Одуванчик

– Меня отец убил бы. – А меня нет, по-твоему? Союз молчит. Думает. Рейх, положив голову ему на плечо, лениво зевнул и прикрыл глаза, поджимая коленки ближе. Коммунист вздыхает, и утыкается носом в макушку парня, невольно улыбаясь. Венок из одуванчиков сползает набок, закрывая глаз, и Союзу поправлять неохота. — Ты мне нравишься. – Рейх шепчет куда-то в руку СССР, сплетая пальцы. В поле лежать хорошо, тепло, слушая тихий шелест травы. Союз опирается на дерево, не боясь вымазать рубашку. Все равно отец к чему-нибудь да придерётся. Разве есть смысл отказываться от мимолётного счастья? — Ты мне тоже. – слова слетают легко и просто, будто Союз говорил и не серьёзно. Лишь Рейх знает, что тот переживал даже сильнее, и прижимается крепче. Русский оставляет невесомый поцелуй на виске и встает, протягивая немцу ладонь. Тот встает игнорируя жест, и отряхивает брюки. – Мой отец ненавидит тебя. - доверительно сообщает вдруг Рейх, и СССР смеётся в ответ, беря парня за руку. – Мой тебя тоже. Как думаешь, они бы могли сойтись? Рейх насмешливо улыбается, с иронией это представляя. С Союзом донельзя хорошо, и домой, обратно в темные покои Германской Империи возвращаться не хотелось. В карманах шуршит несколько самодельных карамелек, а на шее висит оберег в виде абрикосовой косточки. Сам СССР подарил. У Союза волосах застряли зонтики одуванчика, и Рейх добавляет еще, сдувая их прямо в лицо коммунисту и хохоча над возмущённым воплем. На штанах замечаются несколько дыр и испачканы колени, хоть СССР и говорит, что это стиль. Немцу в это верится слабо, но разве это важно? Нисколько. Союз любит одуваничковое варенье. СССР сам как одуванчик – мягкий, красивый. Волосы треплет ветер, а в глазах сверкают огоньки. От него пахнет свежеиспечённым хлебом и травой, и немца несёт куда то не туда. Разве отец поймёт? Коммунист притягивает задумавшегося Рейха за талию и подхватывает на руки, прижимая к груди. С усмешкой щёлкает испуганного парня по носу и заливисто смеётся, выходя с поля. По его лицу скользит солнечный зайчик, отражаясь в жёлто-медовых глазах, и Рейх с трудом отводит взгляд, тихо хмыкая и обвивая руками шею коммуниста. Чувствуя, как тот достает из его кармана карамельку и шуршит обёрткой, уголки губ бессознательно приподнимаются, растягиваясь чуть ли не до ушей. Солнце полностью скрылось за горизонтом, уступая место полумраку. Поднявшийся ветер остался проигнорирован парочкой, вернувшейся к разговору, и от них то и дело слышался счастливый громкий смех. Рейх понимал, что рано или поздно их встречам должен прийти конец. Но сейчас, находясь в теплых объятиях Союза, не мог думать ни о чём, кроме него.