Химера

      Из бывшей лаборатории Синджеда им удается спасти только один образец: колбу, внутри которой щетинится клыками и когтями нечто.       Шакал, которую пробирает дрожь, когда она смотрит на обнажившиеся крупные клыки и костяные наросты вдоль позвоночника, называет существо Химерой. Под этим именем Айрин и заносит его в планшет, но про себя зовет куда проще - Кевином.       Отчего ей кажется, что застывшему с оскаленной пастью чудовищу это имя подходит. Она не может объяснить почему, как и не может объяснить то, почему уговорила Шакал оставить образец для собственных нужд. Они обе - ученые и поддаваться наитию им не свойственно, однако Шакал кивает. Химера исчезает из официального отчета, а колба теперь прячется в подвале особняка семейства Хуан. Айрин дает место, а еще ставит условие: Химера должен оставаться в живых.       О том, какими вещами занимается якобы благонравная госпожа Шакал, знают немногие. Да и те чаще оказываются вовлечены в опыты, которые, увы, не переживают.       - Прогресс не может быть остановлен, - говорит она как-то, наблюдая за тем, как через сплетение трубок в колбу вводят питательный раствор. - Посмотри на его крылья. Достаточно мощные для того, чтобы поднять тело, но и небольшие, и легкие.       - Компактность - это важно, - Айрин кивает.       Она не сводит взгляда с Кевина. Тот не пошевелился, не очнулся ни разу, пока его перевозили с места на место и устанавливали памятником безумству Синджеда. Все, что у нее есть - редко трепещущие длинные ресницы и едва заметно сжимающиеся пальцы.       Интересно, снятся ли ему сны?...       Почему-то она думает о том, что в них он бы видел небо, мириады звезд, до которых может дотянуться, взлетев к самой горе Таргон. Может быть он - Вознесшийся? Но как тогда Синджед смог до него дотянуться?       Она подходит ближе, ладонь кладет на колбу, наблюдая за Кевином сквозь прозрачный раствор. Пальцы почти касаются его лба, там, где сияет турмалином четырехконечная звезда.       - Похож на вастайи, - говорит она, отчего-то не решаясь назвать первую догадку, но Шакал только пожимает плечами.       На столе перед ней разбросаны свитки, колбы поменьше, стойка с образцами и кипы книг, тайком утащенные из всех уголков, до которых она, изгнанная из Совета ученая, только смогла дотянуться.       - Это первое, о чем я подумала, - она смотрит на них обоих рассеянно, постукивает кончиками пальцев по столешнице. Неизменная маска скрывает лицо Шакал, но Айрин давно привыкла считывать ее настроение по маленьким движениям, по интонации, которая нет-нет, да выдает хозяйку. - Но мне кажется, что здесь нечто большее.       Теперь очередь Айрин пожимать плечами.       - Что там с реакцией на хекстек?       Шакал усмехается, но отвечает:       - Ноль. Зеро. Как и на все химическое. Не буду утомлять тебя подробностями, дорогая. Иначе скажешь что-нибудь лишнее среди своих миротворцев.       Она вытаскивает из держателя тонкую колбу с розоватой жидкостью и какое-то время смотрит через нее на Айрин.       - Кстати на Шиммер тоже.       Шакал подходит ближе, всматривается в Кевина, и теперь уже по стеклу постукивает острыми ногтями. Звук, четкий и сильный, разносится по лаборатории. Один раз, второй, отбивая ритм песенки, что когда-то давно звучала на городских улицах. Айрин улыбается краем рта и тихо мурлычет мотив, подхватывая. Музыка Золотого Двора, золотого века… Они с Шакал переглядываются.       - Мы узнаем, кто он, - говорит она Айрин и отворачивается, отнимая ладонь.       Глухой стеклянный стук заставляет их вздрогнуть. Ноги будто к полу прирастают, а сердце забывает о том, что нужно биться. За стеклом сияет два ярко-голубых огня: такие же, как изгибы на крыльях, такие же, как узор на неровных рогах.       - Ке…       Айрин выдыхает, а потом Шакал роняет ее на пол.       Мгновением позже их накрывает россыпью осколков, окатывает волной пахнущей шиммером жидкостью. Химера валится на колени, распахивает крылья, что до того оборачивали его будто коконом. В его взгляде ноль разума, ноль понимания.       Дотянуться до обреза Айрин не успевает.       Кевин, как куклу, стаскивает с нее Шакал, отшвыривает в сторону, а после Айрин слышит глухой хруст, с которым - она знает! - ломаются шейные позвонки. Она пятится, шарит ладонью, надеясь наткнуться на стену, нашарить тревожную кнопку, сглатывает, упрямо сжимает губы, а потом химера выворачивает ей запястье. Больно до слез, Айрин барахтается в воздухе, чувствуя ладонь на собственном горле. Легкие горят. И чужие глаза отпечатываются на сетчатке ее собственных ярчайшими звездами.       Она впивается ногтями ему в предплечье, скребет, извивается, пытается пнуть коленом, но Кевин слишком силен.       Он впечатывает ее в стену так, что ноги не касаются пола. Она царапается снова и снова, но едва ли человеческие ногти способны пробить чешую, которая броней укрывает руку. Айрин уже не чувствует боли, только проклятая песня заедает на подкорке, и Айрин, смеется, чувствуя, как в уголках глаз становится мокро. Какая глупая смерть…       Она цепляется за строчку, напевает ее хрипловато, и отчего-то чужая хватка слабеет.       Монстр опускает ее на ноги, нависает сверху, так и не сложив крылья, трогает когтями ее подбородок. Он смотрит внимательно, будто ища что-то в ее глазах и, когда Айрин заканчивает припев, приоткрывает красиво очерченные губы.       Его выдох накрывает Айрин волной мурашек.       - Э… ден? - его голос, сиплый, дрожащий, но в глаза проскальзывает нечто человеческое.       Она качает головой.       - Айрин, - говорит. А потом берет его за руку и ласково сжимает пальцы.