shut your mouth, give me your head

тут никакой путь сохранения не поможет (с) я Авантюрин наступает на него незаметно, так, что когда Келус оказывается прижат к ребристой поверхности ракушки, заполненной водой, он теряется. Авантюрин – страшный в том самом смысле, о котором говорят отводя глаза и шёпотом за закрытой дверью. Для Келуса, впрочем, он не столько страшный – видали и похуже – больше пугающий, особенно когда снимает свои очки, за стёклами которых прячет неоновые гипнотизирующие бездны. Так что, упираясь бёдрами в стенку его будущей кровати, он способен думать лишь о том, чтобы тот очки не снимал. Авантюрин щурится – видно по его приподнятым бровям – и тянется к дужке: – Страшно? Келус задыхается от возмущения и, возможно, от восхищения тоже – на Авантюрине столько колец, столько украшений, переливающихся таинственным блеском в приглушённом лунном свете комнаты, что каждый драгоценный камень будоражит нутро. Красивый. Хищный. И дорогой, пусть лоск и напускной – Келус неглупый, сколько бы другие не считали иначе; он умеет находить красоту в простом – ничто не мешает ему разглядеть её в сложном, сплетённом из нитей долгих мыслей. – Нет. Чего тебе надо? – спрашивает он; голос не дрожит, и на том спасибо – Авантюрин рядом слишком несправедливо волнующий. Авантюрин смеётся, – смех какой-то нервный, возбуждённый, – и притирается поближе – между ними, по сути, не остаётся ни дюйма. От него пахнет терпким алкоголем и глубоким древесным ароматом дорогих духов – голова кругом лишь от одного этого, а когда губы, мягкие, поблёскивающие от жирного увлажняющего бальзама, кривятся в ухмылке, Келус благодарит всех встреченных Эонов за то, что позади него есть опора: колени грозят подогнуться в любую секунду. – Тебя, – со смешком выдыхает Авантюрин, и его горячее дыхание щекочет раскрасневшуюся щёку. Келус напрягается, хмурясь: их странная во всех смыслах встреча приобретает не менее странный оборот – возможно, она была таковой ещё в вестибюле, когда Авантюрин смерил его взглядом с ног до головы и фыркнул, задев плечо плечом уходя. – Расслабься и не выдумывай лишнего: ты нужен мне в абсолютно ином смысле. Но кто раскрывает все свои планы в первую..? – Уверен? – обрывает его Келус; мысль о том, что этот мужчина сейчас уйдёт или, того хуже, начнёт говорить о серьёзных вещах, кажется особенно невыносимой. Он знает, что Авантюрин врёт – научился за время путешествий чувствовать такое на подсознательном уровне (или, вероятно, игра Кафки оказалась не такой уж бесполезной), поэтому делает то, что получается лучше всего: бьёт под дых, правда, в переносном смысле и не битой. Одно движение бёдрами выбивает землю из-под ног не хуже неё, судя по тому, как судорожно Авантюрин выдыхает. – Хо? – удивлённо смотрит он на него прежде, чем шально улыбнуться. – Маленький енот оказался не таким непроходимым тупицей, как о нём говорил Веритас. Келус не отвечает – упирается ладонями в борт ракушки (влага холодит его пальцы, но он не обращает внимание, потому что Авантюрин всё же снимает очки и о чёрт) и пробует ещё. Авантюрин закусывает нижнюю губу и чуть запрокидывает голову – Келус смотрит на судорожно дрогнувший кадык, на напряжённую шею, плавно перетекающую в плечи под воротником, застёгнутым на ремень, на татуировку, похожую на штрихкод. Её хочется попробовать особо сильно – длинная серёжка шатается, проходясь пером по коже, – Келус завидует так, что в глазах появляются тёмные чёрные пятна. Авантюрин потирается о него, руками притягивая за пояс брюк ближе. Зарывается пальцами под ремень, царапает кожу живота холодными камнями колец, когда дёргает кофту, обнажая подтянутый рельеф мышц. Келус подаётся ближе, вжимаясь пахом в чужой – у Авантюрина крепко стоит, впрочем, как и у него, – толкается скорее интуитивно, чем специально, и ему так хорошо от того, какие это яркие ощущения – тереться о чужой возбуждённый член сквозь одежду, чувствуя на себе холодные руки. Авантюрин горячо выдыхает ему в скулу, Келус дёргается, облизывается, задевая чужую губу, а в следующее мгновение язык Авантюрина широким мазком проходится уже по его губам. Келус издаёт короткое “ах” от волны возбуждения, прошивающей всё тело, и Авантюрин пользуется открывшейся возможностью – запихивает ему в рот язык. Неожиданно, но приятно – вот, как ощущается его грубый поцелуй, когда он кусает его губы, пока языком вытрахивает все мысли из головы. Келус мычит, мажет своим языком по его, пытаясь понять, подхватить заданный темп, но Авантюрин ухмыляется и толкает его в грудь – Келус валится назад, в ракушку грёз, захлёбывается в мутной, сладко пахнущей жидкости и разочаровании. Авантюрин возвышается над ним, одним коленом опираясь в отполированную поверхность – его зрачки расширены до невозможности, грудь вздымается от частого, поверхностного дыхания – полоска кожи в разрезе порочно притягивает взгляд. – Подло, – хрипит Келус, пытаясь нащупать ладонями скользкое дно. Пузырьки забавно, насмешливо окружают его, мешая обзору, – очень хочется посмотреть этому наглецу в глаза и высказать всё, что думается. – Стратегический ход, – пожимает плечами Авантюрин, а в следующую секунду уже оказывается на нём. Его брюки тут же мокнут, облепляя изящные, по-женски фигурные икры и тощие бёдра – Келус, забывая обиды и недовольства, кладёт на одно из них руку и с удовольствием сжимает, водит вверх-вниз, под тканью прощупывая приятную мягкость. Авантюрин хмыкает, усаживается поудобнее – его задница приземляется ровно на встопорщенную ширинку, – и напоминает елейным голосом: – Смотри, не упади. Падать, собственно, некуда, но он понимает, что Авантюрин имеет в виду, когда тот приподнимается, делает поступательное, незаконно медленное движение вперёд. А потом назад. И опять вперёд, явно дразнясь, играясь. Локоть подгибается, ладонь едет по вымощенному плиткой дну, и он слышит, как насмешливо фыркает Авантюрин, хватая его за воротник и не давая хлебнуть пенной жижи. Затылок неприятно мокрый, вода стекает по шее, под толстовку – вся его одежда мокрая, противно липнет к телу. Отвлекает лишь Авантюрин, склонившийся так близко, что их носы соприкасаются. Келус тянется за новым поцелуем – их губы не касались друг друга слишком долго, но получает лёгкий щелбан в лоб – Авантюрин отстраняется, всё ещё удерживая на расстоянии. – Подвинься повыше, если не хочешь утонуть. Келус разочарованно стонет и ради упрямства успевает чмокнуть кривящийся в ухмылке рот, жадно скользя освободившимися руками по спине, бокам, талии. Авантюрин не столько стройный, сколько худой под ворохом объёмной одежды, податливый, реагирующий на каждое случайное прикосновение, но в то же время властный и не терпящий контроля: выгибаясь в пояснице на ласковое поглаживание, он вдруг вжимает пальцы в плечо до синяков быстрым жестом, чтобы Келус в следующую секунду оказался под водой. Хватка у Авантюрина что надо, он держит под водой ровно столько, чтобы он не стал вырываться, но понял намёк. Когда Келус выныривает, окончательно промокнув до нитки, Авантюрин сладко ему улыбается: – Либо слушаешь меня, либо возвращаешься в мой номер тогда, когда сможешь мыслить здраво. В его голосе сквозит прикрытая напускной доброжелательностью угроза, предостережение выбрать тот вариант, который в первую очередь подходит ему самому. Келус считывает намёк в ту секунду, как слышит первое слово, и убеждается от нетерпеливого покачивания Авантюрина – он едва заметно дрожит и ёрзает бёдрами, явно не намереваясь долго терпеть. – Это мой номер, – напоминает Келус, возвращая руки на талию. – Разрешаю остаться. Авантюрин не сдерживает смеха, пока Келус переползает с ним на удобную возвышенность, сделанную специально для комфорта засыпающего, упирается спиной в пружинящую поверхность и позволяет пальцам залезть за пояс брюк и ласково пройтись по аккуратной ямке над ягодицами. – За правильными решениями всегда следует вознаграждение, – мурлычет довольный Авантюрин и целует его до звёзд в глазах. Он больше не сдерживается, сплетается языком с его, проходится по нёбу бешеным порывом, чтобы вновь толкнуться в податливую мягкость рта. Келусу кажется, что ещё немного, и он сойдет с ума от того, насколько дикое создание попало ему в руки. Авантюрин вновь начинает двигать бёдрами в такт движения языка, сам стонет ему в губы от удовольствия, разрешая Келусу сжать ладонями задницу до приятной боли. – Сейчас я сниму с тебя эту безвкусную вещицу, – полузадушенно шепчет ему в губы Авантюрин – его глаза мутнеют от охватывающего желания. – А потом ты трахнешь меня так, как этого хочу я. И ведь снимает же: изворачивается, стягивая через голову промокшую кофту, после помогает разобраться с ремнём и избавиться от штанов. Себя, правда, раздевать не позволяет: одним взглядом говорит нельзя, только смотреть, и издевательски неторопливо возится с брюками. Бёдра у него правда красивые, худые, слегка подтянутые, с аппетитно напрягшимися от усилия мышцами – Келус ещё успевает заметить подтянутый живот, хотя его тут же скрывает облегающая ткань верха. – Сними, – практически требует он, забываясь от досады и разочарования: Авантюрин похож на драгоценный камень, который хочется рассмотреть со всех сторон с особой тщательностью. Но драгоценные камни на то и драгоценные – попробуй разглядеть красоту без должной огранки, попробуй коснуться без разренешения. – Хорошего понемногу, – качает головой Авантюрин, привлекая внимание к качающейся серёжке. Точно: Келус завороженно, словно ухватившийся за перо кот, смотрит на татуировку. Если сегодня он хотя бы раз не укусит её, будет жалеть всю жизнь. – Я полностью раздет, – всё же возмущается он. Он не чувствует неловкости – стыдится ему точно нечего, спасибо идеально созданному телу и тренировкам, но несправедливость по отношению к нуждающимся всегда задевала до глубины души. – Холодно? – с напускной вежливостью интересуется Авантюрин; он даже не смотрит на него, что-то выискивая за пределами ракушки. – Нет, но… – Вот и отлично. Закрой ротик, будь добр, сегодня он тебе ещё понадобится. Келус недовольно пыхтит, но подчиняется, разглядывая его в полутьме бледных ламп. У Авантюрина молочная, почти что белая кожа и множество мелкий шрамов на ногах – они темнеют мириадами полосок, расчерчивают грубыми рубцами, и смотрятся так странно неестественно. Не некрасиво, просто Авантюрин создаёт впечатление нетронутой временем, искусно изваянной статуи, так что вызывает диссонанс точно. Интересно, думается невольно, на что похожи его колени? Испещрены ли они такими же линиями или, может, покрыты синяками, краснеют стёртой кожей? На лодыжке позвякивает браслет, наверняка золотой и стоящий, как половина Звёздного экспресса – под ним виднеется крупный, давно заживший рубец, который скрывается за этим самым браслетом. Вторая лодыжка пустует, но и кожа там кристально чистая. Авантюрин наклоняется, чтобы достать то, что искал – радостный, забавный звук, который он издаёт, кажется до трогательного милым, но Келус, отвлекаясь от рассматривания стройных ног, смотрит на округлые ягодицы, раскрывающиеся при наклоне, и рот заполняется слюной. Он неиронично давится от представшей перед ним картины – именно на это, видим, Авантюрин и рассчитывает. Он кидает ему что-то через плечо – пузырёк с маслом, только и всего, и фыркает: – Мне нравится твоя реакция. Такой до наивности честный. – Что… – прочищает Келус горло, – что мне можно делать? Авантюрин одобрительно хмыкает, довольный его вопросом: видно, мусорный зверёк понял, по каким правилам проходит их игра. Он не спешит разгибаться, наоборот, наклоняет корпус ниже, руками упираясь в борт, и садится на колени. Одну ладонь он кладёт на ягодицу и раздвигает половинки так, что пульсирующее тёмное колечко мышц призывно сжимается от прохладного воздуха. Келусу хочется попробовать его всего – порыв настолько сильный, что он подаётся вперёд, рывком выталкивает себя, валясь в воду и подползает чуть ближе. – Спокойнее, – советует Авантюрин, но и в его голосе слышится бешеное нетерпение. – Возьми масло и смажь им пальцы. После вылей мне на задницу – я давно себя не растягивал, так что придётся тебе этим заняться. Давно не растягивал? Значит, Авантюрин занимался этим когда-то. Возможно, один, в ванной, смаковал, вставляя в себя палец за пальцем, выгибаясь навстречу нетерпеливым, хаотичным толчкам. Или, может, был кто-то ещё – кто-то, кто видел, как краснеют его бледный щёки, как призывно раскрывается вход, принимая в себя член, как Авантюрин стонет – безумно красиво и дорого, как и он весь, подаваясь назад. У Келуса на мгновение пропадает зрение – настолько яркие его фантазии, но Авантюрин шипит что-то, и он приходит в себя: сейчас этот наглый кммщик подставляется ему, а Келус не такой дурной, чтобы не пользоваться золотым билетом. Он откручивает крышку и выливает ароматное масло на ладони. Остальное идёт на колечко мышц – сфинктер сжимается от холодной вязкой жидкости. Келус гладит его по бедру, гипнотизируя аккуратные тонкие пальцы в кольцах, которые всё так же крепко сжимают ягодицу. Это смотрится настолько будоражаще – все эти переливающиеся кольца, браслет с камнями, мерцающими глубинно синим на фоне молочной кожи – что он не может не поддаться порыву и не провести по тыльной стороне ладони пальцем, собирая каждый камушек в созвездие. Авантюрин вздрагивает, то ли смущённый, то ли просто сбитый с толку, сердито спрашивает: – Ты там уснул, что ли? Келус мотает головой, как будто тот может увидеть его, и вводит палец в податливое нутро. Внутри туго, горячо и сухо – если бы не масло, служащее смазкой, было бы неприятно и больно. Но масло затекает вместе с тем, как он раскрывает вход, и становится легче, приятнее, возбуждающе. Авантюрин под ним протяжно, довольно стонет – Келус очень хочет коснуться его, потереться ноющим членом о бедро или бок, пачкая одежду, и он словно слышит немую просьбу. – Вперёд. Не поверю, что ты ещё ни с кем не кувыркался. Келус стыдливо прячет взгляд, потому что да, Авантюрин оказывается прав, и то, как спокойно он говорит об этом, заводит ещё больше. Он с тихим стоном прижимается к его бедру, разгорячённый член касается влажной кожи, и Келус не может не толкнуться пару раз, по касательной проезжаясь до кромки одежды так, что головка трётся о грубую ткань униформы. Это ощущается как долгожданная разрядка, и он, всхлипывая, позорно кончает прямо на коричневый жилет, наваливаясь то ли сверху, то ли сбоку, потому что ноги перестают держать. – Серьёзно? – кривится Авантюрин, оборачиваясь. То, насколько он недовольный, не вяжется с мутным гипнотизирующим взглядом – Келус ему не верит. Как будто бы тот не просчитал всё наперёд – по задумке, вероятно, он должен был кончить ещё на эпизоде с маслом. Поэтому он не даёт себе времени отойти от оргазма – тело ощущается ватным, податливым и неспособным к движению, но он заставляет себя двинуть пальцем внутри Авантюрина прежде, чем добавить туда ещё один. Подушечками поглаживая нежную кожу, он разводит их в стороны, растягивая, и Авантюрин под ним дрожит, поскуливая, и пытается насадиться глубже. Келус удерживает его свободной рукой за ягодицу, наклоняется уже сам, надавливая лбом на поясницу – безмолвное прогнись больше – и, добившись желаемого, ведёт носом от копчика к манящей с самого начала ямочке. Авантюрин ахает от неожиданности: – Ты же не собираешься?.. – но именно это он и собирается. Если Авантюрину можно трахнуть его рот языком, почему бы Келусу не трахнуть его в задницу? Язык входит легче пальцев, даром что сначала Келус морщится от сладкого масла, потому что не отказывает себе в удовольствии крупным мазком лизнуть вход. Пальцы он не вытаскивает, помогая растягивая и так уже размягчённое нутро, языком толкается меж них и неумело, но со всем усердием проходится по внутренним стенкам – вкусно. Авантюрин и должен так ощущается, он не сомневался в этом с той встречи или, может, после слов Топаз о том, какой Авантюрин опасный человек. Опасные люди априори интересные – в этом Келус убеждался не один и даже не два раза, но из всех них задницу он захотел вылизать только Авантюрину. Старательно работая языком, то втягивая, то высовывая его так, чтобы задеть внутри чувствительную точку, он не забывает и о пальцах, методично разводя и сводя их вместе, проталкиваясь глубже. Авантюрина слегка потряхивает каждый раз, как жар рта проходится по горящим от давления стенкам – чувствовать в себе не только фаланги с короткими ногтями, карябующими приятной резью, оказывается до умопомрачительного приятно. Он стонет, закусывая губу, тянетс рукой к серым волосам, чтобы упереться в макушку в попытке оттолкнуть, но Келус в этот момент делает что-то особенно приятное – кажется, задевает простату одновременно подушечкой пальца и кончиком напряжённого языка, и его хватает лишь на слабое похлопывание, не говоря уже о желании притянуть за лохматые пряди ближе. Вместо этого, повинуясь недовольному мычанию – Келус едва мотает головой, из-за чего движения становятся хаотично нервными, непоследовательными, – он возвращает ладонь на прежнее место, давая Келусу больше свободы. – Чёрт возьми, так не должно быть, – бормочет под нос Авантюрин, в противовес словам подмахивая бёдрами, – Келус упирается носом в ягодицу и дыханием щекочет раскрасневшийся опухший вход. Он оставляет несколько невесомых поцелуев на чувствительной коже входа, напоследок мажет языком до самых яичек – о, то, что Авантюрин везде гладко выбрит, заставляет дрожать от возбуждения, – переходит на половинку, которую сжимает окольцованная рука, и кусает. Не больно, но до багрового следа, так, чтобы потом приятно было зацеловать, что он и делает, засасывая плоть до синяков. Пальцы продолжают методично двигаться внутри – он добавляет третий, чтобы заполнить до предела, пока играется с его задницей, а рот занимает тем, о чём думает с начала вечера: пройтись языком по каждому украшению на изящной ладони, задевая костяшки,проникая в щель между пальцами, смачивая слюной, не составляет труда, потому что Авантюрин не обращает внимания на его маленьких слабости, концентрируясь на ощущениях в целом. Он чуть склоняет голову в сторону и замечает, как болезненно крепко стоит небольшой член Авантюрина – тот не может коснуться себя, не потеряв равновесие и последние остатки достоинства. Поэтому Келус наклоняется и свободной рукой, отпуская полюбившуюся ягодицу, сжимает у основания – взбухшие венки ощущаются так отчётливо, как и возбуждённая пульсация. Наградой становится несдержанный стон и такая же несдержанная фрикция – Авантюрин толкается в кулак шипя и чертыхаясь. – Если так продолжится, – всё же говорит он со сбитым дыханием, – до главного мы не дойдём. Я готов. Келус воспринимает это как сигнал к действию: вытаскивает скользкие пальцы (Авантюрин так чудесно тянется за ними вслед) и подносит головку набухшего члена ко входу сразу же, как получается унять дрожь рук. Примеривается, трётся ей по всей длине, пачкая копчик предэякулятом прежде, чем попытаться толкнуться в растянутое нутро, но Авантюрин внезапно дёргается, вырывается и, оборачиваясь, смотрит диким, злым, напуганным взглядом своих невозможных глаз. – Идиот, – выплёвывает он с такой ненавистью, что Келусу становится не по себе. – Кто сказал, что меня можно трахнуть без защиты? – Без.. чего? – искренне удивляется Келус, осторожно касаясь напряжённого бедра. Его пальцы щекочут кожу ласковым успокаивающим поглаживанием, стараясь свести недовольство к минимуму, сгладить неприятные эмоции – в конце концов, они собрались здесь ради взаимного удовольствия. Авантюрин закатывает глаза, но руку не сбрасывает, едва расслабляясь, – по крайней мере, волком уже не смотрит, и на том спасибо. – Слышал ли ты что-то о презервативах, маленький енот? – едко спрашивает он. – Сам мне сказал, что не первый раз собираешься оприходовать мужскую задницу, и не знаешь о таких базовых вещах? – Я… ну, мы и без прекрасно справились. Весь вид Авантюрина кричит о том, что он из последних сил держится, чтобы не хлопнуть себя по лбу. Или не придушить его – тоже вполне возможный вариант. – Ты – как и я – можешь быть сколько угодно чист, клясться всеми Эонами, что никогда и ни с кем, поставить Стелларон на то, что всё безопасно и без дурных последствий, но, – говорит он строго, серьёзно, с отчаянной злобой, прикрытой напускным раздражением, – занимаясь сексом со мной, не смей даже думать о том, чтобы трахаться без презерватива. Понял? Келус робко кивает, впечатлённый импровизированным монологом. В сущности, Авантюрин диктует всего два правила: плясать под его дудку (что-то подсказывает, что такой властный он далеко не только в постели) и использовать, а, эм, защиту? Пока он судорожно пытается не отвлекаться на болезненно тянущий возбуждённый член и на сочную задницу, которую Авантюрин всё ещё, несмотря на вспышку ярости, сжимает своими невозможными, увешанными кольцами, пальцами, чтобы понять, где ему взять необходимое, Авантюрин страдальчески вздыхает и свободной рукой хлопает себя по карману жилета. – Держи, герой, и давай без задержек. Время в нашем мире дорого стоит. Келус пялится на квадратик и борется с подступающей паникой, потому что понятия не имеет, что делать дальше. – Не заставляй меня помогать тебе, – торопит Авантюрин, пока не натыкается на беспомощный, растерянный взгляд. – О, Эоны, чтобы ещё раз… Что он там ещё раз – остаётся неозвученным, потому что в следующий миг Авантюрин сидит перед ним на коленях, мокрый от воды, раскрасневшийся от возбуждения, со стоящим членом, который потирается о келусово бедро совсем немного, но это не мешает Келусу на секунду сойти с ума. Он отбирает пластиковый шуршащий квадрат, разрывает упаковку и вынимает презерватив. О, думает Келус остатками сознания, глядя на то, как рука в кольцах тянется к его паху, он же сейчас коснётся меня там. Этими блядскими пальцами в драгоценностях. – Кончишь – и вся наша сделка аннулируется, – предупреждает Авантюрин, подушечкой размазывая семя по головке. – Твои пальцы… – полузадушенно стонет Келус, неотрывно наблюдая, как он проходится по стволу, до самого основания, не спеша раскатывать презерватив. – Что не так? – вполне миролюбиво интересуется Авантюрин с абсолютно дьявольской ухмылкой, задевая набухшую вену. – … от них крышу сносит. Авантюрину льстит его искреннее восхищение. Он умеет читать между строк – коснёшься меня ещё, обхватишь ладонью так, что я увижу слабый блеск колец и браслетов, начнёшь двигаться, – и это конец, – как и умеет быть милостивым. Или, скорее, играть в свою пользу. – Потерпи, – выдыхает, и Келус честно терпит, закрыв глаза и закусив ладонь, лишь бы не видеть и не кричать – Авантюрин быстро, без лишних движений, надевает презерватив,удерживая у основания, слабым касанием гладит по мошонке, перетекая по бедру к лобку с редкими светлыми волосками. Щекотно и похоже на пытку больше, чем на ласку. – Умница. Всегда бы так. Если сумеешь продержаться подольше, вознагражу. Они возвращаются в исходное – правильное, по мнению Келуса, – положение: Авантюрин упирается в борт, выгибаясь в пояснице, Келус прижимается сзади, теперь уже не боясь сделать что-то не так. Он не спешит войти, наоборот: обхватывает бёдра, притягивая ближе, членом упираясь в копчик. Медленно толкается, проходясь по сжатым ягодицам, как бы примериваясь, проталкивается меж усеянных засосами половинок и двигается столь неспешно, насколько хватает выдержки. Авантюрин ёрзает – то ли недовольный, то ли нет, но позволяет сделать ещё несколько поступательных движений, притереться, потом всё же хмыкает, вертит задницей, раскрываясь больше, очевидно подставляясь так, чтобы головка съехала к расслабленному колечку мышц. Келус понимает – пора. Член, смазанный ароматным маслом, входит с некоторым затруднением, но легче, чем думалось. Он погружается в разгорячённое нутро слитным движением, проникая до основания, и Авантюрина прошивает вспышка удовольствия, смешанного с болью. Келус ждёт пару секунд, больше из приличий, чем от желания дать привыкнуть, и начинает толкаться. Авантюрин сладко выдыхает, кусает губы, стараясь сдержаться, шепчет что-то вроде “вот так” и подмахивает бёдрами – пошлых шлепков не удаётся избежать при всём желании. Авантюрина приятно трахать: он выгибается, подставляясь, всячески помогая, стонет тихо, глубоким гортанным звуком и сквозь сжатые зубы просит ещё. Келус сбивается где-то на третьем толчке, впивается ногтями в молочную кожу – вид распластанного под ним Авантюрина распаляет, сбивает с неспешного темпа. Фрикции получаются жёстче, дёрганее – Келус завороженно смотрит, как его член входит в Авантюрина – до самого конца, до середины, когда внутри остаётся разбухшая головка, дразняще распаляя. Впечатление слегка портится из-за воды: всплеск заглушает тяжёлые выдохи и шлепки, поэтому Келус склоняется ближе, наваливаясь, и, о, Эоны, вспоминает – в который раз – о забытой татуировке. Серёжка шатается в такт толчкам, щекоча раздражённую кожу – не будь Авантюрин в одежде, он бы зацеловал его спину, лопатки, плечи прежде, чем добрался бы до шеи. Но ткань плотно обтягивает рёбра, забирая возможность, так что Келус горячо выдыхает и зубами прикусывает хрящ уха. Авантюрин от неожиданности замирает, Келус сдвигается, меняя угол, задевает простату – Авантюрин не сдерживает громкого стона. Келус понимает: да, это то, что они ждали обы, языком скользит по ушной раковине, оставляя мокрый след, и все же спускается к татуировке. Вылизывает и её жадными, несдержанными мазками, а потом зубами вцепляется в шею. Авантюрин вскрикивает, словно пугаясь, но Келус успокаивающе гладит его по бедру, зализывает укус, покрывая его поцелуями, и входит особенно глубоко – ему кажется, что если сейчас приподнять Авантюрина, обхватив поперёк груди, то можно будет увидеть очертания члена – Авантюрин довольно худой, с плоским подтянутым животом, так что, наверное, это действительно возможно. – Не касайся шеи, – твёрдо выговаривает тот. – На этот раз прощаю, в следующий просто так не оставлю. Келус обиженно хнычет и напоследок проводит носом по вене – пульс бьётся быстро, сердце заходится в бешеном темпе; зубами дёргает серёжку, вырывая тихое болезненное шипение. Он выпрямляется и особенно сильно двигает бёдрами, практически до боли бьётся о чужую задницу, лобком упираясь в копчик. – Я на пределе, – предупреждает, толкаясь рваными толчками, уже не заботясь о том, чтобы доставить удовольствие партнёру. – Нельзя, – задушено приказывает Авантюрин (как он может приказывать сейчас? Келус ставит себе в минус этот пункт – значит, был недостаточно усердным). – Стой. Келус сжимает ягодицу до синяков и только с помощью невероятной выдержки останавливается. Не хочет, но делает – он ведь согласился соблюдать правила, хотя член буквально ноет от возбуждения – действительно на пределе. Авантюрин подаётся вперёд, чтобы освободиться от хватки – член выскальзывает с негромким хлюпом, сфинктер тут же сжимается, потемневший, влажный от воды и смазки. Он выворачивается, упирается Келусу рукой в грудь: – Туда, – указывает на удобную нишу для сна. Келус отползает назад, следуя приказу, садится, выпрямляя ноги – колени болят, сбитые до синяков от жёсткой поверхности ракушки. Авантюрин садится сверху: одна ладонь ложится на плечо для равновесия, второй он обхватывает член (о, Эоны, Э-о-н-ы, он не готов к этому, просто не готов) и направляет в себя.       – Придержи, – отрывисто выдыхает Авантюрин. Келус послушно удерживает его за талию, наблюдая за тем, как Авантюрин до упора садится на него – мутная вода частично скрывает вид, но Келусу хватает сполна.              Авантюрин начинает двигаться, упираясь в предплечья, – его возбуждение трётся о живот, когда он склоняется ближе, Келус помогает ему подниматься и опускаться, завороженно наблюдая, как член то появляется, то исчезает в нём, как напрягаются испещренные шрамами бёдра – мышцы натягиваются, образуя красивую плотную линию: Авантюрин приподнимает себя сильными движениями, чтобы через мгновение упасть вниз и принести с собой волну удовольствия. Серёжки качаются в такт, опять привлекая внимание к шее, но Келус намеренно отвлекается, потому что запрет есть запрет; вместо этого он притягивает за ремень на воротнике и впивается грубым, неаккуратным поцелуем в губы. Кажется, идёт кровь – они неудачно сталкиваются зубами, Авантюрин царапает резцом его нижнюю, пока, толкаясь в него членом, он жадно пихает в рот язык, тут же находя чужой, чтобы сцепиться в ненасытном желании стать ближе.              Член Авантюрина пачкает его напряжённый пресс, Келус, отпуская ремень, думает, что должен с этим что-то сделать. И делает, беря пример с Авантюрина, который не перестаёт его целовать, то и дело кусая и оттягивая нижнюю губу. Словно хочет сожрать, проглотить, – но, по крайней мере, Келус разделяет его желания. Он смыкает ладонь на возбуждении так, что с каждым толчком в него Авантюрин трахает его сжатый кулак. Головка сочится прозрачной смазкой – Келусу и её хочется попробовать на вкус, но пока что он просто сжимает сильнее, подушечкой трёт уретру, вырывая тихий скулёж, который тут же сцеловывает.              – Вот так хорошо, – хвалит Авантюрин в перерыве между поцелуями, – молодец, умница, продолжай.              Келус слушается: неспешно надрачивая, втрахивается в него, целует опухшие губы, чтобы заглушать гортанные стоны, свободной рукой гладит бёдра, метит следами ногтей ягодицы, пробирается под жилет, царапая спину красными полосами – как будто бы она не расчерчена шрамами даже больше, чем стройные ноги. Авантюрин, как ни странно, кончает первым: замирает в его объятиях, выгибаясь, мелко дрожит, закатывает гипнотические глаза, и пачкает его ладонь вязкой белесой спермой. Позволяет себе обмякнуть в сильных руках, переставая подмахивать бёдрами, – Келус перехватывает инициативу, берет его за подбородок, чтобы тот посмотрел, внимательно, ничего не упустив, и слизывает сперму. У Авантюрина забавное выражение лица: какая-то странная смесь удовлетворения, отвращения и возбуждения; он сжимается на его члене, наблюдая сквозь полуприкрытые ресницы за тем, как Келус языком вылизывает собственные пальцы, и для Келуса его пристального взгляда достаточно, чтобы в последней фрикции излиться в презерватив. Его потряхивает от эмоций – кажется, он никогда не испытывал такой яркий оргазм, и он как-то на автомате толкается обмякшим членом ещё пару раз – и, Аха свидетель, – даже через одежду видно его рваное движение.              Келус готов пойти на третий заход прямо сейчас просто от этого факта, потому что член в Авантюрине немного напрягается, твердея: интересно – чисто научный интерес, – станут ли от этого очертания чётче и ощутимее?              Тот морщится:              – Остынь, на сегодня хватит. – но видно, как ему доставляет удовольствие наблюдать за оргазмической судорогой, обернувшейся внезапным порывом. – Есть чужую сперму…              Келус облизывается, довольный, словно кот, объевшийся сметаны, – его губы блестят от слюны и спермы, неаккуратно размазанных по лицу.              – Мне стоило съесть свою? – лениво спрашивает он, не спеша выходить из податливого тела. Вода в ракушка поддерживается на комфортной температуре – тёплая, теперь она не раздражает, а, наоборот, убаюкивает мерным всплеском и прозрачными пузырями.              Авантюрин закатывает глаза так, что зрачок исчезает под верхним веком, – выглядит, честно говоря, жутко:              – Забудь.              Келус не собирается забывать ни секунды из этого дня.              Они лежат какое-то время в тишине; точнее, Авантюрин наваливается на него, восстанавливая дыхание, а он полусидит и поглаживает того по спине. Думать ни о чём не хочется, может, только о том, что надо бы снять испорченный презерватив, но для этого надо вытащить член из Авантюрина, а этого он делать пока не хочет.              Авантюрин приходит в себя первым: ухмыляется искусанными опухшими губами и говорит, чтобы Келус достал их из ванной. По сути, это и не ванна вовсе, но Келус мягкими движениями счищает с них смазку и предэякулят, больше ласкаясь и размазывая, нежели действительно смывая, встаёт и вынужденно прощается с горячим нутром: перешагивает через высокие борта, находясь в Авантюрине, он сейчас не сможет.              Пока Келус ищет полотенца, Авантюрин зарывается в ворох подушек – кофту он отказывается снять даже после коротких, но эмоциональных увещеваний.              – Через мой труп, Первопроходец, – хохочет он, ширя расставляя ноги и не собираясь прикрываться – всё, что он позволил увидеть, уже было и увидено, и истроганно. На его щеках пунцовеет лихорадочный нежный румянец, и Келусу почему-то хочется его поцеловать. Растрёпанного, оттраханного, мокрого, в дурацком ненужном жилете и кофте, с искусанными в кровь губами – очень хочется. Пожалуй, сейчас это – самое интимное, что он может сделать за вечер, пусть они уже несколько раз целовались до головокружения.              Он не отказывает себе в желании: коротко целует приоткрытый рот прежде, чем сунуть ему полотенце и завернуться в свое. Авантюрин ничего не говорит: не возражает и не проклинает, просто разрешает сесть рядом, пока закутывается в махровую ткань – было бы славно найти сменную одежду, чтобы добраться до номера, но, видимо, придётся идти так.              – В следующий раз сделаем это на нормальной кровати. Колени в труху просто, и мокро ещё так, брр, – жалуется Келус, вытирая голову.              Бровь Авантюрина приподнимается в насмешке:              – Следующий раз? А ты, я смотрю, времени зря не теряешь.              Келус только хмыкает: если бы Авантюрин не хотел, сразу бы дал от ворот поворот. А так – нет: сидит себе рядом и сидит, как будто не он пять минут назад насаживался на его член и просил не останавливаться.              – Подумай о том, что я тебе сказал, – прерывает тишину Авантюрин, когда Келус практически проваливается в дремоту. Он уже стоит, повязав полотенце вокруг бёдер – видно только золотой браслет на изящной щиколотке, – и терпеливо ждёт ответа.              – Что тебя нельзя трахать без презерватива? – улыбается Келус устало. Ему надо бы срочно приводить себя в порядок и погружаться в грёзу – Март, наверное, уже с ума сходит от беспокойства, но вместо этого он предпочитает растянуться на жёстком диванчике, с лёгкой улыбкой прокручивая особенно яркие моменты сегодняшнего вечера. – Или про шею. Про неё я точно запомнил.              Авантюрин фыркает, невпечатлённый и даже разочарованный:              – Ты не такой тупой, каким хочешь казаться, Келус, – и то, как его имя впервые слетает с губ Авантюрина, заставляет очнуться от сладкой истомы. – Есть предложения, от которых нельзя отказываться, и ты сам прекрасно знаешь об этом, друг. До встречи.              Как минимум, они не говорили ни о каких сделках – Келус бы точно отметил это где-то в уголках памяти, хотя бы отдалённо и расплывчато. Как максимум, Авантюрин прямо сказал, что они ещё увидятся – и вопрос тут, скорее, не во времени, а при каких условиях эта встреча состоится. Келус хочет верить в то, что на тот момент они не будут врагами – меньше всего он желает разочароваться в этом уязвимом человеке.              – Ты знаешь, где находится мой номер. Дверь открыта.              Авантюрин взмахивает рукой напоследок – Келус находит у себя в ладони резную посеребренную монетку позже – и исчезает за дверью, плотно её притворив.              Вот ирония: не в его характере отказываться от прямых предложений, но сейчас всё же стоит добраться до комнаты и если не отдохнуть, то привести себя в порядок, сменив жилет и кофту. Уже после, когда он переговорит с Рацио, можно будет хорошенько его обдумать – с союзниками ведь нужно находить общий язык.              В любом случае Келус теперь так и так сидит на коротком поводке, трепетно заглядывая в глаза, так что можно и потерпеть. Надрессировать до нужного результата, выправить неровности, подтолкнуть к падению, подчинить – кто, как не он, умеет это делать так, чтобы человек остался со слепой верой в него.              А если не получится, что ж. Путей решения проблемы существует великое множество, даже если придётся использовать козыри. В конце концов, енотов всегда тянуло на мусор.