morphine confessions, sober thoughts

Джэхен помнит это все так хорошо и четко. // Обычное субботнее утро в тренировочном зале. Они все разбрелись по комнате, каждый занимаясь своим делом. Юта и Донхек разучивают шаги перед зеркалом. Тэиль, накинув кепку на глаза, лежит на полу и слегка посапывает. Доен репетирует свои вокальные партии. Марк и Джонни оживленно перешептываются друг с другом, играя в какую-то стрелялку на своих телефонах. Тэен с кем-то разговаривает, возможно, со своей мамой. Сам Джэхен лениво потягивается, сидя на земле, вытянув одну ногу перед собой. Чону – единственный, кого не хватает, так как он единственный работающий из девяти. Поскольку иличиль в настоящее время находятся в небольшом отпуске между камбеками, никому из них нечего делать, кроме сна, упражнений и тренировок. Даже Марку и Хэчану, обычно самым занятым во всей группе, нечего делать, поскольку дримы только закончили свой промоушен несколько дней назад. Каждую субботу Чону просыпается рано и покидает общежитие, направляясь в студию mbc ради своей роли ведущего. Это работа буквально создана для него. Чону – идеальный микс: весёлый, очаровательный, комфортный и подходит на роль mc, как будто она всегда предназначалась для него. Он работает в mbc уже год с небольшим, так что его отсутствие на сегодняшней тренировке не является чем-то необычным. В любом случае, они не делают ничего продуктивного, так что он не так уж и много упускает. Когда Чону только начинал работать ведущим, Джэхен всегда старался смотреть все его трансляции. Чону был его лучшим другом на протяжении многих лет. Он хотел поддержать его, чем мог. Хотя он столько раз смотрел музыкальное шоу, что думает, что если услышит «Show, show, show!» еще раз, то может просто броситься под поезд. Однако оно того стоит. Он всегда думал, что стоит посмотреть, как Чону находится в своей стихии, общается со многими другими айдолами, будучи очаровательно милым для всех вокруг. Невероятно, как каждый сотрудник, работавший с иличиль, отмечал обаяние и доброту Чону. И Джэхен никогда не слышал о Чону ничего, кроме хорошего, даже от людей, которые встречались или разговаривали с ним всего один раз. Очевидно, что Ким Чону украл сердце каждого. Джэхен, к сожалению (к счастью?), был одним из первых. И ему так и не удалось вернуть свое сердце из рук Чону. Он и не думает, что когда-нибудь это сделает. Он зашел слишком далеко. Но! Он отвлекся. Его телефон вибрирует от сообщения. Когда он проверяет, он видит сообщение от Юты в групповом чате с эпическим названием «NCT 127 💚». Напоминание для Чону о том, что по пути из студии он должен забрать заказ на обед для группы, это их еженедельный распорядок. К этому моменту Чону определенно закончил трансляцию. Вероятно, он уже в машине, направляется в компанию. Возможно, он уже принял заказ — лапшу и курицу, горячие и готовые к употреблению. Но это не может быть так, потому что Чону всегда либо отвечает, либо реагирует на их сообщения о еде почти сразу, чтобы показать, что он их прочитал. Но в недавней цепочке сообщений от него нет ни одного глупого перевернутого смайлика. На самом деле, это показывает, что он даже не читал сообщения, и это все объясняет. Но теперь Джэхен беспокоится о судьбе его жареной курицы с лимоном и перцем. Если Чону не видел сообщения о заказе на обед, кто принесет им драгоценную еду? Чону их ангел еды. Каждую субботу он приносит с собой святое подношение в виде нездоровой пищи и закусок, благословляя всех продуктами для пропитания. Если подумать, Чону покупает им всем много еды. В прошлый вторник был пибимпап, шесть дней назад — патбинсу, а вчера — булочки со свининой. Вся еда, ради которой он знает, участники готовы нарушить диету. Ладно, не просто ангел еды – ангел, и точка. Но еще и дьяволенок. Он и ангел, и дьявол, сидящий у тебя на плече. И, конечно же, в конце концов все поддаются Чону. Джэхен абсолютно не исключение. Он сделал бы что угодно, если бы Ким Чону попросил его. Джэхен снова проверяет свой телефон. Странно. Это примерно на двадцать шесть минут позже, чем обычно Чону возвращается в компанию после своего графика ведущего. Может быть, они попали в пробку или что-то в этом роде. Ничего страшного. Джэхену нравится быть немного терпеливым… Все участники поднимают глаза на звук открывающейся двери тренировочной комнаты. Он знает, что они все ждут их милого Чону, несущего пакеты с едой на вынос. Вместо этого они видят, как двое их менеджеров, оба выглядящие измученными и растрепанными, лихорадочно спешат через дверной проем. Один из них разговаривает по телефону и проводит пальцами по коротким волосам. Другой, кажется, странно нервничает и яростно печатает что-то на телефоне, нахмурив брови. Джэхен обменивается растерянным взглядом с Ютой, садясь немного прямее. На другом конце комнаты Хэчан осторожно трясет Тэиля, чтобы разбудить его. Обрывки телефонного разговора менеджера долетают до ушей Джэхена. — Да… симптомы? Что... ладно. Мы... кстати... расскажем им сейчас. По какой-то причине интуиция Джэхена подсказывает ему, что что-то не так. Нехорошее предчувствие поселяется в его груди. — Я перезвоню тебе. — Тэен вешает трубку и осторожно спрашивает менеджера. — Все нормально, хен? Плохое предчувствие только усиливается, когда Джэхен видит, как мужчина поворачивается к участникам с пораженным выражением в глазах. Он на секунду оглядывается на экран телефона, прежде чем в нерешительности закусить губу. Затем он открывает рот и произносит три слова, которые Джэхен никогда не забудет. — Чону в больнице. // Стилисты действительно не очень обрадуются. Это единственное, о чем Джэхен позволяет себе думать. Стилистов не обрадует тот факт, что он снова грызет ногти, разрушает кутикулу и кусает кончики, пока они не превратятся в зазубренные обрубки. Но кто может его винить? Не тогда, когда другие участники выглядят такими же встревоженными. Он видит трясущиеся колени, постукивание пальцев и руки, пробегающие по волосам, которые слишком часто обесцвечиваются, чтобы быть здоровыми. Однако в фургоне тихо. Они все просто слушают, как менеджер везет их через пробки в Сеуле, чтобы добраться до больницы. — Медсестра сказала, что высока вероятность, что это острый аппендицит. По крайней мере, это последнее, что я слышал. Мне еще не перезвонили. Аппендицит? Но… Этим утром Чону был в порядке! По крайней мере, Джэхен почти уверен, что этим утром с ним все было в порядке. Опять же, как артисты, они великолепно умеют скрывать свои проблемы. Неотъемлемая часть работы, которую они все так любят. — Сотрудница Music Core, которая была с Чону, сказала, что перед трансляцией он жаловался на боли в животе, но выпил немного воды и заверил, что с ним все в порядке. После репетиции он попросил лекарство. Она сказала, что он выглядел бледным и слабым. Но Чону сказал ей, что просто плохо спал и чувствует себя немного неважно, но все нормально, поэтому она отпустила. Сразу после окончания трансляции сотрудники поняли, что что-то не так, когда Чону не смог встать из гримерного кресла. Тут мне и позвонили. Менеджер тяжело вздыхает. — Я разговаривал с Ву, и его голос звучал так, будто ему было больно, но он сказал, что с ним все будет в порядке. Я попросил сотрудников отвезти его в больницу, на всякий случай. Наступает пауза, пока менеджер снова сосредотачивается на дороге. Джэхен позволяет надежде зародиться в груди, потому что, возможно, это все. Возможно, эта запутанная история закончится тем, что Чону отвезут в больницу, а затем ему быстро окажут помощь, прежде чем его аппендицит станет хуже, чем простая боль в животе. Возможно, им повезло. Но, похоже, во всем этом есть нечто большее. Джэхен может сказать это по тому, как пальцы менеджера барабанят по рулю со скоростью, которая выдает, насколько он на самом деле обеспокоен. — Видимо, в машине его состояние стало хуже. Намного хуже. — реакция всех на эту новость звучит почти комично. Почти. — К тому времени, когда они добрались до больницы, Чону уже даже не реагировал. Его доставили в операционную, но очевидно, что сотрудники не могли пойти с ним. Сейчас он там, и последнее сообщение от персонала я получил около получаса назад. Никто не говорит ни слова. Затем Тэён произносит почти шепотом. — Чону-я сказал, что вчера во время ужина у него болел живот. И вдруг Джэхен вспоминает, как Чону выглядел странно неловко за общим ужином, состоящим из жаркого и пельменей. Джэхен предположил, что Чону, будучи Чону, просто съел слишком много. Если бы он только был чуть внимательней, просто бы спросил его, все ли в порядке, оказались бы они сейчас в такой ситуации? Попрежнему спешили бы в больницу, потому что Чону придется сделать срочную операцию по поводу инфицированного аппендикса? Если бы Джэхен был менее невнимательным человеком, смогли бы они решить проблему до того, как она обострится? Разве Джэхен виноват в том, что Чону был… Словно предчувствуя волну вины и отчаяния, в которую все вот-вот погрузятся, менеджер цокает языком и успокаивает. — Вы ничего не могли сделать. Я имею в виду, вы, ребята, знаете Чону. Он, вероятно, сказал бы вам, что с ним и вчера вечером все было в порядке. Это правда, Джэхен знает. Но он все еще чувствует себя виноватым, потому что Чону – его драгоценность, которую ему нужно защищать и беречь. Он больше, чем лучший друг Джэхена, практически его вторая половина. Если с Чону случается что-то плохое, Джэхен чувствует, что это глубоко ранит его сердце. Хотя он никогда этого не показывает. Он никогда не может позволить своему лицу выдать свои эмоции, иначе весь мир узнает, что его сердце целиком у Ким Чону на ладони. Джэхен первым подходит к двери. // Палата 509. Отдельная палата, о которой даже не пришлось просить, потому что, судя по всему, управляющая больницы – их фанатка. Джэхен решает, что нужно спуститься и поблагодарить ее, как только менеджеры компании завершат подписание соглашений о неразглашении с персоналом больницы. Сми были бы в восторге, если бы узнали, в каком состояние Чону был госпитализирован и в каком находится сейчас, поэтому лучше избежать любых слухов, прежде чем они начнут распространяться. Он колеблется перед дверью. Остальные участники ждут позади него. Хэчан тычет его в плечо, но не недоброжелательно, а потому, что он так же, как и все остальные, хочет увидеть Чону. Но по какой-то причине Джэхен колеблется. Возможно, он подсознательно борется с мыслью увидеть Чону, обычно такого энергичного и веселого, молча лежащим на больничной койке. С закрытыми глазами. Подключенного к трубкам. Одна только эта мысль заставляет грудь Джэхена отяжелеть. Но он вздыхает, хватается за ручку и толкает дверь. Именно так он себе это и представлял. В комнате тихо, только доносится звук монитора у кровати Чону, который постоянно пищит. Джэхен знает, что операция прошла относительно хорошо. Ему сказали это примерно десять разных сотрудников больницы. Чону не грозит реальная опасность. С ним все в порядке, настолько хорошо, насколько это возможно после удаления аппендикса. Однако он такой тихий. Чону всегда двигается, всегда улыбается, всегда смеется. Видеть его здесь, покрытого одеялами и выглядящего до боли маленьким… сердце Джэхена разбивается. Врачи рассказали им, что возникли некоторые незначительные осложнения из-за доброкачественного заболевания легких, вызванного образом жизни Чону как артиста. Это не причинило бы какого-либо серьезного вреда, но врачи прописали Чону некоторые лекарства, до тех пор пока небольшая проблема с его легкими не исчезнет. Джэхен ненавидит то, как кислородная маска закрывает лицо Чону. Он может видеть только его закрытые глаза и то, как его длинные ресницы не трепещут, как обычно, когда Чону просто спит, потому что медицинские работники закачали ему в вены морфин и анестезию, и он сейчас совершенно мертв для мира. Заняв первый стул рядом с кроватью Чону, Джэхен вздыхает и откидывается назад. Неприятно сидеть здесь в относительной тишине, рядом с другими участниками, которые, кажется, тоже не могут сказать ни слова. Потому что Чону, хоть так и не выглядит, самый сильный из них всех. Несмотря на то, что он присоединился к группе позже, он пережил больше, чем кто-либо из них может себе представить. Он провел больше всего времени в вокальных залах, всегда самым последним покидал репетиционные, усердно работал над своими тренировками только ради шанса дебютировать со своими коллегами-стажерами. Он превратил всю полученную ненависть в мотивацию добиваться большего. Он стал лучшей версией себя и становится только лучше с каждым днем. Ким Чону является примером, и каждый день Джэхен стремится быть похожим на него. Чону сильный. Он настолько силен, что редко кто-либо из них может увидеть его самые слабые стороны. Хотя он кажется чувствительным и хрупким человеком – каким он был, когда впервые дебютировал – он один из самых закрытых участников. Он прячет свою боль и слезы за улыбками и шутками. Он никогда никому не говорит, что чувствует себя плохо. Иличиль недавно усвоили это на собственном горьком опыте. Никто из них даже не осознал, что что-то не так. Но затем Чону потерял сознание в середине записи песни, и оказалось, что у него весь день держалась высокая температура почти под сорок. Джэхен, будучи в то время его соседом по комнате, взял на себя задачу снизить температуру младшего. Из всех он единственный, кто был свидетелем самых слабых моментов Чону. Он кладет локти на кровать, подпирает голову кулаком и смотрит на грудь Чону. Наблюдая, как она поднимается и опускается, устойчиво и медленно. Он видит под одеялом небольшую выпуклость бинтов, обернутых вокруг туловища младшего. Джэхен знает, что некоторые из участников скоро встанут и уйдут. У них есть другие расписания, которые они не смогли отменить, как бы сильно не пытались. Он знает, что они все хотели бы остаться с Чону. Он также знает, что никуда не пойдет. Во-первых, ему больше негде быть. Ему не нужно быть где-то еще, кроме как здесь, рядом с Чону. Даже если бы ему нужно было где-то присутствовать, он бы отменил свое расписание, потому что в мире Джэхена есть мальчик, который занимает первое место, и он прямо перед ним. Он всегда был прямо перед Джэхеном. И Джэхен всегда будет рядом с ним. // Прошло полтора часа, Джэхен ни разу не пошевелился. Сумки Доена и Хэчана все еще лежат на диване рядом с сумкой Джехена, следы других участников исчезли. Они все очень неохотно ушли, чтобы закончить свои дела. Доен и Хэчан все еще здесь, хотя несколько минут назад они оба надели шапки, маски и вышли пройтись. Итак, Джэхен остался один с Чону. С Чону, который все еще находится под наркозом, хотя врачи говорят, что он скоро пройдет. Из-за этого осложнения на легкие им пришлось дать ему дозу больше, чем обычно назначают пациентам с аппендэктомией. Однако они сняли кислородную маску, чему Джэхен очень рад. Он сидит на своем месте на стуле рядом с кроватью Чону. Его руки лежат на кровати, а голова покоится на сгибе локтя. Все, что он делает, это наблюдает за лицом Чону, нет ли признаков движения. Любой признак того, что он просыпается. И ждет. Это было подергивание глаза? Джэхен вскакивает и пристально смотрит на лицо Чону. И действительно, его глаз снова дергается. Затем легкий вдох, а затем малейшее движение бровей. Да, он определенно просыпается. Джэхен придвигает стул как можно ближе к кровати и с нетерпением ждет, пока глаза Чону полностью откроются. Проходит еще минута или около того, и наконец Чону медленно открывает левый глаз. После этого его правый глаз открывается немного позже, но Джэхен считает это очаровательным. Он не говорит ни слова, затаив дыхание, ожидая и наблюдая, как Чону изо всех сил пытается держать глаза открытыми, все еще слабый от наркоза. — ...Чону? Как ты себя чувствуешь? — осторожно спрашивает Джэхен. Чону вяло моргает один раз. Затем он открывает рот, чтобы пробормотать невнятный слог. — Ты. Это утверждение, а не вопрос. Озадаченный, Джэхен лишь нерешительно кивает и отвечает. — Я. — Ты… — Чону поднимает руку — или, по крайней мере, он пытается это сделать, но он слишком слаб, чтобы действительно что-то сделать, поэтому в конечном итоге он волочит руку по одеялу, неопределенно указывая в сторону Джэхена. — Кто… кто ты? Ощущение ужаса, охватившего Джэхена при этих трех словах, просто поразительно. Это подавляет его примерно на три секунды, в течение которых он в паника от того, что во время операции был нанесен какой-то необратимый ущерб, и что его Чону не помнит его, и он обречен навсегда страдать от разбитого сердца. Затем он вспоминает, что Чону находится под воздействием, откровенно говоря, огромного количества наркотиков, и страх быстро сменяется растущим весельем. О, потенциальная возможность для шантажирующего видео… Джэхен просто не может упустить такую ​​возможность. Поэтому он просто поджимает губы, чтобы скрыть улыбку, и тянется к телефону, чтобы все записать. — Я? Я – твой лучший друг, — он помещает телефон в идеальное место, где Чону не сможет его увидеть, но у него все еще будет идеальный угол записи, чтобы уловить все выходки Чону, вызванные анестезией. — Джэхенни. — Джэ… Джэхенни? — Чону наклоняет голову, но, опять же, он более чем слаб после операции, и его голова просто жалко свешивается на грудь. Боже, он такой милый. — Я тебя помню! — парень тихо хихикает, сумев поднять руку настолько, чтобы ткнуть Джэхена в грудь. — Ты… тот человек, верно? Актерские способности Джэхена сейчас подвергаются серьезному испытанию, потому что он думает, что его лицо вот-вот взорвется, если он продолжит пытаться сдержать смех. — Тот… тот действительно красивый. — Чону откидывает голову назад, смотрит в потолок и мечтательно вздыхает. — Тот парень. Он такой красивый. Мне нужно его лицо. На глазах Джэхена начинают появляться слезы веселья от усилий, которые он прилагает, чтобы удержаться от смеха. Ему удается выдавить сдавленное. — Ох, правда? — Ага, хей, — слезящиеся глаза слегка фокусируются, Чону обращает свою разрушительно очаровательную моську к старшему. — Почему ты плачешь, Джэхенни-хен? Не плачь. Мне жаль. Джэхен настраивает камеру так, чтобы она все еще снимала Чону, затем протягивает руку и успокаивающе похлопывает младшего по руке. — Не волнуйся. Я плачу не из-за тебя. Это ложь. Джэхен умирает из-за Чону. Но он думает, что если он расскажет Чону, в каком он сейчас состоянии, бедный мальчик действительно расплачется. — Почему тогда? Это потому, что ты тоже хочешь свое красивое лицо? Тебе повезло, оно у тебя уже есть! Между прочим, оно прекрасно. — слова Чону невнятны, но на его лице сияет дурацкая улыбка, и от этого Джэхену хочется кричать в подушку, потому что это так чертовски восхитительно. — Ну… — Джэхен начинает отвечать, но его прерывает шум недовольства Чону. — Я не чувствую живота. Почему эта штука на мне такая большая? Я что-нибудь ел? — он тычет в то место, где на его повязках есть выпуклость. — Почему я не чувствую этого места? — Ой, — осторожно схватив Чону за руку, Джэхен не дает ему испортить повязки. — Это потому, что у тебя был инфицированный аппендикс, и врачам пришлось удалить его, разрезав желудок. — Они разрезали мне живот?! — парень комично охает, открыв рот. — Почему тогда не болит? Как будто Джэхен разговаривает с маленьким ребенком. Обычно он бы разозлился из-за этого. Но сейчас ему приходится изо всех сил сдерживаться, чтобы не задушить Чону своими медвежьими объятиями и не расцеловать его красивое личико, потому что он такой чертовски милый, а Джэхен так ужасно сильно влюблен в него. — Они вкололи тебе морфин, эги. Это избавит от боли, и ты сможешь быстрее поправиться. — Это так умно, — Чону снова хихикает. — Хей, Джэхенни-хен. Разве нас не… типа… больше? Больше… наших? Что... ох. — Других участников? Из группы? — Джэхен улыбается, когда Чону горячо кивает. — Ага. Их. Где… где они? Верно, Джэхен должен был сообщить им, что Чону проснулся. Это совершенно вылетело у него из головы. — Им пришлось уйти, потому что у них были графики. Доени-хен и Донхеки здесь, но они пошли прогуляться, — Джэхен прекращает запись, чтобы открыть свои сообщения и чат группы. — Почему ты здесь, Джэхенни-хен? — Чону медленно и выжидающе моргает. Джэхен делает паузу, пока его пальцы составляют сообщение. — Ну… я здесь, потому что хотел позаботиться о тебе, Чону-я. Не хотел оставлять тебя одного. Тишина длится около десяти секунд, но Джэхен думает, что это конец разговора, поэтому продолжает печатать сообщение. Он нажимает кнопку «отправить» и тут же получает ответ от Доена, что они возвращаются в больничную палату и должны быть там минут через десять. Затем он слышит отвратительно громкое всхлипывание рядом с собой и вздрогнув, роняет телефон на кровать. Повернувшись в сторону, он видит, как Чону плачет, слезы текут по его лицу, а он продолжает громко всхлипывать. Зрелище столь же неприятное, сколь и невероятно милое. — Ох, эги. В чем дело? Почему ты плачешь? — Джэхен быстро тянется к руке Чону и сжимает ее. Он не совсем уверен, что еще он может сделать в этой ситуации, но, к счастью, Чону отвечает ему сквозь рыдания. — Это просто… — еще одно фырканье. — Ты такой идеальный, Джэхенни-хен. Ты такой красивый, и добрый, и милый, и заботливый, и… и добрый. Сердце Джэхена в этот момент превратилось в растаявшую лужу. Как ему пережить эту чистую эмоциональную пытку? Он изо всех сил старается скрыть свои эмоции на лице, иначе это может привести к короткому замыканию из-за огромного количества обожания, которое он сейчас испытывает. — Я помню, что ты всегда заботишься обо мне. Всегда. — Чону снова дуется и несчастно вздыхает, падая обратно на кровать. — Я не знаю, почему. Потому что я тебя люблю. Потому что я так сильно влюблен в твою каждую привычку и повадку. Потому что у меня нет другого способа показать тебе, что я люблю тебя, и я понятия не имею, чувствуешь ли ты то же самое. Однако Джэхен не говорит ничего из этого. — Это просто… — Чону зевает, громко и долго. Кажется, анестезия снова овладела им. Доктор упомянул, что ему, вероятно, придется отоспаться, как только он проснется. Жаль, что Доен и Хэчан не увидят Чону в таком виде, но Джэхен на самом деле не так уж и расстроен из-за этого, потому что это означает, что весь этот момент — только для него. — Я просто думаю… — Опустив глаза, Чону смотрит на Джэхена. — Ты делаешь таким сложным не влюбиться в тебя, Джэхенни-хен. Что. Что. — И я пробовал! Я очень старался, я знаю, что старался! Потому что… тебя невозможно любить, хен. Мы не… типа, не можем. Мы просто не можем, — одинокая слеза скатилась по щеке Чону, когда его глаза еще больше закрылись. Джэхен может только смотреть в ответ, совершенно ошеломленный. — Но я хочу. Я хочу. Джэхенни-хен, я хочу любить тебя... потому что любить тебя – это так легко… любить тебя. Это легко, потому что как и я сказал, ты идеален. — Я хочу сказать тебе это. Иногда я могу быть пугливым котом, хенни. — слова Чону снова сливаются воедино, и их становится все труднее и труднее понять. — Н-но я… это правда, хен, пожалуйста… — Я не знаю… — бормочет он теперь почти бессвязно. — Ты… чувствуешь ли… ты… то же самое. Но прежде чем Джэхен успевает даже подумать о том, чтобы сформулировать ответ, Чону снова теряет сознание, падая на подушки, а его дыхание снова замедляется. Что за сцена из дорамы только что произошла? Он остался смотреть на мирно спящее лицо Чону после того, как на него скинули самые поражающие слова с того момента, когда ему сказали, что он дебютирует. Этого просто не может быть. Все эти бессонные ночи, когда он слушал дыхание Чону на кровати рядом с ним. Обдумывая и анализируя каждое слово, прикосновение, взгляд, который Чону бросал в его сторону. Намеренно неверно истолковывал каждое взаимодействие между ним и Чону, потому что Чону не мог чувствовать то же самое. Но, как оказывается, он это делает? Джэхен думает, что возможно да? Но у Чону в венах также циркулируют наркотики. Он в бреду и сошел с ума от анестезии и морфия, смешанного с его кровью. Он, наверное, просто что-то говорит, да? Просто случайные вещи… пришедшие ему в голову… которые на самом деле не имеют никакого смысла… Но опять же, зачем ему говорить все то, что он сказал, если он не думал об этом подсознательно в какой-то момент своего обычного повседневного потока мыслей? Джэхен знает, что Зигмунд Фрейд был немного сумасшедшим, но в его психодинамической теории должна быть доля правды. А пьяные слова – это трезвые мысли, верно? Хотя Чону не совсем пьян, но это достаточно близко, так что, может быть, это все же применимо? В любом случае, Джэхен в данный момент переживает полный и тотальный кризис, и причина его психотического сеанса в настоящее время мертво спит на больничной койке, поэтому ему приходится ждать, пока Чону достаточно выздоровеет, чтобы быть относительно адекватным, прежде чем он сможет спросить младшего, действительно ли он имел в виду все, что сказал во время своей наркотической пламенной речи. Боже. Что за ситуация. Доен и Хэчан находят его в той же позе пять минут спустя, все еще неподвижного, все еще смотрящего на спящего Чону широко раскрытыми глазами. — Джэ, хей? Земля вызывает Чон Джэхена. — Доен машет рукой перед лицом парня, эффективно выводя его из оцепенения. — Я думал, ты сказал, что Чону проснулся. — Он… что? — Джэхен открывает и закрывает рот, снова пытаясь придумать, как использовать слова. — Ага, да, но потом снова заснул. Вы, э-э, вы, ребята, просто все пропустили. — Проклятье, — Хэчан выглядит слишком разочарованным этим фактом. — Упустил шанс заснять отличный смущающий контент, чтобы потом шантажировать Чону-хена. Джэхен моргает один раз, второй. — Ах, да. Я снял видео, не волнуйтесь. Это было забавно. — Забавно, — говорит Доен неубедительно. — Джэхен, все нормально? Все ли в порядке в твоем потрясенном мозгу? Нет, Джэхен не в порядке. Все очень не в порядке. — Все нормально, хен. — он выпрямляет спину и откашливается, делая вид, что ведет себя нормально, как будто весь его мир не изменился всего шесть минут назад. — Все просто потрясающе. Ребята, хотите посмотреть видео? — он тянется к телефону, и когда искра тепла проносится по его руке и распространяется по всему телу от одного прикосновения его руки к вялой руке Чону, он полностью игнорирует это. — Думаю, вам, ребята, это понравится. Он проигрывает видео, но отключает звук. Все, что он слышит, это его бьющееся сердце. Учитывая скорость, с которой пульс стучит в его груди, Джэхен думает, что он может стать следующим, кто попадет в больницу. // — Боже. Я так рад, что наконец дома, — удовлетворенно вздыхает Чону, сидя на своей кровати. — Знаешь, я могу уважать разогретую больничную еду только на определенное время. Три дня спустя Чону выписали из больницы с приказом отдохнуть и ограничить движения как минимум на следующие две с половиной недели. Слава богу, потому что его жалобы на то, что он застрял в «глупой больничной палате», становились невыносимыми из-за того, насколько постоянными они были. А Джэхен обычно обладает бесконечным терпением по отношению к Чону, так что это действительно о чем-то говорит, если даже он не может вытерпеть жалоб младшего. Нет, он не упомянул о том, что произошло между ними во время печально известного признания. Но теперь, когда Чону вернулся домой, и у них появилось больше уединения, возможно, пришло время Джэхену наконец поговорить с Чону о словах, которые могли быть правдой, а могли и не быть. — Эй, Ву. Чону мычит, прокручивая страницы на телефоне и рассеянно играя с волосами Джэхена, когда голова старшего лежит на груди Чону. — Ты помнишь, что ты сказал мне, пока еще был под наркозом? При этом Чону поднимает взгляд, его мягкое лицо искажается, выражая то, что можно описать только как смесь сожаления и съеживания. На долю секунды Джэхен во всем сомневается. — Боже, пожалуйста, не напоминай мне. Я видел видео, которое ты снял, тысячу раз. Могу я добавить, что все это неохотно. Мне, кстати, очень жаль. Мне очень неловко теперь, когда я пересмотрел его и… Если Джэхен начал это, он пойдёт до конца. Ва-банк. — Ты имел в виду все это? Чону резко останавливается на середине предложения и поворачивается, чтобы посмотреть на Джэхена, выражение его лица меняется на нечто застенчивое. Джэхен просто пристально смотрит на него, решив найти ответ раз и навсегда. — Эм. С тобой все будет в порядке, если я скажу тебе «да»? Потому что я уверен, что все это было правдой. Я имею в виду, я определенно не раз думал, что ты очень красивый. — Чону чешет ухо, робко ухмыляясь. — Хотя я не думаю, что говорил тебе это очень часто. Возможно, анестезия ослабила некоторые из моих запретов. Это… в каком-то смысле именно то, что Джэхен хотел услышать, но в то же время это совершенно пугало, потому что теперь он примерно на шестьдесят четыре процента уверен, что Чону имел в виду то, о чем сказал… о том, что он влюблен в него, что так страшно и удивительно, и пугающе. — Как бы то ни было, ты очень хорошо выглядишь, Джэхенни-хен. — Чону строит самое глупейше милое лицо, и это именно то, что заставляет Джэхена решить игнорировать все свои собственные запреты и просто противостоять всей этой ситуации прямо сейчас. — Хорошо. Спасибо, кстати. — он улыбается Чону, прежде чем сделать большой глоток воздуха. — Так, на самом деле ты сказал больше, когда был под наркозом. Намного больше. После того, как я остановил запись, ты сказал «о, хен, ты так заботишься обо мне, и я не знаю почему», а потом ты просто продолжал говорить и говорить… и мне просто нужно знать это наверняка, Чону, потому что последние три дня были для меня адом, и я еще не говорил с тобой об этом, так что вот что я собираюсь сделать это сейчас… — Хен! — Чону хватает его за подбородок и заставляет Джэхена посмотреть на него. Его глаза широко раскрыты, а выражение лица такое очаровательно-встревоженное, словно он ждет, когда упадет бомба. — Просто скажи мне, что я сказал. Пожалуйста. Я сейчас серьезно. — Хорошо. Верно. Возможно, я сейчас сплю, потому что я не верю, что на самом деле говорю это. В любом случае. — По какой-то причине он колеблется. Снова. — Эм. Боже. Что он делает? Может быть, ему стоит просто встать, уйти, сходить в компанию и поговорить с руководством, чтобы узнать, может ли он вообще уйти из группы, потому что, как, черт возьми, он должен с этим справиться? — Джэхен-хен, клянусь Богом, если ты не… — Ты сказал мне, что любишь меня. Абсолютная тишина. Щебечут сверчки. — Ты сказал… ты сказал мне, что это очень легко… влюбиться в… меня, но невозможно любить меня, даже если ты очень этого хочешь. Это то, что ты мне сказал. Лицо Чону, кажется, застыло в том же выражении: челюсть слегка приоткрыта, глаза широко раскрыты, щеки такие красные, что кажутся вишней. — И это были самые напряженные три дня за всю мою жизнь, потому что мне просто нужно было знать, действительно ли ты имел в виду это, Ким Чону, потому что новости: я так чертовски влюблен в тебя уже много лет. Мне всегда было интересно, чувствуешь ли ты то же самое, и я совершенно не могу поверить, что мне потребовалось, чтобы у тебя воспалился аппендицит, чтобы наконец сказать тебе это, но это правда. Я тебя люблю. Джэхен делает еще один глубокий вдох, потому что это была какая-то словесная атака, и он еще не до конца обработал то, что только что сказал вслух. Ой, подожди. Он только что сказал это все вслух. Затем Чону хихикает, из всех возможных вещей на планете он хихикает. Джэхен поворачивается и недоверчиво смотрит на него, наблюдая, как Чону все глубже и глубже впадает в настоящую истерику. Его почти маниакальный смех продолжается еще полминуты, прежде чем один особенно тяжелый хрип заставляет его вздрогнуть и схватиться за живот. Джэхен тут же прижимается к нему, чтобы проверить, как он, потому что Джэхен именно такой. — Боже мой, и ты заставил меня поверить, что я случайно сознался в двойном убийстве или что-то в этом роде – что даже не имеет смысла, поскольку я ведь никогда не совершал двойное убийство, верно? — Что? — Боже. Иди сюда, ты, настоящий идиот. Джэхен двигается так, словно находится в трансе, сидя на краю кровати младшего. — Да. Я подтверждаю это прямо сейчас: я люблю тебя. Я влюблен в тебя очень давно, с тех пор, не знаю, когда мы еще были трейни. И я явно не выразил это достаточно очевидно, поскольку мне потребовалось находиться под наркозом и некоторыми пугающе сильными обезболивающими, чтобы донести свою мысль. Честно говоря, я думаю, что это ты виноват, что ты такой тупой болван. Но да. А еще я говорил тебе, что был трусом? Я замечал, как ты все время смотришь на меня, как будто ты чувствуешь то же, что и я, и каждый божий день мне хотелось набраться смелости, чтобы сказать тебе, что я люблю тебя, но в конечном итоге я струсил. Это настолько глупо, что мой почти разорвавшийся аппендикс стал причиной того, что я наконец рассказал тебе все, и в любом случае я даже не был полностью в сознании и не проснулся на тот момент. Чону вздыхает. — Я совсем не так представлял, как все пойдет, но, думаю, сейчас я просто буду действовать, так что могу я спросить тебя кое о чем… — Могу ли я поцеловать тебя? — Джэхен не может не перебить. Подняв глаза, Чону резко вздыхает. — Прости, что… — Я спросил, глупый идиот, могу ли я тебя поцеловать? Тишина. Джэхен начинает сожалеть о том, что спросил, но затем он слышит шепот «да, пожалуйста», и ему достаточно наклониться вперед и коснуться мягких губ Чону своими. Он старается быть как можно нежнее, поскольку Чону все еще не полностью восстановился после операции, но он чувствует, в каком отчаянии находится Чону, из-за чего Джэхену трудно сдерживать себя. Руки Чону поднимаются вверх и обхватывают шею Джэхена, причем старший одной рукой опирается на спинку кровати, а другой обхватывает щеку парня. Это абсолютно не самое удобное положение в мире, но никого из них это не волнует. Поцелуй Чону — это все, что представлял себе Джэхен. Его губы потрескались, но на вкус они напоминают фейерверк, между ними рвутся искры. Это мягко, но настойчиво, и кажется, что это никогда не закончится, как будто Джэхен мог бы делать это вечно. Но все хорошее, к сожалению, когда-нибудь заканчивается. — Ты целуешься даже лучше, чем я думал. — шутливо бормочет Чону в крошечное пространство между ними. — Спасибо? — Джэхен не уверен, что это комплимент, но он все равно его принимает. — Пожалуйста. — Ты такой идиот, Ким Чону. — Ах, но я твой идиот, да? — Это было слишком ванильно и глупо. Очень, очень глупо. — Sorry, not sorry, — бормочет Чону на английском. — Я тебя ненавижу. — Ты любишь меня. Пауза. — Да. Очень сильно.