Покурим?

Они познакомились в конце осени. Чан проходил мимо своей старой школы, погружаясь в приятные воспоминания. Это обшарпанное красное здание всё детство взывало в груди тревогу, а сейчас лишь теплое чувство ностальгии. Тут были его первые друзья, что остались с ним по сей день, тут он встретил свою первую любовь, тут он прошел через первое разбитое сердце. Он знал, что большинство предпочитает бежать от прошлого, но Чан привык жить с ним в гармонии. Темно-синяя автобусная остановка с побитыми стенами, обклеенными плакатами, всегда была их любимым местом. Компания парней выбирала именно её, потому что остановка находилась в пешей доступности от здания школы, но была спрятана от посторонних глаз. Люди проходили мимо нее редко, а автобусы проезжали раз в два часа. Тут всегда можно было спокойно покурить, выпить или просто уединиться. Прошло уже два года с окончания школы, но Крис все еще приходил сюда раз в пару месяцев, погружаясь в воспоминания. Но в тот раз заветное место не пустовало. Парень с черными растрепанными волосами, спрятанными под капюшоном серой тонкой толстовки, облокачивался на грязную стену и медленно затягивался сигаретой. Он был одет слишком легко для той погоды, но Чан подумает об этом позже. Знакомый запах сигарет «Winston» с арбузной и дынной кнопками заставлял сердце забиться чаще. — Угостишь? — спросил Чан, указывая пальцем на тлеющую палочку в руках парня. Тот окинул незнакомца вопросительным взглядом, снимая наушник, из-за чего Крису пришлось повториться: — Сигаретой не угостишь? — Держи, — парень открыл пачку, но тут же одёрнул руку, — Только самую левую не бери. — Желание на неё загадал, чтоли? — усмехнулся Чан. — Ну загадал, какие-то проблемы? Ты курить будешь, нет? — резко ответил он, ненароком скидывая с головы капюшон. Только сейчас Крис смог лучше рассмотреть чужое лицо: угловатые черты, ссадина на нижней губе и совсем невинные юношеские глаза. Совсем ребенок. Чан молча забрал сигарету, прикуривая от чужой зажигалки. Парень выглядел слегка напуганным и раздраженным, одет во все чёрное, но на зажигалке красовался принт из какого-то смутно знакомого романтического аниме. Старший про себя усмехнулся. — А ты не маловат, чтобы курить? — он знал, какую реакцию вызовет этот вопрос. Поэтому и спросил. Было что-то в этом парне загадочное, притягательное, а Чан таких из далека видит, знает, что они просто так на контакт не идут. Сам таким был. — А ты не староват, чтобы у школьников сигареты стрелять? — безэмоционально парировал брюнет. — Эй, мне только двадцать! — А мне семнадцать, еще какие-нибудь факты о себе расскажешь? Так Крис и узнал Чонина — парня, заканчивающего последний класс его собственной школы. Он вспомнил младшего только на третьей встрече, когда знакомил с друзьями. Оказывается некоторые из их компании даже общались между собой в школьные годы, а Чан в это время как обычно витал в облаках. Чонин казался скромным и замкнутым, но стоило первой льдинке растаять, как парень превращался в шумного и улыбчивого дворового ребёнка. Крис обожал наблюдать за ним, слушать истории из школы или прогулок с друзьями. Он видел в Яне самого себя. Вот только у младшего жизнь была сложнее, рассказы мрачнее и взгляд такой тяжёлый-тяжёлый, совсем не как у школьника. Чонин рассказывал как много раз сбегал из дома, как неоднократно получал по лицу за «пидорскую прическу» на улицах, как ненавидел своего отца и мечтал уехать далеко. У Чана за этого беспризорника всегда сердце болело, поэтому он и не смог просто так забыть их первую встречу. Сразу понял, что мальчишке настоящие друзья нужны. Свои парни, которые в беде не оставят и рядом всегда будут. Видеться часто не получалось, потому что оба учились, а младший еще и в общепите работать успевал. Но каждую пятницу под вечер телефон Криса звонил, а из трубки доносилось знакомое: — Привет, покурим? И Чан лишь по одной интонации мог понять, какой будет встреча. Она всегда была чудесной, но со своими оттенками: Чонин мог быть уставшим после работы, мог быть радостным и отдохнувшим, а мог прийти с разбитой губой и парой банок пива в желудке. Крис всегда был рад. Младший обладал какой-то магией, заставившей всех друзей Чана принять его в компанию сразу же. Каждый раз, когда они выходили гулять, кто-нибудь да попросил бы Бана позвонить «мелкому» и предложить присоединиться. Они с компанией часто заходили в кофейню, в которой работал Ян, просто чтобы поднять тому настроение и сделать чек. Тот, в свою очередь, пробивал кофе по скидке и выносил выпечку после смены, за что каждый был готов ему ноги целовать. — Привет, мелкий! Сделаешь мне как обычно? — радостно спрашивал Чанбин, облокачиваясь на шаткий столик. — Угу, — тихо отвечал младший, не поднимая глаз. Никто из друзей внимания и не обратил на его красные щёки и дрожащие руки. Никто, кроме Чана. Он знал каждую интонацию, взгляд и вздох парня. Сам не помнил, как так вышло, но теперь Ян для него — открытая книга, но с перепутанными буквами в словах. Суть ясна, но слишком размыта. — Эй, всё хорошо? — тихо спросил Крис, поглядывая на друга из-за стеклянного стеллажа с выпечкой. — Нормально. — Йена, — чуть серьезнее добавил он, но тон не ожесточил, — Ты ведь потом расскажешь, да? Он всегда знал ответ. Если Чонин не говорил о чем-то, то ему нужно было время. Ему нужна была пятница, глубокая ночь и приличное количества алкоголя в крови. И Крис. Ян обитал в соседнем доме, поэтому мог в любое время прийти к старшему, который жил в одиночестве. Их совместные вечера начинались в шумной компании, а заканчивались наедине друг с другом. Это было негласное правило, ритуал. На фоне всегда играла их любимая музыка, на столе стояли полупустые бутылки, а вся квартира была пропитана запахом арбузно-дынных сигарет. Чонин курил только сладкие, и то редко, а Чан ненавидел когда в квартире воняло, но этот запах был его любимым. Обычно этот «ритуал» начинался не раньше двух часов ночи, а заканчивался в районе шести утра. Они просто сидели и разговаривали обо всем на свете. Каждая мысль, переживание — всё было озвучено. Некая невидимая нить сплетала их, заставляя забыть о существовании кого-то ещё, оставляя только вдвоем. Крис был счастлив, потому что его одиночество испарялось рядом с этим пареньком, а Чонин переставал выпускать колючки и бояться всего вокруг. Они видели друг друга настоящими именно в такие вечера. Чан всего за половину года успел забыть о том, что такое засыпать без мыслей о Чонине; не заходить в его кофейню по дороге из универа; не покупать любимое пиво младшего, даже если он не просил, а оно не по акции. Ян слишком крепко вцепился в Криса, сам того не осознавая. Бан считал его младшим братом, хотел защитить от всех бед, поддержать, но Чонин заботу принимал через раз, а в остальные выпускал колючки. Но только не по ночам. Темы их разговоров всегда были разными, но одинаково меланхоличными. Чан жаловался на гнетущее чувство одиночества, проблемы в университете, недопонимания между друзьями. Чонин тоже менял темы, но всегда приходил к одной единственной — он никогда не был любим. Младший совсем не показывал этого, отрицал страх быть оставленным всеми, но каждый раз, рассказывая Крису об очередной безликой девушке, его глаза бегали из стороны в сторону, а нижняя губа предательски дрожала. В такие моменты Чонин забивал на правила приличия и закуривал без лишних вопросов, а Чан внимания не обращал. Потому что понимает. Страх одиночества преследовал его слишком давно, несмотря на внушительное количество близких друзей и бывших партнерш. Он был готов подписаться под каждым чониновым словом собственной кровью, показать, что его мелкий не один, что Чан всегда рядом. — Я просто не понимаю, — Чонин смотрел куда-то в потолок, глубоко затягиваясь, — Что я делаю не так? Я ведь тоже хочу любви, я её заслуживаю и могу отдать взамен. Голос его был бесцветный. Чан привык к этому тону, когда разговоры подходили к этой скользкой теме. Ян искренне не понимал, что с ним, а Крис никогда не мог дать ответ. — Всё будет, мелкий, — тихо отвечал старший, сверля глазами чужой точеный профиль, — Просто подожди. — Я уже устал ждать, Чан! — он запрокинул голову, облокачиваясь шеей на ручку дивана. Уже четыре утра, а значит Чонин достаточно пьян, чтобы не чувствовать всех неудобств позы, — Я могу подождать заторможенного гостя на работе, дождаться другого автобуса или пока сварятся пельмени, но это не занимает у меня почти восемнадцать лет… Ведь все заслуживают быть счастливыми, чем я хуже? Чонин никогда не слушал ответы старшего, потому что не верил. Не верил, что может быть кому-то нужен. А еще у Чана были девушки, поэтому ему никогда не понять чувств друга. Ну, так думал сам Чонин. Он неоднократно говорил об этом Крису, а потом оба закатывали глаза и меняли тему, потому что знали — оба останутся при своем мнении. Все симпатии Яна оставались безымянными для Чана. Старший даже не мог быть уверен, что те девушки были разными, потому что Чонин никогда не договаривал до конца, а истории были чем-то похожи между собой. Но Бан никогда не лез. Что-то неприятно кололо в груди, когда он понимал, что может услышать знакомое имя какой-нибудь девушки из школы или их компании. Он знал почти все окружение друга, поэтому было спокойнее, когда все, о ком они говорили, оставались безликими. Он думал, что так безопаснее. Только сам никогда не понимал, чего боится. — Интересно, а как ощущается любовь? Как слышится, как пахнет? — погрузившись в собственные мыли говорил парень, а Чан просто смотрел в упор. Казалось, что стол, разделяющий их диваны, сейчас словно бурная река во время оттепели. Снег и лёд между ними тают, но их уносит бурный поток, не позволяющий переплести ладони. — Ты обязательно узнаешь, Чонин. — Я очень надеюсь, — выдохнул он, переворачиваясь на бок, — Скоро еще и этот День Святого Валентина, а я снова пропущу его. Никто не должен быть один в этот день. Никто. Было больно смотреть на то, как юноша ставил на себе крест, но Чан не мог найти в себе сил остановить его самокопания. Он будто чувствовал, что может помочь, но все действия в голове затормаживались, стоило только столкнуться в этим потухшим чониновым взглядом. — Я переночую у тебя? — Конечно, — Крис никогда не отказывал Яну, — Хочешь на кровать лечь? — сказал он, стоя в дверях собственной спальни. — Я на диване. Спокойной ночи. Чонин никогда не соглашался лечь со старшим или просто поменяться, чтобы поспать на кровати. Младший будто выстроил собственные правила, которые не позволял себе нарушить, а Чан молча с ними соглашался. Ему было не важно, что Ян отказывает. Он просто хотел, чтобы Чонин чувствовал себя хорошо.

***

Чонин выбегал из туалета под громкие крики уборщицы. Ну покурил он в школе, и что? Главное, окно открыл ведь! Но ноги сами несли по знакомым коридорам, а глаза носились мимо этих осуждающих подростковых лиц. Школа определено всегда была для него адом. Он будто родился с клеймом белой вороны. — Эй-эй, не носись так, — чья-то рука перехватила его запястье. Ну началось. Ян закатил глаза и громко выдохнул, не оборачиваясь. А что еще? Он ненавидел дежурных, которые на неделю становились королями школы, а по факту оставались такими же учениками. — Не буду, отвали- Парень оборвался на полуслове, потому что перед ним стоял Чан. Ох, с ним определенно не стоило так разговаривать. Этот старшеклассник был настоящей школьной легендой, про которого знали абсолютно все. Даже такие аутсайдеры, как Чонин. И, чёрт возьми, не будь младший таким дураком, то сразу бы узнал Бана по одному аромату парфюма. Одно дело быть белой вороной, а другое — пускать слюни на парня, когда ты живешь в гомофобной стране. Чонин словил джекпот, потому что этим парнем еще и был Бан Кристофер Чан. Ситуация дерьмо в любом случае, но хотя бы грубить не стоило. — Успокойся, парень, — улыбнулся Крис, отпуская чонинову руку. На ней точно остался невидимый след, — Просто будь осторожнее. Его улыбкой можно выкашивать целые земли, но пока страдает лишь пятнадцатилетнее сердце Яна. — Да, — буркнул он под нос, — Спасибо. И извини. В этот раз он бежал по коридору еще быстрее, но теперь уже было плевать на взгляды вокруг. Он надышался чужими глазами вдоволь. Теперь нужен воздух и бессмысленная болтовня его одноклассника. — Джисон, свалим с обществознания, а? — запыхавшись выдал парень. — Только собирался предложить, — усмехнулся друг, отправляя в рюкзак остатки тетрадей, — В «крошку картошку»? — А может попросишь Чанбина купить нам «жигулёвское»? Мне не помешает расслабиться. В тот день он первый раз поговорил с Крисом, даже не подозревая, что станет частью его компании через жалкие два года.

***

Сегодняшний день не был особенным для Чана. Он даже бы и не вспомнил о четырнадцатом февраля, если бы не социальные сети, разрывавшиеся романтичными фотографиями парочек. Ну разве произошло какое-то чудо? Ему казалось, что если ты кого-то любишь, то и особенный день не нужен, чтобы лишний раз сказать об этом. В общем, глупости это всё. А у него выходные, которые он хотел бы провести с друзьями, но у тех есть личная жизнь и куча сладких планов на своих партнерш и партнеров, поэтому он даже не пытался кого-то звать. Всё шло обыденно и размеренно (если не считать это ужасное количество парочек, что он встретил по дороге к магазину). Если бы у него кто-то был, то сейчас он бы купил бутылку хорошего вина, но по привычке взял любимое хмельное, не обратив внимание, что кинул в корзинку пару банок другого вкуса. Чонин пил только сладкое, а Чан от него нос воротил, но это произошло как-то совсем неосознанно. Под вечер грусть начинала одолевать. Панельная многоэтажка казалась еще темнее и гнетущее, нежели раньше. А вкус любимого алкоголя совершенно неприятно обжигал язык. Все казалось ужасно приторным или наоборот безвкусным. Пачка пельменей была брошена в морозилку и забыта, потому что аппетит совершенно пропал. Ну что за день? Почему все года Чан спокойно справлялся с одиночеством, а тут резко превратился в меланхоличного соплежуя? Нужен свежий воздух и горькая сигарета. Он не любил курить, но любил ощущение умиротворения, которое приходило вместе с процессом. Балкон в подъезде никогда не вызывал приятных ощущений, но сейчас Крис и не искал их. С четвертого этажа нельзя было разглядеть ночное небо или пики городских высоток, но прекрасно можно было увидеть детскую площадку во дворе. Обычно Чан вспоминал собственные юные годы, когда выходил туда на прогулки с друзьями, проводил часы напролёт, а потом вырос. Он приходил туда и будучи подростком, но уже чтобы вдали от посторонних глаз закурить первую сигарету или поцеловаться с одноклассницей. Все эти воспоминания раньше вызывали тепло, но сейчас глаза зацепились за тёмную фигуру на хлипкой скамейке. Несмотря на тёмный февральский вечер, он мог узнать ту серую потрепанную толстовку из тысячи других. Крис увидел свою любимую шапку бини, валяющуюся где-то на асфальте рядом, а в сердце что-то больно укололо. Боль была приятная, такая тугая и тянущая. Может в глубине души он ждал, что увидит его? Ноги сами понесли по лестнице, абсолютно игнорируя наличие рабочего лифта. Воздух был свежий, но всё ещё слишком колючий для одной лишь толстовки. Хотя чего он ждал от восемнадцатилетнего бунтаря? Чан ведь знал его как облупленного. — Не холодно? — на парне были наушники, поэтому он бы вряд ли расслышал вопрос. Это и хорошо. У него было время скрыть глупую улыбку и унять активно бьющееся сердце. — А? — почти сразу отозвался Чонин, снимая наушники и поворачивая голову. Слишком резко. Этот дурак чуть не уронил собственную бутылку. — И что ты тут сидишь, мёрзнешь? — улыбку убрать не получилось, поэтому старший лишь присел на колени рядом с другом. Сам понимал, что губы растягивает сейчас слишком радостно. — Не твоё дело, — буркнул брюнет, возвращая глаза в небо. — Хорошо, — пожал плечами Крис, присаживаясь прямо на асфальт, — Тогда я просто посижу тут с тобой. Чонин всегда выпускал колючки, когда что-то было не так. И Чан сейчас чувствовал это «не так» слишком явно. Он тоже был не в порядке. Сегодня одиночество слишком сильно било по сердцу. Сидеть вот так рядом с колючим Яном, слегка потряхиваться от холода и чувствовать себя живее, чем когда-либо, — это было стократ лучше любых вариантов развития этого вечера. — Дай уже сигарету, — разрушил тишину Чонин спустя пять минут. — На балконе оставил. — И зачем ты тогда пришёл? Разве не хотел позвать покурить? — Четырнадцатого февраля никто не должен быть один, — ответил Чан, смотря в пустоту перед собой. Но они уже не одни. Всегда важно, чтобы кто-то разделил твою грусть. Даже когда эта печаль такая прозрачная и едва уловимая, она — печаль. — Ты ведь себе всё отморозишь так, — шмыгнул носом Чонин, кидая быстрый взгляд на парня в ногах. — Ты тоже. — Мне можно, я ведь буйный подросток. А ты и помереть можешь. — Это ты меня задеть пытаешься или позаботиться? — на лицо Криса полезла улыбка. Он безумно хочет обернуться, чтобы заглянуть в эти бездонные и вечно потерянные глаза, но боится снова увидеть холод. Ян такой со всеми. — Иди в тепло, — тише добавил парень, — Не хочу, чтобы ты умирал. Ян такой со всеми, но Чан позволяет себе думать, что не с ним. С ним его колючки уходят на задний план, а сам он растворяется в своей неловкости. Чонин потерянный во дворах мальчишка, но Бан с радостью приютит его в любое время дня и ночи. Так поступают друзья. Друзья. — У меня пельмени есть. Твои любимые. — Со сметаной? — Ага, — ухмыльнулся Крис, — И кетчупом. — Так чего ты раньше не сказал! Идем быстрее! Чан любил, когда младший превращался в этого простого паренька, что убьет за пельмени с любимым соусом и баночку пива. Он простой, искренний, родной. Наверное поэтому Крис так не любил слово «друзья». Чонин для него гораздо ближе, дороже, чем любой друг. Если бы Ян был солнцем, то Чан — луной; если бы младший был какао, то Чан плавал бы кусочками зефира на верхушке; если бы Чонин был сигаретой, то Чан — сладкой кнопкой. Если бы Чонин заплакал, то Чан бы уничтожил причину его слёз. В квартире привычно пахло домом и выдохшимся пивом. Но голова Криса была сейчас совершенно точно не здесь. Он заходил внутрь, думая о том, что младший наконец-то отогреется и поест. Он думал, что счастлив, что этот идиотский праздник теперь ощущается чуть менее идиотским. — Это «Сибирская коллекция»? — присмотревшись спросил Чонин. — Ага. — Ты с каких пор буржуем стал?! И почему не сказал, что собираешься устроить пир?! — парень тут же подлетел к столешнице. — Потому что ты не спрашивал, — хихикнул Бан, наблюдая за брюнетом. Все снова было как прежде. Словно и не было никакого глупого Дня Святого Валентина. Словно это был обычный вечер пятницы, который они проводили вместе. Глаза Чонина сверкнули, стоило Чану показать банку его любимого пива, а у самогó старшего резко потеплело в груди. — Вкусно? — улыбаясь, спрашивал он. — Безумно! Крис знал, что пельмени уже давно развалились и остыли (с готовкой он был абсолютно не в ладах), но Ян точно не врал ему. Сейчас было их время. Сейчас всё ощущалось по-другому. — Господи, я так счастлив, что ты решил выйти на площадку! — сказал парень, откидываясь на спинку дивана с набитым брюхом. — А я, что ты туда пришел, — Чан говорил словно в трансе. Почему-то так часто происходило, когда они проводили время вместе. Чан просто уплывал из реальности, растворяясь в звонком смехе друга. Он часто ловил себя на мысли, что во время этих моментов в его душе происходит что-то немыслимое и совершенно необъяснимое. То, чего он точно не чувствует с другими друзьями. Это сложно и пугающе, но Крис просто гонит мысли прочь из раза в раз, потому что лисьи глаза всегда заставляли темп сердца ускоряться в сотни раз. — Ну хватит молчать, давай уже выпьем! — парень занес банку над столом, протягивая старшему. — За одиноких и счастливых. Один час сменял другой незаметно. Сегодня все ощущалось совершенно по особенному. Вроде обычная совместная пятница, но что-то словно электрическим током парило в воздухе. Оно заставляло меньше думать и больше чувствовать. Заставляло забывать. Видимо алкоголь действительно дал в голову сильнее, потому что перед глазами Чана уже слегка плывет, а улыбка так и не слезает с лица. Чонин снова рассказывает какую-то историю с работы, но старший уже не может уследить за мыслью. У Яна высокий голос, разбитая губа и острые ключицы. Они словно нарочно маячат перед глазами, заставляя взгляд зацепиться за них, стоит только воротнику футболки оттянуться слегка вниз. Гнать эти мысли всё сложнее. Чонин красивый до ужаса. Крис всегда знал, но сейчас это как-то иначе. Он будто спустился с небес, поцелованный богом, ради того, чтобы свести с ума Бана. — Ты сегодня больно молчаливый, — доносится до ушей с другого дивана. Мда, Крис, может еще слюной начнешь истекать? Пора завязывать с пивом. — А, да… просто, праздник ведь? Вот, думаю, — сказал первое, что пришло на ум. — И о чем думаешь? — быстро отозвался парень. Судя по его координации, тот был уже прилично пьян. — Сам не знаю. — Ммм, — задумчиво протянул Ян, заправляя чёлку за уши, — Это ведь глупо, ты так не считаешь? — О чем ты? — Ну, выделять отдельный день для того, чтобы признаться в любви и все такое? Типа, если я влюблен, то мне не нужно особое время, чтобы сказать об этом, а если я еще не признался, то значит — пока не готов, — он говорил быстро-быстро, словно боялся упустить суть, — И ведь этот день не дает никаких гарантий, так для чего это всё? Каждое четырнадцатое февраля последние пять лет я возвращаюсь домой один с разбитым сердцем и лицом. Ну, чаще всего. Чан не может подобрать слов, потому что Чонин… прав? Он действительно не может найти аргументы против, тем более, что Яна теперь действительно жаль. Ему недавно исполнилось восемнадцать, а любви он так и не испытал. — Не знаю… может ты и прав, — задумчиво тянет Чан, — Но неужто тебе ни разу не отвечали взаимностью? — Не-а, — он легко пожимает плечами, словно ждал этого вопроса, — Каждый раз один исход. Я бы и в этом году попытал удачу, но теперь я с легкостью перетерплю разбитый нос, а с отказом уже вряд ли справлюсь, — на лице парня играла едва заметная грустная улыбка. Такая, как улыбаются люди, когда действительно знают, что жизнь не готовит им ничего хорошего. — Чонин… мне так жаль, — старший действительно не может подобрать слов. Сердце болело за парня, который так отчаянно хотел любви, но не мог её найти, — Но может зря ты так думаешь? — Нет, Чан, — отрезал он, — Тебе никогда не понять, какого это. Ты не знаешь, что для меня влюбиться — непозволительная роскошь. И я наступил на эти грабли, потому что влюбился, — на лисьих глазах блестят слёзы, а ресницы дрожат. Он так уязвим и разбит, что это откровение словно вода, вытекающая из кувшина, покрытого трещинами, — Это ты можешь выбирать, ведь ты — это ты! Крис не может подобрать слов. Желание обнять младшего перекрывает все остальные. Через секунду он оказывается на другом диване, сгребая трясущегося парня в охапку. Чонин весь дрожит, а слёзы срываются с его глаз без контроля. Чан давно не видел его таким: разбитым, потерянным, совершенно уязвимым. — Тише, мелкий, — шепчет Чан, поглаживая плечо парня, — Поплачь… тебе сейчас нужно выпустить эмоции. Ян громко всхлипывает, а потом медленно отстраняется, заглядывая в глаза старшего. — Ну хватит уже быть таким, — тихо говорит он, стараясь унять дрожь в голосе. — Каким? — Ну хорошим! — слезы на щеках начали высыхать, но нос по прежнему оставался красным. Чонин выглядел просто очаровательно, пытаясь скрыть остатки своей истерики, — Нет бы как все сказать! «Хватит реветь, будь мужиком»! А ты как всегда… — Эй, я по-твоему должен тебя унижать? — хихикает Чан, убирая влажные волосы со лба парня. — Не унижать, а приводить в чувства! А то как-то странно… я не привык. — А-а-а, — нарочно долго тянет старший с загадочной ухмылкой, — Ну тогда получай, плакса! В следующую секунду Крис навалился на младшего всем телом, руками проникая к краям толстовки. Его пальцы резво перебегали от шеи до подмышек, щекоча парня и доводя того до мелкой дрожи. Оба начали заливаться смехом, Чонин пинался, пытаясь скинуть с себя Чана. Это переходило в настоящую борьбу. Они были достаточно пьяны, чтобы не чувствовать боли и личных границ друг-друга, пихаясь руками и ногами, в попытке занять первенство в импровизированном соревновании. Бан был рад заставить Чонина улыбаться, даже если и нужно было прибегнуть к такому негуманному способу. Одно неловкое движение и парни полетели с дивана прямо на ковер, но разве это была веская причина, чтобы остановиться? Дыхания перемешивались между собой, а звонкий смех заменял собой воздух. У Чонина были ловкие руки, поэтому он с легкостью поддел толстовку старшего, забираясь ближе к теплой коже. Ян резво тыкал по бокам, слегка щипая молочную кожу, тем самым вызывая у Криса настоящий скулёж. Как судьба свела таких упертых баранов вместе? Никто не был готов уступить. И лишь стоило Чану оказаться более уязвимым, как он решил прибегнуть к «запрещенному приёму». Старший резко притянул запястье Чонина к лицу и слегка прикусил кожу, заставив парня негромко взвизгнуть и растеряться. Через секунду Бан возвышался над прижатым к полу Яном, громко хохоча. — Спокойно-спокойно, мелкий, — парень пытался перевести дыхание, разглядывая брюнета под собой, — Я победил. На несколько мгновений воцарилось молчание. Лишь сбитое и до боли громкое дыхание друзей разрезало воздух между ними. Жар резко ударил по всему телу Криса. Он и не заметил, что лицо младшего настолько близко. Чонин не был обескуражен. Он просто смотрел в ответ. Так же смело, как и секунду назад, когда «бился» за первенство. Только теперь детское озорство абсолютно исчезло с его лица, сменившись чем-то, что Чан боялся произнести даже в собственных мыслях. Такой Чонин забирал власть одним лишь взглядом. — И что дальше? — спросил он чуть громче, чем шепотом. Сам дьявол породил эту ухмылку на его лице. У Криса перехватило дыхание. Он снова пропал, абсолютно потерявшись в лисьем прищуре. И стоило лишь на секунду замешкаться, как младший ловко поменял их местами, оказываясь сверху. Так много силы и власти было у этого парня. Той самой, о которой он и не смел догадываться. — И что же, — хмыкнул Ян, обхватывая оба чановых запястья ладонью над головой, — Не такой уж ты и всесильный? Глаза изучали лицо сверху безостановочно. Неловкий смех сам начал выходить из легких Бана, когда до него дошло осознание того, насколько прекрасен Чонин прямо сейчас. — Что смешного? — хихикнул парень, не смея двигаться с места. — Чёрт, — слова шли вперед мыслей. Слишком душно, слишком много алкоголя, слишком мало Чонина, — Я очень пьян, — продолжал смеяться Чан, глядя на младшего в упор. — Да, я тоже. — Нет, типа, серьезно пьян. Не в себе. — Я понимаю. — Настолько, что готов поцеловать тебя прямо сейчас, — заключил Крис, улыбаясь. Смех стих сам собой, но убрать улыбку с лица не получалось. Не тогда, когда Чонин так близко, а Чан так хочет получить его. Больше, чем когда-либо. Чонин смотрит лишь пару секунд с непониманием, но Бан физически чувствует, как слабеет его хватка на запястьях. Дыхание учащается с каждой секундой, а адреналин начинает прожигать дыру в сердцах обоих. — Я п-понимаю, — тихо отвечает он, аккуратно опускаясь ниже, — Я тоже абсолютно не в себе, Чан. Воздух заканчивается ровно в ту секунду, когда Крис приподнимает голову и касается чониновых губ своими. Таких желанных, давно манящих в самых тайных уголках сознания. Поцелуй получается лёгкий, такой же, как и тот, кому Чан его отдавал. Он нежно обхватил нижнюю губу младшего, аккуратно скользя по ней языком и похищая его тихий выдох. — Чонин, — прошептал старший, отстранившись на секунду. Он не знал, что должен сказать или сделать. Всё это казалось таким правильным и нужным. — Просто скажи, — перебил его парень, укладывая ладонь на скулу, — Если я захочу повторить это, то снова вернусь домой с разбитым лицом? — Тогда я останусь с разбитым сердцем, — ухмыльнулся Бан, утягивая младшего в новый, настоящий поцелуй. Теперь их сердца бились в одном ритме, а руки блуждали по телам друг друга. Чан прекрасно понимает, что это не влияние алкоголя. Влияние Чонина. Его губы невероятно горячие, они касаются его везде, заставляя мурашки бежать по коже. И даже в поцелуе они не могут решить, кому достанется первенство. Языки сходятся в поединке, в котором Ян снова победит. Все невысказанные чувства, вся любовь, что так долго томилась в нём, выходит наружу. И Чан принимает. Он всегда принимал Чонина безусловно и до конца. — Малыш, — выдыхает Крис, оставляя аккуратный поцелуй в уголке губ брюнета, — Не иди сегодня домой. — Д-да, — запыхавшись отвечает Чонин, — Я переночую… — Ляжешь со мной? У младшего перехватывает дыхание. Кажется, что все невидимые стены сегодня разрушились. — Только если мне больше никогда не придется спать на твоём ужасном диване, — хихикает он, прижимаясь носом к чужой шее. — Эй! Ты сам всегда отказывался! — Не хотел давать себе повода думать, что смогу стать с тобой настолько близок. Чан всегда смотрел на Чонина как на сокровище, но сегодня он решил, что хочет забрать его себе целиком. Всегда хотел. И только утыкаясь носом в мягкую кожу на шее и притягивая к себе за талию во сне, он понимает, что ещё тысячу раз бы вышел с ним покурить, но только, чтобы это закончилось тут.

«Любовь ощущается как желание купить пива не только себе, но и тебе тоже; как приготовить твои любимые пельмени не только на праздник, но и просто потому, что я смогу увидеть улыбку на твоем лице; как начать слушать pyrokinesis ради того, чтобы лучше понять твои мысли. Любовь пахнет как Winston с арбузной и дынной кнопками; как твой любимый раф с кокосовым сиропом; как твоя серая толстовка после дождя. Любовь — это ты, Чонин. Просто знай это.»

Чан так и не осмелился отправить это сообщение Чонину перед тем, как вышел покурить на балкон и увидел его одиноко лежащего на лавочке. Теперь он обязательно скажет ему об этом с утра. У них есть всё время мира. Желание Чонина, загаданное на сигарету полгода назад, всё же сбылось.