«Жаль, что старший не он, а Джоффри, — подумала Санса. — За Томмена я охотно вышла бы замуж».
Санса держала в руках драгоценный пергамент — письмо, увенчанное печатью ее семьи. Дрожа, она сложила его и спрятала за пояс нежно-пурпурного шелкового платья — подарка ее «возлюбленного», Джоффри, — так, чтобы никто из золотых плащей не заметил, и, ступая неторопливо, чтобы не обратить на себя непрошенные взоры, избежать которых в ее положении дочери предателя было и так непросто, направилась к богороще. Никто не мог потревожить ее здесь, и Санса могла молиться, сколько ей хотелось. К богам она обращалась тихо, едва шевеля губами, страшась прогневать людей, до чьего слуха могли дойти ее слова. Она уже опустилась на колени, не страшась запачкать одеяние, когда ощутила на себе взгляд чьих-то глаз. «Джоффри и сир Меррин». Принц, облаченный в черный бархатный камзол, украшенный изображениями кроваво-красных львов и кинжалов, ступал не по тропинке, сминая прекрасные цветы, которые так милы были Сансе. — Светлейший государь, — учтиво, как ее учила покойная септа Мордейн, обратилась она к королю, — чем могу быть обязана вашему появлению здесь? — Санса робко поднялась, и склонила голову. Она старалась унять дрожь. Морской ветер сгонял жар с ее пылавших щек. Джоффри, глядя как бы сквозь нее, отвечал раздраженно: — Я король, а Красный замок — мой дом; я могу быть, где хочу. — Конечно, светлейший государь. — Санса прикусила бледно розовую, точно девственный рассвет, губу от злости на себя за неверно подобранное ею слово. Король осмотрел свои владения. Листья деревьев богорощи купались в игривом солнце Королевской гавани, лучи которого, казалась, сейчас же прожгут хрупкий стан Сансы. — Моя мать права: ты такая глупая… — Он зевнул. — Кому ты молишься здесь? Чардрев здесь нет уже как сотню лет, а может, и больше. Твои боги тебя не слышат, — равнодушно заключил Джоффри, наблюдая за ней, как кот за загнанной в угол жертвой. Санса не находила, что ответить. Она не плакала — нет, она давно свыклась с тем, что слова короля лучше пропускать мимо ушей, но она совсем растерялась. Джоффри не понравилось затянувшееся молчание. — Ну, отвечай же своему королю. — Да, вы правы, светлейший государь. Я глупая. Мне приходится только надеяться, что боги слышат мои молитвы. Джоффри смерил ее взглядом и злобно погрозил пальцем, на котором красовался золотой перстень с головой льва: — Так-то лучше… Подумай над моими словами. Мать говорит, было бы лучше, если бы ты начала молиться Новым богам. Пара глаз сира Меррина вцепилась в нее, точно два жука; они с королем вскоре удалились. Воодушевление, которое Санса ощущала пару минут назад, словно унеслось вместе с ветрами. Она чувствовала, будто богороща отныне не оплот ее душевного успокоения. Наполнив мягким воздухом легкие, она поспешила в свои покои. «Днем там навряд ли кто-то меня потревожит». Уже в комнате, душной, пыльной, притворив двери, Санса обнаружила пропажу. «Выпало! Не может быть», — говорила она себе. В ее груди все перевернулось, как будто сотни крохотных острых иголок пронзили ее трепещущее тельце. Она знала, что будет, если письмо окажется не в тех руках, поэтому она постаралась отогнать страшные мысли и слепящий страх как можно дальше и принялась искать.***
Дневная прогулка Томмена с Мирцеллой доставляла ему много радости, однако в компании Сансы ему было не менее приятно. Будущему лорду Бобрового утеса нравилось разглядывать медные волосы Сансы, собранные в красивые прически. Он всегда смотрел на них, отводя взгляд от ее глаз — в них Томмен встречал чересчур много тоски, ношу которой не мог нести. Джоффри был жестоким ребенком — даже Томмен ясно это сознавал; его старший брат совсем не был похож на рыцарей из книжек о временах героях, которые так обожала Мирцелла, — ведь наверняка те же истории нравились и Сансе. Мальчик слышал, как тихая радость прорезалась в ее голосе, когда Мирцелла или он заговаривали с ней; «Наверняка ей очень одиноко и грустно», — с тоской заключал Томмен, поэтому всякий раз, когда девочка Старков оказывалась рядом, он старался пробудить на ее губах кроткую улыбку. Ему она нравилась. И Томмен с печалью осознавал, что девочка Старков усмотрела в нем лишь ребенка, которому, к тому же, из-за происхождения решительно никак не могла доверять. «Если бы я как-то мог ей помочь…» В этих размышлениях Томмен, разодетый в кафтан, расшитый золотыми узорами, с золотым поясом, увенчанным фамильными львами, не заметил, как ноги привели его к богороще. Мирцелла и стражники отставали. Он чувствовал, как усталость разливалась по его членам, когда ветер принес к его ногам пергамент. «Письмо», — заключил он, подобрав с земли. Развернув его, Томмен ахнул: послание было украшено печатью дома Старков. «Оно наверняка адресовано Сансе, — подумал он, — а даже если нет… Она так беспокоится за свою семью, он поглядел вокруг себя, — оно должно попасть к ней». Томмен ловко укрыл письмо за пазухой и поторопился закончить прогулку, чтобы вернуться в Красный замок, что не пришлось по душе Мирцелле. В стенах замка он встретил Сансу, поникшую и напряженную. Она ласково, но торопливо поприветствовала их с Мирцеллой, принявшуюся уговаривать новоиспеченную подругу сопровождать их завтра на прогулке, и, покорно согласившись, ретировалась — сметливый Томмен понял, что она ищет письмо, которое обронила в богороще. «Но как же ей его передать, чтобы никто не заметил?.. Чтобы она наконец смогла мне доверять?» Он не мог спрятать письмо у нее в покоях: служанки могли наткнуться на него и все рассказать королю. Он не желал вручать послание и наедине, это значило бы: «Я знаю твой секрет. Если будешь плохо себя вести, все расскажу матери».***
На следующий день они и вправду отправились на прогулку в компании девочки Старков. Мирцелла как всегда оставалась позади, непринужденно болтая со стражниками и с любопытством разглядывая букашек, чтобы позже расспросить о них мейстеров. С дорогими шелками небесно-голубого платья Сансы забавлялся ветер. Томмен приметил ее воспаленные высохшие глаза, но не стал ни о чем расспрашивать. Легкое дуновение прикоснулось и к ее волосам. Томмен видел, как взгляд девочки метался по всему саду — она все еще надеялась отыскать письмо. Они подошли к богороще, и Санса устремилась внутрь. Несмотря на все свое смятение, она пролепетала: — Почему вы остановились? — Не знаю, позволено ли мне входить. Я не молюсь Старым богам, — смущенно пробормотал Томмен, теребя край шелковой рубахи. Уголки ее рта безмолвно поднялись вверх, а затем она ласково произнесла, поманив Томмена рукой: — Можно, если ты не желаешь мне зла. Томмен решительно ступил вперед, и Санса вновь улыбнулась. Она вновь окинула стремительным взглядом каждый уголок богорощи, но так и не заметила письма. Нещадная грусть царапала ее грудь, и она опустилась на землю и прикрыла глаза,отдаваясь полудрему после бессонной ночи. Сансе казалось, что с Томменом можно пренебречь вычурной любезностью. Он не хотел не тревожить девочку Старков. И тогда в его голову, полную историй которые ему рассказывала Мирцелла, пришла идея. Он принялся собирать букет, аккуратно срывая и укладывая цветы: голубые, розовые лепестки чудесно смотрелись вместе. Томмен не мог ожидать сам от себя такого дивного результата. В довершение внутрь пышного букета он уложил письмо совсем неприметное издалека. Томмен уложил подарок рядом с Сансой. Дело было сделано, и, разморенный небывалой в ту пору, он и сам прилег вздремнуть. Когда Санса открыла глаза, еще не очнувшаяся ото сна, то заметила пчелу, жужжащую возле самого своего носа. Подле нее лежали цветы, очаровательный букет от Томмена, это славного мальчика. Девочка Старков вдохнула сладкий запах, который никогда не ощущала в Винтерфелле, у себя дома. Она принялась рассматривать милый ее сердцу знак внимания, когда заметила «потерянное письмо!» Томмен, Томмен, Томмен! Ее сердце смягчилось. Это чудесный, добрый ребенок. «Как же не похож на свою мать, на своего брата…» Санса прижала послание к груди, и отыскала взором своего героя. Теперь мальчик крепко спал, тихо посапывая, скрестив руки на груди и опершись на дерево. Она впервые заметила, какими мягкими были черты его красивого лица, какими длинными были его очаровательные ресницы. Санса приблизилась к Томмену и опустилась на колени. Она не должна была этого делать, но ей так того хотелось… Умиротворение озаряло ее разум и душу в тот миг. Девочка Старков коснулась губами края его губ. Он все так же тихо сопел, когда она снова посеяла поцелуй на его лбу. — Спасибо, — прошептала она и тепло улыбнулась. Томмену бы непременно понравилась эта улыбка.