Как это страшно, что один-единственный человек так много значит, так много в себе воплощает. Колин Маккалоу, «Поющие в терновнике»
Алекс
— Миссис Грин, к вам гость. Алекс сдержала тяжёлый вздох и на мгновение прикрыла глаза. Она сидела у себя в комнате, в кресле, поджав ноги, упёршись коленками в подлокотник, и вышивала — как всегда, когда состояние было отвратительным. Девушка находила это занятие умиротворяющим. Потому ужасно захотела кинуть в дворецкого что-нибудь тяжёлое. Да ещё и убивало это «миссис Грин». Разумеется, нет ничего необычного в том, что её зовут по фамилии человека, за которого она вышла замуж — причём давно, — но для себя так и оставалась по-старому Шарп. А от «Грин» уже глаз порой дёргался. Так что внешне спокойно принимала, когда её называли так, как прописано в документах, а мысленно поправляла на «Шарп». — Кто? — спросила наконец Алекс, медленно подняв веки. С самого утра стальными когтями в голову впилась боль. Выжигала мозг, выламывала череп, сверлила виски. Никакие лекарства не помогали, сон не спасал, тем более что уснуть не представлялось возможным, прогулка на свежем воздухе оказалась пустой и бессмысленной тратой времени. Так что, кого бы ни принесла нелёгкая, Алекс собиралась отправить гостя восвояси. — Томас Шелби. Сердце застучало сильнее, левый висок противно стянуло. С губ таки сорвался тяжкий вздох. — Проводи его в сад. В мою часть, личную. Скажи, что я скоро спущусь. Не хватало, чтобы прислуга услышала что-то лишнее, пока они разговаривают в гостиной. А в её «оазисе» никто не смел появляться — она не позволяла, плюс Джеймс, муж, обстоятельно разъяснил всем, какое наказание может ждать того, кто ослушается её. Потому за приватность в той части сада она не переживала. Мужчина кивнул и вышел, а Шарп подкатила глаза. Отправила восвояси, как же. Отложив шитьё, Алекс спустила ноги на пол. Медленно надела туфли, стараясь не делать резких движений. Упёршись ладонями в подлокотники, осторожно поднялась. Подошла к зеркалу, поправила платье, волосы. Мазнула взглядом по лицу — видок замечательный, ничего не скажешь. Бледность, синяки под глазами, потрескавшиеся губы. Красота. Она даже не предприняла никаких попыток придать лицу больше жизни — Том всё равно заметит. От него невозможно что-то скрыть. Тем более ей. Он слишком хорошо её знал. Спустя несколько минут Шарп наконец вышла на улицу, в сад, прошла в свою часть — там стояла крохотная деревянная беседка, а справа от неё, неподалёку, стеклянный столик с парой стульев. Однако Шелби она обнаружила рядом с кустом белых роз — сунув руки в карманы брюк, он задумчиво смотрел на них. Грудную клетку обожгло острое желание сорваться к нему, прижаться, уткнуться носом в шею, как всегда это делала. Настолько острое, что на глаза тут же навернулись слёзы. Девушка сдержала и их, и бездумный порыв. Скрестила руки, чтобы скрыть, как дрожали пальцы. Череп вновь сдавило. — Я же просила тебя не приезжать сюда, — заговорила Алекс, обозначив своё присутствие. Том мгновенно обернулся. Увидел её, окинул взглядом с ног до головы. Остановившись на лице, напряжённо, обеспокоенно сдвинул брови. Сделал шаг в сторону от роз, и теперь между ним и Шарп стоял стеклянный стол. — Ваша с Джеймсом прислуга не особо болтлива. Особенно учитывая, как он умеет угрожать. Любой слуга миллион раз подумает, прежде чем выносить происходящее в доме за его пределы, — простодушным тоном проговорил Том, шагнув вновь. — К тому же мы с тобой ни разу ещё не сделали здесь ничего такого, о чём можно было бы судачить. Алекс не сдержала усмешку, покачала головой. — Но тебе бы хотелось, верно? Уголок губ Шелби дёрнулся вверх. — Ты хорошо меня знаешь. Даже чересчур, подумалось Шарп. Они знакомы с детства. Их матери дружили, так что Алекс и Томас выросли вместе. Не было ничего такого, чего один про другого не знал. Людей ближе и роднее во всём свете не сыщешь, наверное. По крайней мере, так точно было раньше. Они ведь все этапы прошли, пока росли, — сначала дружили, потом влюбились, пробовали быть вместе, потом разошлись, потом встречались с другими, потом расставались с этими другими, потом продолжали дружить. Что бы ни случалось, связь между ними не терялась. А однажды Шарп пришлось уехать и оборвать все связи с Бирмингемом — даже с Шелби. Много лет они провели в разлуке, а когда девушка вернулась, всё кардинально изменилось. Во-первых, встретились двое уже взрослых, зрелых, состоятельных человека. Во-вторых, они оба были в браке. Том женился на Лиззи Старк, Алекс вышла замуж за Джеймса Грина. Одним вечером встретившись, они рассказали друг другу всё, что пережили, всё, что происходит в жизни сейчас. С тех пор отношения между ними постепенно теплели. Старые вернуться не могли, ведь остались в прошлом… но строились новые. Медленно, неторопливо. Крепко. Потом был ещё вечер. Потом ещё. И снова. И снова. Однажды границы сломались, мораль была отброшена в сторону… Сопротивляться оказалось невозможно. Но если честно — не хотелось. Так что картина выстроилась презабавная. Днём Том был примерным мужем для Лиззи, Алекс — примерной женой для Джеймса, а вечером, ночью — оставались лишь они двое. Правда, обозначились чёткие правила: он не появляется в её доме, она — в его. А Шелби, конечно же, очень удобно решил об этом забыть. Не впервые. Хоть и всегда имелась важная причина. — Зачем ты приехал? — спросила девушка, стараясь звучать холодно, но по итогу получилось почти жалко. — Ты не выходишь со мной на контакт, — ответил Том. — Я приехал убедиться, что с тобой всё нормально. Алекс впилась пальцами в плечо и рёбра. Незаметно вдохнула, медленно выдохнула. — Со мной всё нормально. Убедился? — ровно проговорила она. Конечно, чёрт возьми, не выходит на контакт! Головные боли убивали не только сегодня, а уже две недели. И к своему врачу Шарп давно наведалась, как только мучения стали невыносимыми и нельзя было списать их на лёгкую мигрень. Неутешительный диагноз тоже получила. Знали о нём только она и Джеймс. А Томаса старалась всячески избегать. Без понятия, чего пыталась этим добиться. Что он подумает, будто перестал быть ей интересен? Разлюбила? Внезапно проснулись чувства к мужу? Уехала, делась куда-то? Решила таким идиотским образом оборвать отношения, которых вроде как и так быть не должно? Шарп не знала. Не знала. Она просто боялась, что он увидит её и поймёт, что с ней не так. Наверное, вела себя как дура. Приближающаяся смерть так влияла, интересно? Вместо того чтобы рассказать ему правду, выплакаться, признаться, провести с ним оставшееся время, решила избегать и всё скрывать. Ещё и поведение сделать таким, словно ей больше не нужны были ни он, ни их отношения — ничего вообще. Вместо того чтобы облегчить проведённые в болезни дни, делала хуже. Боль так сознание мутила? Или Алекс сама идиотка? Том обошёл стол, приблизился к ней. Обвёл взглядом лицо, вернулся к глазам. Судя по движению грудной клетки, глубоко вздохнул. Потом мягко обхватил ладонями её лицо, невесомо провёл большими пальцами по скулам. — Ты неважно выглядишь, — негромко произнёс он. — Плохо себя чувствуешь? — Весь день голова болит. Сильно. Доктор сказал, что Алекс слишком поздно обратилась. Да только откуда она знать могла, что с ней что-то не так, если признаков не было? Голова ведь вообще не болела. Только последние две недели так стало. Ну что уж теперь? Шелби встал совсем вплотную, чуть потянул Шарп на себя и прижался губами к её лбу. Замер так. Она зажмурилась. Умоляла себя не плакать. — Что с тобой происходит, Лекси? — почти шёпотом спросил мужчина. Лекси. Он не звал так её давно. Хотя раньше друг для друга они были исключительно Томми и Лекси. Потом только всё изменилось, когда встретились после разлуки. Он стал просто Томом, а она — просто Алекс. — Я… размышляла. Эти две недели. Потому молчала, — ощущая себя так, словно лезвием режут горло, медленно заговорила девушка. Боялась открыть глаза. — Том, может, нам… — Она сильнее впилась пальцами в кожу. Неторопливо подняла веки. Старалась ровно дышать. — Давай всё прекратим. Том застыл, лежащие на её щеках ладони напряглись. Он молчал, никак не комментируя эти слова, потом медленно отстранился, опустил голову, нашёл её взгляд. Скользнул руками с лица на плечи, обхватил их пальцами. Вновь свёл брови. Накатывала очередная волна боли, и Алекс едва держалась на ногах. В ушах шумело, в висках стучало. Однако она продолжала ровно стоять и смотреть Шелби в глаза. Твёрдо была намерена довести дело до конца. — Наши отношения, — хрипло произнесла Шарп, когда так и не услышала ничего на свои слова. — Давай остановимся. Я перестану изменять мужу, ты — жене… — С чего вдруг тебе внезапно этого захотелось? — со звенящим в голосе напряжением спросил Томас. Девушка ответила самой глупой фразой на свете: — Так будет правильно. Пальцы на её плечах крепко сжались, и Алекс понадобилась вся сила воли, чтобы выбраться из его хватки. Она на пару шагов отошла и еле сдержалась, чтобы не обхватить голову руками. Подумала, что надо велеть принести ей ещё лекарство. А пока сказала: — Уезжай, пожалуйста. — Ты мне что-то недоговариваешь, — без единого сомнения проговорил Шелби. Он шагнул вперёд, но тут же остановился, стоило девушке шатнуться назад. — Давай сядем и поговорим. Что-то происходит, и ты не говоришь мне. Не может быть такого, что всё хорошо, а потом ты внезапно задумалась о том, что будет правильно. Девушке уже хотелось лечь и умереть поскорее. Вот не может он знать её чуть похуже? Шарп обняла себя руками, развернулась к Тому спиной и неторопливо побрела к выходу из сада. Не оборачиваясь, сказала так, чтобы он слышал: — Не приезжай больше.***
С каждым днём становилось труднее и больнее. Не спасало ничего, доктора разводили руками. Алекс боялась, что однажды не сможет даже встать с кровати. Предпосылки уже имелись — по утрам никакими силами невозможно было себя поднять. Чудовищная боль сминала черепную коробку, слабость придавливала к постели. Сегодня и глаза открываться не хотели. На мгновение показалось, что девушка уже умерла, однако прострелившая затылок боль вернула к реальности. Значит, жива. Впрочем, эта мысль доставляла каждый день всё меньше радости. Шарп медленно потянула веки вверх — и они наконец поддались. Пришлось несколько раз с трудом проморгаться, чтобы картинка перед глазами обрела чёткость. А в следующую секунду захотелось зажмуриться изо всех сил и больше никогда глаза не открывать. Вообще. Ни при каких обстоятельствах. Или просто уже галлюцинации на фоне боли? Потому что тот факт, что на краю кровати сидел Том, она никак не могла объяснить. Жмуриться Алекс не стала — на него посмотрела в упор. Когда мозг заработал должным образом, поняла, что Шелби ей всё-таки не привиделся и действительно находился сейчас здесь. Попыталась понять, что сказать, но на ум ничего не шло. Несколько минут они просто смотрели друг другу в глаза. — Почему ты не сказала? — разорвал тишину низкий хриплый голос. Шарп долго молчала. Ждала, что он скажет что-нибудь ещё. Однако его, очевидно, интересовал лишь ответ на вопрос, и, пока она не скажет, продолжать диалог он не собирался. Ей хотелось отвести взгляд, чтобы не видеть выражение лица, с каким он на неё смотрел, но боялась, что даже это движение причинит боль — а та уже и так нарастала понемногу. Почему не сказала, почему не сказала… Смешной вопрос. Как будто это имело какое-то значение. — Не хотела, чтобы ты меня такой видел, — разомкнув губы, заговорила Алекс. Шарп не знала, правда ли это. Просто… так подумала. А ещё, может, не хотела делать ему больно. Своим видом, своей болезнью. Смертью, которая медленно, но уверенно к ней приближалась, тянула руки. Тем, что он скоро её потеряет. Не как раньше, когда ей просто пришлось уехать, а… навсегда. Глядя на Тома, Алекс хотела высказать то, что прокрутилось в мыслях, но на это не было сил. Впрочем, казалось, он и без слов всё понял. — Зачем ты приехал? — просипела она. — Джеймс тут, ты не в курсе разве? — Я не делаю ничего предосудительного, — приподнял брови Шелби, подсев ближе. — Ты нигде не появляешься. Джеймс всем говорит, что у тебя переутомление. Я приехал с дружеским визитом. Он ведь знает, что мы друзья с детства. Бояться нечего. Он сел ещё ближе, его ладонь нашла её, слегка сжала. Опустив голову, медленно покачал ею. Стиснул челюсти. Вновь взглянул на Алекс. — Тебе всё равно не надо было скрывать от меня это. — Том… — Неужели не понимаешь, что любая нужна мне? Больная, здоровая… Я люблю тебя любую. Шарп показалось, что из неё весь воздух выкачали. Она замерла, посмотрела на Тома огромными глазами, неосознанно вцепилась в его руку. В голове, которая и так еле-еле работала, совершенно не укладывалось это «люблю». Такое простое, честное. Алекс не могла больше лежать. Помогая себе руками и не обращая внимания на сопротивление мужчины, она села, тут же потянулась к нему, вцепилась в плечи, обняла, уткнувшись в шею. Уже не думала, что кто-то мог зайти. Ей просто был нужен он. Стоило сразу всё рассказать. Сколько дней упущено, сколько времени… Шелби обнял в ответ, осторожно, но крепко прижав к себе, и она всхлипнула. Он оставил поцелуй на плече, зарылся носом в волосы, принялся гладить по спине. — Прости, — приглушённо сказала девушка. — Не надо. Всё хорошо, — тихо отозвался Томас. — Просто никогда больше не скрывай от меня ничего. Тем более настолько серьёзное. Она постаралась покивать и сильнее сжала его плечи. — Ты же останешься? — сиплым голосом спросила куда-то в шею. — Конечно, — сказал он. — Сегодня всё вообще удачно. Джеймсу куда-то надо, и он попросил меня побыть с тобой. Алекс рассмеялась, хотя этот звук был больше похож на карканье старой вороны. Она неторопливо отстранилась, но осталась в кольце его рук. Встретила весёлый, хитрый взгляд. — Так хорошо играешь друга? — приподняла бровь Шарп. — Не сомневайся в моих актёрских талантах, — ответил мужчина, потянув вверх уголок губ. — Я всем говорю, что ты мне как сестра. — Господи, Том!.. — вновь засмеялась девушка, но в следующую секунду приложила ладонь к голове. — Тише. Давай без резких движений. Когда поотпустило, она осторожно выпрямилась. Слабо улыбнулась, как только ладони Шелби мягко легли на её щёки, большие пальцы ласково скользнули по бледной коже. Придвинулась ближе, прижалась губами к подбородку. — Я найду тебе лекарства лучше. И врачей. — Не нужно. — Я сказал. Я найду. Больше она спорить не стала. Просто приподняла голову, найдя губы Тома своими, утянув его в неглубокий медленный поцелуй. Пусть делает что хочет. Лишь бы рядом был.Том
Становилось хуже, и безысходность на пару с отчаянием уже проникали ледяными щупальцами в сердце. Смотреть на то, как в Алекс медленно затухала жизнь, было больно. Порой при взгляде на белую, почти прозрачную, кожу, синяки под глазами и чересчур выпирающие кости мурашки бежали по спине. Доктора сменяли один другого, никакие лекарства её не брали. Приступы боли становились сильнее и дольше. Потом Шарп перестала подниматься с кровати — не хватало сил. Её приковало к постели. Тому уже было неважно, что могли подумать Джеймс и Лиззи. Он находился около девушки постоянно. Каждый день. Практически не покидал её. И никогда бы не признался вслух, но ему было до ужаса страшно. Дрожь пробегалась по коже, когда касался ледяных рук Алекс. Чем хуже ей становилось, тем старательнее она бодрилась и храбрилась. Шелби знал — это ради него. Только он всё равно понимал, какую на самом деле боль она испытывала. Наверняка бедную голову часто посещали мысли, что скорее бы умереть, скорее бы всё закончилось, но, конечно, она никогда не скажет этого вслух. Самую сильную боль причиняло то, что Том ничего не мог сделать. Алекс умирала, а он был бессилен. Никто не обладал способностью управлять смертью, конечно, но сейчас это особенно убивало. — Успокойся, Том. Хватит ко мне врачей гонять, — раздался за спиной слабый голос девушки. Шелби не сразу нашёл силы обернуться. Он стоял у окна, держа руки в карманах, и пустым взглядом смотрел на улицу. Несколько минут назад выпроводил очередного доктора, который, как и все, сказал, что случай уже безнадёжный. Потом ещё добавил — но мягко, деликатно, с сочувствием, — что можно и пора готовиться к тому, чтобы прощаться с Алекс. Вряд ли она проживёт даже следующие несколько дней. Главное, чтобы рядом был самый близкий человек… в её последний… час. Последний, твою мать, час. В солнечном сплетении стало так больно, что дыхание перехватило. Наконец мужчина обернулся. Моментально встретил внимательный взгляд, увидел бледную улыбку. Отойдя от окна, неторопливо подошёл, опустился рядом с кроватью на корточки, чтобы их с Шарп лица оказались напротив. Одной рукой обхватил тонкую ладонь, лежащую на краю, вторую опустил на голову, принявшись мягко перебирать волосы, поглаживать. Девушка прикрыла глаза, почти сразу открыла, вновь посмотрела на Тома. Попробовала сжать его руку в ответ, но пальцы почти сразу расслабились — сил не хватило. Шелби старательно игнорировал, как всё внутри драло и жгло, как болело и мучительно умирало вместе с ней. Сейчас нельзя было в это погружаться. Сейчас он нужен ей. — Ты пытаешься помочь, я знаю, — полушёпотом проговорила Алекс, слегка опустив веки. — Но видишь же, что смысла нет. Угомонись, пожалуйста. Дай хоть умереть спокойно. Том не нашёлся с ответом. Естественно, он сам уже давно понял, что все его попытки наладить её здоровье — пустые. Только от отчаяния не мог остановиться. Его с ума сводила мысль, что её скоро не станет. Не станет. Её просто не будет. — Если бы могла, куда бы сейчас поехала? — спросил он, решив отвлечь и себя, и её. Уголки потрескавшихся губ едва заметно приподнялись. Показалась хитрая улыбка. — Ты знаешь, куда бы я поехала. Ещё бы… Маленькая деревушка недалеко от Лондона, куда в детстве часто возил отец. Она обожала то место. Стоило только мистеру Шарпу сказать, что он собирается туда ехать, глаза Алекс мгновенно начинали светиться, и вся она становилась одним сгустком чистого счастья. Они и Шелби брали с собой, и он был второй причиной, почему она так радовалась тем поездкам. Мужчина тоже улыбнулся. Он любил то время. Покой, веселье, счастливая Шарп. Здоровая. Живая. — Похорони меня там, Томми, — неожиданно сказала она. Том готов был поклясться, что его сердце остановилось после этих слов. После «Томми». Понадобилась вся выдержка, чтобы кивнуть и сказать: — Хорошо, Лекси. Она вновь приподняла краешки губ и закрыла глаза. Снова попыталась стиснуть его ладонь, хотя бы слабо, но сил вновь не хватило — и пальцы медленно разжались. Дыхание выровнялось. Выровнялось?.. Шелби обвёл взглядом её лицо, грудную клетку, вернулся обратно к лицу. Медленно сжал челюсть так, что ощутил тянущую боль. Заставил себя скользнуть рукой с её ладони к запястью. Прошла секунда, три, десять… Минута. Пульса не было. Том крепко обхватил её ладонь, прижался губами к костяшкам, зажмурился. Глаза жгло от подступающих слёз. Вместо души осталась дыра.***
Шелби сделал то, что Алекс просила. Похоронил в любимой деревушке. Веточки сирени рядом положил — её она тоже любила. Остался один здесь, когда все ушли, потому что не нашёл в себе сил сдвинуться с места. Смотрел и смотрел на её имя. Интересно, могло всё сложиться как-то иначе? Ему хотелось бы. Особенно сейчас, когда мозг и сердце сходили с ума от неверия, что его Лекси действительно больше нет. Она не скажет «береги себя», не оставит на прощание поцелуй на щеке. Не пошутит. Не обнимет и не помолчит рядом. Том закурил. Ощущение, что от него отодрали кусок, было едва ли не физическим. Моментами даже удивляло, как это он тут стоял — целый, не разорванный надвое. Шелби долго так пробыл в одном положении. Уже солнце зашло, а он всё ещё оставался на месте. Совершенно не чувствовал усталости. Наверное, мог тут и до утра время провести. И провёл бы. И лёг бы рядом. И не вставал бы. Никогда. Впрочем, здравый рассудок в конечном итоге всё-таки победил. Выбросив окурок, мужчина развернулся от могилы и побрёл к машине. Хотя сесть в неё не получилось. Он даже дверцу не открыл — прижавшись плечом, сполз по ней на землю. Подтянул к себе ноги, согнул колени. Упёршись в них локтями, спрятал в ладонях лицо, надавил пальцами на глаза. Больше не вставал. Не шевелился. Лишь потом, на рассвете, в голову закралась мысль. Кажется, вместе с ней Том похоронил и себя.