Kiss It Better (Carve Me Open)

— Тебе стоит его проветривать. Шерлок указал на его повязку на глазу. Уильям провел по ней кончиками пальцев; через некоторое время он привык к тяжести повязки на лице и надевал ее всякий раз, когда выходил на улицу. Иногда он забывал снять ее или засыпал с ней; хотя рана уже достаточно зажила, кожа начинала зудеть, если он не давал ей проветриться. — Ты прав... Когда он поднял руку, чтобы снять ее, Шерлок встал перед ним. — Позволь мне. Обхватив голову, ловкие пальцы Шерлока развязали узел на завязках повязки. Уильям поймал ее и моргнул освободившимся глазом — не то чтобы он больше мог что-то видеть с ее помощью. Это еще одна вещь, к которой он привык, это то, что у него теперь был обзор лишь на половину. Палец Шерлока нежно провел по покрытой шрамами коже под его глазом; остальные пальцы стеснялись прикасаться к щеке. — Все... все еще болит? — Иногда, — ответил Уильям, глядя ему в лицо. Они стояли близко, носки их ботинок почти соприкасались. Это еще одно недавнее осознание: Шерлок в своем личном пузыре, часто рядом, на расстоянии вытянутой руки. Возможно, потому, что они жили вместе, или потому, что это Шерлок, это казалось почти естественным — что они вращались так близко друг к другу. Почти, но не полностью, потому что что-то бурлило и шипело внутри всякий раз, когда Шерлок хотя бы слегка касался его руки. Где-то внизу, в животе, или, возможно, в груди, или и там, и там. Это чувство Уильям никогда раньше не испытывал; это напряжение, непохожее ни на какое другое. Это что-то новое, головоломка, загадка, которую он собирал по кусочкам и решал, как сам Шерлок. Проживание с ним под одной крышей дало Уильяму массу возможностей понаблюдать и узнать о нем больше: непослушное состояние его волос по утрам или огромное количество сигарет, которые он выкуривал за один день (Уильям и раньше догадывался об этом, но совсем другое дело - увидеть это в живую); как его руки начинали нервно перебирать, когда им нечего было держать, и как он жаловался, что у него нет своей импровизированной лаборатории для экспериментов (он рассказывал Уильяму о том, как много раз взрывал свою комнату, причиняя мисс Хадсон не раз головную боль).; его скрипки тоже очень не хватало, но из-за отсутствия таковой он иногда напевал себе под нос, и Уильям составил список своих многих, кажется, любимых отрывков. Он варил превосходный кофе (как только у них появился подходящий фильтр), и у него была родинка на левой лопатке, которую Уильям заметил однажды, когда Шерлок снимал рубашку, он сказал, что у него есть еще парочка в другом месте — где, он не сказал, и Уильяму становилось все любопытнее обнаруживать их на его обнаженной коже... Точка невозврата. Наблюдение привело к ответам. Даже к нежданным. Это чувство — эта безымянная вещь — формировалось довольно долго, зависая в сантиметрах между ними, и ни один из них не признавал этого словесно. — Не будь таким расплывчатым, — вздохнул Шерлок. Он заправил пряди волос Уильяма за ухо, чтобы лучше рассмотреть его, и этот жест, такой маленький, но нежный, почти заставил его вздрогнуть. — Прямо сейчас больно? Что-то было в этих полуприкрытом взоре. Он смотрел Уильяму в глаза, но не встречался с ним взглядом; его большой палец продолжал лениво обводить — ласкать? — контур шрама. Как будто он о чем-то размышлял. Уильяму следовало бы сказать ему об, возможно, этих случайных, осторожных прикосновениях, но это могло бы заставить их прекратиться или могло бы показать, что они влияют на него — хорошо или плохо, он пока не мог решить. С другой стороны, Шерлок, возможно, уже в состоянии говорить. Сколько Уильям ни наблюдал за ним, Шерлок продолжал делать то же самое. В конце концов, их взгляды едва отрывались друг от друга. Есть другой способ, который он мог бы использовать. Он склонил голову к ладони Шерлока, прижавшись к ней щекой, и робко улыбнулся: — Ты предлагаешь поцеловать его, Шерли? Прикосновение заставило Шерлока моргнуть и на этот раз встретиться с ним взглядом. Он расхохотался. — Ты просишь меня об этом, Лиам? Вот: легкая дрожь в его смехе; едва заметный румянец на его щеках, подчеркнутый теплыми лучами заката, проникающими через окно их квартиры. (Их, их, еще одна развивающаяся вещь). — Кажется, ты хочешь что-то сделать, — уклонился Уильям, — и я не верю, что в твоей натуре сдерживаться. — Правда, — его улыбка была мягкой и искренней, его волосы защекотали щеку Уильяма, когда он наклонился, — это не так. Губы прижались к покрытой шрамами коже; Уильям инстинктивно закрыл глаза, и еще один легкий, как перышко, поцелуй коснулся его закрытого века, и оно защекотало. Уильям издал тихий звук. — Лучше? Он открыл глаза. Шерлок оставался рядом, достаточно близко, чтобы видеть синеву, поглощенную темнотой его зрачков, почти ощущать вкус табака в его дыхании. Его ладонь медленно убралась со щеки, но костяшки пальцев стали поглаживать подбородок, медленно, медленно каждое прикосновение обжигало. Уильям не хотел вырываться, но это было уже слишком; он опустил подбородок и бросил взгляд на их обувь. — Ммн. Это было не так, даже, наверное, все было намного хуже. Его грудь ныла, и на мгновение он подумал, не открылась ли одна из его ран; но нет, ожог поселился глубоко под поверхностью, угнездившись между сердцем и ребрами, как кинжал, пульсация от которого отдавалась эхом по всему телу. — Лиам, — выдохнул Шерлок ему в ухо, и его рука легла на его бок, поверх других ран, — Если больно, так и скажи. Уильям усмехнулся: — Я не единственный, кто упал с этого моста, — кончики его пальцев прочертили неровную линию на верхе рубашки Шерлока, — Не думай, что я не вижу, как ты морщишься, когда потягиваешься по утрам. — Просто немного чешется, — фыркнул Шерлок, — твои раны были серьезнее, чем мои. Его ладонь продолжила свой путь, обводя талию Уильяма; другая рука присоединилась к нему, прослеживая линии на груди. Каждое движение и надавливание оставляли после себя мурашки. Шерлок проводил расследование, выискивая болевые места, проверяя, не уличил ли он Уильяма во лжи. Уильям прикусил губу, тепло разлилось по его животу к шее, и он хотел выгнуться от этого прикосновения и одновременно хотел, чтобы оно прекратилось, чтобы оно не раскрыло правду, чтобы он не потерял последние тонкие нити своего контроля. Когда рука Шерлока легла ему на поясницу, Уильям провел ладонями от его предплечьев к бицепсам, где, как он знал, были раны самого Шерлока. Какое-то мгновение они стояли в этом полу объятии. Затем эти пальцы скрипача прочертили линию вдоль его горла, где осталась бледная отметина, и Уильям крепче сжал пиджак Шерлока. — Стой, — прошипел он, и Шерлок замер. Так не должно было быть. Шерлок должен был лежать у него на ладони. Все это время Уильям собирался использовать его, заставить сыграть роль, которую он тщательно продумал, и на этом все должно было закончиться; но его актер, его дорогой детектив и друг, вышел за рамки сценария и спас его, и теперь именно Уильям был беспомощен в его руках. — Я делаю тебе больно? — Очень, — Уильям издал смешок, — как будто меня разрезают на части. — Лиам, — пальцы Шерлока скользнули к его подбородку, и Уильям подчинился: он поднял голову, затем глаза и снова встретился взглядом с полуночно-синим океаном. Взгляд Шерлока был открытым и несдержанным, не детектива, а его друга. — Тогда разрежь и меня тоже, — он поднес одну из рук Уильяма к своей груди, и под его ладонью сердце забилось быстро и нервно, посылая дрожь вверх по руке Уильяма. Его следующие слова были практически выдохнуты ему в губы: — Разорви меня всего на части. Нити рвутся. Уильям поцеловал его, или Шерлок сделал это первым — они оба бросились к друг другу и встретились на полпути. Не элегантно, нежно ранящее, ласково разрушающее; губы Шерлока были с привкусом дыма, кофе и обещания, слишком хорошего, чтобы быть реальным. Он распустил хвост Шерлока и запустил пальцы в пряди цвета воронова крыла, провел ногтями по его голове, и довольное мурлыканье Шерлока завибрировало у него на губах. Язык Шерлока метнулся в обход языка Уильяма и исследовал его рот со всей увлеченностью исследователя — он жадно впивался в него, как будто изголодался по этому, и с каждым посасыванием и покусыванием он вызывал вздохи и тихие стоны в горле Уильяма. Вместо того чтобы унять боль, поцелуи Шерлока уничтожали его, опаляли — заставляли желать большего. Уильям сделал отчаянный шаг вперед, и Шерлок отшатнулся; два, три шага, и Уильям прижал его к стене. Он прижался к Шерлоку и представил, как линии их шрамов соединяются вместе, как кусочки головоломки из одного набора. Шерлок ахнул, когда Уильям прикусил его нижнюю губу и с отчаянием впился в него. Руки обхватили его лицо, притянули ближе, и Уильям исследовал языком сухие губы Шерлока и жар его рта, жадно глотая его стоны и тихие звуки. Он хотел, хотел, хотел, вот о чем кричало это чувство, оно опасно и опьяняющее, как сам Шерлок. — Лиам... — поцелуй, эти руки движутся ниже, ниже, поглаживая его спереди, повторяя "хочу, хочу, хочу". — Шерли... — еще один поцелуй, он обнимает Шерлока за талию, просовывая руки под его рубашку. Они целовались и целовались до тех пор, пока их губы не онемели и не налились алым, они тяжело дышали друг напротив друга, их носы слегка соприкасались, их полуприкрытые глаза лениво встречались. Его волосы были распущены и взъерошены пальцами Уильяма, рубашка сильно измята, щеки раскраснелись, у Шерлока был ошеломленный вид и кривая, опьяненная ухмылка. Уильям был уверен, что он выглядел точно так же. — Итак, — голос Шерлока прозвучал хрипло, и он прочистил горло,— Гм. Гхм. Голос Уильяма задрожал от плохо сдерживаемого смеха: — Вы так красноречивы, мистер Холмс. — Ох, заткнись, — Шерлок оттолкнулся от стены и обвил руки вокруг талии Уильяма, — Я просто... Он погладил Уильяма по щеке и разочарованно фыркнул: — Извини. Я не силен в ухаживаниях. — О, так вот что это? — сказал Уильям с ноткой поддразнивания. — Ты думаешь, я так целую всех своих друзей? — Я бы надеялся, что нет, — Уильям накрутил на палец темную прядь волос, — Я бы ужасно ревновал. Шерлок фыркнул: — Не думал, что это в твоем духе. — Ты многое игнорируешь во мне, — его тон немного отрезвел, — Даже если ты... Безрассудно бросился за Уильямом, рискуя выжить пятьдесят на пятьдесят: Шерлок Холмс был столь же гениален, сколь и глуп, столь же эгоистичен, сколь и бескорыстен, штиль и буря — непостоянный человек. В тот момент, когда Уильям подумал, что раскусил его, он совершил непредсказуемый, невозможный, глупый поступок. — Но я и многое знаю, — нежность отразилась на лице Шерлока, его улыбка смягчилась, — И я многому учусь. Я буду разгадывать тебя снова и снова, — его большой палец снова коснулся скулы с любовной преданностью, — Лиам, ты загадка, которую я не устаю разгадывать. Ох. Уильям позволил улыбке появиться на своем лице. — А ты говорил, что у тебя это плохо получается. — Я тебя очаровал? — Ммм, — он поиграл лацканами пиджака Шерлока, — Не будьте слишком самоуверенны, мистер Холмс. — Перестань называть меня так, — Шерлок почти захныкал, нет, надулся, — Лиам. — Что вы имеете в виду? — Лиам! Уильям рассмеялся, и в груди у него стало намного легче, чем за долгое, долгое время. — Хорошо, Шерли.