Рыцарка (не) для принца

      — Все хорошо, Чарли, — Энджел стоит, положив ладонь на макушку девушки, неловко перебирая ее волосы пальцами. Другие его руки она сжала в объятиях, хныча куда-то в его пушок на груди. Вэгги смотрим пристально — нихера не в порядке. Глаза его бегают то вверх, часто моргая — скрыть слезы — то по бокам в поиске свидетелей. Натыкается на уставший взгляд девушки и отворачивается немного, но она понимает все, даже не видя лица. Пожалуй, иногда Чарли может знатно так проебаться. Она общается с ней дольше всех и видит каждую из ее ошибок в ряд. Эмоциональная, сначала делающая, потом думающая часто принцесса Ада. Ей, безусловно, нужно пройти чуть ли бесконечно длинный путь до своей цели, и она его пройдет — Вэгги была уверена абсолютно. Она верила, что когда-то все получится обязательно, но некоторые вещи упускать было просто опасно.       Чарли отпускает его, уходящего в свою комнату, и идёт к ней, утыкаясь лицом в представленное девичье плечо.       — Скажи честно, я сегодня сильно все испортила?       Вэгги смотрит на нее сверху вниз, обнимает, утешая. Она не может соврать ей не потому что хочет зла, хочет обидеть, а как раз наоборот. Ей просто необходимо иногда слышать голую правду. Не оскорбления, не лживые надежды, что все получится легко и просто.       — Да, — она улыбается одними уголками губ, глаза остаются серьезными, — но ничего страшного. Я сейчас пойду к нему и постараюсь всё исправить, — Чарли всхлипывает чуть громче, все же была не совсем готова. Она думала, что ей скажут, что она везде права — как это часто было. Она надеялась, что не сделала ничего плохого на самом деле. Умом она понимала, что прийти на работу Энджела было плохой идеей, но было ощущение, что раз она пришла с хорошими намерениями — ее выслушают. Увы…       Вэгги целует ее в лоб словно мать, кладет ладони на талию, трепетно прижимает к себе, чувствуя, как дрожат уставшие плечи. Она так много нежности испытывает к Чарли, так много любви, но любовь эта какая-то не романтическая какая-то, но точно понять, различить было трудно. Ее хочется словно дитя прижать к груди, защищая от плохих взрослых вокруг. Хочется читать сказки на ночь и подпитывать веру в чудо. Хочется давать ей делать ошибки, хочется даже не убирать их последствия — просто чтобы научить быть самостоятельной шаг за шагом. Но она отпускает и идет к комнате парня, думая о том, как паршиво он, должно быть, себя чувствует. Она заметила, что его тело не совсем в порядке, но решила не акцентировать на этом внимание. Потому что понимала.       — Хэй? Я войду? — стучит, все же получая согласие. Без него она бы долго-долго стояла у двери, прислонившись к стене спиной. Чтобы обязательно придумать, что делать дальше. Но он не был против ее присутствия, и Вэгги тихо открывает дверь и входит, закрывает за собой ровно так же беззвучно. Ни скрипа, ни хлопка, словно ничего вовсе не произошло. Осматривается, немного опасаясь переводить взгляд на хозяина комнаты.       — Я пришла извиниться за действия Чарли. Она, конечно, хотела как лучше, но мне не кажется это хорошим оправданием. Она и правда натворила дел, да? — тот в ответ только усмехнулся, сидя на кровати, поглаживая свою домашнюю свинку.       — Определенно. Я удивлен, кстати. Думал, пришла, чтобы ее защищать, а не наоборот, — взмахивает неопределенно кистью руки, и в его взгляде проскальзывает что-то печальное, отчего у девушки на сердце становится тяжело совсем.       — Но я, как видишь, пришла не для этого, — делает пару шагов вперед, смотря уже на него, сжав руки в кулаки от бессилия, которое она чувствовала по отношению к Энджелу. Ей тоже хотелось драться, активно что-то делать, но она… просто знала, что это будет во вред. Прямо как действия Чарли у Валентино.       — Я хочу сказать, что я правда понимаю, что ты чувствуешь, — опускает взгляд вниз, потому что знает, как он отреагирует именно на эту фразу. Она сама на нее только злится, полыхает огнем, ибо никто, кто так говорил, не понимал ее по-настоящему. Но он на нее не злится, и она понятия не имеет почему.       — Да? Понимаешь? О, я не думаю, — дергает плечами, поправляет пушок на груди, прижимая ближе Наггетса. Нервничает, переживает так, что холодеют кончики пальцев, но никак не может разозлиться на нее. Она кивает — знала. что эти слова не волшебные и не несут никакого смысла сами по себе и подходит еще немного ближе, садясь на пол у кровати чтобы не вторгаться в личное пространство, смотря на него со слабой позиции снизу вверх. Для него — все, для нее — ничего, и это только для какого-то комфорта в общении. Пожалуй, она явно была слаба перед ним, ибо такого особого трепета она не испытывала ни к кому-то в Аду.       — Я никому и никогда не рассказывала об этом тут, в Аду, но при жизни моя семья жила в постоянных долгах, и когда мне было тринадцать, он одел меня в какое-то дырявое платье из куска ткани и передал в руки мужчины, который вручил ему кошелек. Тогда я ничего не поняла, но в тот же вечер мне подробно объяснили, что теперь я собственность, а не личность. Вот так я попала в проституцию. — она говорит это непринужденно, но голос немного дрожит. Взгляд Вэгги рассеянный, будто ей пришлось отсоединить себя от того несчастного ребенка, про которого был рассказ. Энджел сглотнул, чувствуя, как к горлу подкатывает мерзкий комок.       — И после этого ты стала ненавидеть мужчин? — она качает медленно головой, чувствует на щеке его ладонь и только теперь понимает, что расплакалась — когда Энджел утер слезинку, что уже была готова капнуть на впадинку над ключицей. Неприятно мокро, неприятно жалко и в целом очень неприятно было вспоминать. Но дать человеку напротив надежду, что он не одинок — вот, что было по-настоящему важно.       — Скорее опасаюсь большей части. Ненавижу я только тех, кому хватает наглости и мразотства вести секс-бизнес, — раздраженно фырчит, умиляя собеседника. Такая сильная, такая боевая. И сидит перед ним, словно какая-то верная рыцарка перед принцессой. Такое сравнение себя и ее позабавило парня, и он слегка улыбнулся.       — Но пойми, есть одна довольно серьезная разница. Я пришел в свою работу в осознанном возрасте, я сам ее выбрал, я… — он не успел договорить, Вэгги перебила, сжимая его ладонь обеими руками.       — Никто не выбирает такое, — выделяет последнее слово интонационно.       — А я выбрал. В такие моменты ты напоминаешь мне Чарли. Веришь в мои моральные принципы? — не убирает рук, другой своей проводит сверху, обводит грубые костяшки девушки своими тонкими пальцами, сравнивая. Она была вся и правда будто бы созданная для боя, для драки и для защиты, но все равно ее касания не были грубыми, как могло бы показаться, нет. Мягкие, чуткие к тем, к кому она хотела такой быть. И от понимания, что он чем-то заслужил такое отношение, становилось одновременно приятно и горько. Нет, он не заслуживает такого. Но убрать руки, отодвинуться и закрыться казалось равным преступлению, которое он не хотел совершать.       — Но мы все же разные. Чарли бы сказала, что примет тебя просто любым, так как для нее все хорошие пока не сделали ничего, что ее переубедит, и даже тогда она дает еще шансы. У меня же с шансами все очень и очень плохо. Я говорю их опыта, в котором самые стойкие и сдержанные ломались, и даже те, кто получает удовольствие от секса ревут по ночам от боли и отвращения к себе. Я тоже какое-то время думала, что все не так плохо, пока я могу вкусно поесть и напиться так, чтобы не чувствовать ничего. Но это не значит, что все хорошо.       Вэгги смотрит, как дрожат губы Энджела, и винит в этом себя. Слишком нажала, слишком вспомнила плохое, болезненное, возможно, для него тоже.       — Но что тогда мне делать? Что делать, если я влюбился и продал душу мужчине, который использует меня как дырку, в которую можно засунуть члены и деньги? Нет больше никакой надежды, нет! Даже если мне и правда больно, даже если я выдумал свое удовольствие и согласие, даже так! — он держится от того, чтобы начать плакать еле-еле, на последних силах.       — Я не прошу тебя что-то делать, бежать или бороться. Я просто хочу, чтобы ты чувствовал себя не таким одиноким в этом плане. Чтобы тебе было кому рассказать вещи, которые поймут только такие же, как и ты, Чтобы было кому выплакаться, — она осторожно забирает руки и разводит их для объятий, приглашая. Ее лицо печально, но на губах легкая улыбка, которая сияет ярче любого огня. Энджел отставляет хрюшку в сторону и спускается по кровати, почти падая к ней в руки.       Она ловит. Ее крепкие руки на его спине ощущается не как клетка, а как броня, что чувствуется совершенно по-новому. Он все же всхлипывает, не прикрывая и не подавляя, правда наслаждаясь тем, что он чувствует себя в момент слабости не жертвой, в которую целятся чтобы добить, а просто обычным человеком, даже не одиноком в своем горе.       — Ты даешь мне слишком много ложных надежд, за которые я никак не решусь уцепиться, — он хрипло, едва слышно шепчет, вдыхая немного пепельный и горький аромат Вэгги. Она ощущалась несгибаемой словно каменная стена, но мягкой и податливой, как пластилин, и он бы хотел изучить каждую из ее сторон, попробовать на вкус, услышать смех и слезы, но… он определенно будет лишним и ненужным, так как видит, какая она нежная и добрая к Чарли. Он не тот, кто будет разрушать чужие отношения. Не только потому что считает это неправильным, нет. Основная проблема была в нем. Он недостаточно хорош для отношений, недостаточно чист для хорошего обращения, недостаточно… всегда и везде недостаточно. Как бы он не хотел быть любимым, он не заслужил совершенно.       — А ты попробуй, вдруг получится, — отвечает, и он вздрагивает, жмурит глаза, чтобы не посмотреть лишний раз на то, какая же она удивительная и не натворить глупостей, о которых он будет жалеть. Возможно, он будет жалеть потом об упущенной возможности быть счастливым, но пока ему слишком страшно даже думать о том, чтобы не страдать в одиночестве.       — Нет…