Будни Смешариков

      Весна в Стране Смешариков в нынешнем году была долгожданной: на дворе уже почти середина марта, а в воздухе пахло морозом вперемешку с дымом, доносившимся из труб печек и каминов, растапливаемых круглой компанией. Так себе обстановочка для середины первого весеннего месяца. Уже и Восьмое Марта позади, уже и подарки розданы, а тепла как не было, так и нет.       Нюша, укутавшись в шерстяной плед, вышитый клеточкой, читала новинку глянцевого журнала, Ежик же наливал себе в чашечку горячий чай с лимоном, остужая напиток дуновением, Совунья опустила лапы в тазик с теплой водой и, ухватившись за пяльцы и надев очки, принялась расшивать новые носки, а то старые уже до дыр износились. Разве что только Пина устраивало подобное положение: пингвин днями и ночами напролет спал в холодильнике, ибо все равно делать нечего: новые изобретения в голову как-то не хотели проникать, да и из своих домиков мало кто выходил, даже Крош с Ежиком к нему не заглядывали уже около двух недель, а уж они-то обожали время от времени навещать своего товарища.       Таким образом, погода диктовала сугубо свои условия. Так прошел еще один день, но как вдруг… Столбик термометра взмыл до отметки плюс десять градусов по Цельсию! Еще вчера температура воздуха даже не планировала подниматься до нуля, а сегодня она лихо перепрыгнула, или даже перелетела эту отметку.        — Ха-ха! — воскликнул кролик Крош, распахнув дверь, и широко улыбнувшись лучам ослепительного весеннего солнца.       Кар-карыч открыл окошко, высунул наружу клюв и с блаженством тихонько выдохнул:       — Весна-а-а.       Нюша же, элементарно устав сидеть в четырех стенах и проштрудив все свои старые журналы по пять раз каждый, конечно, с неподкупной радостью выскочила прочь из домика и помчалась по тропинкам, хлестко пронзая копытцами влажный снег. Она порхала столь же легко и воздушно, как бабочки, мерцающие своими красочными крыльями в свете солнечных лучей.       — Подснежник! — восхитилась свинка, остановившись у снежной проталины. Она схватила копытцем зеленый, такой еще свежий стебелек и поднесла белоснежный цветок к пятачку.       — Помогите-е-е! — доносилось чьим-то жалобным протяжным голосом откуда-то издали. Нюша озадаченно осмотрелась по сторонам.       — Кто-нибудь! — продолжались вопли.        Через пару тройку секунд Нюшу осенило: она узнала этот голос. Узнав, кто это, она выкинула подснежник, потому что стало уже не до него, и поспешила в сторону жалобных возгласов.        Нюша, ведомая голосом, добежала до нужного места и… увидела внизу овражка поодаль от чащи, барахтающиеся светло-лиловые копытца, причем одно копытце голое, а на другом болталась пара от коньков.        «Это же Бараш!» — сообразила Нюша и побежала вниз, потому что друга надо выручать.       — Бара-а-аш! — закричала Нюша.        Но дело было плохо: поэт барахтался. Барахтался и только! Он уже не звал на помощь. Нюша поняла, что ситуация критическая. Она осмотрелась по сторонам в надежде, что кто-то ей поможет и поняла: ситуация крайне критическая. Почувствовав себя героем, она развернулась в сторону и ухватилась за обнаженную корягу от старого страшненького деревца.        — Х-х-х-х! — пыжилась свинка, корпя над тем, чтобы отломать злосчастную туго сидящую ветку.        Вода на месте утопающего пузырилась, а одного копытца уже и вовсе не было видно: ушло под воду.        — Да что же это… — зажмурившись, напряглась Нюша, — такое-е-е?!        Оторвав коряжку, Нюша отлетела в сторону водоема и шлепнулась прямо на тело утопающего поэта.        — Бараш? — скромно спросила Нюша, осматриваясь то тут, то там, — ты где?        Почувствовав какое-то движение под собой, Нюша все поняла. Она слезла с и без того несчастного Бараша, и поглотилась пучиной только что оттаявшей воды, громко воскликнув:        — Холодно!!!        Да, хоть и холодно, но чувство долга за спасение жизни близкого друга превышало чашу весов.        — Копытом, копытом хватайся! — скомандовала Нюша, протянув барахтающемуся корягу.        Бараш перевернулся под водой, и вытащил наружу переднее копыто.        — Хватайся! — повторила Нюша, уже сама начав тонуть. Бараш сначала одним, а потом вторым копытом зацепился за корягу, но… Она словно выскользнула у него из рук, и поэт откинулся назад, а коряжка исчезла из поля зрения.        — Ты будешь спасаться, или нет?! Мне же холодно! — громко провизжала Нюша, а потом поняла, что ситуация очень серьезная.        — Помогите-е-е! — принялась звать на помощь Нюша, но, кажется, в окрестностях не было ни души. Нюше это показалось весьма странным явлением: сегодня такой счастливый, можно сказать, долгожданный для всех день: зима заканчивается (или даже закончилась), все, вероятно, должны были оставить свои дома и вылететь как пуля на улицу, но…        — Словно сама судьба издевается… — проблеяла Нюша, чувствуя, как тонет вместе с Барашем. Силы оставляли, но Нюша понимала, что кроме их самих им никто не поможет, и она собирала последние силы, чтобы спасти не только себя, но и Бараша, которому в два раза хуже.        Наверху, над оврагом, словно маршируя, весело передвигался Карыч: в одном крыле сложенный в три погибели мольберт с красками, а в другом — сети, а сам в валенках. Сети рыболовные. Кар-карыч любил совмещать приятное с полезным: на солнышке и картины писать благо, и от рыбалки отказываться грех. Еще бы, снег только-только начал сходить, а значит, что вся рыба готова к тому, чтобы ее поймали.        Кар-карыч спустился вниз, ну, точнее, он лишь пытался спуститься, потому что в весеннюю мокро-сыро-скользкую погоду передвигаться ровно и статно — это талант. Кар-карыч шагнул лапой в снежную проталину, словно опробывая ее то ли на прочность, то ли на глубину, но что-то пошло не так и ворон кубарем повалился вниз, постукиваясь о деревяшку мольберта. Через пару секунд Кар-карыч лежал внизу, заключенный с ног до головы рыболовной сетью и перекрашенный во все цвета радуги.        — Помо… помогите, — запинаясь, проговорил Карыч, только спустя несколько мгновений поняв, что произошло и где он, поскольку смотреть на мир вверх тормашками жизнь его не готовила.        — О, Карыч! Кары-ы-ы-ыч! — заприметив вдали ворона, Нюша позвала на помощь, — помоги! Вытащи нас отсюда!        Кар-карыч бы и рад помочь, но в его текущем положении о помощи другим и речи быть не может: самому бы кто-нибудь помог.        — И р-р-раз, и два, и р-р-раз, и два! — бодро и весело считала Совунья, ознаменовав встречу весны физическими упражнениями на свежем воздухе: под дуновение теплого ветра упражняться и разминать затекшие суставы было особенно приятно.        — Зарядку сделали, теперь можно и погулять, — заключила Совунья, а затем отправилась на пробежку: по кочкам, по грязи. Но спортсменку это не смущало.        — Бараш, ляг на спину, чтобы совсем не утонуть, — чувствуя, как замерзает, Нюша сделала все, что могла, чтобы хоть как-то спасти поэта, почти полностью ушедшего под воду. Нюша посмотрела налево и только сейчас обратила внимание, что прям перед самым ее пятачком остался нерастаявший кусочек льда. Нюша предприняла попытку взобраться на нее, чтобы не замерзнуть и не утонуть, но…        — Хрясь! — льдина треснула и вместе с Нюшей бухнулась в воду.        — Так ты, значит, встречаешь меня, весна, да? — злостно ворчал Карыч, отчаянно стараясь выпутаться из зловещих рыболовных сетей, — а я тебя ждал, ждал! Как только я отсюда выберусь, я тебе покажу, я тебе такое устрою, ты вовек не забудешь, ты не забудешь этого никогда!        — Кары-ы-ыч! — Нюша предприняла очередную попытку позвать ворона.        — Нюша, чем я тебе могу помочь, если я сам ничего не могу сделать? — ответил Кар-карыч, сплюнув часть красок, смешавшихся с грязным снегом.        — Зови на помощь, — сказала Нюша.        — Помо… по… помогите! — заерзав, закричал ворон.        — Что это было? — донеслось до ушей Совуньи крики о помощи, и она, сменив маршрут своей пробежки, устремилась в сторону голоса.        Она умело и ловко спустилась с оврага, без паники и лишнего драматизирования схватилась крыльями за вопиющие рыболовные нити и с силой разорвала их, освободив, наконец, измученного Кар-карыча.        — Совунья, а мы? — едва завидев спасительницу, Нюша позвала ее, — я уже больше не могу. Да что же это за наказание такое? Свинка из последних сил держала двумя копытами за копытце Бараша, уперевшись спиной об осколок льдины, таявшей на глазах и тем самым «уносящей» ее и поэта все дальше и дальше от берега. Но вот беда: Бараш не двигался. Нюша себя утешала тем, что он просто устал звать на помощь.        Энергичная Совунья взяла валенки, валявшиеся недалеко от места падения Кар-карыча, окунулась в воду, подплыла к утопающим, и протянула первый валенок Нюше, ухватившись за который, она, наконец, покинула это зловещее место, так потрепавшее ее и физически, и морально. Ну а с Барашем пришлось посложнее: поэт то ли от холода, то ли от шока, то ли, что страшнее всего, от утопления, не шевелился. Совунья подплыла под тело Бараша и на себе вытащила его прочь из водоема, шлепнувшись от усталости на мокрый снег.        Нюша съежилась, замерзнув. Карыч продолжал выплевывать из клюва краски со снегом впридачу, а Совунья принялась оказывать Барашу первую помощь: дыхание «рот в рот» и сердечно-легочную реанимацию.        Через минуту-другую друзья все, словно застывшие, подняли головы вверх и не могли поверить увиденному: солнце скрылось за тяжелой свинцовой тучей, подул холодный ветер, а с неба повалили крупные хлопья снега.        — Р-р-разве это в-в-весна? — дрожа от холода, спросила Нюша.        — Это какая-то… зимняя весна, — заключил перекрашенный во все цвета радуги Карыч, славливая открытым клювом мокрые снежные хлопья.        — Бараш очнулся! — воскликнула с радостью Совунья.        — Ну наконец-то, — Нюша поднялась с холодной земли и подошла к другу.        — А где мои коньки? — приподнявшись, Бараш первым делом обратил внимание на свои оголенные и онемевшие копытца, — где я их откинул?        — Дурень! — буркнула Нюша, — благодари Совунью! Еще бы немного, и ты бы их точно откинул. Жив — и хорошо!        — Как хорошо, что это все закончилось, — выдохнув, непомерно уставшая Совунья растворилась в улыбке, — пойдемте ко мне, у меня есть ромашковый чай и отвар мелиссы, очень успокаивает нервы.        — Гениально! — отозвался с весельем Кар-карыч, — пойдемте, пойдемте!