Раз в полгода

      Во все времена татуировки имели особое сакральное значение. Даже если сейчас к ним люди относятся куда проще, и изображаются рисунки более ясные, все равно, для каждого человека татуировка имеет особый смысл.       Но что, если бы татуировки были одним из немногих, что связывает вас и вашего соулмейта? Вы рождаетесь вместе, растете, проходите единый путь, подобно близнецам, но в один день что-то разлучает вас. Спустя полгода разлуки на вашей коже появится татуировка, повествующая вам о роде деятельности вашего соулмейта. Давайте взглянем поближе на такой мир.       Хан Джисон и Ли Минхо. Если вы спросите их друзей детства об этой парочке, то вам хором все ответят: эти двое точно будут вместе всегда.       Они были вместе с первого вздоха Джисона. В день его рождения маленького двухлетнего Минхо принесли на руках познакомиться с новорожденным другом семьи. Госпожа Хан и госпожа Ли были подругами детства. Но даже они не могли предположить, что, спустя полгода пребывания Джисона на земле, на его совсем маленькой еще ручке появится котенок — любимая игрушка Минхо.       Все сразу стало ясно. Подруги решили больше не разлучать любимых малышей и приводили Ли в гости, пока Джисон подрастал. Минхо терпеть не мог ходить к младшему. У него будто младший брат родился, и приходилось с ним сидеть. Хан на всю жизнь запомнил, как пятилетний Минхо качал его на руках и пел колыбельные. Ли обожал играть в дочки-матери, и Джисон всегда был именно дочкой.       До четырех лет Джисон жаловался и ныл. Но когда ему стукнуло шесть, он начал активно догонять Минхо в его интересах. Хан очень старался достичь старшего во всем, начиная с обычных уличных игр, заканчивая сюжетами в тех, где участвовали их игрушки. Джисон всеми силами старался, чтобы Ли было с ним интересно, хоть и делал это неосознанно.       Но этого всего будто было мало. Минхо все равно убегал от него снова и снова. Когда Хану было 10, он остался на летние каникулы у бабушки Ли. Он думал, что они будут с Минхо круглосуточно играть и веселиться вместе, но каждый день он слышал одно и то же:       — Посиди здесь, хорошо? Я пойду с друзьями покатаюсь на великах и вечером вернусь.       И по началу, Джисон действительно сидел, ждал. Но уже к середине лета он понял, что ждать Минхо можно всегда. Тогда он ушел гулять один, быстро заблудившись в незнакомых окрестностях. Местная природа манила его душу к себе, завораживала. Джисон надеялся, что разгадает главную загадку — почему для Минхо все на свете интереснее, чем он.       Тогда Хан услышал, как играют на гитаре взрослые ребята, сидя на берегу реки. Чарующие звуки, что издавал инструмент в умелых руках, поразили его душу в самую глубь. Мелодии, сливающиеся с голосами, обращались в песни. Среди ребят Джисон заметил своего старшего. Тот пел со всеми и валялся в объятьях своих друзей. Ему действительно было весело. Без Джисона.       В тот день в Хане что-то надломилось. Он устал быть маленьким и беззащитным. Его решение было неоспоримо, но Минхо все равно продолжал с ним нянчиться. Весь год Ли, как старший брат, а не как друг, забирал Джисона из школы и делал с ним домашку. До 12 лет Хан каждый день думал только об одном, как бы привлечь внимание Минхо не тем, что Джисон бедный малыш, а сверстник, который понимает все приколы и шутки.       Он искал друзей среди старших, смотрел учебные программы, которые больше подходили Минхо. Внимательно наблюдал за Ли, чтобы хорошо узнать все о его увлечениях. Он смог хорошо подружиться с близким другом Минхо, часто приходил в их класс и игнорировал то, что его назвали «маленьким хвостиком Ли». Пресловутое клеймо стесняло младшего, не давало спокойно дышать, заставляло чувствовать себя неловко. Однако, однажды он смог сделать кое-что, что тронуло лед в сердце Ли.       В параллельном классе был мальчик по имени Сунре, особо сильно достававший Минхо. В день, когда тот переборщил, Джисон не пожалел своих костяшек и ввязался в драку с Сунре, отстаивая честь Минхо. Ли тогда ужасно разозлился. Он оттянул Хана от местного хулигана и, схватив за руку, повел домой.       Минхо было уже 16. Он терпеть не мог, когда Джисон лез в его дела, но этот случай особенно сильно выбил его. Ли буквально вбросил Хана в свою комнату, захлопывая дверь.       — Ты какого хрена натворил, мелкий?! Ты даже драться не умеешь! Так какого черта полез?!       — Он же пристает к тебе, хен! — хмурится Джисон, искренне не понимая, что такого сделал.       — И что?! Я сам могу с этим разобраться! Не суй свой маленький носик куда не надо! Запомни уже, я несу за тебя ответственность. Мне влетит, если с тобой что-то случится, — шипит Минхо, сбрасывая рюкзак на пол.       Джисон шикнул, выпрямляясь.       — Ты идиот? Почему ты мне не доверяешь?! У тебя будто бы отношения с моей семьей, а не со мной!       — Отношения по праву рождения? Нашел причину, — закатывает глаза Минхо. — С каких пор ты начал думать, что у меня отношения с тобой? Ты вообще в курсе, что я с другими парнями целуюсь, парень мой неожиданно появившийся?!       Эти слова вонзились слишком глубоко в сердце. Для Джисона Минхо действительно с первого дня был любимым человеком во всех планах, которые только были возможны. Романтическую линию он стал полностью чувствовать лишь в последний год. Но влюблен он в Минхо с момента, как сказал первое слово.       Глаза Хана широко раскрылись, уставившись на старшего. Младшему было тяжело поверить в услышанное. Конечно, он знал, что Минхо целуется с другими парнями, он знал, что был балластом для него, но осознавать, что для Минхо их судьбоносная предназначенность ничего не значит — было больно. Было больно и то, что Минхо смотрел только на этот факт рождения.       — Ты мне и шанса не даешь! — неожиданно повышает Джисон голос на старшего.       Внутри что-то дрожало. Он никогда не кричал на Минхо, переходя на личности.       — Из всего, что у нас есть, ты думаешь только о том, что я родился позже тебя, да о том, что говорят родители! Я могу поддержать с тобой разговор обо всем, о чем ты думаешь, я знаю все, что тебе нравится, я трачу деньги, чтобы оставлять тебе твои конфеты в виде кошачьих подушечек, но ты не можешь даже уделить мне минуту своего внимания! Да лучше бы я не рождался, если бы знал, что моим соулмейтом будет слепой и тупой идиот!       Это были очень сильные слова. На грани сознания Джисон понимал, что погорячился. Он инстинктивно замер, всматриваясь в реакцию Минхо на такой крик отчаяния.       — Что ты сказал? — медленно наклоняет голову Ли, не веря услышанному.       На самом деле, отношение Минхо к Джисону было намного тяжелее и глубже, чем казалось Хану. Ли действительно не хотел иметь предназначенного с рождения и знать об этом. Его бесила эта привязанность. Но еще больше его бесило, что она была не только на словах. Минхо не хотел мирно соглашаться с судьбой и своими чувствами. Он хотел пожить, у него играли гормоны. Внутри Ли был огромный бунтующий зверь, который с каждым годом становился все агрессивнее. Особенно по отношению к Джисону.       — Твой соулмейт — идиот, а ты успел сравняться со мной и сделал все, чтобы быть на равных? Так давай проверим, — шипит Ли.       Он в один шаг схватил Джисона за рубашку, подтягивая к себе и заставляя встать на носочки. Его губы накрыли младшего в ударную секунду. Это был их первый поцелуй с друг другом. У Джисона первый поцелуй в жизни. И Минхо даже его украл.       Хан сначала хотел было оттолкнуть. Он совсем не так представлял это трепетное событие. Джисон надеялся, что они все же смогут выйти на какой-то иной уровень общения. Однако у них все было не как у людей. Хан не мог поверить, что у всех соулмейтов все так же сложно, как и у них. Минхо был его братом, другом, семьей и главной головной болью на уровне болезни.       Один из уроков, которому Джисон научился со своим старшим — принимать решения быстро. Он потянул Минхо за волосы, кусая его губы. Затем с неожиданной силой толкнул Ли назад, прижимая к стене так, как не делал никто из пассий старшего. Ли шокировано раскрыл глаза, ударившись о плакат с любимой группой. Он был шокирован до потери речи. Хан всегда был маленьким ребенком. Он не шел против Ли и во всем соглашался. Но сейчас что-то шло не так.       Сейчас каждое его прикосновение волновало Минхо, поцелуи, наконец, насыщали внутреннего демона, возвращаясь с отдачей в пять раз сильнее, чем каждый новый импульс Минхо. Неумелость Джисона полностью покрывалась его подавляющей уверенностью в каждом действии. В том, как он углубил поцелуй, толкаясь языком в рот Минхо, заставляя его по кошачьи пискнуть. В том, как крепко он сжимал талию старшего, ногтями впиваясь в его бедра. На носочках их разница в росте совершенно теряла любое значение.       В Минхо угасла вся уверенность. Он не успевал даже отвечать. Джисон заполнял все пространство собой. Ли был уверен, что младший ни на что не способен и он растеряется, заплачет, убежит… но нет. В Джисоне тоже скопилось слишком много невысказанного, непонятого.       С каждой секундой любые разумные мысли покидали голову Хана, оставляя оголенные эмоции. Он потянул Минхо за волосы, не жалея и не щадя, заставляя запрокинуть голову, подставляя младшему уязвимую шею.       — Это то, чего тебе не хватает?! — стиснув зубы, шипит Джисон и впивается в его кожу засосом.       Это будет видно. Видно всем в радиусе километров. Но на языке и зубах Хана будто был сладкий яд, заставляющий ноги дрожать от этого ощущения и хотеть еще. Но Джисону было лишь 14. Минхо не мог допустить большего. Организм будто реагировал на каком-то высшем уровне. Бедра дрогнули, а Ли испуганно схватился за талию младшего. С ним происходило нечто невероятное. Тело ужасно теряло силы. Мозг переставал работать. Эти ощущения пугали до чертиков. Ни с кем из бывших подобного не было.       Минхо не выдержал, отталкивая Джисона из последних сил.       — Стой!       Хан почувствовал, как резко его переключило на голос Ли. Это все раньше было так незаметно. Но Джисон знал лучше Минхо, что у соулмейтов особая связь. Они все чувствуют на любом расстоянии. Ли не сможет от него скрыться. Никогда…       — Я хочу уехать в Японию в языковую школу. Думаю… Нет, сейчас я точно убедился, нам стоит пожить раздельно.       — Что?! — раскрыл глаза Хан, глядя на него. — Стой, какая Япония? Когда?       Такое заявление ударило его в уже треснутое сердце. Почему все настолько неожиданно?       — Я давно думал над этим, но сейчас… после всего этого… Так будет лучше. Я не хочу, чтобы мы отвлекали друг друга. Мне тоже нужно пожить для себя, как и тебе. Вся твоя жизнь крутится вокруг меня, так не должно быть, — выдыхает Минхо, произнося все это, едва не заикаясь от нервов.       Напряжение зашкаливало. Они сами не до конца понимали почему. Раньше это было не так очевидно. Джисон смотрел мимо него, прежде чем вновь дернул хена за волосы, начиная неистово покрывать его шею и ключицы поцелуями, засосами, крошечными укусами, спускаясь все ниже. Резкий страх, что Минхо мог оказаться далеко в эту самую секунду, накрыл его с головой, заставляя терзать тело старшего в своей хватке.       — Я не отпущу тебя. Не сейчас, — шипит Джисон, надавливая на поясницу Минхо, вынуждая того прижаться к нему.       Ли зажмурился, задыхаясь от этой, резко воспалившейся, силы внутри Хана. Джисон ее долго скрывал, непозволительно долго позволял старшему быть главным в их отношениях. Хан устал, что все решения принимаются без него. Но Минхо был непреклонен. Он взял себя в руки, не позволяя телу расслабиться и полностью отдаться моменту. Уверенные ладони вновь оттолкнул Джисона назад, отчего тот влетел в бортик кровати.       — Блять! Ты можешь успокоиться?! Я не твой парень, не делай подобного, если тебе не разрешали! — шипит Минхо, прикасаясь ладонью к шее и пытаясь хоть на миг стереть с кожи поцелуи.       — А я тебе разрешал?! — кричит Джисон.       Растрепанный, с горящими глазами. На вид он, очевидно, еще совсем мал, но если он будет смотреть на Минхо таким же взглядом, как и сейчас, лет через пять, то устоять будет уже гораздо сложнее.       — Сначала целуешь меня, потом говоришь, что уебываешь, будто я один от тебя зависим.       Хан тяжело дышал. Смесь чувств и эмоций пронзила его насквозь.       — Потому что так и есть?! — повышает голос и старший. — Я спокойно смогу жить без тебя! И это будут лучшие годы в моей жизни, потому что не придется тебе задницу подтирать!       Джисон сжал кулаки. Будь это кто-то другой, он мог бы прямо сейчас ударить его. Но это был Минхо.       — Хорошо, — отрезал Хан. — Делай, что хочешь. Ебись, с кем хочешь. Но даже если соскучишься, я больше не приму тебя. Ты свободен.       Джисон не стал дожидаться ответа, проходя мимо старшего и торопясь к выходу.       — Я не имел в виду, что не хочу тебя больше никогда видеть! — вдогонку кричит Минхо, тяжело вздыхая.       Было кое-что у них общее — эмоциональность. Очень часто чувства брали над ними верх. Минхо был безумно активным ребенком, поэтому неудивительно, что на всех реагировал, как в первый раз, а Джисон просто был собой — глубоко чувствующим происходящее вокруг человеком. И сейчас после всего, что сказал ему старший, он хотел только уйти как можно дальше, чтобы больше не видеть его.       По началу все это было объяснимо и даже дало облегчение. Джисон совсем перестал появляться Минхо на глаза. Старший мог заметить его только в столовой, где Хан даже не смотрел на него. Джисон отстранился от всех в школе, проводя все время в музыкальном классе, занимаясь гитарой. И в первую неделю, и во вторую Минхо даже не беспокоился. Однако недели начали сливаться в месяц. Сначала один, затем второй.       Минхо много размышлял над всем этим, но в итоге все же принял решение о том, чтобы уехать. Сейчас Хан его все равно не хотел видеть. После окончания обучения они смогут увидеться вновь, а там уже будь что будет.       В один день Джисону пришло письмо, которое передала ему мама. По почерку он сразу понял, что это от Ли, но сердце сдалось и заставило прочитать.       «Привет, в понедельник я уезжаю в Японию. Я знаю, что ты злишься на меня, но я не хотел тебя обидеть. Меня переполнили эмоции, и я ляпнул, не подумав. Пиши мне сообщения. Я точно вернусь, когда закончу обучение. Тогда мы оба вырастем и сможем уже точно понимать, хотим быть вместе или нет».       Джисон закусил губу. Большими пальцами он провел по продавленным чернилами линиям на бумаге. Он слишком хорошо знал, что только у его хена кружочки больше похожи на панцирь улитки. Аккуратно соблюденные поля — это то, чему завидовал Джисон. У него всегда все слова упирались в край листа, сколько бы он ни старался. Хану пришла в голову сумасшедшая идея. Он наклонился вперед, бережно и осторожно поднося листок к носу. Едва слышным отголоском все еще можно было уловить запах Минхо. Джисон закрыл глаза, зарываясь носом в лист. Он утонул в нем лицом, желая искупаться хотя бы в аромате старшего.       Хан скучал. В последние три месяца он полностью погрузился в музыку, записывался в один конкурс за другим, лишь бы все время быть на пределе возможностей. И все это время он перманентно скучал. Джисон тогда наговорил Минхо много жестоких вещей, но больше всего его унижало, что Минхо будто бы оказался прав. Будто бы Джисон действительно единственный, кто зависим. Слезы, обжигающие веки, лучше не делали.       Джисон разрыдался. За все это время единственное, что он получил от старшего, это письмо даже без прямых извинений. Неужели он настолько не был нужен и мешал? Только он один сходил с ума, просто почувствовав запах на бумаге? Джисон смял уже мокрое письмо дрожащими пальцами. Он бы разорвал его, но остатки разума остановили от этого импульсивного действия. Хан сжался вокруг этого клочка старшего, сдерживая позорные рыдания.       В понедельник, когда Минхо выходил из своего дома, его провожали как родные, так и семья Джисона, которая до сих пор хорошо относилась к нему. Самого Хана он не увидел среди пришедших. Это ужасно расстроило. Минхо начинал скучать без своего младшего. Без него в жизни было как-то слишком пусто и скучно. Но эти мысли Ли постарался отбросить. Он уже принял решение, нельзя останавливаться.       Когда Минхо уже шел в машину, то увидел на капоте аккуратно упакованную конфетку в виде лапки и маленькую записку. «Удачи» — это все, что было в ней. Минхо увидел Джисона на другой стороне улицы. Тот внимательно наблюдал за ним. Показалось, что Хан за последние пару месяцев повзрослел на несколько лет. Он похудел, черты его лица стали жестче. Ли удивленно раскрыл глаза, тут же перебегая через дорогу. Он очень скучал и уже был готов возненавидеть Джисона за такое откровенное игнорирование. Когда Ли остановился напротив, он глубоко вздохнул и проговорил на одном дыхании.       — Прости меня. Я не хотел говорить все, что ты в итоге услышал. Это было на эмоциях. Я не хочу уезжать, оставаясь в таких… натянутых отношениях.       Джисон смотрел на него, стараясь не двигаться. Он потерял все слова. Изначально Хан хотел остаться незамеченным, чтобы просто посмотреть на Минхо и уйти домой. Но вот старший сейчас здесь перед ним, просит прощения. Джисон все еще держал обиду, но они не увидятся еще очень и очень долго. Было бы настоящей глупостью остаться при принципах сейчас. Хан обнял старшего, прижимаясь носом к виску Ли.       — Береги себя и будь счастлив, — тихо прозвучал его голос, но в руках Минхо ощутил силу, голод и печаль.       Джисон невыносимо скучал и будет скучать. Он не хотел расставаться ни в каких отношениях, но если Минхо выбрал свободу, то младший уже ничего не может сделать.       — И ты, — кивает Минхо, вплетая пальцы в мягкие волосы и глубоко вдыхая любимый кофейный запах. Было глупостью отрицать свою любовь. Ли не хотел быть зависимым, лишь поэтому сбегал.       Джисон усмехнулся, немного расслабившись. Он потер спину Минхо ладонями.       — Мы еще точно встретимся. Будешь локти кусать, когда меня увидишь в следующий раз. Иди уже. Если решил что-то, иди до конца, хен.       Родители окликнули Минхо, и Джисону пришлось отпустить. Это было невероятно сложно и больно. Однако они договорились все же хоть иногда писать друг другу и рассказывать, как дела.       Минхо до конца не верил, что это все происходит. Сидя в самолете, он наблюдал за розовыми облаками. Было бы классно, если бы их увидел и Хан. Возможно, именно сейчас Ли совершил самую большую глупость, которая повлечет за собой бесконечные иглы под кожей.       Первое время всегда самое тяжелое. Новая страна, чужой язык, незнакомые улицы. Все родное и знакомое осталось дома. Верной опорой остался лучший друг — Чан, сидящий с ним на телефоне все время, что мог. Однако Бану на плечи упал и Джисон, в конец поникший. Крису пришлось немного встряхнуть его, чтобы Хан ожил. Он рассказывал много информации о Минхо и передавал тайные послания.       Это хоть как-то расслабляло и успокаивало. Однако каждый день для Минхо был словно борьба. Он толком не знал языка, приходилось учиться круглосуточно. На свои хобби не было времени. Друзей завести из-за языкового барьера не получалось. Все будто ускользало от него.       Первый рисунок.       Минхо заметил его не сразу. Всю ночь шею ужасно жгло. Температура поднялась, и Ли остался в общежитии, потому что не мог даже встать с кровати. На утро в зеркале он увидел волка, выжженного на шее вместе с напоминанием о Джисоне. Минхо сразу понял, что это значит. Волк — это Чан, то есть человек, который эти полгода был круглосуточно с ним. Но что тогда появится на коже Джисона? Минхо же целыми днями только учился и страдал. Лишь сейчас, спустя полгода, он перестал плакать каждый день и мечтать лишь о том, чтобы вернуться поскорее домой.       Ответ не заставил долго ждать. Первое сообщение, спустя эти полгода, было фотографией. Над локтем — рисунок дикой кошки. Ее роскошная шерсть в какой-то момент становилась пламенем. Она была напряжена, напугана, но решительна.       «Ты там как, хен?» — следом пришло сообщение.       Минхо завороженно рассматривал рисунок, поражаясь красоте линий.       «Не очень. Мне тяжело здесь», — признается Ли. Они впервые нормально переписывались. Минхо рассказал обо всем, что его волнует, и показал собственную татуировку на шее.       «О, Чани-хен, действительно, меня поддерживает сейчас и помогает. Я сейчас много у него учусь», — пишет Джисон. — «Но хен, ты же только начал! У тебя ещё 4 года до конца обучения. А ты очень общительный и классный, когда подтянешь японский, все будут вешаться на тебя!»       Будто бы не было молчания длинною в год. Правда, кое-что все же изменилось. Влияние Чана ощущалось даже в том, как Джисон строил предложения. Он вел диалог уверенно и легко. Минхо чувствовал, что мог бы просто лечь на него и Хан бы его удержал. Эта разница сразу была заметна. Минхо всегда говорил Джисону быть мягче и ставил его в позицию ребенка. С Чаном, разумеется, все было иначе.       После этого разговора все стало потихоньку выправляться. Через полгода Минхо уже свободно говорил на японском и записался на танцы. Его поглотило новое хобби настолько, что он стал помощником хореографа в своей школе. На бедре Джисона появились пуанты, лежащие в цветах. Тогда Хан смог, наконец, выдохнуть. Он очень переживал за старшего все это время и надеялся, что тот начнет жить и получать удовольствие от своего путешествия.       У Минхо же на груди появилась гитара с крошечной надписью «love». Похоже, что Джисон начал делать успехи в своем деле. Стабильно они переписывались несколько раз в месяц. Ощущение грусти и тоски становилось только ярче, оно будто не хотело уходить. Отказывалось бросить парней хоть на денек.       Третьим рисунком на теле Джисона стали японские слова: «Луна так прекрасна сегодня». Сначала Хана захватила паника: «неужели Минхо нашел кого-то себе?» Однако правда была совсем иной. Общаясь с разными людьми, Ли понял, что его совсем никто не привлекает. Единственный, кто глубоко поселился в сердце, был Джисон.       «Да, луна красивая», — пишет ему Джисон, сжимая запястье. У Минхо на лодыжке нарисовался маленький микрофончик. Джисон почти ушел в апатию, играя эмоции только на публике для тех немногих слушателей, кому нравились его грубоватые треки.       Их жизни начали переплетаться. На теле Минхо каждые полгода расцветала история Хана, а на Джисоне — судьба Ли. Так, за следующие три с половиной года на ребрах Джисона расцвели учебники. На запястье высветилось японское: «скучаю». На плече игрались котята, за которыми Минхо начал приглядывать. На задней стороне шеи появился бумбокс, благодаря которому старший танцевал каждый день. На ногах зародились два последних рисунка: грусть в виде белой лилии и ожидание в форме огромных кошачьих глаз.       У Минхо же все время и везде появлялись ноты, инструменты, колонки и даже что-то похожее на лес рук, которым не дотянуться до Джисона, ведь его сердце принадлежало единственному коту. Хан начал активно писать песни и даже раскручивать свой ютуб канал. Минхо нравились лиричные песни младшего. Все они были похожи на дорамы и фильмы, оторванные от реальности, но Минхо слышал в них строки посвященные именно ему.       Ли оставалось не так много до возвращения домой, когда на общем созвоне с Чаном и Джисоном эти двое попросили его вечером зайти в одно место, потому что там будет играть их любимый малоизвестный японский певец. Минхо согласился, хотя за это время совсем разлюбил людные места. Он превратился в интроверта до мозга костей. Из дома Ли вываливался только ради учебы и танцев.       Удивительно, что может сделать изматывающая разлука. Минхо превратился в совсем домашнего кота, который очень хотел вернуться в этот самый дом. Однако он пришел, как его и попросили. Много молодых японок, меньше — японцев, пришли сюда. Они все ждали выступления Токи-доки-куна. Минхо же не стремился в первые ряды, зная, что в таких подвальных клубах часто основное действие начинается позже.       Первый час будет кто-то на разогреве, кто-то очень начинающий и, возможно, немного скучный. Минхо уже приготовился чуть ли не дремать носом в коктейле, когда в ушах раздался родной голос:       — Всем добрый вечер!       На сцене стоял Джисон. В его руках была гитара с маленькой гравировкой «love» под акустическим вырезом, прямо как у Минхо тату. Ли подавился своим коктейлем, чуть не выплевывая на пол. Его пробило шоком от макушки. Это правда был Джисон.       Младший очень вырос и внешне совсем изменился. Он подкачался, отчего майка очерчивала каждую его мышцу. При одном взгляде на руки Хана сердце Минхо забилось с такой силой и громкостью, что Ли зашипел, заставляя себя начать дышать глубже. Нет ничего хуже тоски по любимому человеку. Минхо будто снова нашел частицу себя, которая высвечивалась на его собственном теле вместе с рисунками.       — Мое имя — Джэй Ван, и многие из вас пока меня не знают, но… — проводит Хан по струнам гитары, задавая первый тон, — но давайте зажжем первые звезды сегодня вместе.       Джисон задал бит, заставляя всех звуковиков подстраиваться под него. Он начал со своей одной из самых легких и динамичных песен, вызывая у толпы желание двигаться. Хан был удивительно хорош. Он говорил по-японски, смешивая его с английским в совсем трудные времена, но, учитывая почти полное отсутствие практики, он имел хорошее произношение. Минхо подумать не мог, что Джисон настолько усердно и серьезно учил язык, хотя иногда они говорили в шутку друг с другом на японском.       Минхо пробирался все ближе к сцене. Он больше не мог стоять на месте. Его тело будто зажглось, прорывая кожу. Все внутри хотело к Хану. От этих эмоций даже голова закружилась. Ли смог остановиться в первом ряду, всматриваясь в лицо Джисона и надеясь, что тот его заметит. Он так скучал. Хан стал рок-звездой — парнем мечты, а Минхо… Минхо никем не стал. Он полностью потерял интерес к успеху и признанию. Танцевал Ли для удовольствия и спокойствия. Никаких достижений в последний год он не делал совсем.       А Джисон все пел, наслаждаясь собой, своим голосом и этой жизнью. Ли показалось, что тот ничего не замечал и уж тем более такую серую тень, как он.       «Но даже если соскучишься, я больше не приму тебя». Такие давно забытые жестокие слова, над которыми Минхо в тот вечер не задумывался, сейчас тревожной петлей сдавили его. Джисон исполнял свою песню «Happy», и Минхо в ней слышал, насколько Джисон скучал по нему.       Еще несколько песен спустя, Хан взял в руки микрофон. Толпа ликовала и рукоплескала юному таланту. Некоторые уже забыли, на чей концерт они пришли.       — Сейчас будет моя главная песня для человека, по которому я очень и очень скучал. Он сегодня здесь в этом зале и… Хоть все песни я посвящаю моим фанатам, но эту навсегда я дарю тебе, хен.       Ли видел его глаза. Теплые, хитрые, такие же счастливые, как и у него самого:       «Я защищу тебя. Это нормально, иногда делать больно. Я залечу все раны, что ты оставил, Да и они не так важны, ведь само существование твое — грех для меня»       Минхо с трудом мог поверить, что такое бывает в жизни. Но Джисон действительно написал ему песню-признание и исполнял ее со сцены.       «Ты вулкан И прикосновения как лава горячи Ближе к себе меня прижми, За тобой я пойду хоть на край света Даже если весь мир будет гореть из-за тебя»       Ли застыл. Все люди вокруг будто исчезли. Он слышал лишь обращение Джисона к нему. Чувства заполнили Минхо до краев. Он так давно не плакал из-за Джисона, ведь ему было уже 21. Но сейчас Ли не сдержался, вытирая мокрые щеки рукавом черной толстовки, которую Хан прислал ему на Новый год.       Чем ближе Джисон был к кульминации, тем ближе он подходил к краю сцены. Его голос был все громче и громче. Он смотрел только на Минхо. Хан наклонился к нему, но сцена все еще разделяла их.       «Хоть причиняй мне боль, окей, Можешь жечь меня убей, Но я всегда буду идти к тебе, и я не убегу       Я живу лишь для тебя, С тобой мы вместе навсегда Умру ли здесь, перерожусь, Я все равно в тебя влюблюсь.»       Музыка Джисона взрывала их. Хан сам почти упал на колени. Вены на его шее вздулись от напряжения. Он пел от сердца в сердце. И его слова достигли Минхо. Ли сам не понял каким образом, но он снова начал чувствовать мысли младшего, с мурашками осязать его любовь и привязанность. Голова сделала осторожный кивок, а губы беззвучно произнесли: «я тоже живу лишь для тебя».       Толпа взорвалась восторгом, но они этого уже не слышали. Джисону пришлось уступить сцену своему японскому другу, у кого сегодня будет долгий концерт. Минхо пришлось подождать пять минут, прежде чем на его плечо легла рука. Ли оглянулся, надеясь встретиться с любимыми глазами, которые сегодня были подведены черным карандашом.       — Привет, Минхо-хен, — широко улыбается Джисон.       Он так и не убрал руку с плеча старшего, будто бы та прилипла и не могла больше нигде находиться, кроме как на Минхо. Ли задохнулся. Он так скучал по этому лицу и голосу. Минхо чуть не сбил Джисона с ног, крепко обнимая его за шею и прижимаясь носом к любимым пухлым щекам.       — Привет, — едва бубнит Ли, пытаясь руками ощупать всего младшего.       Он очень изменился, совсем перестав быть мальчиком. Крепкое тело с упругими мышцами и широкими плечами.       — Хен, ты такой красивый… — честно говорит Хан, крепко обнимая Ли, и не сдерживается, целуя его в шею. — Особенно в этой толстовке.       Теплый, почти горячий Хан, мокрый после своего выступления и выброса энергии. Однако тратить силы он начал только сейчас.       — Хен… Минхо-хен… Дай мне посмотреть на тебя, Минхо.       Ли не хотел отдаляться. Он не мог больше себя контролировать. Минхо сжал плечи Джисона, резко дергаясь вперед и целуя его. Губы родственной души были несравнимы ни с какими другими. Эти были особенные. На них оседал вкус кофе. Минхо сможет различить их из тысячи. Только в этих губах могло быть его спокойствие.       Но сейчас любое прикосновение заставляло дышать чаще и глубже. Джисон обнял его с новой силой, и теперь уже Минхо приставал на носочки от напора. Такими руками Джисон мог сгрести Ли в маленький клубочек, заставляя пищать от счастья.       Из-за их поцелуя несколько человек чуть не упали. Бесконечные татуировки на телах смешивались. Минхо хотел коснуться каждой из них. Ли казалось, что у них нет времени. Они вот-вот снова расстанутся. Остановить это сумасшествие стало невозможным.       Хан буквально сносил Минхо, морально задавливая настолько, что Ли готов был часами извиняться за свое поведение в прошлом. Джисон точно был его родственной душой и никогда ни в чем не уступал старшему. Просто Минхо тогда был самовлюбленным и самоуверенным подростком.       Джисон повел его на выход, помахав на прощание своему другу на сцене. Когда они оказались на улице, Хан спросил адрес Минхо, вызывая такси до старшего. Это единственное, на чем они прервали свой поцелуй, но, даже если приходилось отдаляться, их руки все время были друг на друге. Это было настоящее помешательство.       Минхо всю дорогу разглядывал татуировки, касался их пальцами, бубня историю каждой из них снова и снова. Он сошел с ума. Джисон его свел с ума. Ли никогда так сильно не хотел стать частью другого человека. Все одиночество окатило его холодным потом. Джисона буквально выпихнули из машины. Минхо перебирал ключи в руках невероятно нервно, чуть ли не роняя их. Ему все казалось, что они куда-то опаздывают. Их общее время вот-вот закончится.       — Хен, я еще не купил билет обратно, — смеется Джисон и кладет свою широкую ладонь на руку Минхо, проворачивая ключ с ним вместе.       Хан хотел успокоить, но сделал все только хуже. Минхо никогда не мог подумать, что от такой мелочи в виде прикосновения у него могут чуть ли не колени подкоситься. Стоило оказаться внутри, как они вновь налетели друг на друга. Ли окончательно слетел с катушек, стягивая майку Джисона и выбрасывая ее в угол комнаты. Он не позволил Хану даже до раковины дойти. Такое рвение и желание поджигало вулкан внутри. Температура росла, отчего сердце было готово рвануть.       Минхо неосторожно подцепил пальцами молнию на собственных черных джинсах. Ему хотелось почувствовать Джисона быстрее. Его достали все бесконечные ночи дрочки, когда он только и думал о руках Хана, которые могли выдавить из него жизнь и удовлетворить полностью. Джисон не отставал от него. Он сам нетерпеливым рывком помог старшему стащить с объемных бедер штаны. Так быстро Хан еще никогда не разбирался со своим ремнем.       — Смазка? — все, что спрашивает он, смотря на ноги Минхо.       Нежная кожа, усеянная синяками от танцев, контрастировала с толстовкой, надетой на голое тело. Зрачки Джисона расширились. Рисунки только украшали серебряную кожу Минхо. Хан еле сдерживал себя, чтобы не облизать каждую татуировку. Ли дотянулся до коробки под кроватью, где лежали несколько смазок, презервативы и другие интересные вещички, помогающие Минхо время от времени успокаивать тоску по Джисону.       — Я девственник, — зачем-то сразу говорит Джисон, толкая Ли на кровать.       Ему не хотелось снимать с Минхо толстовку. Хан слишком долго выбирал ее и спал с ней, прежде чем отправить ее по почте старшему. Он взял первый попавшийся тюбик, притягивая к себе пышные бедра и зарываясь в них носом. Как же давно он этого хотел.       — Я тоже, — поджимает губы Минхо, признаваясь интуитивно, будто что-то диктовало ему эти слова.       Время все еще будто ускользало из холодных рук. На секунду, вместе с зубами, сжимающими бедро, Ли показалось, что кожа загорелась так же, как в момент появления новой татуировки. Ли нетерпеливо толкнул Джисона в плечи, стягивая с себя трусы. Хан едва сдерживал смех, смотря на такого перепуганного Минхо. Старшему катастрофически срочно нужна была эта связь. Он хотел быть уверенным, что Джисон останется с ним, а его тело навсегда запомнит форму младшего.       Но Минхо зря переживал. Джисон полностью утонул в нем. Его запах, его кожа, его голос, его тело, он сам — влияли на Хана внутривенно. Он мог бы потратить вечность вылизывая Ли, ощущая, как ноги старшего закинуты на его плечи, а потрясающие бедра сжимают его голову. Однако, Джисон и сам уже сгорал от желания. Он поцеловал головку члена Минхо, не стесняясь того, как возбуждение ударилось об его щеку. Хан вылил смазку себе на пальцы, касаясь Минхо внизу.       Старший дрогнул, скрещивая ноги, и кивнул. Медленное долгое давление, от которого Минхо задохнулся. Хан знал, что и как нужно делать. Он проигрывал их встречу в голове сотни раз. Палец оглаживал мягкие стенки изнутри, а теплые губы покрывали татуировки засосами, закрашивая черно-белые контуры.       Джисон был готов стонать уже только от этого: ощущать Минхо, получать его реакции, награждать его за любовь. Если Хана спросят о его лучшем дне, то он обязательно назовет именно тот, что он проживал сейчас. Хан заполнял старшего пальцами постепенно, заставляя того извиваться от удовольствия. Засосы все множились и множились, покрывая даже бледный живот. Черная ткань задралась, обнажая все больше простора для новых меток.       Пальцы нащупали простату, начиная буквально вытрахивать Минхо за все дни разлуки. Стоны Ли распаляли только сильнее. Лава переливалась через края вулкана, и Хан больше не смог ждать. Он перехватил бедра Минхо, прижимая их к груди Ли. Белая лилия упала прямо в океан черных глаз. Джисон не смог ей противостоять, кусая лепестки и медленно проталкиваясь в Минхо.       Старший едва схватился за его руки, откидывая голову от удовольствия. Хлюпающая смазка немного смущала, но не позволяла Минхо скрыться в неловкости перед тем, кому предназначен судьбой. Да и Джисон бы не позволил. Он подстроил весь вечер, подружился с музыкантом в Японии, скопил денег, лишь бы не пришлось ждать дольше положенного. Хан хотел теперь забрать все внимание Минхо себе, с избытком. Он удерживал зрительный контакт, постепенно наращивая темп. Их руки сами нашли друг друга и сплелись пальцами.       Они двигались навстречу, пытаясь нагнать упущенное время. Каждый толчок рассказывал больше, чем тысячи слов и десяток татуировок. Злость, агрессия и обида давно сошли на нет. Тогда они были детьми, но сейчас Минхо отчетливо знал, кого он по-настоящему любит.       Движения меняли скорость и ритм. Они повторяли игру Джисона на гитаре. Когда тот уверенно ударял по струнам, были те же ощущения, что и сейчас внутри. Минхо буквально разрывало. Он почти в панике сжимал пальцы Джисона, дотягиваясь до них губами и зацеловывая. Ли не хотел отпускать Хана ни на секунду. Сейчас они были едины. Ли сжимался вокруг члена младшего, нарочно заставляя того чуть ли не рычать на Минхо.       Джисон начал крутить бедрами, вызывая в Ли новую волну удовольствия. Маленькая амплитуда движения позволяла практически не уходить от простаты, меняя лишь давление. Бедра Минхо задрожали от такого. Хан перехватил его член, проводя вниз-верх всего два раза. Он знал, что этого хватит. Ли слишком был перевозбужден от счастья и желания своей родственной души. Тело задрожало в оргазме, глаза зажмурились, а пальцы схватились за волосы Джисона, заставляя Хана упасть лицом в шею Минхо.       Белое семя пролилось на мягкий живот, пачкая и младшего. Джисон сжал таз Минхо, делая также всего несколько медленных движений, кончая глубоко в старшего. Его тело затряслось в экстазе, он уткнулся носом в грудь Минхо, пропуская тихий стон.       Придя в себя после сокрушительной бури страстной любви, Джисон поцеловал Минхо под соском:       — Я так скучал… Ты стал еще красивее, Минхо-я…       — Не представляешь, как я скучал, — выдыхает Ли, прикрывая глаза. Его губ коснулась счастливая улыбка. Теперь все было на своих местах. — Пообещай мне, что больше мы никогда не уедем друг от друга.       — Тебе напомнить, кто решил, что нам надо жить отдельно? — усмехнулся Джисон, ластясь к груди Минхо. — Знаешь, хен… Это были ужасно одинокие и изматывающие пять лет, но это действительно нам было нужно. Устроить полный беспорядок, чтобы найти всему свое место.       Джисон мягко гладил всего Минхо, запоминая его теперь и физически. Иногда время лечит, а иногда оно просто необходимо, чтобы понять, как близко находится твое счастье. Черно-белые татуировки всегда будут напоминать о боли и одиночестве, но бесконечные поцелуи — о настоящей любви и совместном красочном будущем.