Корабли тоже умирают

— Пеппи? Пеппи, ты где? — Надя выдохнула, выпуская едва заметное облачко пара. — Пеппи, ко мне! Команда тоже не подействовала — собака не отозвалась. Пеппи, обычно отличавшаяся умеренной послушностью, могла прятаться за кустом через дорогу, но идти по ухабистой грунтовке, которая осенью превращалась в месиво, Надя не хотела: в надежде, что Пеппи вернётся, переступала с ноги на ногу на заасфальтированном тротуаре. Мало того что придётся мыть Пеппи от лап до кончиков ушей, так ещё сама по колено изгваздается. — Пеппи-и-и! — окликнула Надя, оглянулась на стройные ряды панельных многоэтажек с яркими фасадами и догадалась, что ждать дальше не стоит. Перед ней лежала низина, усеянная скрючившимися полуобнажёнными позднеосенними деревьями: с возвышенности, где не так давно построили целый микрорайон, виднелись грязно-серое, в щербинах, полотно реки и противоположный берег с белыми очертаниями высоток, утопающих в густом лесу. Возможно, оптическая иллюзия, и лес был такой же редкий, как и на этом берегу: из окна Надиной квартирки на двенадцатом этаже наблюдались двор и стена соседнего дома. Впрочем, оно и к лучшему — обещанная застройщиком набережная не появилась и спустя три года, а развалины судоремонтного завода, которые обещали убрать после сдачи третьей очереди, приятным видом назвать было нельзя. Жизненные обстоятельства вынудили Надю переехать, перед новым этапом она много раз прописывала плюсы и минусы будущего жилища, в конце концов решившись: низкая цена победила другие доводы, хотя больше всего страшили, конечно, не пейзаж и дурная слава района, а почти полуторачасовая дорога до центра города. С другой стороны, думала Надя, она фрилансер и работает на дому, значит, ездить часто не будет. Пару раз в неделю, чтобы закупиться — можно подгадать время не на часы пик. В общем, Надя купила квартиру, а через год после новоселья взвыла и полезла на стенку, обклеенную бежевыми обоями в цветочек — от одиночества и монотонности. Так в её жизни появилась Пенелопа — золотистый ретривер, искренний друг и компаньон, в любую погоду требовавший прогулок. Надя не роптала — в одиночку исследовать окрестности ей, честно говоря, было страшновато. В новостной ленте ничего особенного не встречалось, хотя поговаривали, что несколько лет назад здесь пропадали люди, к тому же обитатели частного сектора регулярно наведывались в новенький микрорайон, чтобы навести там свои порядки: сломать почтовые ящики, разрисовать стены и натворить прочих мелких пакостей, а то вдруг благополучным соседям жизнь мёдом покажется. Поэтому территорию и подъезды оборудовали видеокамерами, а весь участок обнесли решётчатым забором — вход по ключу от домофона или если кто откроет. Залив реки, который местные и не только называли затоном, ранее занимала судоремонтная база. Она давно не функционировала, производственные постройки трансформировались в руины с пустыми глазницам окон, но корабли остались: разнокалиберные, сплошь покрытые ржавчиной, без стёкол в иллюминаторах. Какие-то доживали свой век на суше, выставляя напоказ сгнившие днища с зияющими дырами, какие-то — на воде, полузатонувшие и не менее пугающие. От сильного ветра корабли стонали и выли на разные голоса, словно живые; Надя никак не могла привыкнуть к жутким звукам и включала в наушниках музыку, чтобы не думать об их печальном зове. На собраниях жильцов она подписала не одну бумагу, взывавшую к совести строительной компании — ведь обещали же облагородить местность, — но пока ничего не менялось. Не получилось и бесшовной интеграции: микрорайон превратился в островок иной жизни с закрытой территорией — его окружали не только кладбище кораблей, но и многочисленные приземистые частные дома, а также ветхие и покосившиеся деревянные бараки. Ещё населённые теми, кто так и не смог вырваться из плотного кольца безнадёги этих краёв. Надя старалась об этом не думать — на её уютной кухне с доски желаний красочной картинкой манила нарядная Москва, а золотистый песок Средиземноморья даже близко не походил на перемешанный с галькой ил на берегу Оби. Мир затона существовал за гранью и Надю не интересовал: стремиться надо в будущее, прошлое лишь мешает. И сейчас, если б не Пеппи, Надя не пошла бы назад — точнее, она пошла вперёд, неловко ступая по склизкой грязи модными замшевыми ботинками. — Пеппи! — Надя поскользнулась и угодила ногой в лужу: захлюпало и захлябало, беречь обувь не имело смысла. Из низко нависших облаков на почерневшую от влаги землю начали спускаться мелкие крупинки снега — тая, они не успевали долететь до поверхностей и ложились каплями дождя и на ярко-красную Надину куртку. Надя посмотрела на смарт-часы — всего три сорок пополудни, а уже темно, как вечером. Сибирь редко радовала светлыми деньками, но сейчас было по-особенному сумрачно. Послышалось завывание — Надя ускорилась и, не преодолев и десяти метров, поняла, что идти стало легче: во времена былого величия дорожки на территории базы отсевались гравием. Забота людей из прошлого растрогала: здесь теперь ничего нет, а гравий — есть. Не задерживаясь у высоких и полых на просвет корпусов, Надя шагала на звук, но в какофонии порывов ветра и шлепков воды о днища кораблей не могла разобрать, откуда идёт заунывный, словно впитавший всю тоску бытия вой. Снегодождь усиливался, его заряды колюче кусали щёки и нос, но Надя продолжала искать Пеппи, борясь с ощущением, что за ней следят. От лязганья вздрогнула и затормозила — голос подали две побуревшие от ржавчины баржи, которым суждено было встретить гибель бок о бок, потираясь бортами; их рога-лебёдки кивали в такт мерзкому звуку. Кому-то повезло меньше: лежали на земле в одиночестве, а то и вовсе распиленные надвое. Среди останков был даже кран, вскинувшийся в предсмертной судороге — его рельсы прерывались на полуслове, возможно, кто-то из местных сдал их на металлолом. — Пеппи! — Надя прогоняла странные мысли как можно дальше. — Пеппи! Теперь послышался уже лай, но хриплый и глухой голос не мог принадлежать молодой собаке: затаившаяся в зарослях кустарника хижина походила на будку — заколоченные досками окна говорили, что здесь никто не живёт, а рвавшийся с цепи крупный пёс эту версию опровергал. Надя припустила и не останавливалась, пока пёс не замолк — из-за гавканья могла не заметить Пеппи. Продрогнув от ветра, Надя глубже надвинула капюшон и посмотрела вперёд: дорожка сужалась до тропинки, которая огибала губу, и вдали белело пятно ещё одного корабля. Саван пурги спускался всё ниже: небо и твердь делили реальность чётко, будто линией. — Пеппи! — негромко позвала Надя и проворчала: — Да куда же ты делась? Идти до длинного и довольно крупного корабля было не так долго — Надя спустилась с пригорка к берегу и попыталась угадать назначение исполина при жизни, хоть и не считала себя сведущей. Не сухогруз, трюмов не видно, не речной толкач — высокий узкий нос с двумя цепями из ноздрей не для того, чтобы толкать перед собой баржи. Может быть, нефтеналивной танкер? Кажется, назывался он «Витязь», но от надписи сохранилось лишь «Витя» — наверняка такие имена кораблям не дают. — Пеппи! — Надя крикнула и удивилась вернувшемуся от стены металла эху. Или ей померещилось, что танкер качается на невидимых волнах — его пришвартовали к понтону, словно на время, словно он вот-вот отправится в новый рейс. А пока большой корабль вздыхал своими танками-лёгкими и скрежетал, прижимаясь бортом к своему последнему причалу. Когда-то танкер был белым, и облупившаяся местами краска обнажала слои, которые скрывали десятилетия истории. Надя отвлеклась, когда ей почудились голоса — неужели на танкере кто-то есть? Или это подвывает потерявшаяся Пеппи? Узкий трап безмолвно зазывал вступить на рассохшееся посеревшее дерево. Шаткие доски прогибались и скрипели под Надиным скромным весом, влажная древесина была гладкой — без поперечин не подняться. Но Надя справилась и забралась на понтон, потом, зацепившись за пенёк кнехта, и на нижнюю палубу танкера. Отполированный металл, потемневший за годы хождения людей по одному и тому же пути — в других местах краска пока сохранилась, пусть и напоминала вздыбленную кожуру. Голоса стали отчётливее: кто-то, судя по интонации, рассказывал, а кто-то — смеялся. Собачий скулёж тоже звучал, и Надя без колебаний пошагала к крутой лестнице — каждый шаг отдавал глубинной вибрацией всего тела. Корабль как радушный хозяин басом приветствовал гостью. Металлическая гермодверь на этой палубе была наглухо заварена, подумалось, что надо обойти надстройку, в районе кормы обнаружила ещё одну лестницу наверх. Взрыв хохота уже померещиться не мог, забыв о возможной опасности, Надя начала взбираться по металлическим ступенькам. На удивление, в рубке танкера — а именно оттуда доносились голоса — горели лампы: плоские круглые плафоны щедро делились жёлтым греющим светом. Как Надя этого не заметила с берега? Или свет включился только сейчас? Весь мир словно раскрасился, перестал быть чёрно-белым. Матовая белая краска плотно прилегала к металлу на переборках, верхняя палуба была выкрашена серой. Во впадинах на металлических листах собирались лужицы чистой воды — ни намёка на тлен. Внутри рубки тоже царил уют: на компактном столе стояли винтажная радиостанция и неизвестные приборы, на обитом дерматином диванчике сидел парень, а дальше Наде рассмотреть не удалось. — Эй, давай к нам! — скрипнув, дверь рубки открылась, и оттуда вместе с клубами табачного дыма вывалился мужчина лет сорока: замызганная тельняшка и старомодные трико на нём заставили Надю застыть от изумления. — А вы?.. — спросила она, инстинктивно пятясь. — Для вас Константин Александрович, капитан «Витязя», — мужчина широко улыбнулся жёлтыми зубами заядлого курильщика. — Айда к нам, в козла сыграем, — парень за его спиной с треском вывалил на стол домино и начал переворачивать костяшки. — Но я не умею… — Надя мотнула головой и отступила к лееру, покрытому россыпью крупных капель. — Так это, научим, — Константин Александрович театрально изобразил галантный жест: приглашал на танец на пышном балу; его лицо, обветренное и загорелое, было открытым и дружелюбным, несмотря на крючковатый нос. — Я собаку ищу, — Наде правда хотелось остаться, и она потупила взгляд — на ногах капитана были обычные резиновые шлёпки. В ноябре. — Спасибо, но я лучше пойду… Разверзшийся внутри ужас блокировал мысли, и Надя дёрнулась к ступенькам — при стремительном спуске они превратились в стиральную доску. Слетев на вторую палубу и вывернув большой палец, Надя побежала дальше, скатилась по второй лестнице и почти добралась до понтона, как споткнулась о приваренный к палубе штырь и упала навзничь, больно стукнувшись головой. Сколько длилось беспамятство, Надя не знала — очнулась от горячего дыхания и собачьего языка. — Пеппи, перестань! — Надя и обнимала собаку, и отталкивала: терпеть не могла, когда ей слюнявили лицо. — Ты где была, дурочка? Обстоятельства потери сознания проступали водяной раскраской из детства, зато подробности казались не по-детски зловещими. Прижав к себе Пеппи, Надя опасливо прислушалась, но голоса в рубке окончательно стихли, других признаков присутствия неизвестных на судне не было. — Пойдём домой, — с трудом поднявшись на скользком металле, Надя принялась отряхиваться. — В следующий раз только на поводке. Поняла? Радостно виляя хвостом, Пеппи, кажется, кивнула — поняла. И потрусила дальше: ей хозяйкиными страхами не проникнуться. Вслед за собакой Надя спрыгнула на причал: метель прекратилась, напоминанием о ней служил лишь тонкий слой снега — редкие чёрные прогалины оттеняли его уязвимую белизну. Надя подошла к трапу и замерла как вкопанная: на берегу стояла одинокая фигура. Пеппи же незнакомец не смутил — резво спустилась на землю. — Ваша красавица? — спросил совсем дряхлый старик, махнув рукой. Надю успокоило, что на нём были засаленная телогрейка и кирзачи: в отличие от капитана «Витязя», одевался по погоде. — Моя, — сказала Надя, аккуратно балансируя на трапе, а Пеппи вовсю крутилась у старика под ногами. — Я и подумал, что с панелек принесло, — сказал он, наклонившись, чтобы почесать собаку за ухом. — Кукла ажно охрипла от радости. — Кукла? — Надя держала безопасную дистанцию. — Собака, — старик поднял голову. — Сторожевая. — А вы?.. — Пётр Макеич я, — беззубо улыбнулся он. — Сторож. Сторожу тут всё, что осталось. Во-о-он там живу, — Пётр Макеич пальцем указал на избушку-будку, где Надя видела старого пса на привязи. — А, понятно, — Надя ответила на улыбку. — А я Надя, Пеппи убежала, я пошла искать и… — тут она не знала, что говорить, поскольку история о людях в рубке заброшенного танкера сейчас и ей казалась форменной чепухой. — Тот ещё шельмец, — понимающе и по-старчески закивал Макеич, извлёк из кармана телогрейки коробок спичек и смятую пачку сигарет, достал одну и прикурил. Будто под гипнозом Надя наблюдала за его трясущимися и неловкими пальцами и ждала, что́ он скажет. Думалось, обязательно должен. — Истосковался, — наконец промолвил Макеич, выпустив струю сизого, едкого дыма. — Кто? — спросила Надя и потёрла ушибленный затылок: точно будет шишка. — Он, — Макеич перевёл взгляд на танкер. — Двадцать лет, как Костян преставился, а всё помнит… — Танкер? — Надя попробовала уточнить, но Макеич её не услышал. — Но это он зря… — старик неразборчиво бормотал уже себе под нос, как в бреду: бросил недокуренную сигарету на землю и поковылял к своей хижине, словно забыл о Наде. — Ишшо походит… — «Витязь»? — не желая оставаться наедине с таинственным судном, Надя поспешила за стариком. — Он же, родимый, — округлил мутные глаза Макеич, фокусируясь на Наде. — Реконструируют, говорю, приписку сменят… — встретившись с её непониманием, пояснил: — Корабли тоже помирают. Но этот походит ишшо… Надя спиной чувствовала внимательный, цепкий взгляд, но не обернулась, пока не попрощалась с Макеичем у его сторожки. С такого расстояния танкер не пугал. Точнее, ещё пугал, но больше не мог причинить вреда — Наде очень хотелось в это верить. Дома, после мытья Пеппи и принятия горячего душа, Надя забралась с ногами на диван, взяла ноутбук и стала искать всё, что касалось затона и загадочного танкера. Негусто — возможно, капитаном «Витязя» и правда был Константин Александрович, но тогда никто соцсети не вёл и документы в интернет не выкладывал. Зато легенды о пропавших в затонском лесу людях на городском форуме действительно обнаружились. И не только легенды — один из капитанов танкера умер прямо за штурвалом, а лет за десять до начала строительства микрорайона на берегу заводи нашли молодого мужчину, повесившегося на дереве. Вполне вероятно, на скорое принятие решения повлиял не столько страх, сколько сотрясение мозга от удара при падении и больничный: буквально за месяц Надя договорилась о сдаче квартиры и от греха подальше переехала с Пеппи в другой район. А там, может, и в столицу махнёт. Чего задерживаться? Корабли, безусловно, умирают. Хватаются за жизнь, мстят невидимым врагам, зовут новых членов экипажа. Но всё равно умирают. И люди умирают тоже.