Я надеюсь вернуться

Безразличие Шибусавы часто Николай определял как что-то, похожее на его собственную свободу. Однако суждение это было несколько… ошибочным. Тацухико был безразличен к очень многим вещам потому, что мог просчитать, как всё будет, и исход его устраивал. Но Гоголя он полюбил как раз за его непредсказуемость и силу, которую просчитать было практически невозможно. Случилось это попросту из-за характера Николая или же из-за того, что сердце Шибусавы начинало играть вальс в его присутствии, он не знает, но сделать с этим ничего совершенно не способен. Возможно, именно это незнание и сыграло самую злую шутку. Было очевидно с самого начала, что к Фёдору его драгоценный Гоголь питает симпатию и одержимость. Чёрные речи Достоевского кого угодно сведут в могилу и обратят в послушную куклу. Но это, в конце концов, попросту не имеет смысла: внимание Николая ему ни к чему. Для Тацухико очевидно, что Николая хотят использовать для плана и убрать с поля мешающую фигуру, для Гоголя — нет. Он в большой опасности, пока позволяет Достоевскому играть на струнах своей души. И всё-таки не Шибусаве его обвинять, учитывая, на что он согласен ради Николая. Он отдал бы, не раздумывая, свою собственную жизнь лишь за его улыбку. Но жизнь Тацухико не может спасти Гоголя от этого Дьявола. И… возможно, дело не только в этом. Шибусава будто бы заболел. Кажется, что у него в лёгких мельтешат птицы, клюют плоть и кости, каждый раз, когда Николай упоминает Фёдора. Он задыхается, когда глаза Гоголя сверкают не из-за него, когда он улыбается, рассказывая про безумства, которые с ним совершал Достоевский, когда обнаруживает шрамы на его коже… Убить Фёдора было бы мало. Но прежде, чем пускаться в отмщение, стоит обезопасить самого Николая. Поэтому… Гоголь приходит к нему в поместье довольно часто — как только соскучится, потому это бывает несколько раз на дню. В этот раз он появляется не с привычной улыбкой. Губы расслаблены в абсолютном безразличии, а глаза совсем потухшие, насколько можно рассмотреть с опущенной столь низко головой. В руках у него чёрная роза. — Фёдору не нравятся наши встречи, — обречённо произносит Николай. Они не говорили друг другу признаний, не очерчивали никоим образом свои взаимоотношения, поэтому для Гоголя это были всего лишь встречи, а для Тацухико — смысл жизни. — Он велел передать и уйти, — шепчет Николай, поднимает взгляд. Зрачки сужены, глаза широко распахнуты. Может, он жаждет, чтобы Шибусава помог ему найти выход? Тацухико переплетает их пальцы, ощущая стук сердца где-то в горле. Голова кружится от волнения и боли. — Но ты ведь не этого желаешь, — тихо говорит он. — Фёдор сказал… что я не смогу контролировать себя. Чтобы отказаться от чувств, я должен убить тебя, но я этого не хочу… Шибусава замирает, внимательно вслушивается. — Достоевский позволит мне любить себя — и его я убить не смогу. Земля уходит из-под ног. Тацухико внезапно и очень ярко вспоминает что, кажется, однажды умирал, потому что это чувство очень похоже на тот злосчастный миг. Ревновать можно собственную вещь. Выбором же возлюбленного не в свою пользу можно быть лишь смертельно опечаленным. Верно? Стоит потерпеть ещё пару секунд — и можно будет упасть, больше никогда не поднимаясь. Николай замечает его реакцию и поддерживает за талию, обеспокоенно касается щеки: — Тацу… — А избавить меня от страданий тебе не хватит сил? — шепчет Шибусава. «Я надеюсь вернуться», — повисает хрупкими нитями в воздухе. И всё-таки, как бы ни хотелось Тацухико быть слабым, он на это не имеет ни малейшего права. Сейчас в ловушке у паука они оба и Фёдор надеется, что Шибусава не сможет их спасти под давлением незнакомых ранее грешных чувств. В конце концов, разве может кто-то бесчувственный справиться с эмоциями? Но он обязан. И уже просчитал даже это, оставив на своих губах тяжёлый яд. Тацухико притягивает Гоголя к себе за запястье в упор и целует: впервые. Со всем чувством, которое так отчаянно вихрится внутри, со всем страхом. И срывает плащ Николая с плеч, прекрасно зная, что никакие слова не смогут остановить его от выполнения воли Достоевского. Бледные пальцы нежно смыкаются на шее Гоголя в трепетном поглаживании. Слабость, мгновенно наступившая от яда, не позволяет ему броситься вдогонку за своим плащом, который чёрно-белыми чернилами разливается по полу. Роза, сломавшись, падает между ними к ногам. — Прости меня, но так будет лучше, — заверяет его Тацухико. — И как только Демон Фёдор падёт, ты вновь сможешь взлететь в небо, моя дорогая птичка. Николай отчаянно пытается вырваться из хватки, но медленно слабеет и теряет окончательно связь с реальностью всего лишь через пару минут. Бессознательного, Шибусава относит Гоголя в комнату и укладывает на белоснежные простыни, отчаянно надеясь, что после пробуждения Николая успокоит их схожесть с белыми облаками. Тацухико доводилось держать множество пленников, но он никогда не мог подумать, что однажды будет подбирать цепь для своего возлюбленного. Выбрав самую сверкающую — для самого прекрасного элемента коллекции — Шибусава задумывается над тем, не стал ли использовать эту ситуацию как оправдание. Нет, разумеется, нет. Он обязательно отпустит Николая, когда опасность минует. И сделает для этого всё возможное. Цепь ему удаётся обмотать вокруг небольшой колонны: благодаря его помпезному вкусу, такая возможность действительно была. Ногу Гоголя он заботливо обматывает бинтами, чтобы грубая цепь не оставила следов и кровавых ссадин. Плащ он укладывает в самый надёжный сейф, запирая свободу своего возлюбленного на десятки замков. Справившись со всем, что касается его безжалостного преступления, Тацухико возвращается к Гоголю. Нежно и трепетно целует щёку Николая и укладывает голову на его грудь, слушая тихий стук сердца. Тонкие пальцы гладят беспорядочно то руки, то лицо, то уязвимую шею и ключицы. Быть может, птичку держит в сетях не только паук, но и коварный змей с множеством шкур. Быть может, в любви ревности нет места, но чудовища не умеют любить, потому всё, что им остаётся, — отчаянно обладать. Но разве это чувство, эта кровавая шипастая роза в груди, пронзившая рёбра — не любовь? Он весь мир хотел бы положить к ногам Николая, готов отдать всё, что у него есть. Видимо, всё, кроме того, как отдать Гоголя самому себе и отказаться от желания владеть. Тацухико долго наблюдает за размеренным дыханием Николая и разглядывает родные черты, что сейчас подёрнуты отчаянием и болью. Кто из них совершил предательство сегодня? Глубокой ночью, когда Николай открывает глаза, Шибусавы нет рядом. Лишь лунный свет. Цепь лежит на простынях ледяным ужасом, но вовсе не сковывает его, а плащ укрывает плечи. В ладони Гоголь находит записку. «Моя дорогая птичка, ты счастливее в небе, даже если я не могу взлететь за тобой. Береги свои прекрасные крылья». И Гоголь должен обрадоваться обретённой вновь свободе, но всё, что он ощущает, так это глубочайшую тоску в груди. Он выполнил поручение, не сделав ничего. Стоит радоваться, но… Каждый последующий его день начинается с отчаянных поисков. И однажды он обязательно найдёт своего змея — и больше никогда от него не улетит.