Эргон

Долгие годы в полмира размерами строили город. Город Эргон, что обителью стал для людей всех. Призван высокими стенами скрыть от могучей природы, Гнев удержать волн морских и чудовищ из леса. И сошлись в городе том все на свете народы. В Эргоне Каждый другого понять мог и речью, и жестом. Не было в городе том ни разладов идейных, ни споров, Город собою являл на земле совершенство. Сотню веков простояла обитель людская, Где все в согласии жили, любви и порядке, Но из лесов, рек, холмов, гор, пощады не зная, Вышли вдруг полчища гневных отродий - Н'мратке. Твари все те разных форм и размеров свирепо Стали ломиться в Эргон, сея смерть и разлуку. Тогда все древние старцы сошлись на совете И стали думать, как быть с новоявленной смутой. Шесть дней с ночами вели толк эргонские старцы. Трижды сорвал голос каждый из них в рассужденьях. Все перебрали пути, ничего не осталось, Но тут раздался земли самой голос с решеньем: "Башню постройте до неба, о бедные люди! Н'мратке лишь начали только своё нападенье! В будущем станет сложнее куда, ведь всё больше их будет! И не поспели пока из болот исполинские тени!.. Камень и глина у вас есть в избытке огромном, Но есть и то, без чего вы не справитесь с делом. Кровью скрепите для башни высокой основу! Кровью детей своих всех до последнего тела! И вы увидите, как небеса безопасны! Чем ближе к солнцу, тем проще жить будет на свете! На них найдёте вы все жизни красочной краски! На них найдёте вы все избавленье от смерти!" *** Солнце зашло над Эргоном и сталью нагою В полном безумия вопле ножи засверкали. Грязь пустыря орошилась бардовой рекою. Все колыбели пустыми на утро остались. И кирпичом на кирпич на костях поднимались высоты. Воронов гвалт оглушал каждый миг затуманенный разум. Череп живого вчера был ступенью живого сегодня. Башня росла как древнейший колосс, ото сна пробуждаясь. Небо чем ближе, тем меньше людей её с муками строят. Ветер ревёт, домов крыши внизу скрылись за облаками! Выше ещё! Под тошнотные звуки ломаются кости, Когда на них вперемешку с раствором кладут новый камень! Выше ещё - и раздора кирпич летит в того, кто скалится первый! Вопли и вой на луну по ночам стали делом обычной привычки! Время от времени прыгают в пропасть иные с усмешкой с разбега, Чтоб лететь вниз и от смеха в слезах давать людям престранные клички! Ну же, наверх! Вот их тысяча, сотня, десяток, четвёрка, вот пара! Камни? Да к чёрту их! Чем больше трупов, тем башня поднимется выше! И на гниющих телах предпоследнего в схватке постигнет иронией кара, Чтобы последний, от трупа его оттолкнувшись, настигнул небесную нишу! *** Здесь пустота, безвременье, беспамятство, мрак, и вальсирует хаос на пике, Вот что увидел последний из рода, последний из тысячи тысяч убитых. Скрипка скребётся расстроенной нотой, и нет ничего ни внутри, ни снаружи, Смычок превращается в лезвие, кротко и тихо разрезав последнюю душу. Так режет себя, осознав всё, последний. И кожа, и мясо слезают с скелета. Кричит он, но голос его незаметный, ведь космос пустой, а звук там, в атмосфере! Движенья быстры, слёзы льются обильно, а он продолжает работать стилетом, А скрипка на фоне сломалась от были, её придавила бетонная вера В прогресс и в людей, в бесконечность усилий, в добро и в искусство, и в высшую суть! Там только война, смерть и шум эскадрилий, на землю метающих бомбы! Отнюдь Не то, что мы все так хотели от жизни! Тем временем, дурень стал кости ломать Себе же. Да чёрт с тобой! Делай красиво! Весь род уже умер! Чего нам терять?! Он самозабвенно так занят процессом! В расход идут голени, пальцы, бедро, Но Я, а не вы, написал эту пьесу! Хоть медики скажут, он умер давно. Так вот, наш последний добрался до рёбер, сломал их и все ниже них позвонки, Но что за дилемма: как руки сломать, если шею ломать будет так не с руки? И грустно вздохнув, поняв неполноценность себя, как и рода никчёмных людей, Последний сломал себе шею от стресса, так точку поставив в потоке идей.