If on a winter road a traveller | Если на зимней дороге путник

      Это, как и выдержка хорошего вина, потребовало некоторого времени, но осенью девятого года Жунцзя Чжоу Цзышу, наконец, поднялся на склон горы Хэн и тем самым завершил путешествие по Трем знаменитым горам и Пяти священным пикам в сопровождении мужчины, которого называл своей женой.         В Великом Храме Южного Пика ежегодно проводились празднования в честь Бодхидхармы, и Чжоу Цзышу рассчитал так, чтобы их визит совпал с проводимой в это время ярмаркой. Главным образом потому, что жена получил достаточно уединенное воспитание и не имел возможности посещать храмовых празднований. Так они присоединились к очереди разного рода паломников с подношениями, выстроившимися в единую линию под величественным взором скалистой вершины: богатым со своими слугами, несущими новые комплекты шафрановых одежд, и беднякам с пригоршнями зерна. Круглолицему монаху, ведущему учет пожертвований, Вэнь Кэсин передал мешок высококачественного риса, который заблаговременно для этих целей купил и приволок из Чанши. Когда Чжоу Цзышу поставил под сомнение подобные случайные проявления праведности, он ответил, что это возможность выразить признательность за продолжительное благополучие Чжоу Цзышу спустя три года после удаления «Семи гвоздей на три осени», а также способ купить хорошую карму так, что каждое идеально отшлифованное зерно должно символизировать всякий день, который он и его муж могут провести вместе. С последним у Чжоу Цзышу не было иного выбора, кроме как поцеловать жену, дабы заткнуть ему тем самым рот.         Позже, в переполненном дворе под тенью старых, облаченных в золото храмовых деревьев гинкго, жена был озабочен оплатой покупок, когда Чжоу Цзышу, уже укусивший свою танхулу, заметил маленькую девочку не старше лет трех-четырех, сидевшую на корточках на неприметном пятнышке тени возле прилавка продавца сладостей.         Пойманная на разглядывании, юная госпожа ничуть не смутилась собственной грубости. Вместо этого она встретила взгляд Чжоу Цзышу большими, ясными глазами и громко спросила: - Дядя, ты уже такой большой, а кто-то все еще покупает тебе сладости. Как тебе не совестно?         Подошедший и остановившийся рядом с ним Вэнь Кэсин посмотрел на ребенка и ответил вместо мужа: - Маленькая девочка, этот дядя - мой супруг. Мы делим один кошелек также, как делим одну...         Чжоу Цзышу толкнул его локтем, чтобы прекратил нести глупости, и склонился встретиться с малышкой лицом к лицу. Украшения на ней были довольно простыми, однако одежда и обувь выглядели дорого и качественно. Подумалось, что она, скорее всего, дочь хорошо обеспеченной, бережливой семьи, возможно, отправившейся в путешествие, и где-то в суетном дворе ее присутствия, вероятно, очень недоставало. - Ты ждешь здесь кого-то? Как тебя зовут?         Девочка глянула на Чжоу Цзышу с явным подозрением: - Дядя Сун сказал, что мне не следует называть свое имя незнакомцам.         Продавец сладостей высунул голову из-за прилавка и, заметив девочку, нахмурил широкие густые брови. - Ты чей ребенок? - и махнул на нее рукой, - Исчезни. Хватит докучать моим покупателям.         Девочка поднялась и, казалось, уже собиралась уйти, но стоило продавцу повернуться спиной - сморщилась и показала ему язык.         Едва сдерживая смешок, Чжоу Цзышу снова спросил: - Кто-то придет за тобой? Или ты потерялась?         Несмотря на мягкий тон, девочка отпрянула. На мгновение Чжоу Цзышу было подумал, что та и вовсе попытается сбежать, однако затем, только лишь завидев Вэнь Кэсина, она поспешила к нему, спотыкаясь и хватая подол одежд пухлым кулачком.         Поверх головы девочки жена и муж переглянулись. Девочку Вэнь Кэсин спросил: - С кем ты пришла сюда?         Немного подумав, она глубоко вдохнула и начала: - Па и ма и Сун-дагэ, и тетя Ло, и А-Тун, и А-Сянь, и…         Вэнь Кэсин терпеливо выслушал декламацию того, что звучало как имена целой свиты богатой семьи, прежде чем снова спросить тихим голосом: - Тебе нужна помощь в их поисках?         Скрутив его одежды в ручках, ужасно смяв при этом ткань, она оживленно кивнула.         Теперь, неся с собой покупки и дорожную сумку жены, а также свою собственную, Чжоу Цзышу посадил девочку на плечи Вэнь Кэсина. К ее чести, та согласилась без возражений и послушно устроилась на новой жердочке. Видя, как супруг поддерживал ее за лодыжки, чтобы не упала, Чжоу Цзышу закралась в голову мысль: возможно, в том была разница между ним и человеком, который когда-то успешно дорастил маленькую девочку до взрослой жизни.        Вэнь Кэсин улыбнулся мужу: - Тебе не кажется, что мы похожи на молодую семью из трех человек, А-Сю? - уголки его глаз сощурились, а взгляд, которым он скользнул по Чжоу Цзышу, принял знакомый неприличный оттенок. - Что скажешь о попытках завести нашу собственную дочь, а?         Сказать такие вещи средь бела дня на территории храма в присутствии ребенка, конечно же, не осмелился бы никто другой, кроме последнего Хозяина Долины призраков. Поскольку Вэнь Кэсин держал маленькую девочку, Чжоу Цзышу решил, что бить его было бы неуместно, а потому пришлось лишь закатить глаза к небу, молясь, что если небесный гром не поразит мужчину рядом с ним, то, возможно, вместо этого он мог бы поразить его самого, избавив от смущения в лице человека, которого принял женой.         С некоторой долей сомнения малышка заметила: - Вы оба мужчины. Вы не можете иметь ребенка, - а затем со все более расцветающей решительностью добавила: - Мамы-то нет.         - Не проблема, - весело ответил Вэнь Кэсин и продолжил просвещать девочку: - Пока два человека очень любят друг друга, а у отца достаточно боевых искусств…         Девочка обдумала это откровение. - Па не знает никакого гунфу. Может, поэтому у меня есть мама. - Прежде чем Чжоу Цзышу успел бы ее поправить, она продолжила: - Дядя Сун герой. Поэтому у Сун-дагэ нет мамы?         В растерянности, не в силах более быть свидетелем сцены, когда кто-то еще сильнее сбивает с пути заблудшую овечку, Чжоу Цзышу отвернулся.        На счастье, они не успели пройти и десяти шагов, как юная госпожа с визгом воссоединилась со своей свитой. Пожилая няня со слезами на глазах забрала девочку у Вэнь Кэсина, после чего ее тут же обступила группа суетливых слуг. Все это время пухлый маленький мальчик примерно того же возраста - предположительно уважаемый Сун-дагэ - крепко держал ее за руку, словно боясь, что она снова потеряется для него. Родители были вне себя от облегчения и не могли перестать благодарить Вэнь Кэсина и Чжоу Цзышу снова и снова, на что Чжоу Цзышу был вынужден снова и снова отвечать: - Совсем не стоит. Мы просто пара путешественников, проходящих мимо…         Не по годам развитая юная госпожа оказалась единственным ребенком в семье Ли. Из-за страха в один момент потерять дочь процветающее лицо господина Ли осунулось, а пышные усы поникли. - Мы с женой начали опасаться худшего, особенно из-за слухов о похитителях. Не знаем, как отблагодарить вас, двух героев…         - Это ничего такого, что не сделал бы другой. Мы всего лишь проходили мимо…        Ум маленькой госпожи Ли оказался таким же быстрым, как и ее язык: - Этот дядя сказал, что у него хорошее гунфу, так что он, должно быть, такой же герой, как дядя Сун! - провозгласила она и указала на Вэнь Кэсина.         Господин Ли нежно и снисходительно положил руку на макушку любимой дочери. - Это так? В данный момент мы путешествуем, но, если возможно, хотели бы пригласить вас двоих в наш семейный дом, дабы можно было должным образом выразить нашу благодарность.         Несмотря на то, что он больше не сидел в самом сердце паутины Тяньчуан с нитями, собранными между кончиками пальцев, он слышал о клане Ли в Лояне и дружбе нынешнего главы с Героем Сун. Последний раньше был учеником школы Цинфэн, прежде чем открыл для себя индивидуальную технику владения мечом и отправился собственным путем для дальнейшего ее оттачивания. Чжоу Цзышу смиренно обхватил кулак ладонью в знаке признательности. - Господину Ли нет нужды утруждаться. Мой компаньон и я всего лишь странники, не имеющие никакой славы или школы в своем имени. Вернуть юную госпожу в ее законную семью - это все, чего мы хотели. Кроме того, - добавил он, - Мы направляемся на юг.         - Юг? - выражение лица господина Ли стало серьезным. - Были новости о разбойниках, бродящих по южной дороге вплоть до границы. На самом деле, - он взглянул на маленького мальчика и понизил голос, - Мой друг, Сун Ван, отправился туда, дабы уладить ситуацию. Мы должны были встретиться здесь, но с назначенной даты прошло два дня, а он все еще не пришел, - вздохнув, он осмотрительно вложил два кусочка золота в ладонь Чжоу Цзышу. - Прошу, господа, берегите себя.         - Это так, - мягко сказал Чжоу Цзышу. Сунув золотые слитки в рукав, он краем глаза поймал взгляд Вэнь Кэсина. - Мы будем смотреть в оба.         Затем, после еще одного круга благодарности со стороны семьи Ли и возражений Чжоу Цзышу и после того, как господин Ли сообщил Чжоу Цзышу о гостинице, в которой он и его семья проживали, они распрощались и разошлись. Проходя под воротами, Чжоу Цзышу оглянулся через плечо и заметил, что маленькая госпожа Ли сидит на руках у отца с поднятой ладошкой. Он кивнул ей в ответ, но маленькая ручка, казалось, махала не ему, а спине мужчины рядом с ним.         Не в первый раз Чжоу Цзышу подумал, что маленькая госпожа Ли напоминает ему другую девочку, столь же жизнерадостную и одетую в пурпурное. Однако когда он захотел сказать об этом Вэнь Кэсину, то обнаружил, что не находит слов. В конце концов, Чжоу Цзышу молча вернул багаж жене, и они прошли через ворота среди шума бурной жизни и невысказанных чувств.  

***

      Они не торопились, подобно безмятежным волнам, лениво задерживающимся в объятиях живописных бухт, и добрались до Наньцзяна позднее, чем планировалось в этом году, когда первый снег уже начал покрывать опавшие листья. На этот раз Чжоу Цзышу, который часто болел зимой, не беспокоился о морозе, и даже Вэнь Кэсин не видел причин суетиться вокруг него, поскольку плечи мужа были покрыты роскошными мехами, способными соперничать и с теми, что подстегивали плащи, принадлежавшие когда-то лидеру Тяньчуан. Плащ был подарком господина Ли, который был очень благодарен Чжоу Цзышу и Вэнь Кэсину за спасение побратима и сопровождение раненого до горы Хэн, что задержало их в пути на юг. Дополнительно они любезно приняли несколько кувшинов лучшего вина Фуцзянь, а карманы их новой зимней одежды раздулись под тяжестью кошельков с деньгами, наполненных благодарностью господина Ли и сбором с добычи разбойников.         Преступники были побеждены, мир восстановлен. На южной дороге было тихо, если не считать звуков их беззлобных подшучиваний и болтовни, прерываемых лишь криками мигрирующих журавлей над головой. У обочины стоял импровизированный деревянный павильон. В более теплую погоду он служил бы ларьком с вином и едой, но к концу года был временно закрыт, и на крыльце начал собираться снег.         - Что скажешь о небольшом привале? - спросил Вэнь Кэсин, прижимаясь ближе.        - Мы и без того уже опаздываем, - отметил Чжоу Цзышу.        Низкий голос жены был теплым выдохом у уха мужа: - Я мог бы подогреть нам вина.        Это скрепило сделку, хотя Чжоу Цзышу не возражал с самого начала.         Ожидая, пока нагреется вино, они говорили о том и о сем. О письме Чжан Чэнлина, сообщающем о прибытии в Наньцзян. О присутствии в составе разбойничьей группы Чёрных шаманов, о чём они написали Великому шаману вместе с объяснением их опоздания. О движении меча Героя Сун, которое напоминало удары ветра и дождя, и о том, как это могло бы противостоять технике меча Чжоу Цзышу и второй форме меча Цюмин - жаль, что к тому времени, когда их пути разошлись, Герой Сун был все еще слишком ранен для тренировочного сражения.         О самой Южной горе, тень которой уже давно осталась на дороге позади, а вершина была лишь окутанным туманом силуэтом на бледном горизонте.         К тому времени, когда вино было готово, павильон наполнился пьянящим ароматом. Передавая чашку, Вэнь Кэсин задержал руку на руке Чжоу Цзышу, согревая до тех пор, пока не был удовлетворен. Усевшись же, он взял другую его руку и начал согревать тоже, попивая собственное вино и проводя мозолистыми кончиками пальцев по чужим костяшкам, как обычно и делал - привычка, которую Чжоу Цзышу никогда не видел ни причин, ни желания разрушать.         Глядя на гору и попивая вино, вкус которого был столь насыщенным и глубоким - чаша в руке казалась в достаточной мере нескончаемой, чтобы утопить горести и тысячи лет.         В пустоте пронзенных криком журавля мыслей, внутри Чжоу Цзышу осознание обрело форму: если бы я умер здесь, это, несомненно, того стоило бы?         Он ждал, пока контраргументы вскипят и поднимутся в груди, как происходило всегда, однако все в заснеженной стране по-прежнему было тихим, а вино в руке оставалось прозрачным, без пены или осадка.         Он ждал, пока Вэнь Кэсин не утомился видом и не достал из одежд на груди руководство по тайным ритуалам Черных Шаманов, начав листать его, как лорд, просматривающий рутинный отчет или - поскольку это был его жена, в конце-то концов - весенний роман. Все это время он держал Чжоу Цзышу за руку.         Он ждал, но сомнение так и не пришло на ум. Он побывал на шумных улицах Кайфэна, заглянул за край земли в Пэнлае, прогулялся в пахнущих цветами тенях садов Сучжоу, увидел все красоты, что может предложить Цзяннань, поднялся на Три знаменитых горы и Пять священных пиков, пил вина со всех четырех уголков империи, а затем и несколько других, в том числе несколько кувшинов из-за восточных морей и северо-западных пустынь. Он возвел на трон императора и положил конец наследию своего учителя. Из того, что хотел сделать, он сделал все. Из того, что ему делать не следовало, тоже.         Итак, мысли Чжоу Цзышу устремлялись дальше и дальше, простираясь по всей протяженности Центральной равнины, пока он, в конце концов, не пришел к ветхому павильону у пустынной дороги в заснеженном поле и не остался не более и не менее, чем с чашкой теплого вина в одной руке и теплом жены в другой.         Если все, что ему осталось это странствовать по цзянху вдвоем, совершая добрые дела, когда появлялась возможность, отойти в уединение, когда они состарятся и устанут от мира, и быть с этим человеком до конца…         Глядя на бледную, покрытую шрамами руку Вэнь Кэсина, играющую с его пальцами, Чжоу Цзышу подумал: «Если это все, что осталось, то пусть так и будет?» - и был счастлив.        Крепкое сладкое вино, опьяняющие пейзажи и вид жены в красивом новом зимнем плаще, должно быть, развязали язык Чжоу Цзышу. В паузе между криками журавлей он посмотрел в глаза Вэнь Кэсину и сказал: - Я люблю тебя.        У Чжоу Цзышу была своя доля увлечений, и язык по долгу службы при императорском дворе должен был быть посеребрен, но вопреки этому красноречие не являлось его сильной стороной. Через некоторое время, подумав, что его заявление было слишком простым, и вопреки склонности не давать обещаний, он взял замершую руку Вэнь Кэсина, держащую его пальцы, и продолжил признание тихим голосом, скорее как факт, чем заверение: - В этой жизни, у меня не будет никого другого.         Внезапно ощутив застенчивость, он опустил взгляд и пробормотал: - Пять лет назад из всех красавиц Цзяннани ты… - но оборвал себя, криво усмехнувшись и слегка покачав головой.         Со своей стороны, Вэнь Кэсин резко замолчал и целиком и полностью замер, не мигая глядя на лицо Чжоу Цзышу, как если бы превратился в одного из каменных Будд, сидящих в залах Великого Храма. Разве что присутствуй здесь прохожий - взгляд на непостижимое выражение этой статуи вызвал бы странную, необъяснимую боль в груди. Только когда Чжоу Цзышу двинулся, чтобы собрать оставшееся вино и чашки, Вэнь Кэсин двинулся тоже, а его взгляд проследовал за ним, словно физически не мог выпустить из поля зрения.        Все это время его рука держала руку Чжоу Цзышу.        - Смею сказать, что мы достаточно отдохнули и задержались, - Чжоу Цзышу встал, - Пойдем. - Когда Вэнь Кэсин не пошевелился и не отпустил, он весело высвободил руку и со смехом похлопал жену по замершей щеке, горячей под ладонью от вина или чего-то еще.         После чего неторопливо вышел на дорогу, настолько довольный собой, насколько только может быть человек.        Чжоу Цзышу прошел пару десятков шагов, когда услышал доносившуюся с дороги позади него поступь и свое имя - нечто среднее между зовом и криком: - А-Сю!        И когда Чжоу Цзышу повернулся, то увидел, как Вэнь Кэсин бежит за ним, спотыкаясь, а его плащ вздымается, и волосы развеваются. - А-Сю! Я... - в то, что он пытался сказать, муж посвящен не был, поскольку журавли над головой, казалось, проглатывали слова всякий раз, когда открывали клювы, чтобы позвать друг друга. Впервые в жизни Чжоу Цзышу стал свидетелем того, как щеки его болтливой жены покраснели от тепла невысказанных слов.        И когда Чжоу Цзышу повернулся, то заметил несколько следов, уходящих вдаль - глубокие, неуклюжие вмятинки на мягком снегу. Потребовалось мгновение, чтобы признать в них следы Вэнь Кэсина, поскольку этот человек всегда приходил и уходил бесследно, не оставляя даже тени. На пустынной зимней дороге перед первым главой Тяньчуан оказался последний Хозяин Долины призраков, любовью лишенный изящества и преисполненный беспечности - разве то не странное зрелище? Разумеется, ни один из них никогда не выглядел более человечным. Тяжело дыша, с сияющими глазами, монстр, который когда-то поглощал цзянху, потянулся к призраку, который когда-то терзал императорский двор, все время смущенно заикаясь: - А-Сю, для тебя, я...         И когда Чжоу Цзышу повернулся, то смеялся, потому что думал: “Я знаю, знаю, знаю”.