Смертный

      Ка Мин – несносный ребёнок.       Ман Чай понял это с самого начала, ещё в тот момент, когда человеческое дитя попыталось сгрести его в крепкие объятия.       Но Ман Чай любил этого ребёнка, каким бы глупым тот не был.       Ка Мин дал ему имя, позволил соприкоснуться с человеческой культурой. Вместе с Ка Мином Ман Чай обошёл весь Ли Юэ вдоль и поперёк раз десять, если не двадцать.       Они были вместе во множестве передряг и не раз, и не два Ка Мин получал травмы. Синяки, ссадины и шрамы неизменно украшали светлую кожу.       И каждый раз Ман Чай зализывал раны этого неосторожного ребёнка, пытаясь облегчить чужую боль.       А Ка Мин, глупое дитя, совсем не понимал его намерений и всё время со смехом оттаскивал от ссадин и порезов. Вместо того, чтобы принять помощь такого благородного зверя, как он, Ка Мин мазал свои увечья какими-то мазями, от которых пахло цветами цинсинь и закатниками.       Глупый ребёнок! Не может понять совсем очевидных вещей.       И как Ман Чай мог полюбить такого бестолкового человека?       Но Ман Чай со всей искренностью юного божественного зверя любил всё, что связано с этим глупым ребёнком.       Любил запах чая, что оседал на чужой одежде, ласковых руках, мягких волосах. Настолько ему нравился этот запах, что в свободное время он с удовольствием лежал на коленях Ка Мина, а когда человек отсутствовал – без капли сожаления ворошил его шкаф, с головой зарываясь в ароматные вещи.       Танец Ушоу Ман Чай считал всего лишь глупым развлечением, с помощью которого глупые смертные пытались хоть немного приблизиться к Адептам и божественным зверям. Но лишь в исполнении Ка Мина Ман Чай находил танец занимательным. По его мнению, лишь Ка Мин может в полной мере прочувствовать дух суаньни, понять их повадки и особенности поведения.       Ка Мин всегда был жизнерадостным ребёнком. Его глаза были цвета гречишного мёда и каждый день освещали мир своим мягким и добродушным блеском.       В его глазах Ка Мин был особенным человеком.       Вместе они встречали нежно-голубой рассвет, вдвоём они провожали алый, словно огненное зарево, закат. Впервые Ман Чай может разделить с кем-то раннее утро и поздний вечер, ясный день и мрачную ночь. Засыпать в чужих объятиях стало уже привычкой, которой не хотелось противиться, несмотря на упрямство и гордость зверя.       Вместе с Ка Мином они делили человеческую еду, сладкую, как мёд, и горькую, как слёзы, мягкую, как облака, и острую, как лезвие меча. До этого Ман Чай питался лишь сырым мясом и лекарственными травами, а пил исключительно кристально-чистую воду из горных источников. Еда людей была непривычной и странной, но до одури вкусной.       Больше всего Ка Мин любил димсамы с чаем на завтрак, обед и ужин. И это при том, что это блюдо, как узнал Ман Чай, принято есть до полудня. А в перерывах между димсамами Ка Мин ел сладкие пирожные с зимней дыней, запивая их чаем. Наверное, есть всё с чаем – какая-то привычка людей из долины Чэньюй?       Они всегда были вместе, как два листика на ветке чайного дерева.       Но думал ли когда-нибудь Ман Чай, что один из листиков может случайно оторваться от ветки, последовав за внезапным и сильным порывом холодного ветра?       Нет, никогда он о подобном не думал.       И сейчас, видя, как Ка Мин кашляет кровью, едва ли не захлёбываясь в ней и пачкая ею своё красивое лицо, он пытается усмирить чужую боль. Пытается так отчаянно зализать сквозные раны, из которых хлестает алая-алая кровь. И почему же всё ещё теплится надежда, что Ка Мин привычно засмеётся и оттащит его от кровавой раны, чтобы затянуть в тёплые объятия?       Но Ка Мин остаётся безмолвным.       Слёзы, что прятались в пушистых ресницах, скатились по бледным щекам, испачканным кровью. Глаза, что казались целым морем мёда, стали медными и бездушными. Всегда тёплые, словно полуденное солнце, руки теперь холодны, словно лёд.       Ман Чай тычется носом в шею, лицо, ладони, но на него всё ещё не реагируют. Сколько бы он не слизывал кровь с чужих ран, они не переставали кровоточить.       Холодный ветер подул и унёс с собой один из двух чайных листков…       Все смертные – листья, которые рано или поздно унесёт за собой ветер. Лишь бессмертные неизменно останутся листьями на чайной ветке.       Разве возможно забыть о чьей-то смертности?       Ман Чай думал, что нельзя.       Но почему ты не проснёшься, Ка Мин? Сколько ещё ты собираешься спать? Если ты не проснёшься, то мы пропустим прекрасный закат…       А кровь всё хлещет из сквозных ран, заливая землю алой жидкостью с запахом железа.