Птичий дом на бамбуковых сваях

Знойное солнце опаливало мои плечи со спиной, разодетые ни то в лёгкую тунику, ни то парео. Под ногами в вязаных из сломвы сандалиях шуршал белый, отливающий золотом песок. Силуэты заливов, широких, но совершенно не глубоких отливных луж расплывались в мареве. Я смотрела вперёд и видела дома на высоких бамбуковых сваях со стальными лесенками, ведущими к их входным дверям. Я не торопясь подошла ближе и всё казалось неестественно знакомым, мои движения были отточные почти до автоматизма; я словно понимала, что я делаю и зачем или просто стараюсь так думать. Я точно и не занала. Я поднималась по наклонной немного ржовой, с остатками облезшей синей краски лестнице, смотря в лево от себя. Там — высокий забор из бетона и за ним такой же дом, огромные кусты неизвестных мне цветов, пальмы, закрывающие своей кроной еле различимый силуэт на крыльце соседнего домика на свях. Я несколько раз моргнула и он исчез. «Это не важно» — подумала я. Моя ладонь горела из-за нагретого металла пирил; боли не было, только жар охватывающий всё тело, но и даже он не приносил ничего кроме тепла глубоко в груди. Сам дом вроде бежевый, но цвет его слишком сильно расплывался в моих глазах. Я стояла перед дверью в дом, она некогда яркая, сейчас выцвела, краска в местах вздулась, потрескалась и приобрела тускрый серо-зелёный оттенок. На двери блестела в знойных солнечных лучах нарисованная золотистой краской морда свиньи, выше и левее — такая же золотая ручка. Я без промедления открыла её и мои легкие резко раскрылись от неожиданного потока прохладного воздуха. Это ощущалось словно глоток пресной воды в нескончаемом море. Передо мной теперь была ещё одна дверь, но более тёмная, бордовая. На деревянном полу с ковром из обрезков разноцветных тканей лежала небольшая змея. Её чёрные чешуйки переливались как надкрылья скарабея, красные и жёлтые полосы сменяли друг друга от самой макушки с круглыми глазами-бусинками до хвоста, который его же владелица безрезультатно проглатывала, перебирая костями нижней челюсти. Я смотрела на это словно зачарованная, словно это значило намного большее в моей жизни чем есть. Вскоре я перешагнуло через ползающие по кругу чешуйчатое колечко и зашла в дом. Я замерла… Это была кухня, она виднелась через широкую арку прихожей. Тусклый свет падал на пол и стол, всё было будто-то в дымке, тумане или, что скорее всего, муке. Стоял плотный запах ржаного теста, корици и чего-то сладкого. Сразу перед входом в дом, у противоположной стороны занимал большую часть комнаты своей фигурой высокий чулан из красного дерава. Несмотря на обстановку, всё было обветшавшим, пыльным, застывшим и не тронутым временем и людьми. Но не это привлекло моё внимание, а сердце заставило биться чаще: в середине кухни под лучами уже уходящего солнца, выходившими из-за белых, кружевных штор, кружились мать и дочь. Они были одеты в пышные, но такие же старые, тусклые как и всё здесь платья с широкими рукавами. Ноги их были скрыты под множеством слоёв тканей подъюбников. Их логовы были птичьи, вроде сороки или галки. Маленькая пташка лет семи бегала около матери, которая повернулась ко мне. Далее всё как в тумане, но точно я чувствовала, что страха и шока мне эта ситуация не приносит, разве что интерес. Женщина-птица кружилась со мном, мыли как и силуэты мебели комнаты перед моими глазами мелькали, резко сменяя друг друга. Вдруг сорока остановилась и посмотрела прямо мне в глаза. Птицы не способны на мимику, но я точно увидела в её глазах беспокойство. "Он не любит гостей" – прошептала женщина, толкая меня к шкафу. Её дочь затихла и сжалась, нахохлилась. Уже стоя за дверьми чулана, сквозь небольшую щёлку я заметила, как в дом входим мужчина. Лица я его не видела, весь мой взгляд словно брезало по его плечи как фото. Он был одет в лакированные тёмные смоляные туфли, такие же чёрные брюки, пыльно-еле-белую рубашку и серый жилет. Шёл он шатаясь, опираясь руками о стены и дверной проём. Его явно тяжёлая нога упала подошвой туфли на скольцевавшуюся змею на пороге. Хруст и я проснулась.