Усталая хрупкость

      Она устала       Ей даётся с трудом улыбаться, растягивая губы настолько сильно, что болят щёки. Она в центре внимания и от неё ждут отдачи больше, чем сто процентов. Отдохнуть удаётся только за дверями собственной комнаты и то не до конца уверенная, что никто не нарушит покой.       Силы на исходе и всё больше она слышит, как за спиной говорят, что выглядит Госпожа Зарянка немного уставшей. А в горле ком и пальцы немного дрожат от напряжения. Ей хочется плакать от бессилия. Поджимать губы в сдерживаемых рыданиях, вытирать незаметно глаза и не портить макияж. Держать спину прямой и оставаться добродушной, улыбчивой.       Она — часть Семьи. На её хрупких плечах огромная ответственность и непоколебимый статус.       Зарянка хочет быть любимой не за что-то, а просто так. Она хочет, чтобы её любили настоящую. Она ищет эту любовь в брате. Ищет поддержку, опору, пусть это будет безуспешно и жалко выглядеть. Нет ничего такого в том, что она тихо стучит кулачком по двери и ждёт разрешения войти.       Нет ничего такого в том, что она закрывает за собой дверь почти что бесшумно и поступь её такая же — неслышимая. Она скромна даже скрытая от глаз чужих и робкая. Робкая настолько, что каждый шаг для неё отбивается стуком учащённого сердцебиения в висках. В горле сушит, и она поднимает голову.       А он смотрит на неё.       Молчаливый, внимательно изучающий. Наблюдает за каждым движением, словно он хищник. Только он не такой. Не для неё. Не сейчас, когда она сокращает расстояние между ними довольно быстро с каждой секундой.       Останавливается в тихой нерешимости лишь в нескольких жалких сантиметрах. Протяни руку и коснёшься его лица, смахивая со лба волосы. Можно провести пальцами по идеально отглаженному вороту. Только это всё в мыслях остаётся. Лишь один вопрос трогает тревогой…       Какая она для него? Яркая звезда, как все считают или… Просто по-доброму сестра, которую надо защищать и оберегать. Слушать и прижимать к себе.       Прижимать…       Под ладонью её стук чужого сердца. Он прижал к себе в этом успокаивающем странном жесте, положив одну руку на спину. Зарянка жмурит глаза и вдыхает полной грудью родной запах, прижимаясь к груди и забывает, как дышать. Ей хочется пустить слезу, но не имеет право.       Знает ли он, как она устала? Как она хочет избавиться от этой маски. Знает?       Судорожный выдох застревает где-то в грудной клетке запертой птицей. Она ничего не говорит и лишь слушает, вдыхает и молится, чтобы это продлилось немного дольше, чем обычно. — Не отпускай, — шепчет почти губами, но этого хватает, чтобы Воскресенье услышал.       Он не отпускает. Держит обещание, что вслух не произносит. Она же поднимает голову и старается урвать что-то во взгляде его. Смотрит так мучительно долго, что глаза щипать от сухости. Смотрит, как он склоняет голову и…       Губами сухими горячими прижимается в лёгком поцелуе к её приоткрытому рту. Так невесомо, что мир под ногами рушится. И возникает сомнение: реальность это или Грёзы?