Безнадега

Двери Академии закрылись. Быкин и Букашкин ещё долго стояли, глядя пустыми глазами на эту самую дверь. Мир за спинами ещё казался чем-то далёким. Они не понимали, как жить в нем. Как выживать в нем. Теперь они были взрослыми. Теперь их уже ничего не ждало. И теперь у них уже ничего не было, даже школьного аттестата. Шесть лет канули в пустоту. И так же, как шесть лет назад, они были, в общем, не очень умными, не очень симпатичными и не очень адаптированными к нормальной социальной жизни беспризорниками. Совсем не такими, как заплаканный, растрепанный, но зацелованный Растяпкин. Не такими, как умный, злой и слишком красивый Орлов. Не такими даже, как хилый, трусливый, но аккуратный и внимательный Громов. Куда его, этого Громова, унесло с тех пор?.. — Пиздец, — только и смог произнести Быкин. — Нахуй, — согласился Букашкин. Наконец, они переглянулись, чтобы увидеть в глазах друг друга тупую, безнадежную беспомощность. Нельзя сказать, что строгая Академия с её идиотскими правилами и запретом на эмоции, была очень дорога им. Просто она была домом, где тепло, светло и даже сытно. И даже есть стипендия. Теперь все это кончилось. Ещё раз переглянувшись, они поняли, что придётся идти. Куда-нибудь. Куда угодно. Весело светило летнее солнце. Что-то вокруг зеленело. И небо было невыносимо голубое. Вдвоём они шли и не могли, как будто, очнуться. Тепло отвлекало и успокаивало, но в то же время, будто спрессовывало, делало беспокойство тяжёлым и противным, где-то глубоко в животе и на груди. — А этого, Громова, тоже ведь пинком под зад… — вяло проговорил Быкин. — Да он мутный больно… Может, у него и семья есть… — Так, может, как раз к семье и пустит на ночь. — Только хуй мы его найдём до этой ночи. Оба вздохнули. Деньги пока были. Очень немного. Хватило бы на неделю, если тратить только на еду. Но ведь нужна ещё крыша над головой, место, где эту еду готовить. А за неделю, что ж, можно было бы найти и «тёплый склад с проживанием и пропитанием»… Но крыши у них не было. Может быть, этим занимались какие-то фонды. Надо было куда-то пойти, где-то взять справку, где-то встать на учёт. Но они не знали куда, как, где это в городе. Интернета в телефонах тоже не было. В Академии глушили сигнал, да и скучно не бывало, так что тратиться на интернет тогда казалось лишним. А теперь — тем более. В одном из залитых солнцем дворов они нашли раскаленную скамейку. На неё и рухнули. — И что? — Да не знаю я… Под вечер похолодало. Они сходили в магазин и бестолково купили там всякой ерунды, которая могла лишь отвлечь от пустоты слов и голов. И от полного краха. Лето не способно было скрыть полную безнадёжность.

***

Часов в одиннадцать на телефоны обоих пришло сообщение от Орлова: «Адрес Громова — улица Победы, дом 12». Дом. Отдельный дом. Не многоэтажка. На той улице многоэтажек и не было. Да и не улица то была, а так, какие-то огрызки, несмотря на звучное название. — И давно Орлову на кого-то не похуй? — А нам не похуй? Ебланские розыгрыши не в его стиле. Да и какая нам сейчас разница? Может, это было самоутешением. Розыгрышей от Орлова и правда было не увидеть, но злорадство, тёмное упоение чужими неудачами, были почти всегда отражены на его лице, если кому-то доводилось чего-то не выучить, с чем-то не справиться, в чем-то ошибиться. Особенно он ненавидел Растяпкина, а тот, жалкая домашняя размазня, как будто этого и не замечал. Но сейчас это значения не имело. Даже если Орлов подшутил, вариантов получше у них не было. А там, на этой улице, в общем и заброшки были. Как-никак, а устроиться можно.

***

Добрались только к часу ночи, но тонкий, сонный Громов их ждал, ежась в какой-то бабушкиной шали. Он пригласил их в дом, ни о чем не спрашивая. Дом был какой-то холодный, отсыревший. Но на кухне горел свет и, судя по всему, готовился чай. А на столе стояли бутерброды, самые обычные, но тем и утешительные. — Твои-то… Не против? — на всякий случай спросил Букашкин, опасливо вжимая голову в плечи. — Я тут один, — объяснил Громов. — Но не без денег просто. И дом мой. — Если у тебя тут все так хорошо, то уж, небось, не из личной приязни ты нас позвал, — заметил Быкин. — Ты прав, — не стал отпираться Громов. Он уселся прямо на подоконник и ещё плотнее обнял себя шалью. Он не выглядел сильным или грозным, но что-то в тот момент в нем было… Захватывающим. Он был хозяином, пускай, может быть, на тонкой почве. И он не подбирал слов. — По сути, вы мне и не нужны. Это Орлов просил. — А ему что надо? — Это он сам расскажет, завтра утром. — Небось, не особо чего хорошего? — Ты прав. Но разве у вас есть планы лучше? Впрочем, если вы не захотите, уйдёте в любой момент. Быкин снова посмотрел на Букашкина. Встретил ответный взгляд, полный безразличия к добру и злу, зато интереса к чаю и бутербродам. В общем-то, он и сам чувствовал тоже самое. Какая разница? Не стали агентами, так можно быть и их врагами. Об этом хоть какое-то представление имеется. А если и не сотрудничать с Орловым, все равно, наверняка, придётся воровать, чтобы жить. А так, глядишь, перепадет кусок получше. Орлов, может, и мелковат, но голова-то у него точно не пустая. — Ладно. Посмотрим завтра.

***

Вообще говоря, они оба хорошо помнили, как Громова исключили. За трусость. Он и правда был не очень-то смелым. Все осторожничал, ручки берег, хотя, надо сказать, составляя стратегии он находил способы избегать жертв, хотя бы на своей стороне, чего, обычно, не удавалось даже мягкому Растяпкину. Орлову, судя по всему, доставляло удовольствие составлять их так, чтобы в конце оставалась река крови, хотя он и старался преподавателям выдавать наименее кровожадные варианты… У самих же что Быкина, что Букашкина со стратегиями отношения в целом никак не складывались. Не суть. Важно, что Громов, конечно, был трусом, но уж точно не глупым. А исключили его, почему-то, не когда он сбежал с тренировочной миссии, а когда вдруг заговорил. О Злате. Прямо на уроке у Истребителя заговорил своим мягким, тихим голосом. Сказал: а может, этот Злат не такое уж зло? Что Злат, вообще, был когда-то журналистом, что он копал под Академию и в чем-то был даже близок к правде. И что с ограблением что-то не совсем чисто. Тогда впервые они видели, что даже слабак Растяпкин умеет злиться. И что самуверенный Орлов умеет бояться и бледнеть как полотно. Правда, обоих младших быстро вывели. А им позволили посидеть, послушать, что бывает с вольнодумцами. Потом пошёл разбор полётов Злата, в ходе которого Громов так распалился, что получил несколько дисциплинарных наказаний. А потом его исключили. За трусость. До этой ночи Быкину и Букашкину было все равно, прав Громов или не прав. Плохой Злат или обыкновенный, как все люди. Да и теперь тоже все равно, только с обратной стороны. Теперь было удобнее по-другому. Лежать им пришлось вдвоём. Пахло на кровати сыростью. Вздыхая, они рассуждали о том, что потеряли. И что получили. Вроде, ничего, но, если очень постараться и подумать, выйдет, что немного все-таки получили. Никакой строгости, никакого режима дня, никакой правильной диеты, никакого «у агента нет эмоций». Но и никакого будущего. Никакой личной гордости. — Да и катись оно… Я вот всегда себе хотел завести себе зверька. Маленького. Пушистого, — вздохнул Быкин. В Академии и это было как будто проблемой… — А я девчонку, — кивнул Букашкин. — Но тебе-то повезло. Здесь мышей наверняка дохуя. А вот девчонок… Правда, в Академии девчонок как-то тоже не наблюдалось. Были женщины. Были похожие на роботов, с безразличными лицами и такие сильные, что подойти боишься. Времени искать снаружи тоже особо не находилось. Да и было что-то… Как будто, что останавливало… Неважно.

***

А в семь утра явился Орлов. Как всегда, доброжелательность на его лице и не ночевала, и вообще, вёл он себя так, будто пришёл на выставку главных уродов современности. — Чего рожу кривишь? — и, конечно, не спавший толком Букашкин этого долго выносить не смог. — Больно лицо красивое, поправить надо? — А ты попробуй, — ни капли не впечатлился Орлов. — Только не забывай, папочки Истребителя тут больше нет, никто меня не остановит. Может, оно и звучало как пустая угроза, но все, кто учился с ним, не могли бы не вспомнить, что происходило с учебными манекенами, едва у Орлова возникал шанс переломать их в учебных целях. Был он, конечно, мелкий, даже для своего возраста, но уж точно к этому злой и даже… Хуже. Как будто психованный, что, может, и было видно лишь в драках, но легче от этого не было. — Ладно, Орлов. Че ты хочешь? — А вы? — скривил губы он. — Надеюсь, не висеть на шее у Громова, плюя в потолок. Я предлагаю месть. — Месть? — Академии. Это же у них все так удобно устроено, что вылетевшим хоть сразу в петлю. — А сам-то ты за что мстишь? На отбой загнали, пока любимый мультик крутили? Орлов презрительно оскалился. А затем сказал медленно и отчетливо: — За то, что отняли дядю. Я собираюсь его спасти. — А кто твой дядя-то? — Злат. В повисшей тишине не было даже дыхания. Эти слова не были слишком удивительны, но при этом совершенно разрывали голову. Конечно, Злат, раз Громов в деле. Но Злат — дядя одного из учеников Академии? Да ещё такого, как Орлов, злобного отличника, которым довольны десять высших из пяти? — Бреши дальше… — В это можете не верить. Но мы организуем его побег, и это точно. Я не советую, — тут же прибавил он, — вам идти с этим к Истребителю. Он вас назад не возьмёт. Странно, что он вообще вас взял, изначально. И в итоге, ничего, кроме врага в лице дяди, вы не получите. Будете сожалеть. — Не угрожай, Орлов. Нахуй не сдалось Истребителю ноги целовать. — Злат так Злат, только как это мы его оттуда вытащим? Это ж Академия. — План у нас уже готов. И мы уже занимаемся его исполнением. Именно потому, что вы понимаете, что такое Академия, вы мне и нужны.

***

Осободить Злата удалось. Только вот после их ожидало глубокое разочарование. Орлов не шутил вовсе, когда говорил про месть Академии. Громов не ошибался, когда говорил, что Злат имел претензии именно к Академии. Деньги и другие радости жизни его не волновали. Разве что, конфеты и тошнотворное милование с Орловым, который, похоже, и правда был его племянником. Или нет, но это ещё хуже. Жить пришлось как-то и где-то. Правда, мечта Быкина сбылась. Теперь у него была Крыса. Злая, говорящая Крыса. Но и она хотела есть! И питаться одним присутствием Злата, как Орлов, она явно не могла! А потом стало ещё хуже. На первом же деле Академия их поймала. И как Злат ни кричал, что Академия создаёт себе врагов сама, в камеру их заперли. Хорошо, что вдвоём. — Безнадега. — Ебейшая. — И что теперь? — А теперь уже ничего. Говорил же, что твоя мечта сбудется. А моя… — А ты чего хотел-то? Прям красотку? — Да не, куда мне… Но, блять, хоть, не знаю… Полизаться, понять, какие радости в такой жизни. Быкин вздохнул. — Ну а что? Это и устроить можно. Это было неправильно. Нехорошо. Не по-пацански. Не по-понятиям. Но… Вот в чем дело. Уже очень давно они, в сущности, только и были друг у друга. Ни других друзей, ни заботливых взрослых, ничего… Да и что значат любые правила и понятия, если жизнью твоей управляет одна сплошная, бесконечная Безнадега?..