Тихо и спокойно

Дофи врывается в её комнату через окно: распахиваются створки, взмывают вверх шторы. — Мне всё это надоело, — заявляет он, по-птичьи устроившись на подоконнике. «Что надоело? — хочется спросить Виоле. — Носиться в небе вокруг замка, как огромная птица? Наши непонятные отношения? Захват моей страны? Бытие чудовищем?» Конечно, вслух она ничего этого не произносит. — Что случилось? — спрашивает она с тенью тревоги в голосе. В эту же секунду в дверь стучат — аккуратно и корректно, точно кто-то из слуг, а не безумной шайки захватчиков. — Войдите! — командует Дофи и чуть тише поясняет для Виолы: — Это я приказал собрать всякого. На пороге в самом деле служанка с огромной корзиной, накрытой пледом. Дофи в два огромных шага пересекает комнату, забирает загадочную ношу и командует Виоле: — Бросай всё. Она очень надеется, что приказ относится к книге, которую она читала до его прихода, а не к чему-то более глобальному вроде её обязательств перед народом. Она ещё так и не научилась считывать тонкие нюансы настроения Дофи, не залезая ему в голову — чего он, конечно, делать ей не позволяет. — Ты объяснишь мне, что происходит? — настаивает Виола. Она всегда позволяет себе наглость не лебезить перед ним: с тех пор, как начала оставаться в его спальне, почувствовала свою мимолетную женскую власть над этим мужчиной; с тех пор, как перестала сдерживать свою порывистую натуру дочери Дресс Розы. Дофи не удостаивает её ответом, а подхватывает второй рукой, прижимает к себе и вываливается за окно. От ощущения полёта у Виолы захватывает дух, она даже вскрикивает от неожиданности — но страх быстро сменяется удовольствием. С Дофи так всегда. Он прижимает её к себе нежно, но держит крепко, скачет по небу на своих невидимых нитях, а Виола наслаждается новыми ни на что не похожими впечатлениями. Они опускаются на землю в отдалённом и уединённом уголке острова. Вокруг — широкое цветочное поле, шум океана и ни единой души. Дофи раскидывает на земле плед, которым была прикрыта корзина, и валится на него, растягиваясь с видимым блаженством. — Ты объяснишь, наконец... — начинает Виола, но Дофи её перебивает: — Меня достали все эти государственные дела. Хочу выкинуть всё из головы и отдохнуть со своей женщиной. Он достаёт из корзины бутылку вина, игнорируя бокалы, отшвыривает прочь пробку и неаккуратно пьёт прямо из горла. Виола знает, как он отдыхает обычно: с шумом и размахом, с музыкой и толпой, в компании каких-то девиц, которые статус королевской любовницы ценили бы куда больше, чем она (можно было бы к ним ревновать, очень традиционно, если бы Виола не считала это ниже своего достоинства). И пусть даже теперь она действительно «его женщина», Виола не может не искать в происходящем подвоха. Дофи хлопает ладонью по пледу рядом с собой, приглашая её устроиться рядом. А она всё ещё стоит, смотрит на него с подозрением и не пытается выискать подвох во всём происходящем. Дофи устало вздыхает. Капли вина, пролившееся на его рубашку, выглядят, как кровь. — Загляни в мою голову, — приказывает он. — Там ничего нет кроме того, что я сказал. У Виолы пересыхает во рту. Впервые он позволил ей это сделать. Предложил сам! Она много раз хотела узнать, что творится в голове этого человека, но теперь она слегка колеблется. Её пугает то, что она может увидеть. Но в голове у Дофи и правда ничего кроме импровизированного пикника на берегу моря. Или он каким-то чудом умеет скрыть свои мысли — от этого человека всего можно ожидать! — или действительно говорит Виоле правду. Ей больше не хочется искать подвоха. Возможно, она тоже чертовски устала от «этого всего». Себе она наливает вино в бокал, аккуратно опускается на плед рядом с Дофи и обращает лицо к океану — вид, который всегда успокаивает. Дофи устраивает голову у неё на коленях, пригревается на солнце, словно огромный кот, того и гляди замурлычет. Виола упускает момент, когда запускает пальцы в короткие светлые волосы и начинает мягко поглаживать Дофи по голове — это происходит как-то само собой. Тугой узел нервов, который она привыкла носить внутри, медленно развязывается. Виола вдыхает солёный морской воздух, чувствует на губах лёгкую улыбку и осознаёт, что благодарна Дофи — за то, что вырвал её из круговерти будней на этот внезапный пикник. Она и представить не могла, что ей может это понравиться. Что ей это надо. До самой темноты они прячутся в этом никому не известном уголке, пьют вино и болтают — оказывается, с Дофи можно не только спать, мешая страсть с ненавистью, но и вести отвлечённые разговоры. Виола открывает его заново, словно встречает впервые; немного странно после того, как уже несколько месяцев значится «его женщиной», но не сказать, что неприятно. — Что-то во всём этом есть, — говорит она, глядя на плавящееся в океане солнце. — В этой тишине, покое и удалённости от суеты столицы. Наверное, я бы смогла так жить. А ты? Дофи смотрит на неё и растягивает губы в своей извечно напряжённой улыбке. — Что за речи для бывший принцессы? — говорит он. — Нет, я на такое не согласен. Лишь толпа заставляет меня чувствовать себя живым. Толпа, над которой у меня есть власть! Волшебная сказка заканчивается в одну секунду, момент разбивается вдребезги. Виола в одночасье осознаёт, что уже слишком поздно и холодно, ей хочется вернуться в замок, в мнимую защищённость своей комнаты. Она обнимает себя руками за плечи. — Конечно, — усмехается она, — как я могла в тебе сомневаться. Этот день ничего не изменит — ни в её жизни, ни в отношениях с Дофи, ни в судьбе Дресс Розы. Но всё же тугой клубок нервов не стягивается обратно; прямо сейчас внутри у Виолы тихо и спокойно.