Пламя любви

«Любовь — такой огонь могучий, что даже самой малой искры Довольно, чтоб завесу неба сжечь всю дотла, как полотно. А тело ведь намного тоньше, чем та завеса небосвода, Когда его охватит пламя, скажи, как выдержит оно?» © Алишер Навои

Смауг сделал свое черное дело, и гномам, первоначальным обитателям Горы, тем немногим, кому удалось спастись, пришлось на долгие годы покинуть свой уютный дом. — Дракон, спасайся, кто может! И кто-то действительно смог. Гномы разбегались врассыпную, куда глаза глядят. Тем, кто имел в запасе хоть немного удачи, удалось избежать печальной участи, но мало кому настолько повезло. И согласно каноническим преданиям, передаваемым гномами из поколения в поколение, на долгие годы после печального гномьего исхода единственным обитателем Подгорного Царства оставался Смауг — великий и ужасный. Но это не совсем соответствует реальному ходу событий. Некоторое, весьма непродолжительное время Смауг был не один. Спасаясь в спешке, стремясь сохранить свои жизни, гномы совершенно о нем забыли, а потом просто записали его в погибшие, чему никто не удивился. Да и разве могло быть иначе? Ничего удивительного, что Дорин по прозвищу Ходячее Несчастье не смог выжить, никогда и ни при каких обстоятельствах у него в жизни не было ни в чем удачи. Этакий нелепый одиночка, который всегда умудрялся или сотворить какую-то глупость на пустом месте, или вляпаться в неприятности, когда ничто не предвещало беды. Он просто не мог избежать участи быть сожранным голодным монстром. Беды преследовали Дорина всю жизнь. Если кому-то судьба была обвариться кипятком на кухне, это, несомненно, мог быть только Дорин. Если товарищи забывали про чей-то день рождения, то это был праздник именно Дорина. Если у кого-то ломалась кирка в разгаре рабочего дня, то кто еще это мог быть, кроме неудачника по прозвищу Ходячее Несчастье. Момент эвакуации Дорин попросту проспал. В этот знаменательный и судьбоносный день так не вовремя на него накатила глубокая сонливость, не имея сил бороться с которой, он решил пару часиков вздремнуть во время рабочей смены, забравшись в отдаленное ответвление подгорной шахты. Сквозь сон он как будто слышал крики и топот сотен, или даже тысяч ног, несущихся куда-то со скоростью ветра, но, по своему обыкновению, подумал, что это сон, неприятный, громкий сон. А плохие сны ему снились нередко. Пробуждение встретило Дорина мертвой застойной тишиной, как будто все подгорное царство сморило единовременно глубоким сном. Но и тут он сразу ничего не заподозрил. Подозрения, что дело неладно, начали закрадываться в его небольшой мозг, когда по пути в свои покои он не встретил по дороге ни единой живой души, зато наткнулся на множество как будто в спешке брошенных предметов. — Ау, а где все? — Но ответа он так и не дождался. Решив, что, возможно забыл по своему обыкновению о каком-то общем собрании, Дорин направился в Тронный зал. К этому моменту, Смауг уже собрал в кучу достаточно золота, чтобы соорудить себе более-менее приличное лежбище, подобающее ему по статусу. Чтобы отпраздновать победу, переварить сожранных в огромном количестве гномов и слегка отдохнуть от неправедных трудов, Смауг Великолепный завалился на золотую гору и уже собирался предаться своему любимому времяпровождению после обильного обеда — сладкому счастливому сну. Но в этот момент его тонкий нюх уловил гномий запах, не послевкусие запаха оставленных гномами помещений, а запах живого гнома. Да и топот от него стоял такой, что эхо, отражаясь от стен Тронного Зала, не дало бы Победителю спокойно уснуть. — Хмм, остался, значит, кто-то ещё на перекус, — задумчиво размышлял Дракон, купаясь в предвкушении послеобеденного сна, — но я сейчас не голоден. Потом доем. Топает, правда, громко, спать мешает. Что ж, рано или поздно в поисках золотишка сам ко мне и заглянет. Глазки усталого Дракона постепенно закрывались, тело охватывала приятная легкость, дремота уже почти заполнила его сознание, и он практически уснул, как вдруг из состояния этой приятной ленивой истомы его вырвал чей-то возглас: — Ух же ты, красотища-то какая! Лениво приоткрыв один глаз, всё еще прибывая в состоянии полудрёмы, Дракон среагировал однозначно: — Золота не дам, проваливай, пока я сыт. Не топочи, дай поспать после трудов праведных. Всё здесь теперь принадлежит мне. — Так, а просто посмотреть, посмотреть-то на тебя можно? Какой ты большой и красивый. Драконье племя весьма падко на комплименты. Тщеславный, любящий лесть, крылато-хвостатый монстр редко имел возможность услышать искренние слова восхваления в свой адрес, потому как мало кто из его собеседников успевал хоть слово произнести до того, как оказывался в утробе ненасытной твари. — Ну, смотри, коль охота, а иных развлечений нет. Не жалко, за просмотр с тебя даже денег не возьму. — Какой ты прям миленький, аж лоснишься весь, блестишь самоцветами, отлично твой экстерьер под золотые оттенки подходит. А хвост, хвост-то какой, — заливался весенним соловьем маленький дурачок. — А крылья, такие могучие, как будто могут объять всю Гору. Ох, да что это со мной. Ты только не ляпни никому, что я тебе комплиментов наговорил, а то выселят меня без права возвращения. — Да кто ж тебя выселит, нет тут никого, сбежали твои сородичи-гномы, а кто увернуться не успел, тех я сожрал. Ты вот только один остался. Почему не сбежал, дурилка, хотел насладиться созерцанием моей мощи и красоты? — Эмм, да нет, я это, проспал. Так что-то в обед на сон потянуло. Проснулся, а никого и нет в помине. — И в этот момент до Дорина дошло, почему, собственно говоря, все его сородичи резко куда-то бесследно испарились. Сел он на пол, пригорюнившись, заливаясь горькими слезами. — Аааа, бедный я несчастный, горе мне, горе. Меня никто не любит! Один я на целом свете остался, никому-то я не нужен. Нет у меня теперь никого, кроме тебя. Придется тебе теперь меня любить и заботу обо мне проявлять. Дракон слегка поднапрягся, глазами захлопал, весь сон как рукой сняло от такой гномьей наглости. — Не слишком ли ты торопишь события, любимый? Я тебя, дружок, впервые в жизни вижу. Да и не рановато ли ты к подобным откровениям перешел, подожди, не торопи события. Я, конечно, Дракон в полном расцвете сил, но чтоб прям уж так сразу к страстной любви переходить… — В самом расцвете сил? Вот, значит, встреча наша была предначертана Судьбой. Одни мы с тобой на белом свете остались, сиротки горемычные. Все равно никто о связи нашей не узнает, никакое общество нас не осудит, отпусти предрассудки, душа моя любви просит. А ты такой красивый, любовь моя, такой большой, блестящий, нарядный, как Царь Горы при полном параде на торжестве. Дракон призадумался. А, с другой стороны, какие тут ещё могут быть варианты в личной жизни, долго ему предстоит под Горой сидеть. Драконицу в свою сокровищницу он приводить не собирался, вот еще, золото с кем-то делить придется, подарки дарить. А этот гном, больной он, конечно, на всю голову. Но ведь как искренне комплиментами задабривает, глазки так и играют, да и вроде чистенький, не воняет противно. В принципе, ничем я не рискую, подумал Смауг Великолепный. Никто ничего не узнает, а сожрать я его всегда успею. А так всё развлечение, вечерок-другой скоротать от скуки можно. Дракон приподнялся и ухватил Дорина когтистой лапой, поднеся ближе к глазам. Мда, вариант, конечно, не люксовый, но на пару раз попользоваться вполне сойдет. Он аккуратно опустил гнома на кучу золота прямо перед собой. Тот стоял, наслаждаясь великолепием и блеском чешуи своего новообретенного объекта страсти. Пару минут гном и Дракон молча оценивающе смотрели друг на друга. Но молчание не могло длиться вечно. Дракон заерзал на куче золота, собираясь с мыслями, чтобы донести до собеседника всю важность момента принятия судьбоносного решения. Хвост его начал поднимать клубы пыли с пола, все же в Подгорном Царстве не так уж часто делали влажную уборку. Пыль повисла в воздухе, попала в драконьи ноздри, герой-любовник не смог удержаться и чихнул, непроизвольно выдохнув в сторону своего собеседника небольшое облако пламени. — Барлог меня дернул с этим гномом связаться, — грустно думал Смауг, рассматривая жалкую горстку пепла, всё, что осталась от его мимолетно промелькнувшего в жизни страстного поклонника. — Срамота-то какая, хорошо, хоть свидетелей моего позора не было. Зря только добро перевел. А так и не пожрал, и не потрахался. Печально взмахнув хвостом, развеивая пепел по ветру, Дракон отправился на ночную охоту, заесть своевременным ужином горечь потери и полное разочарование от столь недолгой и непродуктивной личной жизни. Любовь — любовью, а жрать-то хочется. Правда он еще не догадывался, что за всю свою короткую жизнь Дорин не испытал ещё и сотой доли несчастий, которые были предназначены ему Судьбой. И всем этим потенциальным горестям после смерти бедняги надо было найти вместилище, сосуд, или просто потенциального носителя. Тело великолепного Дракона прекрасно подходило для этого. И начались для Смауга Великолепного несчастья с одной простой незаметной мелочи — потери чешуйки где-то в области груди у левой подмышки.