвен, потерял слишком много времени, пока отсутствовал, и не хочу переживать это снова. Вот почему я еду. Найти ее. Артур кивает, его можно понять. − Я бы сделал то же самое. Он поворачивается к Персивалю, который очевидно не хочет разговаривать об этом. − Я по-прежнему считаю, ты будешь хорошим королем, Артур, − говорит он через некоторое время, и это слабое утешение, ведь Артур чувствует, что не заслуживает любви и преданности своих людей. − И если когда-нибудь Камелот будет нуждаться в нас, мы вернемся. − Камелот, − повторяет Артур. − А как же я? Что, если ты понадобишься мне... − У тебя есть другие рыцари. Рыцари, которые не были так близки с Мерлином. Рыцари, считающие магию злом. Рыцари, которые были верны Утеру, а не Артуру. Артур думает об этих рыцарях, гадая, сможет ли он выстроить с кем-нибудь ту дружбу, которая объединяла рыцарей Круглого стола. Персиваль протягивает ему красный сверток, Артур не сразу узнает в нем аккуратно сложенный плащ, с вышивки которого укоризненно смотрит золотой дракон. Артур отшатывается. − Оставь себе. Персиваль медленно качает головой. − Я благодарен за возможность стать рыцарем, − он вкладывает плащ в руки Артура, − но я больше не имею права носить его. Я не могу следовать за тобой так, как должен следовать рыцарь. − Ты был прекрасным рыцарем, − говорит Артур. − Ты более чем заслужил это право. Оставь его себе, в память о... Персиваль сжимает пальцы Артура вокруг плаща. − Я не стану оставлять его, − говорит он. Не «не могу». Не стану. Артур принимает плащ, перебирая пальцами гладкую красную ткань, пытаясь вспомнить, когда в последний раз кто-то так откровенно отказывался от своего рыцарства. Даже Ланселот помалкивал об этом, но... В те времена, когда его отец был королем, Артур не думал, что рыцарь когда-нибудь просто так уходил. Персиваль, простолюдин, которого сам Артур посвятил в рыцари и ценил выше многих других, теперь... Насколько глубоко он ошибается в людях? Сколько еще предательств предстоит пережить? − Когда вы уезжаете? − спрашивает он, прижимая плащ к груди и пытаясь хоть немного укрыться от холода, проникающего в кости, кровь и сердце. − Как только будем готовы, − отвечает Элиан. − Артур... Артур поднимает руку, не желая слушать объяснения или извинения, припасенные его рыцарем. − Если вы когда-нибудь захотите вернуться... Для вас всегда найдется место в Камелоте. Для вас обоих. − Благодарю вас, сир, − Элиан серьезно кивает. Персиваль ничего не говорит, и Артур знает, что он не вернется. *** Об этом не говорится прямо, но Артур понимает, что подвел всех. Королевство, народ, рыцари, друзья − они никогда не взглянут на него как прежде. В их глазах теперь вина, боль и сожаление. Каждое слово, прикосновение и взгляд наполнены упреком, словно все согласны, что, поддержав закон и казнив колдуна, он поступил неправильно. Он потерял своих лучших рыцарей. Из той горстки, которую он ценил превыше всех, остался только Леон, ведь ничто не может оторвать Леона от короля. Леон, который преданно стоит рядом с ним и остается единственным утешением Артура по вечерам, когда все остальные расходятся по своим покоям. Артур просит его остаться, и Леон подчиняется, держась прямо и с достоинством, в то время как Артур опускается на стул напротив, усталый и потерянный. Они одни в большом зале, царит тяжелое молчание. Проходит несколько минут, прежде чем Артур нарушает его тихим вздохом. Леон озабоченно смотрит на него. − Я никогда не думал, что все будет именно так, − Артур опускает голову на ладони, − что останусь один в самый тяжелый момент. Леон молчит. − Ты считаешь, я это заслужил, − обвиняет Артур, снова поднимая голову. Леон смотрит в глаза Артуру, как редко кто осмеливается. − Вы знаете, я никогда не уйду. − Но других за такое желание ты осуждать не станешь. *** В последние мгновения перед тем, как пламя скрыло его из виду, губы Мерлина зашевелились, и он что-то произнес. Это был не тот крик, о котором позже напомнит Артуру Гвейн, не последний, вымученный зов «Артур! Артур!». Это произошло позже, когда Мерлина уже не было видно. Но пока Артур смотрел, Мерлин что-то сказал, и его слова улетучились под треск огня и ветра. Он мог поклясться, что видел, как губы Мерлина вымолвили «Я прощаю тебя». *** Артуру нужен кто-то рядом, и вскоре после коронации его дядя Агравейн возвращается ко двору, принося свои советы и поддержку. Артур с благодарностью их принимает, ведь Агравейн хоть и не друг, но член семьи, а таких у Артура осталось очень мало. Он знает Агравейна с детства и доверяет ему. Поэтому, когда они ловят Карлеона, угрожающего войском Камелоту, Артур прислушивается к совету и казнит его. И позже, когда вдова Карлеона объявляет войну Камелоту, Артур не винит Агравейна. Это не уменьшает остроты ситуации, в которой они оказались, и сердце Артура сжимается от тяжести, когда он собирает своих людей и ведет их в бой. Ни у кого из них душа не лежит к войне, затеянной их королем в то время, когда Камелот, кажется, разваливается на части. И тогда Артур предлагает королеве Аннис сделку: поединок один на один, два чемпиона, которые будут отстаивать интересы своих королевств. Сам Артур сразится в битве, которую он обрушил на Камелот. Артур не отпускает Леона в последние часы вечера перед боем. Армия в ожидании утра разбила лагерь, Артур позволяет своим людям занять себя, но Леон нужен ему рядом. − В этом не было нужды, сир, − говорит Леон, сидя на одеяле, который он принес в палатку Артура. − Мы бы выиграли битву. − Возможно. Но сколько бы людей погибло? Так будет лучше. Наши люди не стремились к битве. Я ее навлек. − А если вы проиграете? − спрашивает Леон. − Разве от этого станет лучше? Мы не можем отдать половину Камелота королеве Аннис. − Тогда будем надеяться, что я выиграю. − По крайней мере, позвольте мне занять ваше место, сир. Нельзя рисковать всем ради гордости. Вы не можете умереть. Артур смотрит на красную ткань, устилающую внутреннюю часть палатки. Красную, как пролитую им кровь, как плащ, возвращенный Персивалем. − Я делаю это не ради гордости. − Может, и так, − тихо говорит Леон, − но, наказывая себя, ты рискуешь наказать весь Камелот. Помни об этом, Артур. Ты нужен Камелоту. − Камелоту нужен король, который не рискует своим народом, − Артур смотрит Леону в глаза. − Дело сделано, Леон. Завтра я буду сражаться. Может, лучше поможешь мне с доспехами? Леон колеблется, явно желая продолжить спор. Минуту он борется с собой, но наконец опускает взгляд. − Вы знаете, это будет честью для меня, сир. *** Умелые руки Леона ловко застегивают доспехи с уверенностью и легкостью, напоминающими о Мерлине, только пальцы его скользят по Артуру, не оставляя твердых, успокаивающих прикосновений, которые Мерлин всегда дарил перед битвой. − Будь осторожен, − говорит Леон, осматривая одно из креплений на предплечье Артура, − ты никогда не видел, как он сражается. Сначала действуй неспешно, чтобы прочувствовать его стиль, а потом... − Леон. Леон опускает руки и делает шаг назад. − Да. − Это не первый мой бой, − напоминает ему Артур. − Проследи, чтобы он не стал последним. Артур смотрит на него, на человека, который сражался рядом в каждой из его битв. Он видит серьезный взгляд и то, как обеспокоенно Леон хмурит брови. − Обязательно. *** Артур никогда не приравнивал рост к силе. Мастерством и скоростью он побеждал многих противников выше и крупнее себя. Сила Персиваля впечатляла его, но без навыка фехтования ее не всегда хватало бы против реальной угрозы. И все же, когда Артур видит чемпиона королевы Аннис, ему приходится подавить дрожь беспокойства. Высокий и крупный − это не более чем эпитеты. Он одет только в кожу, и скорость может стать его преимуществом перед Артуром, закованным в доспехи. Выглядит он так, будто способен свернуть сопернику шею голыми руками. Артур медленно проходит сквозь строй, становится в пространство между двумя войсками и наблюдает, как Дериан приближается. Артур окидывает взглядом его лицо, замечая угрожающую ухмылку, обнажающую слишком много зубов. Он вытаскивает меч и пробует его баланс, следя глазами за руками Дариана. Меч − это продолжение твоей руки. Первый удар Дериана стремительный и сильный, а не медленный и испытующий, каким обычно начинает бой Артур. Он блокирует его, готовый к отдаче от столкновения мечей, и почти сразу отступает назад, чтобы дать себе время подумать, но Дериан в считанные секунды оказывается перед ним, вынуждая сражаться. Артуру остается лишь защищаться от атак, не имея возможности перейти в наступление. Он движется максимально быстро, но сила Дериана изматывает его. Один особенно мощный удар валит Артура на колени. Он слышит дружный вздох войска позади себя, но не решается оглянуться, вместо этого уворачивается от клинка, летящего навстречу, и кулаком ударяет Дериана по лицу. Рука противника тут же тянется к щеке, нащупывая кровь. Гнев омрачает его лицо, когда Артур, воспользовавшись заминкой, снова встает и выпрямляется, торжествующе ухмыляясь. Он может победить. Нужно только действовать решительно. Артур поднимает оружие, готовый отразить любой удар, но внезапно меч становится слишком тяжелым и выскальзывает из его пальцев на землю с глухим неестественным стуком. Тревога охватывает Артура, когда он наклоняется, обхватывает рукоять, но не может ее поднять. Вес оружия словно многократно увеличился, но Артур не может заметить никаких явных изменений. Он не настолько устал. Он уворачивается от следующего удара, но не отступает, не желая бросать меч. Пытается нанести удар, и костяшки пальцев врезаются в челюсть противника, но меч Дериана задевает его за руку, и Артур вскрикивает, отступая назад. Он снова пытается дотянуться до меча, но тот по-прежнему неподъемен. Он поднимает глаза, видя, как Дериан делает новый замах… и раскрывается. По какой-то причине его соперник замирает, словно колеблясь, Артур не может позволить себе замешкаться, поэтому он бросается вперед и с силой ударяет Дериана плечом, отчего оба падают. Несколько мгновений они в панике катаются по земле, пытаясь ухватиться за меч, затем Дериану, который больше и сильнее, удается встать, нанеся мощный пинок по ребрам Артура, чтобы тот не поднялся. Он подхватывает меч. Артур смотрит, как солнечный свет отражается на серебристом металле клинка. Он знает, что сейчас умрет, и думает: «Мерлин». Он не закрывает глаза, поэтому видит, что происходит дальше. Меч выскакивает из руки Дериана, совершенно неестественно по дуге отлетает в сторону и падает на землю. Дериан выглядит не менее ошеломленным, чем Артур, но Артур приходит в себя первым и бросается к клинку. Поднявшись на ноги, он ударяет Дериана по спине, вынуждая его упасть на землю. Артур поднимает меч, и ситуация переворачивается. Его клинок ловит и отражает золотой отблеск, Артур разворачивается, желая увидеть, откуда он взялся, но там нет ничего необычного. Соперник все еще лежит у его ног в ожидании смертельного удара, обездвиженный. Но разве Артур уже не пролил достаточно крови? Он втыкает меч в землю возле головы Дериана. *** Золото. Ему не показалось. Когда меч оказался в его руке, он увидел золотую вспышку. Золотую, как вихрь, захлестывающий голубые глаза Мерлина, когда он использовал магию. Может быть, это только фантазия, невероятная и безумная надежда, но Артур знает. Глубоко внутри он чувствует. Он не один, возможно, он никогда и не был один. Кто-то все еще оберегает его из тени. По дороге в Камелот Артур размышляет. Разве он не заметил, что Гаюс в последние дни выглядел бодрее? Разве он не удивился, когда тот улыбнулся ему на просьбу принести снадобье для больного горла? Разве ему не показалось странным, что того человека, Джулиуса Бордена, нашли связанным, с кляпом во рту рядом с сокровищницей? Это все как-то связано, все сходится... Мерлин. *** Артур сидел за своим столом глядя на чистый свиток. Солнце светило в окно, ему хотелось выйти на улицу и заняться чем-нибудь другим, чем угодно. Только не этим. Дверь открылась. − Не сейчас, Мерлин, − сказал Артур, даже не поднимая глаз. − Ты что, узнал мои шаги? Артур нахмурился. − Любой другой постучал бы. − А, ну да. Придется что-нибудь придумать, − небольшая пауза. − А ты не хочешь узнать, почему я здесь? − Нет. − Наверное, тогда я просто уйду... и не покажу тебе это. Звук разворачиваемой бумаги. Артур вскинул голову, и Мерлин с ухмылкой встретил его взгляд. − Речь, над которой ты работаешь? Уже написана. − Мерлин, − сказал Артур, вставая. − Я когда-нибудь говорил тебе, что ты просто спаситель? − Думаю, нет. − Да, я тоже так не думаю. Мерлин подбросил бумагу в воздух, и Артур поймал ее. Он быстро просмотрел содержимое и кинул ее на стол. − Так ты поможешь мне облачиться в доспехи? − Именно за этим я сюда и пришел, − ответил Мерлин. − Мерлин, иногда я задаюсь вопросом, что бы я без тебя делал. − Наверное, умер бы, − сказал Мерлин с легкой усмешкой, согревающей сердце Артура. *** Артур подходит к старой комнате Мерлина, чувствуя, что его сердце вот-вот выпрыгнет. Не смея надеяться, он распахивает дверь и замирает на месте, хотя душа его разрывается от неистовой, неукротимой радости, потому что... Мерлин сидит на краю своей старой кровати, без рубашки, опираясь локтями на колени и положив подбородок на руки, словно глубоко задумавшись. Это без сомнения он, скулы и все прочее. Синий шейный платок валяется на полу, и Артур узнает его сразу, с самого первого взгляда. Мерлин, вернувшийся в Камелот. Мерлин, живой. Неверие и страх соседствуют с радостью и облегчением, и несколько мгновений Артур не может подобрать слов. Похоже, Мерлин тоже не знает, что сказать: его плечи напрягаются, а худая спина выпрямляется. Он медленно поднимается и поворачивается лицом, опустив глаза, словно не в силах заставить себя посмотреть на Артура. А Артур не отрываясь смотрит, потому что перед ним Мерлин, хрупкий и бледный, но живой и настоящий, и, кажется, он никогда не устанет от этого зрелища. − Мерлин, − говорит он и замолкает. Он подается вперед, желая обнять, прикоснуться, убедиться, что это не сон, но Мерлин отшатывается, и Артур опускает протянутую руку. Мерлин сгибается в низком поклоне, не отрывая глаз от пола, но видно, что он иронично усмехается. − Сир, − отвечает он, выпрямившись, без малейших интонаций − ни обиды, ни насмешки, ничего. Когда он наконец смотрит на Артура, его рот кривится в уродливой, горькой ухмылке, а глаза холодеют, но его поведение нарочито почтительное. − Могу ли я чем-нибудь помочь вам? Или вы снова пришли арестовать меня? Я вам не позволю, знаете ли. Артур чувствует боль, пронзающую его до глубины души. − Это не... Я бы так не поступил, − говорит он, желая, чтобы это было правдой, хотя он поступил. Это случилось. Артур отводит взгляд от обвиняющих, все понимающих глаз Мерлина. − Тогда чем я могу вам помочь, милорд? − Я просто, − говорит Артур. − Я просто хотел увидеть... Облако за окном смещается, позволяя яркому солнечному лучу проникнуть в маленькое грязное окно. Глаза Мерлина словно ловят и отражают свет, на мгновение они сияют золотом, и перед Артуром предстает не просто обиженный и преданный друг, перед ним мстительный и надменный колдун, колдун, убитый им и убивший его... Новая волна вины обрушивается на Артура, он резко отступает, едва не спотыкаясь о собственные ноги, с силой распахивает дверь и бежит без оглядки, чувствуя на затылке тяжесть обвиняющего, неумолимого взгляда Мерлина. Он мчится по коридорам, испытывая страх и ненависть к себе за трусость, слышит, как слуга обеспокоенно зовет его, но не обращает на это внимания. Артур добирается до своей комнаты и захлопывает дверь, а после падает на колени, ощущая на губах вкус соли от слез, бесконтрольно текущих по щекам. Он не знает, почему плачет сейчас, хотя не плакал из-за смерти Мерлина, и не знает, когда вообще начал, но лицо мокрое, а глаза щиплет. Едкий привкус пепла обжигает горло, и он почти чувствует запах дыма. Мерлин жив, но Артур все равно убил его, Утер по-прежнему мертв, и ничего не в порядке. Но. Мерлин жив. *** В тот день, когда Артур встретил Мерлина, он посчитал его самым большим идиотом на свете. Но в то же время он понимал, что только что увидел бесконечно храброго человека. Глупость в нем шла рука об руку с безрассудством. Что-то в Мерлине привлекло внимание Артура, и именно поэтому он погнался за ним, уже отомстив и посадив в колодки. Что-то такое в нем было. Возможно, он просто хотел проверить, осмелится ли Мерлин, зная, кто он такой, бросить ему вызов. Он осмелился. − Я могу разделаться с тобой одним ударом, − похвастался Артур, поощряемый наблюдавшими за ним рыцарями, в тот момент он в это верил. − Мне хватит и меньшего. Позже, оглядываясь назад, Артур поймет, что эта фраза была правдой. Одно слово, взмах руки − и Мерлин смог бы. Но он этого не сделал и не сделает. Тогда Артуру хотелось смеяться, ведь Мерлин был просто худеньким мальчишкой, который даже не представлял, во что ввязывается. Он дразнил Мерлина, и, к удивлению и восторгу, тот отвечал тем же. − Как долго тебя учили быть болваном? Артур недоверчиво фыркнул. − Ты не можешь так ко мне обращаться. − Простите, − голос Мерлина звучал неискренне, и Артур ни на секунду ему не поверил. − Как долго вас учили быть болваном... милорд? Спустя годы Мерлин, вернувшийся из мертвых, поклонится точно так же и заговорит с той же интонацией, но в этот раз будет в сто раз больнее. *** Гвейн возвращается первым. Артур не понимает, как он мог узнать. Насколько ему известно, о возвращении Мерлина знают только три человека: Гаюс, сам Артур и, естественно, Мерлин. Больше никто, ведь магию в королевстве по-прежнему боятся, а вернувшемуся из мертвых колдуну не станут доверять. Гаюс не стал бы посылать за Гвейном без согласия Мерлина, а Мерлин не настолько эгоистичен, чтобы просить рыцаря вернуться ради него. Однако, когда весть о возвращении сэра Гвейна достигает ушей Артура, он сразу понимает, что это не совпадение. Гвейн своих решений не меняет. Он не мог уже простить Артура, забыть о своем гневе и собственной вине. Единственная причина его возвращения − Мерлин. Артур ждет на ступенях замка и наблюдает, как рыцарь скачет галопом; его конь явно устал и изможден от тяжелой езды, дышит тяжело и загнанно. Артур просит одного из конюхов забрать животное и хорошенько почистить. Гвейн обычно хорошо обращается со своей лошадью, но Артур понимает его спешку. − Артур, − Гвейн выглядит немного удивленным его присутствием и не слишком довольным. Он слегка напрягается, когда Артур подается вперед и берет его за предплечье в знак приветствия. Он изменился, и не только из-за отсутствия доспехов и красного плаща. Это Гвейн, которого Артур встретил еще простолюдином, заступившийся за него трактирный драчун, но меч на боку, настороженный взгляд, полное отсутствие улыбки и маленькая птичка на шее — все это заставляет Артура почувствовать, что перед ним незнакомец. − Надеюсь, ты в порядке, − говорит Артур. И, посчитав, что ему нужно что-то доказать Гвейну, добавляет. − Он в своей старой комнате. У Гвейна расширяются глаза, будто он удивлен, что Артур знает, или, вероятнее, что ничего не делает. − Ты..., − начинает он и тут же останавливается. − Спасибо, Артур. − Он будет рад тебя видеть. Артур не может сдержать ревность, которая пробирает его до костей, но при этом знает, что это правда: Мерлин наверняка скучает по друзьям, а Гвейн его никогда не подводил, всегда поддерживая. − И я его, − говорит Гвейн, переводя взгляд через плечо Артура на двери, ведущие в замок, нетерпение явно читается на его лице. Артур отходит в сторону и наблюдает, как тот торопливо и беспокойно поднимается по ступеням и направляется к дверям. Когда он уже почти скрывается внутри, Артур окликает. − Гвейн, подожди. Гвейн останавливается и поворачивается, одной рукой осторожно перебирая ожерелье, на его губах уже играет улыбка от предвкушения встречи с Мерлином. − Сир? − спрашивает он, в тоне его звучит шутливая нотка, побуждающая Артура сказать: − Раз уж ты вернулся, то... − он колеблется, но ожидающий взгляд Гвейна побуждает его продолжить. − Сам знаешь, ты один из моих лучших рыцарей. − Я не знал, что все еще рыцарь, − медленно произносит Гвейн, переставая улыбаться. Его взгляд приобретает странное, отрешенное выражение. − После того как я... − Ты можешь им быть, если захочешь, − говорит Артур. − Для меня будет честью, если ты снова станешь рядом со мной. Гвейн отвечает не сразу. − Я слышал, ты убил Карлеона, − говорит он спустя мгновение. Артур морщится. − Убил. Какое это имеет значение? Гвейн странно смотрит на него. − Огромное. И никакого, − он выдерживает паузу. − Мой отец был рыцарем в армии Карлеона. Артур чувствует, как что-то внутри него сжимается. − Ты говорил мне, что не благородный. − Я не благородный. Благородство − это нечто большее, чем то, кем ты родился. Я никогда не хотел жить такой жизнью. − Я мог бы догадаться, − говорит Артур, думая, что это еще одна ложь, которую он не заметил. − Порода всегда скажется. Тебе это может не нравиться, но ты – благородный Он вопросительно разводит руками: − Ты мой рыцарь? Гвейн колеблется, и на мгновение Артур думает, что его просьбу отвергнут. Но Гвейн кладет руку на меч и очень серьезно произносит: − До конца, Артур. Артур улыбается, и ответная ухмылка согревает ему сердце. − Кроме того, − говорит Гвейн через плечо, торопясь уйти, − мы так и не закончили тот бой! И хотя рыцарь вернулся не ради него, Артуру кажется, что ему возвратили частичку сердца. *** Путешествие Артура, которое словно случилось целую вечность назад. Гиблые земли, трезубец Короля-Рыбака. И Гвейн. Гвейн и Мерлин спасли его, хотя совершенно не должны были быть рядом. Артур не знал, как к этому относиться. Конечно, он не мог поблагодарить их за это. Почти всю дорогу до границы он молчал, а позади него Гвейн и Мерлин подтрунивали друг над другом. Мерлин воспринимал все с юмором, привыкнув к подобным выпадам со стороны Артура, отвечал на каждую шутку, а Артур старался делать вид, что не слышит. Гвейн и Мерлин оба родились простолюдинами, их общение было легким, естественным и равным. Артур не мог не ревновать. Хотя Мерлин отправился за ним в опасный поход, именно к Гвейну он обратился за помощью. К Гвейну, с которым у них были равные отношения, готовому помочь, стоило лишь попросить. Гвейн разразился резким, одобрительным смехом. − Отлично, Мерлин. − Ты это заслужил, − Мерлин тоже рассмеялся. На мгновение воцарилось молчание, и Артур практически ощутил, как они улыбаются друг другу за его спиной. − Мне не хватало такого друга, − Гвейн говорил задумчиво и откровенно. После того как Гвейн оставил их на границе, Мерлин долгое время был удивительно молчалив. *** Гвейн, верный своему слову, остается, и снова облачается в цвета Пендрагонов. − Ты сохранил его? − говорит Артур в первый же день, когда видит рыцаря с красным плащом на плечах. − Как напоминание, − отвечает Гвейн. − Цвет подходящий. Цвет крови. Артур прикусывает язык, чтобы не прокомментировать. Гвейн тренируется так же усердно, как и раньше, спорит с Артуром по любому поводу, и если во время тренировок он излишне агрессивен, и Артур получает синяков больше, чем когда-либо прежде, то они об этом не говорят. Гвейн вернулся насовсем, и Артур знает, что ему можно доверять, даже если тот не доверяет в ответ. Артур знает, что каждый раз, когда не может найти Гвейна, тот находится в комнате Мерлина, разговаривает, касается, доказывая себе, что Мерлин рядом, так же как жаждет доказать себе Артур. Для Артура его присутствие лишь тень, намек, что жизнь Мерлина все еще связана с его. Мерлин подобен призраку, исчезающему всякий раз, когда Артур пытается присмотреться. Иногда он улавливает голубой отблеск, и ему кажется, что это один из шейных платков Мерлина, но он никогда не уверен точно. Гвейн же разговаривает с Мерлином часто. − Я с ним не согласен, знаешь ли, − откровенно говорит он Артуру, − но он все еще видит в тебе хорошее и считает, что тебя нужно защищать. А раз ты постоянно попадаешь в неприятности, то тебе нужен я. Вот поэтому я и остался. Артур не может заставить себя поблагодарить его. Слова крутятся у него в голове: «Он все еще видит в тебе хорошее». Хорошее. Что хорошего может увидеть Мерлин, когда Артур казнил своего лучшего друга, убил короля другого королевства и прогнал всех рыцарей? Но, конечно же, Мерлин видит. Ведь это же Мерлин. А что хорошего Артур может увидеть в Мерлине? Чувство вины по-прежнему грызет изнутри, но вместе с ним приходит спокойствие, вызванное осознанием, что Мерлин все еще жив, связан с Камелотом и продолжает защищать Артура. − Думаю, вам надо поговорить, − советует Гвейн. *** До Гвен, пусть и недолго, Артур верил, что во взглядах, прикосновениях, разделенных моментах что-то скрыто. Все проявлялось в мелочах: осторожные взгляды, говорящие больше тысячи слов, забота, которую Артур проявлял к слуге, настаивавшему на том, чтобы идти в бой рядом с ним, легкий ободряющий смех. И даже после того, как Артур стал замечать, как прекрасна Гвен, Мерлин не перестал быть рядом, разным, постоянным, преданным. Он рисковал своей жизнью, снова и снова. Он терпел насмешки и брошенные в него предметы. Он провел ночь после смерти Утера у комнаты Артура, чтобы быть рядом, если потребуется поддержка, и воспоминание об этом отдавало горечью и тоской. Артур отчетливо помнил ту ночь, проведенную в объятиях друг друга, успокаивающих и нерушимых. Ночь, которую никак нельзя было признать. *** Он не возвращался в комнату Мерлина с того первого раза, отчаянно надеясь, что тот придет к нему сам, и одновременно боясь его осуждения. В конце концов Артур все же решается, предпочитая истолковать слова Гвейна «Вам надо поговорить» как «Он хочет видеть тебя так же сильно, как ты его». Слишком тяжело знать, что Мерлин в замке, и не иметь возможности его увидеть, поэтому в очередной раз проходя мимо комнат Гаюса, он колеблется и толкает дверь. Лекаря, к счастью, нет, и Артур, отбросив сомнения, входит в комнату Мерлина. Мерлин смотрит на него с кровати, и, хотя видно, что он очень удивлен, не встает и не кланяется, чему Артур рад. Может, время и не залечит все раны до конца, и шрамы останутся навсегда, но начало положено. − Ты целыми днями просто бездельничаешь? − спрашивает Артур, прежде чем успевает додумать мысль до конца. Мерлин почти улыбается. − Не так уж сильно все изменилось. − Ну, да, − Артур ловит себя прежде, чем начать их обычный обмен колкостями. − Наверняка ты чем-то занимаешься. − Вообще-то да, − говорит Мерлин. Он сгибает пальцы правой руки. Глаза Артура следят за этим движением, и он думает «Магия», а еще «Мерлин». − Хотел бы я, чтобы тебе не пришлось скрываться. После нескольких изумленных секунд Мерлин отвечает: − Я тоже. − А ты не мог бы замаскироваться или еще что-нибудь? Если бы я узаконил... Мерлин качает головой. − Я бы не хотел снова лгать. − Точно. Несколько мгновений они просто смотрят друг на друга. Артуру до смерти хочется протянуть руку и прикоснуться, но он сдерживается, помня, как Мерлин отшатнулся от него в прошлый раз. Мерлин сейчас не выглядит ни испуганным, ни огорченным, только таким же потерянным, как и Артур. − Зачем ты здесь? − мягко спрашивает Мерлин. − Потому что... нам нужно поговорить. − Нам нужно было поговорить четыре месяца назад, когда ты раскрыл меня. Артур вздрагивает при одном воспоминании. Он мог скучать, мог осознавать, насколько важен его глупый слуга, но в конце концов Мерлин все равно убил его отца, и Артур никогда не сможет этого понять. − Я не был готов слушать. − А теперь готов? − Мерлин оборонительно скрещивает руки. − Я не могу изменить того, что произошло. Я не буду защищать свои действия и не смогу оправдать твои. Артур сглатывает. − Возможно, это мне нужно объяснить. − Не нужно ничего объяснять. Я знаю, почему ты поступил так, как поступил. Но это не оправдывает тебя. Столкнуться не с негодованием Мерлина, а с его тихим смирением − хуже, чем Артур мог себе вообразить. Мерлин не оскорбляет, но находит слова, которые прорубают путь прямо к сердцу, и это ранит. Артур, глядя в глаза Мерлина, не видит и следа того тепла, которое было там всегда. − Я... еще я хотел поблагодарить тебя, − говорит Артур. − За то, что ты делал. Я понимаю, что без тебя Камелот был бы... − Я ничего не делал ради Камелота, − перебивает его Мерлин, сверкнув глазами. − Как ты слеп, Артур! Зачем мне защищать твое королевство? Твое королевство. Твое, а не наше, и почему от этого так больно? В трех фразах Мерлин разрушил все надежды и уверенность Артура, перечеркнул все причины, по которым Артур вообще хотел с ним поговорить. Он спокойно встречает его взгляд, кривя губы в легкой улыбке, пока между ними тянется молчание, тяжелое и неумолимое. Артур делает шаг назад и поспешно вспоминает о чем-то другом, более безопасном. − Ланселот прислал весть о скором возвращении. Я хотел сам сказать тебе об этом. Артур видит, как загораются глаза Мерлина, и старается не ревновать. − С ним Гвен и Элиан, − добавляет он. Мерлин как будто удивлен, но ведь он должен был знать. Все знают. «Мы едем», пишет Ланселот, и облегчение Артура сильнее, чем следовало бы. С самого начала он не мог винить Гвен за отъезд, и теперь желает, чтобы она была не только в безопасности, но и счастлива. − Когда я узнал, что Гвен уехала, я задумался... – произнося имя Гвен, Мерлин нежно улыбается. − Ты знал? Артур кивает, не решаясь что-то сказать. Он не может винить Гвен, но он любил ее всем сердцем, и ее отсутствие было трудно перенести. − Мне жаль. − Ланселот − хороший человек, − Артур старается, чтобы голос звучал ровно. − Он будет хорошо с ней обращаться. − Но Гвен выбрала тебя. − Ланселота тогда рядом не было. Не хочу умалять того, что было между нами, но он явно способен дать ей больше меня. − Больше, чем королевство? − Да, − говорит Артур, – больше. − Так ты не сердишься? − Нет. «А ты?» Артур этого не говорит, Мерлин тоже молчит, и несколько долгих мгновений они просто смотрят друг на друга. Мерлин перекидывает ноги через край кровати и пристально вглядывается в Артура с непонятным выражением лица. − Я скучал по тебе, − говорит Артур, потому что это нужно сказать. − Когда тебя не было, я скучал. Тень пробегает по лицу Мерлина, и между ними снова вырастает стена. − Ты мог подумать об этом прежде, чем приговорить меня. *** Между разоблачением и казнью Артур лишь однажды видел Мерлина. Его вытащили из подземелий и привели к королю. Стражникам даже не пришлось принуждать: он сам опустился на колени, пристально вглядываясь в Артура. Он выглядел бледным и потрясенным, на щеках были видны следы от слез. Артур смотрел с каменным выражением лица, стараясь не обращать внимания на то, что его ближайший друг закован в цепи. − Мерлин, − произнес он, растягивая слова, стараясь, чтобы в его тоне не было ни гнева, ни жалости − правосудие должно быть беспристрастным. − Королевский суд признал тебя виновным в колдовстве, государственной измене и убийстве. За эти преступления ты приговариваешься к смерти. Мерлин застыл. Его лицо потеряло остатки цвета. − Артур... − начал он, но Артур предвидел это и прервал его ровным голосом. − Завтра ты будешь казнен. Да помилует Господь твою душу. *** Гвен и Ланселот подъезжают к конюшням замка бок о бок, Элиан отстает от них на полшага. Артур наблюдает за ними издалека и поражается той легкости, с которой Гвен сидит на лошади, как гордо она себя держит. Соскочив с седла, она тут же бросается в объятия Артура, зарываясь лицом ему в плечо. Артур рефлекторно ловит ее и крепко прижимает к себе, наслаждаясь ощущением ее тепла, вспоминая то счастье и маленькие радости, которые они разделяли. Им не нужны слова, чтобы выразить: «Мне тебя не хватало». Гвен, единственная женщина, которую он когда-либо любил по-настоящему, снова рядом с ним. Ланселот спускается на землю, и Гвен, улыбаясь, отходит и становится рядом с рыцарем. Это как ведро холодной воды, Артур вдруг вспоминает недели, месяцы, проведенные Гвен и Ланселотом вместе. В момент объятий он почувствовал меч, висящий у нее на бедре, и теперь смотрит на него, напоминая себе, что Гвен больше не принадлежит ему. − Артур, − низко и осторожно произносит Ланселот. Артур колеблется лишь мгновение, затем делает шаг вперед и берет Ланселота за предплечье, а другой рукой хлопает по спине. Точно так же он приветствует Элиана, улыбаясь своему рыцарю. − Рад снова вас видеть, − говорит он, и это действительно так. Он всегда ценил Ланселота, восхищался и равнялся на него, а Элиан − брат Гвен, человек, которому он доверяет, искусный боец. Он хочет, чтобы между ними было как можно меньше обид. − Это правда? − спрашивает Гвен, в ее глазах горит огонь, которого Артуру так не хватало. − Он действительно...? − Это правда, − отвечает Мерлин, выходя из-за конюшен, на его губах играет легкая, неуверенная улыбка. Артур вздрагивает, его взгляд тут же останавливается на Мерлине. Они не виделись с последнего неудачного разговора, и внезапная встреча становится для него шоком. Гвен изумленно вскрикивает, но в следующее мгновение оказывается в объятиях Мерлина, чуть не опрокидывая его навзничь. Она прячет лицо в голубой ткани его шейного платка, но видно, что ее плечи трясутся от слез. Мерлин звонко смеется − этого звука Артур не слышал так давно − обнимает Гвен, притягивая ее к себе. Гвен комкает в кулаках его рубашку и прижимается так, будто опасается, что он в любой момент исчезнет. Артур чувствует, как что-то сжимается у него в груди. − Как? − спрашивает Ланселот, и Артур различает в его тоне удивление, а не страх. − Мы видели, как… ты умер. − Я не мог уйти, − говорит Мерлин, бросая взгляд на Артура, и радость пропадает с его лица. − Даже когда я был не нужен. Ланселот будто хочет задать тысячи вопросов, но сдерживается, вместо этого подаваясь вперед и обнимая Мерлина за плечи. Гвен не отодвигается, но откидывает голову назад, и смотрит ему в лицо так, словно никогда не устанет от этого вида. Улыбка ее сияет ярче, чем когда-либо. Это Артур тоже потерял. *** Проходят дни, потом недели, прежде чем Артур и Мерлин заводят хоть что-то, смутно напоминающее настоящий разговор. Артур видит, как Мерлин веселеет день ото дня. Ланселот, Гвейн, Элиан и Гвен, вернувшиеся в его жизнь, оказывают на него положительное влияние. Верные друзья, от которых не нужно прятаться. Именно эта мысль побуждает Артура однажды сказать: − Хочу, чтобы двор узнал о твоем возвращении. Артур замечает короткую, но сильную вспышку тоски на лице Мерлина. Невозможность покинуть комнату без маскировки наверняка изматывает его. Даже переодетый, он не может на людях разговаривать с рыцарями, не привлекая внимания. − Ты знаешь, это невозможно, − говорит он, ровный тон не сочетается с выражением лица. − Меня казнили. Ты не можешь просто объявить всем, что помиловал колдуна, воскресшего из мертвых. Помиловал. Правда помиловал? Нет. Пока нет. Но, возможно, когда-нибудь. − Ты не можешь всю жизнь прятаться... − Кто сказал, что я планирую остаться здесь надолго? Артур замирает, думая: «Нет, ты не можешь меня бросить». − Я просто подумал… слушай, ты не можешь и дальше так прятаться. Я – король, если кому-то что-то не нравится, им придется смириться. Мерлин бросает на него острый взгляд. − Я надеялся, что именно таким королем ты никогда не станешь, − говорит он, и Артур вздрагивает. – Корона − это ответственность, идиот, а не повод делать все, что тебе вздумается, за чужой счет. Ты всегда хотел быть справедливым правителем. − Но это несправедливо по отношению к тебе. Я не хочу, чтобы ты так жил. − Сначала сними запрет на магию, − говорит Мерлин, по-прежнему не улыбаясь, − а потом, возможно, мы поговорим. Артур отступает назад, чувствуя так, будто его ударили. Он думал об этом, конечно, думал. Еще до возвращения Мерлина. Он размышлял об этом с тех пор, как Гвейн открыл ему глаза на истинную суть волшебства Мерлина: служить и спасать Артура, снова и снова. Но он всегда сталкивался с одной и той же проблемой: ему нужен рядом кто-то, достаточно хорошо понимающий магию, способный дать ему совет. Кто-то, кому он доверяет, и кто обладает собственной могущественной магией на случай, если что-то пойдет не так. Артур понимает иронию ситуации. Мерлин, несомненно, был единственным человеком в королевстве, подходящим под это описание. Но Мерлин ни разу даже не намекнул, что хотел бы отмены запрета на магию, ни за годы, проведенные в качестве слуги Артура, ни за прошедшие месяцы. Да и как Артур должен был догадаться, если тот, кто использовал ради него магию, лгал об этом? Но теперь в голосе Мерлина звучит обвинение, будто снять запрет стоило еще много лет назад. − Обязательно, − говорит Артур. − Но мне будет нужна твоя помощь. Мерлин не колеблется: − Она у тебя есть. *** Еще свежее, болезненное воспоминание. Предательство Морганы, одно из самых тяжелых. Чаша Жизни и ее бессмертная армия. Артур ведет отряд неопытных рыцарей в отчаянную битву. Азарт, стремление вернуть себе королевство и освободить народ заставили его сражаться, но когда все закончилось и глубина предательства Морганы обрушилась на него, он сломался. − Мы ее потеряли. Ее нет, а мой отец... мой отец...− он поперхнулся словами, не в силах их произнести. − У меня есть королевство, но что от него осталось? Скажи, Мерлин, что осталось? Рука Мерлина легла ему на плечо, твердая и уверенная, будто ей там самое место. − У тебя есть рыцари. Народ. И у тебя есть я. Я всегда буду с тобой. *** Под кроватью что-то шевелится. Слышится фырканье, достаточно сильное, чтобы сбить простыни, и Мерлин с улыбкой качает головой. − Не обращай внимания, − он словно говорит сам с собой. Он приседает у края кровати и заглядывает под нее, заговаривая успокаивающим, мягким тоном. − Ну же, детка. Можешь выйти, идея спрятать тебя явно не сработала. Из-под кровати доносится тихий писк. Артур недоверчиво смотрит, как Мерлин, видимо, ведет разговор с тем, что он там спрятал (Собака? Недокормленная кошка? Единорог?). И когда Мерлин наконец поднимается с животным, неуклюже свернувшемся в крошечный клубок в его руках, Артур в ужасе отшатывается. − Мерлин, − его голос звучит выше обычного, − скажи мне, это не то, что я думаю. − Это не то, что ты думаешь, − Мерлин спокойно лжет, потому что умеет, а потом улыбается деформированной белой чешуйчатой твари с крыльями, зубами и когтями. Дракон. Настоящий чертов дракон. В комнате Мерлина. В замке Артура. Ладно, это, очевидно, детеныш дракона. Но все равно. − Откуда у тебя дракон, Мерлин? − Это длинная история. − Я думал, − медленно произносит Артур, − что убил последнего дракона. Мерлин бросает на него неодобрительный взгляд. − Что? Разве ты еще не догадался? − Я не убивал последнего дракона? − Конечно, нет, − Мерлин нежно и успокаивающе гладит шею твари, удерживая ее на месте, пока та пытается подобраться к Артуру, с любопытством глядя на него широко раскрытыми глазами. − Артур, познакомься с Айтузой. Айтуза, это Артур. Он, конечно, тот еще болван, но я не позволю ему обидеть тебя. Артуру хочется рассмеяться, и он, наверное, так бы и сделал, если бы на него не смотрел дракон. − Айтуза, − слабо повторяет он. − Значит, ты и повелитель драконов, и колдун. − Что из этого хуже? − Мерлин будто искренне хочет знать. − Сейчас я не знаю, − говорит Артур. − Это ты выпустил Великого Дракона на Камелот? По лицу Мерлина пробегает тень. − Я не знал, что он собирается сделать. Снова. Снова острая боль предательства, удушающая вина за то, что он был так слеп, сожаления и сомнения. Был ли Мерлин когда-то его, или он делал только то, что было нужно для магии, для волшебных существ? Артуру отчаянно хочется просто спросить. Он молчит. *** Мерлин готовил его к бою. Отчаяние тяжелым грузом лежало на плечах Артура: он понимал, что выступить против дракона − самоубийство. Мерлин молчал, пока проверял доспехи, глаза опущены, рот крепко сжат. Артур попытался сбить напряжение шуткой. − Ну, посмотри на это с другой стороны, Мерлин. Есть шанс, что тебе не придется чистить их снова. Мерлин даже не поднял головы, он продолжал бороться с пряжками на предплечье Артура. − Сегодня будь осторожен. Не навязывай бой. − Да, сир, − язвительно ответил Артур, гадая, хотел ли Мерлин таким образом попрощаться. Мерлин подошел сзади, крепко стиснув руки на его спине. − Я серьезно. − Я слышу. Мерлин замолчал. На мгновение было слышно только его дыхание. − Пусть все идет своим чередом. Артур закатил глаза и улыбнулся, сам того не желая − Мерлин, если я умру, пожалуйста... «Не перечь следующему господину, которому будешь служить». − Что? − Мерлин не сказал: «Ты не умрешь, и я не хочу это обсуждать». Артур почувствовал, как угасает его улыбка, он был рад, что Мерлин стоит у него за спиной и не нужно смотреть ему в глаза. Взяв себя в руки, он повернулся. −Повелитель Драконов, − Мерлин опустил взгляд, печаль снова омрачила его выражение. Артур вспомнил, как он плакал, когда умер Балинор. − Я видел тебя. Мерлин поднял потемневшие от горя глаза. Какое-то время они просто смотрели друг на друга, а потом Артур протянул руку и положил ее Мерлину на плечо. − Я говорю это всем молодым рыцарям: никто не стоит твоих слез. Он не хотел, чтобы Мерлин плакал по нему. Он даже не хотел, чтобы тот скучал. Неважно, что Мерлин не был рыцарем, он был не хуже. Артур увидел, как Мерлин уловил смысл фразы, напряженно кивнул, затем слабо усмехнулся и сказал: − Да. Ты точно не стоишь. Облегчение Артура было недолгим: Мерлин тут же вывернулся из-под руки и подобрал меч. − Что ты делаешь? Мерлин бросил взгляд: «А сам как думаешь?» − Я иду с тобой. Артур моргнул. − Мерлин, скорее всего, я умру. Мерлин улыбнулся и кивнул, словно знал, и это ничего не меняло. − Да. Да, вероятно, умрешь, если меня там не будет. − Ага. − Знаешь, сколько раз мне приходилось спасать твою королевскую задницу? Артур улыбнулся этой шутке, и подумал: «Вот что я хочу запомнить». − Ну, по крайней мере, к тебе вернулось чувство юмора. Он надеялся, его слуга навсегда сохранит свой веселый нрав. Он стукнул мечом о меч Мерлина, отодвигая его с дороги, а затем направился к двери, размышляя, что напоследок это станет хорошим воспоминанием. Но Мерлин почти сразу его догнал. Артур остановился, и Мерлин остановился рядом с ним. Что? − Ты правда собираешься со мной встретиться с драконом? − Я не собираюсь сидеть сложа руки. Артур осознал, что хмурится. «Я не могу допустить этого». Мерлин пойдет на верную смерть, а ведь он не обязан защищать Камелот. Он даже не обязан защищать Артура. Он всего лишь слуга. Зачем ему... − Я знаю, тебе сложно понять, что я чувствую, но... Мне чертовски дороги эти доспехи. Я не позволю тебе их испортить. Они рассмеялись, и Артур подумал: «Ну и ладно». Ведь если Мерлин так решил, то никого лучше для битвы с драконом Артур не знал. *** Айтуза вертится в руках Мерлина. − Ты не возражаешь, если я отпущу его? Артур чертовски возражает. − Нет, − говорит он. Мерлин благодарно улыбается и позволяет Айтузе устроиться в углу комнаты и оттуда продолжить пристально разглядывать Артура. Артур неловко переминается с ноги на ногу. Что ж. Дракон довольно милый, на самом деле. − Он не причинит тебе вреда, − говорит Мерлин. − Я ему не позволю. Артур ухмыляется. − Ему ты то же сказал. Мерлин пожимает плечами. − Я боялся, вы друг друга убьете, − он с нежностью смотрит на Айтузу. − Жаль, он не говорит. Наверное, ты ему нравишься. Но пока он не умеет. − Пока, − повторяет Артур. − Да. Килгарра обещает, он научится, просто находясь рядом со мной. Артур чуть было не спрашивает: «Кто такой Килгарра?», но решает, что ему, наверное, лучше не знать. − У меня больше нет слуги, − говорит Артур вместо этого. − С тех пор как ты... Мерлин с сожалением качает головой, и Артур падает духом. − Артур, − мягко говорит он. − Ты знаешь, я не могу. «Не можешь или не хочешь?» Артур кивает и отводит взгляд, с трудом сглатывая. *** Рука Артура все еще перевязана после ранения от Зверя Рыкающего. Мерлин в его комнате, как всегда, непочтительный. Слова: «Я счастлив быть твоим слугой до самой смерти». *** Иногда, оставшись один в своей комнате, потому что он всегда отсылает слуг, стоит только им принести еду, Артур задумывается, правильно ли он поступает. Не следует ли ему прогнать Мерлина. Но у Мерлина и так есть все причины избегать Камелота, и все же он по-прежнему здесь. Всегда. Он никому не причиняет вреда, но... Чей-то стук вырывает Артура из раздумий, и половина содержимого его кубка выплескивается на пол. Он громко ругается и думает, что лучше бы у стоящего за дверью нашлась тряпка. − Входите! − зовет он. Ручка поворачивается, дверь распахивается, и в комнату входит Мерлин. Вряд ли у него есть тряпка, но внезапно это больше не важно. Артур вскакивает на ноги, забыв о кубке, и не обращает внимания на грохот, с которым его кресло падает на пол позади него. − Мерлин! − восклицает он с надеждой в голосе, услышав которую, наверняка бы осекся. − Я не знал, что это ты. С каких это пор ты стучишь? − Ты что, жалуешься? − Нет, − говорит Артур. И, поскольку он не может понять, почему Мерлин здесь, спрашивает: − В чем дело? Что-то случилось? Моргана... Мерлин поднимает руку. − Нет, ничего такого. Камелот в порядке. − О, — Мерлин пришел к нему не по причине неминуемой катастрофы, значит... − Я просто... Мерлин нервно теребит ткань на шее, и Артур с удивлением понимает, что шейный платок у него красный. Красный, а не синий, и, вероятно, он читает в этом гораздо больше, чем следовало бы, но этот факт согревает ему сердце. Однажды ему захочется снова одеть Мерлина с ног до головы в свои цвета. − Я просто размышлял о твоих словах. Пульс Артура учащается. − Я много чего говорил. − Правда, − Мерлин обводит глазами комнату, словно убеждаясь, что они одни. − Так что, предложение все еще в силе? Артур не притворяется, будто не понимает, о чем идет речь. − Полагаю, это зависит от того, заинтересован ты или нет. Мерлин слабо улыбается, и в его улыбке нет ни капли высокомерия, к которому привык Артур. − Я заинтересован, − говорит он почти робко, словно на пробу, будто Артур не согласится на все, не выполнит любую просьбу, если только Мерлин соблаговолит снова уделить ему время. − Что именно ты просишь? Работу или... − Артур не решается сказать что-то дальше и знает, что Мерлин его поймет. «Мы снова друзья?» − Если я и вернусь на службу, то явно не из-за денег. Только если ты не прибавишь мне зарплату. Артур понимает, что это шутка, но ему сложно не ответить: «Да, конечно, сколько? Только скажи, я согласен». − Мерлин, − пошутить в ответ Артуру мешает снедающее его чувство вины, − ты же знаешь, мы... «Мы не можем быть теми, кем хотим. При дворе не должны знать, что ты вернулся». − Я хочу попробовать, − говорит Мерлин. − Я хочу, чтобы все снова стало хорошо. − Я тоже этого хочу, − Артур кивает. «Я так сильно этого хочу. Ты даже не представляешь. Я хочу, чтобы мы вместе могли рассмеяться. Я хочу смотреть на тебя, не видя огня и дыма. Я хочу снова доверять тебе. Я хочу держать тебя в объятиях и оберегать. Я хочу, чтобы ты смотрел на меня как раньше, без опаски». Он хочет вернуть Мерлина, целого и счастливого, но знает, что потерял на это право. Но если Мерлин тоже этого хочет... Артур знает, как смотрел на него Мерлин − с преданностью и чем-то сильнее дружбы, от чего постоянное чувство вины утраивается, стоит ему только вспомнить. − Ты, − медленно произносит Артур, вспоминая этот взгляд, − ты теперь меня ненавидишь? − Если думаешь, будто я способен ненавидеть тебя, − говорит Мерлин, сурово и резко, как хлыст, − то, очевидно, ты меня совсем не знаешь. *** − Иногда мне кажется, я знаю тебя, Мерлин. Но иногда... − Ну... Я знаю тебя. *** Ради него. Не из-за Камелота. Ради него. *** − Я знаю, тебе сложно понять, что я чувствую... *** В какой-то момент времени Мерлин простил его − если вообще винил. И он защищает не Камелот. Он защищает Артура и людей, о которых Артур заботится, потому что... потому что? Потому что он Мерлин. − Раньше я думал, что знаю тебя, − говорит Артур. − Это потому, что раньше ты меня знал. − И ты изменился? − Это ты меняешься, − Мерлин качает головой. В его голосе нет грусти, а в голубых глазах блестит гордость, и Артур пытается этим утешиться. Смогут ли они снова узнать друг друга, научиться доверять, как раньше? Когда он поджигал костер, в глазах Мерлина сияла непокорность, невысказанный вызов: «Давай же. Посмеешь?». И Мерлин ни секунды не верил, что Артур сможет это сделать. Его доверие было безусловным, и Артур не оправдал его. Но даже в те краткие мгновения, прежде чем огонь перекинулся на него, Мерлин не сопротивлялся. Он мог бы освободиться, это знали все. Но он не стал этого делать. Он ошеломленно посмотрел на огонь под ногами, а потом поднял глаза на Артура, и на его лице не было ни страха, ни ненависти. У него был вид человека, потерявшего все, ради чего стоило жить. Ведь он потерял Артура. Он удерживал взгляд Артура гораздо дольше, чем это было возможно. − Куда ты пошел после того, как... очнулся? − спрашивает Артур. Мерлин бросил на него насмешливый взгляд. − В Эалдор, к матери. Хунит. Артур гадает, что сказал ей Мерлин, о чем она могла подумать. *** − На следующей неделе у тебя день рождения. − И что? − Мерлин поднял глаза. − Я подумал, ты захочешь вернуться домой. − Домой? − Мерлин недоуменно посмотрел на него. − Я имел в виду Эалдор. Мерлин застыл, на его лице промелькнули самые противоречивые эмоции. Он не был в Эалдоре, как знал Артур, уже много месяцев, почти год. Так же долго он не видел мать. И все же... − Ты пытаешься от меня избавиться? − Нет. Считай это... одолжением. Мерлин поднял подбородок. − Я тебя не оставлю. − Я уверен, пару недель я без тебя прекрасно проживу, Мерлин. − Я не уеду на две недели! − Мерлин казался оскорбленным. − Ты и двух дней без меня не протянешь! Артур закатил глаза. − Да ладно, Мерлин. Я уверен, что выживу, даже если рядом не будет никого, в кого можно что-нибудь бросить. − Думаешь? Как ты собираешься одеваться и раздеваться? Как будешь писать речи или разговаривать с Гвен, не выставив себя полным идиотом? Кого будешь использовать как тренировочную куклу? Да и вообще, как ты собираешься встать с постели? Артур поморщился. − Придется попросить Джорджа. Мерлин сморщил нос. − Джорджа? Вот оно что. Ты умрешь от скуки. Я не могу уехать. − Мерлин. − Артур, − подхватил Мерлин. − Ты не можешь просто отказаться от подарка на день рождения. Мерлин замер. − Так вот что это. Артур встретил его взгляд. − Да. Это подарок. *** − Как Хунит? Мерлин улыбается, его взгляд становится отрешенным. − Хорошо. Она... в порядке. − Я рад. Артур не спрашивает: знает ли она? «Знает ли она, что ты сделал? Знает ли она, что я с тобой сделал» − Как долго ты провел там? − Всего несколько дней. Достаточно, чтобы понять, что не смогу остаться вдали от тебя. И... Мерлин ведь не ждет, что Артур никак не отреагирует? Артур подходит вплотную, грудь к груди, он практически чувствует тепло кожи Мерлина, хоть они и не соприкасаются. Сердце у него бешено колотится, потому что Мерлин не отступает, и ближе друг к другу они не были с тех пор, как... как... Артур поднимает руку к горлу Мерлина и проводит по бледной коже, неприкрытой шейным платком. На шее Мерлина красуется тонкий кожаный шнурок с подвеской, появившийся, как уверен Артур, совсем недавно. Артур, испытывая тошноту и уже зная, что ему предстоит найти, осторожно тянет шнурок, задевая пальцами кожу на ключицах, впадину на шее. На ожерелье висит маленькая деревянная птичка с золотыми глазами, с которой Гвейн не расставался в течение нескольких месяцев после смерти Мерлина. − Он отдал ее тебе? − спрашивает он, ощущая горечь во рту. Мерлин бережно накрывает руку Артура, его прикосновение теплое и нежное. − Как напоминание. Напоминание о чем? Что Артуру нельзя доверять? Или что Гвейн принадлежит Мерлину, а не Артуру? Мерлин, должно быть, замечает выражение его лица, и потому говорит: − Артур, не надо. Артур не уверен, что именно не надо, но все равно кивает. Он готов пообещать весь мир, лишь бы Мерлин всегда был рядом, улыбался, а их руки соприкасались. *** Это уже вошло в привычку, стало частью их утреннего распорядка. Ни Мерлин, ни Артур не задумывались над этим. Артур просто ждал, а Мерлин подчинялся. Ему потребовалось некоторое время, чтобы научиться, но теперь он был не хуже любого слуги, по крайней мере, в этом отношении. Хотя в другое время он иногда шутил над неумением одеваться самому, но всегда молчал, когда облачал Артура. Не сегодня. − А эта нарядная, − сказал Мерлин, поднимая рубашку и поворачиваясь с ней к свету. Он не выглядел обрадованным. − Особый случай? − Ты же знаешь, сегодня днем Байярд приезжает с официальным визитом. − Ах, да. − Мерлин сморщил нос. − Ты должен произвести впечатление, надев рубашку, в которой будешь хорошо выглядеть? Разве доспехи не подойдут лучше? − Мы не воюем с Мерсией, Мерлин. И не хотим. Мы будем встречать королевских гостей с должным уважением и гостеприимством. − Ясно. Знаешь, у нее очень запутанные завязки. Артур фыркнул. Он знал, что Мерлин терпеть не может ничего более вычурного, чем рубашки, которые предпочитает сам Артур, − простые, удобные и быстро надеваемые. Мерлин всегда был ленив. − Поторопись, еще плащ нужно надеть. − Ты можешь надеть его сам, − пробормотал Мерлин. − Честное слово, плащ не так уж сложно... Артур стукнул костяшками пальцев его затылок, и Мерлин все уронил. − Ай! − он прижал руку к голове. − А это за что? Артур выразительно посмотрел на него. Мерлин закатил глаза, но было видно, что, наклоняясь, он улыбается. Шагнув вперед, он натянул поднятую рубашку Артуру на голову и плечи, потом принялся за шнуровку на спине. Несмотря на все жалобы, его пальцы двигались быстро, начиная у лопаток и стремительно спускаясь к основанию позвоночника. Артур стоял неподвижно, наслаждаясь быстрой чередой легких прикосновений. Мерлин повернул его к себе, слегка надавив на плечо, и с легкой усмешкой заглянул в глаза. Его руки скользнули вниз по торсу, разглаживая ткань и смахивая с нее пылинки. Прикосновение было твердым и уверенным, Артур наблюдал, как руки скользят вниз и на секунду задерживаются на его бедрах, тепло просачивается сквозь ткань. В глазах Мерлина мелькнуло что-то неясное, а потом исчезло, и он отступил назад, широко распахнув глаза, словно обжегшись. − Ну что ж... − Артур прочистил горло. − Я в ней... «хорошо выгляжу»? Он пытался пошутить, желая вернуть Мерлину улыбку, но тот лишь отвернулся и пренебрежительно сказал: − Полагаю, сойдет. − Спасибо, − фыркнул Артур, сам того не желая. *** − Жаль, меня не было на твоей коронации, − тихо говорит Мерлин. − Я хотел увидеть, как ты станешь королем. Артур сглатывает и думает: «Ты мог бы это увидеть, если бы просто подождал». Он не хочет думать о своей коронации и о событиях, которые к ней привели. Он хочет все это забыть. Он меняет тему. − Ты знал, что выживешь? Мерлин смотрит на него странным, задумчивым взглядом. − Я не выжил, Артур, − медленно произносит он. − Я умер, а потом вернулся. − Но ты знал, что так будет? − Я... подозревал. Я полагал, это возможно, ввиду прошлых событий. Но... − свободной рукой он прикоснулся к птичке у горла. − Я точно не знал. И не потому так поступил. Дальше он не поясняет. Артур сглатывает и, сомневаясь действительно ли хочет знать ответ, спрашивает: − Почему ты мне позволил? Мерлин долго молчит. Артур твердо встречает его взгляд, смотрит в голубые глаза и удивляется, как он вообще мог подумать, что Мерлин представляет для него угрозу. − Я всегда думал, что, когда ты узнаешь, ты поймешь, − наконец говорит Мерлин тихо. − Поймешь, что все, что я делал, было ради тебя... Просто мне казалось, что бороться бессмысленно. Если я не могу применять ее для тебя, то какой толк от моей магии? Артур задается вопросом, каково это − быть полностью преданным кому-то. Когда один человек становится причиной твоей жизни и борьбы. Он всегда знал, что, совместный поход навстречу дракону, сопровождение на самые опасные задания и сражения с разбойниками бок о бок – что-то означают. Что-то. Он не предполагал такого. − Мне жаль, − Артур не уверен, за что именно извиняется, но он должен был это сказать. Улыбка Мерлина становится горькой. − О, я знаю, что жаль. Он не говорит: «Мне тоже». Он не говорит: «И что?», но Артур все равно это слышит. Едкий тон Мерлина вынуждает его спросить: − Почему ты вернулся ко мне? − Судьба, − говорит Мерлин, и Артур не уверен, что именно он хотел услышать, но это точно не это. − Я понял, что бороться с ней бесполезно. Ты можешь пытаться избавиться от меня всеми силами, Артур. Я всегда буду возвращаться, потому что больше мне идти некуда. − Даже после того, как ты... Я... − Всегда. В глазах Мерлина нет ничего: ни жара, ни преданности, ни намека на прежнюю привязанность. Ничего, кроме жесткой пустоты, какой-то отстраненной честности. Артур это ненавидит. − Но ты хочешь уйти? − Так же, как ты хочешь, чтобы я ушел, − говорит Мерлин. Артур смотрит на него. Он был так по-глупому счастлив возвращению Мерлина, так изумлен его воскрешением, так рад и обнадежен согласием снова служить ему. Но между ними по-прежнему есть и всегда будет эта обида, тяжелый груз их прошлого. Глядя в глаза напротив, Артур понимает, как мало это значит, как сильно сердце перевешивает разум в этой ситуации. В этом человеке. − Я не хочу, чтобы ты уходил, − говорит он и имеет в виду каждое слово. Мерлин улыбается. Его глаза смягчаются, а тон становится другим, почти нежным. − Я знаю. *** Когда Мерлин одевает его впервые после возвращения, его пальцы скользят по спине и плечам Артура, прикосновения легкие и мимолетные, почти неуверенные. Артур ничего не комментирует. Он чувствует разницу, но ему достаточно того, что Мерлин вообще здесь, спустя столько времени, помогает ему с одеждой и доспехами. И перед тем, как отступить, сказав, что все готово, Мерлин кладет руку на плечо Артура и крепко сжимает, дружески подбадривая, и этого − более чем достаточно. Мерлин больше не слуга Артура. Он не может им быть: не может свободно следовать за ним по замку, приходить по зову или приносить еду. Но зачастую он находится рядом, пусть даже и скрытый в тени, Артуру все равно. Он просто хочет ощущать присутствие Мерлина. А вечером, когда Артур устает, именно Мерлин готовит ему ванну и помогает лечь в постель. Утром именно Мерлин вытаскивает его из кровати, и, хотя Артур никогда не любил утро, каждый раз, когда он слышит голос Мерлина и его дурацкое «Проснись и пой», чувствует солнечный свет на лице и знает, что именно Мерлин раздвинул шторы, он не может удержаться от улыбки. Что же такое в Мерлине? Он предал Артура самым ужасным образом, но воспоминания об этом навсегда связаны с его собственными непростительными поступками. Артур отчаянно хочет вернуть то, что у них было: простую дружбу, искреннее доверие. Какое-то время всё идёт своим чередом. Артур делает вид, что все в порядке, Мерлин его в этом поддерживает, и все идет гладко. Артур не бросается в Мерлина вещами, Мерлин не называет Артура болваном, и в целом их отношения похожи на те, какими они и должны быть: профессиональные и непритязательные. Иногда Мерлин улыбается, когда Артур особенно заносчив, а Артур старается не рассмеяться, когда Мерлин ведет себя глупо. Но их подшучивание, легкий, дружеский обмен колкостями исчезли, и Артур не знает, как их вернуть. Ему приходится прикусывать язык каждый раз, когда просится остроумная фраза, чувствуя, что Мерлин может не принять ее так, как раньше. Как бы он ни хотел притвориться, все изменилось, и они оба это знают. Однажды Мерлин бросает на Артура настороженный взгляд и тихо говорит: − Понимаю, на эту тему мы не говорим, но ты должен знать, что я не хотел его убивать. Артур напрягается, по его спине пробегает холодок. Это правда, они никогда не говорили об этом, и Артуру хочется, чтобы так и оставалось. Потому что он понимает. В каком-то смысле он понимает, почему Мерлин так поступил. Это не делает предательство менее жестоким, не делает его поступок правильным, но он может понять. Его отец убил так много людей подобных Мерлину, что это было скорее наказанием, чем местью. И он умер тихо, мирно. Его не повесили, не обезглавили, не сожгли заживо у всех на глазах. Он уже умирал, когда Мерлин добрался до него. Может быть, так было лучше. Но это не значит, что Артур готов произнести эту мысль вслух. − Все в порядке, Мерлин. Слова произнесены с трудом, но Артур думает, что скоро сможет произнести их искренне. Сможет простить Мерлина, как Мерлин пытается простить его. − Нет, не в порядке, − говорит Мерлин. − Артур, я должен объяснить... − Я не хочу об этом говорить. − Тогда не говори! Просто... просто послушай. И Артур хочет сказать: «Нет, уйди, оставь меня в покое», но теперь он знает, что быть одному в тысячу раз хуже, чем любые слова Мерлина. Поэтому он молчит и смотрит в окно, не желая видеть ненависть в глазах колдуна, когда тот говорит об отце Артура. − Я не хотел убивать твоего отца, − говорит Мерлин, и каждое слово, будто новая ложь, вонзается прямо в грудь Артура. − На протяжение многих лет у меня была такая возможность. Но я ею так и не воспользовался. Я не раз спасал ему жизнь, поскольку знал, что его потеря уничтожит тебя. *** Ярость. Необузданный, взрывной гнев, какого Артур еще никогда не испытывал. Он сражался, желая убивать, и в этом не было ничего нового. Но он также сражался, желая причинить боль, отомстить, и это было совсем другое. Моргауза, такая понимающая. Слова матери крутились у него в голове, и были единственным, о чем он мог думать. Правда о его зачатии. Правда о ее смерти. Правда о ненависти отца к магии. Правда в противовес всей той лжи, которую ему говорили. Он сбил отца с ног. Простой выпад мечом вперед, и все будет кончено. Это будет месть. Это будет справедливость. Мерлин ворвался в комнату и окликнул по имени. Звук его голоса заставил Артура поднять голову и задуматься. − Артур! Не надо! Я знаю, ты этого не хочешь! О, но он хотел. Он хотел этого с неистовой страстью. Он никогда не хотел ничего больше, никогда не был так ослеплен гневом, так убежден, что это необходимо. Он хотел этого. *** − Артур, пожалуйста, − напряженно произнес Мерлин. − Опусти меч. − Ты слышал, что сказала моя мать. После всего того, что сделал, неужели он заслуживает жизни? Он казнит тех, кто творит магию, и при этом сам использовал ее! − Артур крепче сжал клинок и обратился к отцу. − Ты причинил столько страданий и боли. Я положу этому конец. − Моргауза лжет! − Мерлин заговорил с отчаянием, − Она чародейка. Она обманула тебя. Ты видел не свою мать. Это была иллюзия. Момент просветления среди ослепляющей ярости. Артур покачнулся. − Все... все, что сказала тебе мать... Это были слова Моргаузы. Если бы голос Мерлина не был таким дрожащим, неуверенным, Артур бы тут же выронил меч. − Ты не знаешь наверняка. *** Артур упал на колени, клинок со звоном полетел на землю рядом с ним. − Сын мой, ты значишь для меня больше, чем... чем что бы то ни было. Артур склонил голову, его разум внезапно прояснился, тело устало от сражения, а горло сдавили слезы. Как он мог...? − Мне жаль. Прости меня, − сказал он, гадая, хватит ли слов, сможет ли хоть что-то заставить отца простить его за предательство худшего толка, со стороны сына. Голос Утера, мягкий, усталый. − Ты не виноват. *** − Я в долгу перед тобой, Мерлин. Я был... сбит с толку. Теперь мне снова ясно, что все, кто практикуют магию злы и опасны. Ты помог мне понять это. *** − Моя мать, − говорит Артур, внезапно ощущая потребность высказаться, а не просто слушать. − Это была еще одна ложь, верно? Ты солгал. − Мне пришлось, − твердо и безапелляционно отвечает Мерлин. − Я не мог позволить тебе убить его. Ты бы никогда себя не простил. Послушай, Артур. Когда ты пришел ко мне за помощью − точнее, к Драгуну... Я честно пытался. Я пытался спасти его. Заклинание, которое я применил, было исцеляющим, клянусь. − И оно не сработало? Артуру хочется верить, но это бессмысленно. Утер умер сразу после заклинания. Оно было не просто неэффективным. Заклинание стало причиной его смерти. − Моргане удалось подбросить в его комнаты ожерелье. Оно содержало чары, которые отменили исцеляющее заклинание и забрали его жизнь. Это по-прежнему бессмысленно. − Как Моргана могла попасть в замок? Мерлин колеблется. − Агравейн, − говорит он наконец. − Он в сговоре с ней. Думаю, с самого начала. Артур ненадолго прикрывает глаза и чувствует, как сжимается горло. Только не снова. Моргана, Мерлин и Гвен. Его рыцари. Даже его отец, солгавший ему и о Моргане, и о матери. А теперь еще и Агравейн. Предатели. − Я знаю... − Мерлин шумно сглатывает. − Я знаю, что у тебя нет причин мне верить. Но клянусь, что это правда. − О, я тебе верю, − с горечью говорит Артур. − Почему нет? Конечно, он предатель. Даже не знаю, почему я удивлен. − Артур… − Оставь меня. Мерлин не двигается. − Я никогда не хотел причинить тебе боль. − Поздновато для этого, не находишь? Мерлин делает шаг вперед, протягивает руку, но Артур отталкивает его. Мерлин выглядит так, словно его только что ударили по лицу. − Оставь меня, − приказывает Артур, и в кои-то веки Мерлин повинуется. *** Мерлин сидит, прислонившись спиной к стволу дерева, и глупо ухмыляется, глядя на Артура, будто пытаясь храбриться. На левой руке у него порез, потому что этот идиот забыл как следует защититься. Наверное, был занят тем, что пялился вдаль. Крови он теряет немного, но Артур не может не беспокоиться о возможной инфекции. − Ты ведь знаешь, что не обязан повсюду следовать за мной, правда? − Артур осторожно вытер большую часть крови с раны, не обращая внимания на недовольство Мерлина. − А то я начинаю думать, что ты плохо понял контракт и решил, что должен ввязываться в мои сражения. − Я не виноват, что ты притягиваешь неприятности. Наверное, ты и вправду настоящий болван, если люди так часто пытаются тебя убить. Тебе повезло, что я рядом и прикрываю твою спину. Артур насмешливо хмыкнул. − Прикрываешь? Ты? − Ты такой болван. − Думаю, мне повезло, что ты не единственный, на кого я могу положиться в бою, − Артур макнул пальцы в баночку с мазью, которую всегда брал у Гаюса. Она была густой, маслянистой и странно пахла, но, по его опыту, ничто другое не помогало так хорошо. − Боги, Мерлин, неужели тебя никто не учил, что нельзя позволить мечу коснуться тебя? − Я не рыцарь. Артур поднял голову. − Конечно, нет. − Нет, − сказал Мерлин. − Я хочу сказать, я не рыцарь. По сравнению с тобой я бесполезен с мечом. Все, что я знаю об оружии − те крохи, которые мне удалось постичь в перерывах между избиениями твоими рыцарями. − Они тебя едва ли бьют... − Забудь. Артур снова посмотрел на руку Мерлина, немного уязвленный его обиженным тоном. Он осторожно нанес мазь, стараясь преподнести это как извинение, потому что знал, Мерлин всегда старался прикрыть ему спину, и он был прав. Он не был рыцарем. Артур не ожидал от него и половины того, что он делал. Его вполне устроил бы приличный слуга, которым Мерлин точно не являлся. Он не ожидал, что найдет преданного друга, готового вместе с ним шагнуть прямо в смертельную ловушку. − Почему ты это делаешь? − тихо спросил он. − Почему ты всегда упорно следуешь за мной? − Потому что я этого хочу. Наступило молчание. Артур, стараясь не смотреть ему в лицо, оторвал небольшой кусок ткани от рубашки Мерлина и обвязал им рану, скрыв ее от посторонних глаз. − Спасибо, − сухо сказал Мерлин. − Ты все равно ненавидел эту рубашку, − Артур снова сел на пятки и поднял глаза. Щеки Мерлина раскраснелись, и он смотрел на свою руку, рассеянно проводя пальцами по ткани. − Так, вот и все. Я отправляю тебя назад в замок. Глаза Мерлина метнулись к нему. − Этого не будет. Нет. − Это был приказ, а не предложение. − Конечно, ведь обычно я слушаюсь тебя беспрекословно, − Мерлин вызывающе наклонил подбородок. − Я не оставлю тебя. *** Гвен знала. Ланселот знал. Гвейн знал. Да что там, все его рыцари, наверное, догадывались, потому что верили в Мерлина. Они были хорошо с ним знакомы, и доверяли свои жизни, а заодно и жизнь Артура. Взгляды, обвинения, все остальное — вот причина. Артур был ослеплен гневом и горечью, и его доверие к Мерлину разбилось от одного удара. Но остальные... они все знали. Правда ранит гораздо больнее, чем все остальное. Теперь, столкнувшись с собственными поступками, Артур не может ни оправдаться, ни извиниться. «Я знаю, почему ты поступил так, как поступил. Но это не оправдывает тебя», − сказал Мерлин, и был прав. Артур думал, что мстит, но Мерлин лишь выполнял то, что ему велели. Он думал, что наказывает преступника, но Мерлин был невиновен. Он считал Мерлина убийцей, а тот сделал все возможное, чтобы спасти Утера. И за это Артур его убил. Артур предпочел бы жить дальше, считая Мерлина предателем, чем так. Он знает, что начал прощать его, ведь не простить было невозможно. С другой стороны, смириться с собственным предательством кажется невозможным. Чувство вины, начавшее ослабевать, когда Мерлин, казалось, простил его, вернулось с новой силой, и Артур не может думать ни о чем другом, кроме огня и казни. Болезненной казни. Между ними появилась новая стена, новое препятствие, через которое Артур не может переступить, и, хотя он по-прежнему видит Мерлина каждый день, он больше не может не вздрагивать при встрече. А еще есть магия. Артур не знает, зачем – угроза ли это или просто мучительное напоминание? − но Мерлин постоянно использует ее рядом с ним. Если Артур приходит в комнату Мерлина, он обязательно найдет там Айтузу. Быстро растущий дракон скоро перестанет помещаться, но пока что Мерлин держит его рядом, и Артур несколько раз становится свидетелем того, как Мерлин разговаривает на драконьем языке. А если Мерлин оказывается в комнате Артура, то все еще хуже. Ему, кажется, нужно использовать магию для любой мелочи − от поправки покрывал на кровати до закрытия треклятой двери. Большую часть времени он даже не произносит заклинания, так что Артуру не приходится слышать гортанный говор, вырывающийся из его горла. Впрочем, в каком-то смысле видеть, как что-то происходит, а Мерлин не произносит ни слова, оказывается еще тревожнее. Он смотрит на предмет, его глаза на мгновение вспыхивают золотом, а затем... дело сделано. Каждый раз это заставляет Артура вздрагивать, и Мерлин, похоже, знает об этом. Он наблюдает, как Мерлин легким движением пальцев направляет метлу по комнате, но потом резко останавливается, и она падает на пол. Он поворачивается к Артуру, его глаза синеют. − Она должна была принадлежать тебе. Артур настораживается: Мерлин редко заводит разговор, даже сейчас. − Что? − Моя магия, − говорит Мерлин, подходя ближе. Артур не отстраняется. − Она всегда должна была быть твоей. Я был предназначен для тебя. Артур Пендрагон, Король Былого и Грядущего, − в его словах звучит тоска, но Артур не может понять их смысла. − Ты даже не представляешь, кем ты мог бы стать, кем должен был стать. − С тобой, хочешь сказать. Мерлин наклоняет голову. − Мы были двумя сторонами одной монеты, предназначенными друг для друга. Бесполезными, будучи порознь, но вместе... Вместе, − повторяет он с мечтательным, отрешенным выражением лица, − мы были бы непобедимы. Это должны были быть мы, Артур. Камелот, Альбион, магия — все это должно было быть нашим. Наша судьба. Неужели уже слишком поздно? Артур хочет воплотить в жизнь картину, нарисованную Мерлином, которая оказалась по своей сути близка к самым заветным надеждам Артура − Мерлин рядом с ним, помощник и советник, верный друг и соратник, и если для этого ему придется обратиться к магии, что ж. Тогда он использует магию. Она не опасна. Никогда не была опасной. − Может, мы все еще можем... − начинает Артур. Мерлин кладет руку ему на плечо, и это прикосновение настолько родное и знакомое, что Артур не может не прильнуть к нему. Тепло руки словно просачивается сквозь ткань его рубашки. − Ты знаешь, я все еще твой. Артур слышит невысказанное: «Но ты никогда не был моим». Он хочет опровергнуть это, но в глубине души знает, что никогда не сможет принадлежать Мерлину так, как Мерлин принадлежит ему, полностью и безвозвратно. Мерлин, множество раз присягавшей Артуру поступками и словами, способный умереть по его приказу, даже если не может остаться мертвым, готовый защищать короля ценой своей жизни, хочет того Артур или нет. Артур не станет лгать себе: он не способен на такую преданность. Он не может посмотреть Мерлину в глаза и сказать: «Я твой, навсегда», когда уже видел, что значит настоящая преданность единственному человеку. Поэтому он отводит взгляд. Мерлин издает глухой болезненный звук, и Артур снова резко поднимает глаза, понимая, что тот ожидал ответа. − Мерлин, я... Мерлин качает головой. − Я знаю, − говорит он. − Я всегда знал. Просто... Мы должны были стать чем-то большим. − Две стороны одной монеты? − говорит Артур, складывая слова в вопрос и гадая, что они означают. Это звучит правильно и в то же время пугающе, словно они не могут жить друг без друга. Как будто он ничто без Мерлина. Мерлин улыбается, спокойно и тепло, но не убирает руку с плеча Артура. − Мне говорили, что половина не может по-настоящему ненавидеть то, что делает ее целой. Эти слова пронизаны странной торжественностью, и они согревают сердце Артура, ведь он слышит то, что должен − Мерлин не ненавидит и не может ненавидеть его. Возможно, он даже не сердится. Точно так же Артур знает, что его чувства к Мерлину столь далеки от ненависти, что это даже не смешно. Артур накрывает ладонью руку Мерлина на своем плече, и радуется, когда тот не отстраняется, а прижимает ладони друг к другу и переплетает пальцы. − Если я никогда не ненавидел тебя, то как я мог... − Мы оба совершили ошибки, − говорит Мерлин, сжимая пальцы Артура. − Я должен был сказать тебе. − Я должен был выслушать. − Мы действительно говорим об этом? − спрашивает Мерлин шепотом, но они так близко, что Артур слышит каждое слово, практически чувствует дыхание на своей щеке. − Разве не пора? Мерлин смотрит ему прямо в глаза, и они слишком близко. Артур понимает, что его вину невозможно не заметить. − Я думаю, это нужно тебе, чтобы очистить совесть. − Неужели это так плохо? − Не совсем, − говорит Мерлин. − Но зачем? Он отступает назад, позволяя своей руке выскользнуть. Артур следит за ней взглядом. − Ничто из того, что ты скажешь, не изменит произошедшего. И я уже говорил тебе, я знаю, почему ты это сделал. − Но я был неправ, − настаивает Артур. − И я рад, что теперь ты это понимаешь. Мерлин отворачивается, пряча глаза, и Артуру хочется сказать: «Посмотри на меня, Мерлин, просто посмотри на меня». − Это не самые лучшие мои воспоминания, − тихо говорит Мерлин. − И я действительно предпочел бы не говорить об этом. − Я понимаю. Правда, понимаю. Но... − Я простил тебя. Клянусь, Артур, простил. И я знаю, что ты простил меня за ложь. Может, оставим все как есть? − Простил тебя? − Артур ошеломлен. − Мерлин, мне все равно... − Тогда почему ты не можешь поверить, что для меня всё так же? Артур смотрит на него и хочет спросить, как секрет может сравниться с казнью, как Мерлин может просто простить его и жить дальше, но в этот момент Мерлин снова поднимает взгляд. Его глаза голубые и теплые, у Артура перехватывает дыхание, потому что это тот самый взгляд. Говорящий слишком о многом, выходящий за рамки дружбы и верности. Вот как. − Мы можем попробовать еще раз, − мягко, словно обещая, говорит Мерлин. − У нас есть целая вечность, чтобы попробовать еще раз. − Если еще не поздно. − Никогда не слишком поздно. Не для нас. Мерлин не вздрагивает и не отстраняется, когда Артур поднимает руку, чтобы слегка коснуться его щеки, наоборот, наклоняется, позволяя провести кончиками пальцев по челюсти. Артур не знает, что он сделал, какому божеству угодил, чтобы заслужить это. В глубине души он уверен, что нашел наконец-то то, чего он всегда хотел и ждал, даже не подозревая об этом. Если это судьба, то он без колебаний пойдет по проложенному для него пути. Он хочет быть достоин, хочет сказать: «Я больше никогда не причиню тебе боли, прости меня, я сделаю все что угодно», но слова застревают в горле. Впрочем, это не важно, Мерлин и так все знает. Следующие слова Мерлин произносит шепотом, словно секрет, принадлежащий только им двоим. − Ты и я, Артур, о нас сложат легенды.