Когда желают смерти

      Румпельштильцхен стоял на палубе этого грязного корабля и мечтал лишь об одном: чтобы его Мила вернулась домой. Пусть она снова кричит, как ненавидит его, как несчастна с ним, какой он трус и как он ей противен, но она будет рядом. С ним и их сыном, а разве что-то ещё нужно для счастья? Любил ли он её? Наверно, да. Восхищался ли ей? Безусловно! Она была такой красивой, сильной, смелой — полной его противоположностью. И всё же он надеялся, что когда-нибудь она снова полюбит его, как прежде. Он хотел измениться ради неё, хотел стать достойным её, но все его попытки разбивались об её холодный презрительный взгляд. Помнил все безжалостные слова, что она бросала ему. Но сейчас он понимал, что нужен ей. Он должен был что-то сделать, хоть и не знал что. Смазливый капитан лишь посмеялся над его просьбами вернуть ему жену и предложил сражаться на мечах. Хромому калеке сражаться с молодым здоровым мужчиной. Это было равносильно смерти. Но он был так нужен своему сыну. Он не мог умереть. Только не сейчас. Только не вот так.       — Капитан Джонс! Какими судьбами в наши края? — уверенный, немного резкий женский голос оборвал все мысли бедного прядильщика. Обернувшись, он увидел молодую женщину, надменно смотрящую на пирата. Она была красива. Очень красива. Но не так как Мила. Мила была крепкой, пышущей здоровьем деревенской женщиной, незнакомка же была более хрупкого телосложения, её кожа была белоснежной, словно из фарфора, белокурые локоны резко контрастировали с тёмным одеянием, а милые и, казалось, немного несчастные глаза с презрительной ухмылкой на губах.       По кораблю прошёл смущённый гул, в котором можно было разобрать лишь одно слово: «Тёмная!»       Тут же натянув обольстительную улыбку, которая погубила не одну сотню женщин, капитан без страха приблизился к красавице, грубо оттолкнув Румпельштильцхена.       — Позволь задать тебе тот же вопрос, — невпопад прошептал он, не сильно задумываясь о своих словах, упиваясь скорее самой беседой, но девушка, очевидно, не была расположена к флирту и отодвинула от себя лицо пирата, который уже приблизился губами к её щеке.       — Не стоит, — одёрнула его она. — Я слышала у тебя появилась другая игрушка.       С этими словами она зашла в одну из кают. Никто не рискнул остановить её, вся команда лишь смотрела ей вслед. Через несколько секунд она выбежала, держа за руку темноволосую беглянку. Увидев её, Румпельштильцхен вздрогнул. Свой крестьянский наряд она сменила на пиратский костюм, который, вынужден был признать муж, ей очень шёл, прежде целомудренно собранные волосы теперь свободолюбиво развевались на ветру, а в её глазах горел недобрый огонёк. Стараясь не придавать значения этим переменам, Румпель позвал её, стараясь говорить как можно мягче:       — Мила, пожалуйста, пойдём домой. Нас ждёт Бэй. Пожалуйста, отпустите её, — обратился он уже к блондинке.       Та лишь хмыкнула, пожав плечами, и отпустила руку девушки.       — Ты пойдёшь с ним? — спросила она у Милы, та лишь отрицательно покачала головой, в упор смотря на Тёмную. — Иди к себе, — сказала она, и та снова скрылась в каюте, бросив полный теплоты взгляд пирату, который только что издевался над Румпельштильцхеном.       — Теперь с тобой, — продолжила колдунья, глядя на капитана. — Не хочешь объяснить, что за цирк ты здесь устроил? Ты ведь всё равно бы увёз её с собой.       — Лишь хотел показать любимой женщине, как правильно она поступила, бросив этого жалкого труса, — от шарма Джонса не осталось и следа, он старался говорить твёрдо, но не понимал, какую игру ведёт Тёмная, а потому опасался ей перечить.       — В данной ситуации трус здесь только ты, — скучающим тоном поведала девушка и, встретившись с непониманием в глазах капитана, пояснила: — Легко драться с хромым. А на поединок со мной бы согласился?       Пират сглотнул, он знал, что она вполне может исполнить свою угрозу, и если вдруг ей вздумается убить его, ему несдобровать.       — Не джентльменское это дело — драться с дамами, — наконец ответил он, но его голос предательски дрогнул. Не то, чтобы он очень боялся смерти, но не хотел умирать сейчас, когда только встретил женщину, с которой хотел провести всю свою жизнь.       — А может, ты просто боишься? — усмехнулась Тёмная, приблизившись к нему и заставив его сделать полшага назад.       — Единственный трус здесь он, — выплюнул пират в сторону прядильщика. — Мог бы хотя бы попытаться защитить свою жену, но своя шкура ему дороже. И такому ничтожеству отдавать Милу? Самую красивую женщину на планете? Ведь я прав, парни! — закричал он, распалившись, и команда неохотно его поддержала, не желая перечить Тёмной.       — Довольно! — осадила его девушка. — Хотеть жить — естественное человеческое желание. Тебе ли не знать, Киллиан.       Не дав ему ответить, Тёмная повернулась к Румпельштильцхену, который уже понадеялся, что о нём забыли.       — Идём отсюда, — бросила она ему и сошла с корабля, не оглядываясь, он в замешательстве поплёлся за ней, прихрамывая на правую ногу.       Они удалялись от корабля, но Румпельштильцхен успел уловить диалог капитана и его помощника:       — И что ей вздумалось покровительствовать этому червяку? — недоумённо воскликнул мистер Сми.       — А чёрт знает, что у этой Тёмной в голове, — ответил Джонс, с облегчением наблюдая, как знакомая фигура растворяется на горизонте.       Долгое время, удаляясь от корабля, Тёмная и Румпельштильцхен шли молча. Не совсем понимая, нужен ли он ей ещё, прядильщик решил, что пока разумней будет идти следом. Девушка же не раскрывала ему своих планов на его счёт, но и не шла слишком быстро, вероятно, чтобы хромой мужчина поспевал за ней. Наконец решив, что молчание становится невыносимым, Румпель осмелился подать голос:       — Спасибо вам…       Колдунья остановилась так резко, что мужчина чуть не врезался ей в спину и, не сумев удержать равновесие, чуть не упал, но девушка, довольно грубо схватив его за руку, удержала на ногах. В замешательстве уставившись на неё, Румпельштильцхен попытался выбраться из её хватки, но та по инерции всё ещё крепко его удерживала, смотря ему в глаза так, словно видела его насквозь.       — Отпустите меня, пожалуйста, — наконец взмолился он, отведя взгляд. Девушка словно очнулась и ослабила хватку, от чего мужчина с облегчением выдохнул. — Спасибо, — снова пробомотал он.       Ничего ему не ответив, колдунья пошла вперёд, прибавив шаг. Румпелю показалось, что она за что-то разозлилась на него, но вот за что? Решив предпринять ещё одну попытку, он промямлил:       — Я… я понимаю, что это вы не просто так… Что… что вам от меня нужно?       На этот раз блондинка усмехнулась и, немного сбавив темп, чтобы идти с ним в ногу ответила:       — Рада, что ты такой сообразительный. До того пирата доходило куда дольше, что я не за красивые глаза и сладкие речи вытаскивала его корабль из передряг.       Она замолчала, уставившись в сторону с какой-то насмешкой, словно вспоминала что-то очень забавное, но быстро приведя в порядок свои мысли, спросила:       — Это правда, что у тебя есть сын?       — Да… Бэй… — в голосе Румпельштильцхена послышался страх. Неужели она сейчас захочет забрать его сына? Самое дорогое, что у него осталось?       — Хорошо… — тихо проговорила колдунья самой себе и продолжила путь, заставляя мужчину всё больше теряться в догадках.       — Прошу… он не в чём не виноват… заберите лучше меня, — пробормотал он наконец, в страхе опустив голову, когда же осмелился её поднять, встретился с непонимающим взглядом Тёмной.       — Ты-то мне зачем? — недоумевая переспросила она.       — А зачем вам он? — казалось, любовь к сыну прибавила прядильщику смелости.       Поняв, что его беспокоит, девушка хмыкнула.       — И он незачем. Я просто спросила, — успокоила она его.       «И вот этот человек станет моей погибелью? Да он сам еле на ногах держится! Может, я что-то напутала? Может, вообще не его я видела?» — размышляла Тёмная, не замечая, что прядильщик уже три раза позвал её.       — Простите, мисс… Тёмная, — он нерешительно тронул её за руку и девушка, вздрогнув посмотрела на него.       — Эмма. Меня зовут Эмма, — не понятно зачем представилась она. — А тебя?       — Румпельштильцхен, — ответил тот, но поспешно добавил: — Можно просто Румпель.       — Румпельштильцхен… — задумчиво произнесла Эмма, словно пробуя необычное имя на вкус. — Так что тебе нужно, Румпельштильцхен?       — Это я хотел узнать, что вам от меня нужно за вашу помощь, Эмма, — произнёс прядильщик уже гораздо смелее, наконец поняв, что, кажется, зла ему она не желает.       Эмма и сама этого не знала… Что ей нужно? Нужно, чтобы этот человек оставил её в покое! «Может, ещё не поздно убить его, как собиралась, и делу конец?» — пронеслось у неё в голове. Но она уже и сама понимала, что не сделает этого. Не из жалости, нет. Просто она не хотела оставить сиротой его ребёнка, она знала не понаслышке, что значит быть одинокой и брошенной. Просить, чтобы он в будущем не убивал её было глупо. Эмма по себе знала, что не от хорошей жизни люди идут убивать тёмных и добровольно берут на себя это проклятье. Но что если ей удасться изменить историю? Что если она просто поможет ему, и нужда в том, чтобы становиться тёмным, у него отпадёт? Да и потом, друзей надо держать близко, а потенциальных врагов ещё ближе…       Наконец приняв решение, она взглянула на Румпеля, который всё ещё таращился на неё в ожидании ответа.       — Заключим сделку, — с деланным безразличием произнесла Эмма, — я Тёмная, меня все боятся, и добровольных собеседников днём с огнём не сыщешь, так вот, ты можешь в любое время попросить меня о любой помощи, и я тебе её окажу, а за это ты будешь удовлетворять мою скуку разговорами в любое время, когда я пожелаю.       — Я… даже не знаю… — на самом деле сделка для Румпеля была выгодной, настолько, что он боялся какого-то подвоха. — Значит, вы всегда поможете мне и сыну, а я за это должен буду просто развлекать вас беседой?       — Сына в договоре не было, — усмехнулась Тёмная, но смягчившись добавила: — Ну, да ладно, пусть будет по-твоему. Так ты согласен?       Немного поколебавшись, Румпель кивнул и решился поинтересоваться:       — А куда мы идём?       — К тебе домой, куда же ещё? Думаешь, я на слово поверила, что у тебя есть сын? — фыркнула девушка, поджав губы.       Мужчина не понимал, зачем ему нужно было лгать об этом, но предпочёл не задавать лишних вопросов, и просто последовал за ней.       Подойдя к дому Румпельштильцхена, Эмма с удовлетворением отметила, что жилище его было хоть и небольшим, но добротным и довольно уютным.       — Милый домик, — честно призналась она, но прядильщик лишь кивнул. Ему показалось, что она говорит это лишь из вежливости, либо же просто насмехается над ним. Не мог же самой Тёмной понравиться его ветхий домишко?       — Папа! — его мысли прервал голос его дорогого сынишки, бежавшего к нему навстречу.       — Бэй! — прошептал мужчина, крепко обнимая мальчика и целуя в макушку.       Эмма тактично отошла в сторону, чтобы не мешать им, но Румпельштильцхену, мельком взглянувшему на неё, показалось, что её губы тронула лёгкая тень улыбки.       — Пап, а где мама? — недоумённо спросил мальчик, с удивлением поглядывая на Тёмную.       — Понимаешь, Бэй… мама… она умерла… — выпалил прядильщик, с мольбой смотря на колдунью, та лишь пожала плечами, мол ей всё равно.       По глазам Бэя потекли слёзы, было видно, что он пытался сдержать их, но не получалось… Тогда он снова крепко обнял отца, приговаривая:       — Ничего, пап, мы проживём…       Видя такое самообладание мальчика и его попытки успокоить отца, Эмма почти с гордостью посмотрела на него. Ей бы хотелось иметь такого сына… Но в любом случае они теперь будут довольно близки, хотят они того или нет. Сам же прядильщик тоже не мог сдержать слёз, выпустив из рук посох, он обеими руками обнял мальчика, стал гладить его по голове и тоже бормотать слова утешения. Тёмная терпеливо наблюдала за этой сценой, у неё не было семьи, и она хотела дать этим двоим насладиться обществом друг друга. Хотя сама ситуация ей представлялась глупой… Не проще ли было сказать правду? Тогда мальчик хотя бы знал, что мать у него дряная, раз бросила его, сбежав с пиратом, у которого, наверно, будет ещё сотня таких же как она. А теперь Бэй думал, будто его мать мученица святая. Эмма решила, что как-нибудь поговорит об этом с Румпельштильцхеном наедине. Он же, наконец вспомнив, что они не одни, смущённо посмотрел на Тёмную, пытаясь рукавом вытереть слёзы. Усмехнувшись, она достала из ниоткуда шёлковый платок и молча подала мужчине. Сам не понимая, почему он доверяет ей и её магическим штучкам, Румпель всё же принял его с благодарностью во взгляде и сначала вытер глазки сыну, а потом и себе и попробовал вернуть платок, но Тёмная, улыбнувшись, бросила:       — Оставь себе.       Тут Бэй тоже вспомнил, что они не одни и снова с удивлением посмотрел на незнакомую женщину, а потом на отца.       — Пап, кто это? — тихо прошептал мальчик.       — Это… моя старая знакомая, — нашёлся Румпельштильцхен, Эмма, услышав это чуть не рассмеялась, но подошла к мальчику и немного задумчиво провела рукой по его волосам.       — Здравствуй, меня зовут Эмма, — осторожно произнесла она, не желая пугать мальчика своим статусом.       — Очень приятно. А меня Бейлфаэр, — ответил тот, уже немного улыбаясь, незнакомка ему понравилась, но он и сам не мог объяснить чем. Казалось бы, жутковатый чёрный наряд должен был произвести обратный эффект…       — Ну что, идём! — сказала Эмма, кивнув на их дом и, не дожидаясь приглашения, пошла вперёд, отец с сыном последовали за ней.       Зайдя в дом, Эмма облюбовала один из немногих стульев в доме и, усевшись, за весь оставшийся день не сказала почти ни слова. Отец с сыном тихо о чём-то переговаривались, сидя на кровати, вероятно принадлежавшей семейной паре, потому что кровать Бэя, стоявшая в углу, была куда меньше. Потом Румпель приготовил скромный ужин, состоявший из варёной в котле картошки, немного присыпанной зеленью. Эмма только взглянула на него и молча щёлкнула пальцами, на столе появился целый жареный барашек. У мальчика расширились глаза от удивления и восторга. Растерянный Румпельштильцхен забормотал, что это вовсе не обязательно, но колдунья коротко ответила, что ребёнку нужно нормально питаться, и снова замолкла, целиком переложив ответственность за объяснение её волшебных способностей Бэю на плечи Румпельштильцхена. К его счастью мальчик не стал ни о чём расспрашивать, он и так уже понял, что эта женщина — волшебница, а подробности его не сильно интересовали. Поев гораздо сытнее, чем обычно, Румпель уложил сынишку спать, а сам сел за прялку, решив не замечать своей гостьи, раз она сама этого хотела, но у Тёмной были свои мысли на этот счёт.       — Ты не собираешься спать? — удивлённо спросила она.       — А ты ждёшь, пока я засну, чтоб меня убивать было сподручней?       Эмма вздрогнула, но взглянув на смеющееся лицо прядильщика, поняла, что он просто шутит.       — Если б хотела тебя убить, уже б давно это сделала, — честно призналась девушка. — С каких, кстати, пор мы на «ты» перешли?       — Извините… — смутившись, произнёс Румпельштильцхен, но Эмма лишь отмахнулась.       — Мне всё равно, говори, как хочешь.       Решив, что не будет продолжать беседу первым, Румпельштильцхен решил вернуться к работе. Эмма некоторое время с умиротворением наблюдала за ним. За его ловкими, умелыми движениями, за нитью, выходившей из-под пальцев. Казалось, он даже преобразился за этой работой. Тогда на корабле он представлялся ей обычным крестьянином, не слишком молодым и не слишком привлекательным, сейчас же при свете свечи — единственного освещения, которое он мог себе позволить, чтобы не разбудить сына, он виделся ей почти красавцем, только морщины скорби на его лице сейчас выдавали его возраст.       Улыбнувшись своим мыслям, Эмма заворожённо произнесла:       — Здорово у тебя получается… Но тебе теперь необязательно работать, я обеспечу тебя всем необходимым.       — Мне нравится процесс. Помогает забыть… — на этом месте Румпельштильцхен оборвал свою речь, но Эмма понимала его, даже слишком хорошо.       — Может, сделать ваш дом побольше? У Бэя будет своя комната, и ты не будешь бояться разбудить его.       — Не хочу влезать перед тобой в долги, — усмехнулся мужчина.       — Да брось, считай, что это жест доброй воли, — снисходительно ответила Эмма, но Румпель лишь покачал головой.       — Спасибо тебе, но это правда лишнее.       Колдунья кивнула, стараясь не показывать, что её несколько задел его отказ.       — Ты можешь лечь на мою кровать, если хочешь, я сегодня спать не буду, — немного смущённо предложил прядильщик, на что Эмма лишь усмехнулась.       — Тёмные не спят. А вот тебе бы это не помешало. Ступай в кровать, — произнесла она мягко, но заметив его сопротивление тут же добавила: — А то усыплю насильно!       Обречённо вздохнув, Румпельштильцхен всё же послушался, лёг на кровать и тут же забылся мирным сном. Улыбнувшись, девушка поправила одеяло сперва ему, а потом и Бэю и, устроившись около окна, наколдовала себе книгу и погрузилась в чтение на всю ночь…

***

      Так они и стали жить втроём. Хотя Эмма и думала о том, что ничего не случится, если она оставит их в покое на недельку-другую, а они позовут её, если что, но убеждала себя, что смущавшийся почти каждый их разговор Румпельштильцхен постесняется просить её о помощи. На самом деле она не хотела признавать, что дом прядильщика стал ей родным. Ей нравилось быть здесь с ними, общаться с мужчиной, заботиться о его сыне. Они стали ей как семья, которой у неё никогда не было. С каждым днём Эмма понимала, что всё сильнее привязывается к ним и с ужасом осознавала, что ей это нравится.       Румпельштильцхен, поначалу побаивавшийся Тёмной, наконец перестал беспокоиться о её присутствии и даже находил её общество приятным. Он видел, что Бэй очень к ней привязался и радовался, что сын уже не так сильно скорбит по матери. Отношения, начинавшиеся как сделка, чтобы защитить себя и сына, начали превращаться в какое-то подобие дружбы и взаимопонимания, и Румпельштильцхен с удивлением понимал, что очень рад этому. Эмма была интересным собеседников. Живя на свете уже добрые две сотни лет, она много повидала на своём веку и с удовольствием делилась с ним и Бэем интересными историями, которым она была свидетелем.       Вечера они теперь проводили за чтением книг, которые возникали из ниоткуда под ловкими руками Тёмной. Бессонные ночи же перестали быть обыденностью для Румпельштильцхена. Точнее, Эмма не позволяла ему засиживаться допоздна, объясняя это тем, что не хочет его видеть усталым и заспанным весь следующий день. Вот к этой заботе со стороны колдуньи, Румпель, наслышанный о зверствах, которые учиняли Тёмные маги, никак не мог привыкнуть. И всё же обделённый женским вниманием прядильщик не мог не признать, что эта забота не была для него в тягость, скорее наоборот радовала, хотя он сам очень смущался этой радости.       Несмотря на все отговорки колдуньи и увещания, что она может обеспечить их всем необходимым, Румпель каждый базарный день отправлялся продавать пряжу, а Эмма часто увязывалась за ним, одним своим видом продвигая торговлю.       В общем, жили они неплохо, а если спросить Бэя, он был уверен, что ещё никогда не видел своего отца более бодрым и счастливым. Понимая, что это заслуга их нового друга — Эммы, он не упускал момента преподнести ей маленький подарок, вроде букета фиалок или осенних листьев, собранных в красивый букет. Когда девушка, сглатывая слёзы счастья при виде этого милого проявления внимания начинала обнимать мальчика, поглаживая его по волосам, он всегда с радостью отвечал на ласку, крепче прижимаясь к ней. Только одна мысль омрачала его в такие моменты: мама никогда не была так нежна с ним.       Конечно, кое-что всё же омрачало счастье Румпельштильцхена: он знал, что в деревне его считали любовником Тёмной, и часто сталкивался с осуждающими и презрительными взглядами даже тех немногих, кто раньше относился к нему вполне нормально. Но смеяться, а уж тем более издеваться над хромым прядильщиком перестали: никому не хотелось навлечь на себя гнев колдуньи. Румпель никогда не видел, чтобы Эмма лишала кого-то жизни, но слышал, что подобное случалось не раз в её жизни и предпочитал пропускать мимо ушей все эти пересуды и осторожные насмешки, чтобы невольно не стать причиной чьей-то гибели. За то время, что они были знакомы, он уже понял, что девушка по какой-то одной ей веданной причине очень дорожит им и пойдёт на многое, если не на всё, чтобы защитить его.       Жаль, что спокойная жизнь длилась недолго, давно начавшаяся война с ограми стала приближаться к их деревушке. Всё чаще герцог со своими приспешниками забирали людей на фронт, а когда взрослые стали заканчиваться, стали забирать детей. Всё чаще Румпельштильцхен заговаривал с Тёмной об этом, умоляя её прекратить войну, ведь это было в её власти. Но в ответ на эти просьбы обычно спокойная и доброжелательная девушка, упрямо качала головой и раздражённо отвечала, что это не её дело. Когда же прядильщик высказывал опасения, что Бэя тоже могут забрать, лишь отвечала, что не позволит этому случиться.       Одним ранним утром, когда прядильщик с сыном ещё спали, Эмма, заскучав за книгой, позволила себе немного прогуляться в лесу. Лёгкий ветерок успокаивал её мысли, давал сосредоточиться. Хотя унять гнев ему всё же не удавалось. Этот гнев был с девушкой уже многие годы, с тех самых пор, как герцог обнаружил её кинжал и обрёл власть над ней. Конечно, всё могло быть гораздо хуже, убеждала себя девушка, ведь немного поиграв во властного хозяина, трусливый герцог, побаившийся Тёмной, даже с её кинжалом в руке, согласился на сделку с ней, состоявшую в том, что они не лезут в дела друг друга и не мешают планам. До сего момента их интересы никогда не сталкивались, но у Эммы и не было близких ей людей. А теперь она не знала, что сможет противопоставить своему хозяину, если он захочет забрать мальчишку, ставшего для девушки почти сыном. Она понимала, что ей нужно как-то выкрасть кинжал, но самостоятельно сделать это было не в её силах, к сожалению, именно так работало проклятие Тёмных. Обратиться же за помощью ей было не к кому. Румпельштильцхен не в счёт. Нет, не потому что она ему не доверяла. Она видела, что тоже стала ему близка, и теперь он точно не мог бы желать её смерти. Но… он тоже стал ей дорог, и подставить его под удар она не могла. Хотя кажется, у неё был кое-кто, кто мог бы согласиться ей помочь…       Когда она вернулась домой, а именно так она теперь называла место, где смогла стать по-настоящему счастливой, прядильщик с сыном уже не спали и весело болтали о чём-то в ожидании Эммы, чтобы позавтракать всем вместе. Конечно, они могли поесть и без неё, и она бы не обиделась, но Румпельштильцхен сам настоял на том, что завтракать и ужинать они будут «всей семьёй», вызвав на глазах колдуньи слёзы умиления, которые она впрочем сумела скрыть. Во время еды она сказала, что ей нужно отлучиться на время, чтобы уладить кое-какие свои дела и пообещала вернуться так быстро, как только сможет. Реакция отца с сыном была более бурной, чем она ожидала. На глазах Бейлфаэра заблестели слезинки, которые он мужественно сглотнул и обняв девушку попросил вернуться скорее. Румпельштильцхену тоже хотелось обнять добрую волшебницу, так много сделавшую для них и успевшую стать частью семьи, но не решался, боялся, что оттолкнёт. Эмма же, будучи не робкого десятка, сама подошла к нему и приобняла, дружески похлопав по плечу.       — И только попробуй опять не спать по ночам. Узнаю — очень разозлюсь, — шутливо прошептала она, чуть коснувшись губами его уха. Почувствовав это, Румпель смущённо посмотрел на сына, словно желая убедиться, что тот ничего не заметил, но Бэй уже давно ушёл мыть посуду на речку, не желая участвовать в длительном прощании, от которого всегда становилось лишь больней. Немного расслабившись, Румпельштильцхен позволил себе лукаво улыбнуться.       — Обещаю, ты будешь мной довольна, — засмеялся он и немного грустно добавил: — Возвращайся скорее. Я… мы будем скучать.       Услышав эти слова, Эмма вдруг почувствовала злость. На саму себя. На то, что она появилась в его жизни, трясясь за свою шкуру, и невольно заняла место не только в его доме, но и в его душе. Решив, что прощание затянулось, Эмма решила больше не бередить душу им обоим и взмахнула рукой, исчезая в фиолетовой дымке.

***

      Целый месяц прошёл с тех пор, как Мила бросила мужа, позволив своим мечтам о свободе осуществиться. Киллиан оказался для неё именно тем человеком, с которым её сердце билось быстрее, за которым она была готова пойти на край света. На этом корабле она чувствовала себя дома, она чувствовала себя своей, тогда как в деревне задыхалась под вечно осуждающими взглядами. Только одна мысль немного омрачала её счастье: сын, которого она оставила там на берегу. И всё же она всегда замечала, что мальчик больше тянулся к нежному отцу, чем к требовательной, хотя и любящей матери. Она точно знала, что Румпельштильцхен при всей своей немощности и ничтожности будет заботиться о их сыне лучше неё и этим вполне себя успокаивала.       Киллиан тоже наконец-то был счастлив. Он нашёл женщину с такой же страстью к морю и приключениям, как у него, и сейчас начинал жизнь с чистого листа, твёрдо решив быть ей верным, любящим, хоть и незаконным, мужем. Прошлые похождения теперь казались ему дурным сном, от которого ему наконец удалось очнуться.       Только он успел об этом подумать, как перед ним возникла посланница всего дурного.       — Эмма! — воскликнул он при виде незванной гостьи, но тут же поправил себя: — Тёмная. Что ты здесь забыла?       — Какой ты однако приветливый, —усмехнулась девушка. — Даже не обнимешь старую подругу?       — Мы уже давно не друзья… — прошипел пират сквозь зубы.       — Ну, ладно, Киллиан, оставим сантименты. Мне нужна твоя помощь.       Джонс был поражён такой бесцеремонностью своей бывшей… Девушки? Любовницы? Он и сам не знал, кем она ему приходилась, да и не хотел об этом думать. Когда-то он любил её и думал, что тоже что-то значит для неё, но она была слишком непостоянной, переменчивой словно море. Сначала клялась в своих чувствах, доверяя ему все самые потаённые секреты своей тёмной души, потом вдруг отталкивала его, говоря, как он ей противен и уходила в закат, пропадая на долгие месяцы. Поначалу ему нравились такие отношения, ни к чему его не обязывающие, но со временем он всё чаще стал задумываться о том, что ему надоели девочки на день, он действительно хотел найти спутницу жизни и видел на эту роль лишь Тёмную. Но узнав о его намерениях девушка только посмеялась, сказав, что на большее, чем любовник на время, он для неё не тянет. На самом же деле Эмма испугалась. Её устраивали их свободные отношения, привязываться к одному месту и одному мужчине она не собиралась. Ведь это означало окончательно довериться ему, отдать свою душу, своё сердце, а что получить взамен? Корабль, от которого её уже тошнило, и смазливого муженька, флиртующего со всем, что движется.       И всё же он был единственным человеком, знающим её тайну.       — Мне нужно добыть мой кинжал у герцога. Помоги мне. А я в долгу не останусь, уж будь уверен.       — С чего ты взяла, что я буду тебе помогать? — усмехнувшись произнёс пират.       — Это будет выгодно для нас обоих, — пожав плечами, ответила Эмма, но Киллиан лишь покачал головой.       — Мне это больше не интересно. Переходить дорогу герцогу опасно, а мне теперь есть, кого терять.       — Жена Румпельштильцхена? Она всё ещё здесь? — поинтересовалась девушка, не скрывая своего любопытства.       — Моя. Она моя, — отчётливо произнёс Джонс, оскорблённый самим фактом того, что его женщина по закону всё ещё принадлежала тому трусу, который даже не захотел сражаться за неё.       — Меня не волнуют ваши взаимоотношения, — отрезала девушка. — Так ты поможешь или нет?       Губы капитана искривились в насмешливой ухмылке. Он упивался самим моментом отказа Тёмной.       — Нет. Мне ещё дорога моя шкура, — произносил он, растягивая каждое слово. — А тебе лучше попросить своего хромого, у которого ты так мило обосновалась. А ты как думала? Пираты знают всё, — прибавил он, встретившись с удивлённым взглядом девушки.       — У него имя есть. Его зовут Румпельштильцхен, — проговорила Эмма медленно и спокойно. — А тебе я советую не забываться. То, что мне нужна твоя помощь, не меняет того факта, что я могу свернуть тебе шею. Только подумай, как расстроится Мила, когда, зайдя сюда, увидит твой труп.       Упоминание Милы немного отрезвило капитана. Он знал не понаслышке, что она действительно может исполнить свою угрозу. Сколько раз на его глазах она лишала людей жизни лишь за один неверно истолкованный взгляд. Всё же он не хотел показывать своего страха и лишь нагловато ответил:       — В таком случае какая мне разница? Я предпочту умереть здесь на родном корабле, чем на суше от рук герцога.       — Значит, предпочитаешь умереть от моих рук? — Эмма, теряя терпение, приблизилась к нему, довольно грубо схватив за ворот.       — Киллиан! — внезапно появившаяся Мила с ужасом наблюдала эту картину, к своему ужасу понимая, что ничего не может сделать, чтобы спасти любимого.       Появление женщины немного успокоило Тёмную, всё же она хотела обойтись без лишних жертв. Отпустив бывшего любовника, она нежно провела рукой по его щеке.       — Как странно, — произнесла она томно, — все называют трусом Румпельштильцхена, который на всё готов ради тех, кто ему дорог, а ведь настоящий трус здесь только ты… — девушка уже понимала, что вернётся домой ни с чем и сейчас хотела лишь немного поиздеваться над капитаном. — Знаешь, почему я тогда тебя отвергла? Потому что знала, что я для тебя лишь путь к счастливой безбедной жизни, возможность получить всё, чего захочешь. Возможно, ты и сам не осознавал того, но ты никогда не отказывал себе в удовольствии использовать мою силу себе на благо. А теперь когда мне нужна твоя помощь, ты отказываешь мне. Пусть. Я не стану тебе мстить. Просто в который раз убеждаюсь в том, что твоя шкура и твоё собственное благо тебе всегда будут дороже всего.       — Хочешь сказать, что прядильщик с сыном не пользуются твоим расположением к себе? Я слыхал с тех пор, как ты стала жить с ними, их дела пошли на лад, — насмешливо припомнил Джонс.       — Они никогда ни о чём не просили меня, — горько усмехнулась Эмма, и это было чистой правдой, ей напротив всегда приходилось уговаривать Румпеля, не желавшего быть у неё в долгу, принять её помощь.       — Может, ты его любишь? — Киллиан знал, что Эмма не признавала чувств, всеми силами старалась отгородиться от них и подобное предположение должно было оскорбить её, вывести из себя. Но девушка лишь тепло улыбнулась и задумчиво посмотрела на море, проплывающее перед её взором. Наконец повернувшись всё с той же улыбкой, она ответила только:       — Может.       Подняв руку, она уже собиралась переместиться обратно в деревню, но Мила схватила её за руку.       — Постойте, скажите, как там мой сын? Он скучает по мне? Он меня ждёт? — прошептала женщина, а из её глаз потекли слёзы.       Вот только Эмме было нисколько не жаль её. Она сделала свой выбор и платила за него разлукой с сыном.       — Ты для них мертва, — презрительно бросила девушка и растворилась в волшебной дымке.

***

      Когда фиолетовый дым рассеялся, Эмма стояла посреди леса. Конечно, она могла переместиться прямо к дому Румпельштильцхена, но ей хотелось немного побыть в одиночестве и подумать, что делать дальше. Киллиан отказался помочь ей и теперь ей предстояло найти иной способ выкрасть кинжал. Вот только какой? Девушка перебирала в голове все варианты и никак не могла найти верный. Подойдя ближе к деревне, она услышала крики людей и плач женщин. В замешательстве подбежав к ним, Эмма схватила первую подвернувшуюся ей под руку женщину и спросила, что происходит. Та зарыдала ещё сильнее.       — Матушка Тёмная, не губи! Ни в чём я перед тобой не виновата! У меня детишки малые! Не губи! — запричитала она.       Эмма с раздражением выдохнула. Обычно её забавляла такая реакция крестьян, но сейчас толку от этого страха было мало. Призвав на помощь всё своё хладнокровие, девушка произнесла тихо почти мягко:       — Ответь мне, что случилось, и ступай по своим делам. Вреда тебе я не причиню.       Наконец поняв, что из этого можно извлечь какую-то выгоду, крестьянка перестала причитать и с видом дельца произнесла:       — Мне бы корову. Стоят-то они сейчас немало, а детишкам молоко нужно пить!       — Будет тебе корова, — сквозь зубы нетерпеливо прорычала Эмма.       Обрадованная женщина тут же выложила ей:       — Да что творится, матушка! Герцог со своими людьми снова детей малых на войну забирает! Сейчас к дому твоего прядильщика пошёл!       Отпрянув от неё, Эмма сломя голову помчалась к дому Румпельштильцхена, забыв, что может телепортироваться, только вдогонку ей слышалось:       — А корова? Где моя корова?       Но Тёмной сейчас было не до этого. Только бы успеть! Она не простила бы себе, если бы Бэя забрали на верную смерть.       Приблизившись к знакомому дому, Эмма сразу разглядела фигуру прядильщика и прижавшегося к нему Бейлфаэра. А на коне сидел герцог и надсмехался над бедными людьми, у которых забирал самое дорогое — их детей.       — Эмма! — крикнул Бэй, завидев Тёмную, уверенный в том, что она поможет им.       Девушка решительно подошла к герцогу, стараясь не смотреть на мальчика и его отца, чтобы теплота, росшая с каждой секундой в её душе не помешала хладнокровию.       — Что тебе здесь нужно? Тебе здесь не рады, — произнесла она, упрямо глядя на герцога, но он на это лишь рассмеялся.       — Милая, ты не в том положении, чтобы указывать мне. У нас сделка, не забыла? Ты не мешаешь мне…       — А ты мне! — твёрдо парировала колдунья. — А сейчас ты мне очень сильно мешаешь. Проваливай! И оставь детей в покое!       — Видишь ли… мне нужны воины! Ты ведь отказалась помогать мне в войне с ограми?       Эмма сглотнула, она не думала, что этот разговор зайдёт так далеко, всё же решила пойти на компромисс:       — Давай так: я останавливаю войну, а ты забываешь дорогу в эту деревню.       — Заманчивое предложение… Жаль, что мне это больше не нужно! — с этими словами он посадил на своего коня девочку, с которой, насколько помнила Эмма, дружил Бейлфаэр, и дал своим людям знак к отступлению. Отчаявшаяся девушка даже не знала, что ещё можно предпринять и лишь смотрела вслед своему врагу.       Очнулась она от неприятных мыслей только почувствовав на своей талии ручки Бэя, крепко её обнимающие. Вздрогнув, словно проснувшись от глубокого сна, Эмма обняла мальчишку в ответ, поглаживая его по волосам. Нет, она никому не отдаст его, чего бы ей это не стоило!       Не обращая внимания на толпу, продолжающую глазеть на них, Эмма дала знак Румпелю и Бэю зайти в дом. Усевшись за столом, они молчали, не зная, что тут можно сказать. Первым решился нарушить тишину Бэй:       — Эмма, я не понимаю, почему ты не можешь остановить войну? Пожалуйста, сделай это! Ты спасёшь стольких людей…       — Ты думаешь, если бы я могла, я бы уже не сделала этого давным-давно? — резко оборвала Тёмная мальчика, но увидев в его глазах страх, смягчилась: — Что же тут поделаешь, если эта война стала выгодной для этого мерзавца?       — Но почему ты слушаешь его? Он… имеет над тобой какую-то власть? — осторожно предположил Румпельштильцхен.       Не так девушка представляла себе этот разговор, и всё же рассказать было нужно, а вдруг Румпель сможет придумать способ заполучить кинжал?       — Герцог всегда был премерзким типом. Мы всегда не ладили… Когда война с ограми только началась, он призвал меня и потребовал (именно потребовал) прекратить её. Мне тогда нечего было взять с него, его земли и люди меня нисколько не волновали, и я ему отказала. Но этот мерзавец обнаружил мой кинжал, хотя я надеялась, что надёжно его спрятала…       — Что за кинжал? — нетерпеливо поинтересовался Бэй.       — Кинжал Тёмных, Бэй. Человек, владеющий им, получает полную власть над Тёмным магом. Мне самой нельзя его выкрасть, так работает проклятье…       — Может, это сделаем мы с папой? — храбро предложил мальчик.       — Замок хорошо охраняется… — начала было Эмма, но её прервал Румпельштильцхен.       — Ты столько сделала для нас, позволь и нам помочь тебе. Думаю, я знаю, как можно пробраться в замок герцога. Ты ведь знаешь, где он хранит кинжал?       Эмма задумчиво кивнула. Сейчас, когда дело было уже почти решено, она испугалась. Ведь именно такую картину она наблюдала в видениях: Румпель поджигает замок, пробирается по пылающим коридорам, крадёт кинжал и, видя Эмму, втыкает ей его в грудь, а на кинжале медленно стирается её имя и отчётливо проступает его. Может, ещё не поздно? Может, ей стоит оставить всё как есть, договорившись с герцогом, чтобы он перепрятал кинжал? Ведь неплохо же ей жилось все эти годы, когда не нужно было ни о ком переживать, ни за кого опасаться. Она жила в своё удовольствие, и её не волновали чужие беды… Да кого она обманывала? Она каждый день проклинала свою долю, понимая, что обречена на вечное одиночество. А теперь у неё появились друзья. Настоящие друзья, которые никогда её не предадут… Ведь не предадут? Она с сомнением воззрилась на Румпельштильцхена, но видела в его глазах такую доброту и нежность, что даже постыдилась своей минутной слабости.       Единогласно решив, что ребёнку нужно выспаться перед бессонной ночью, Эмма с Румпелем, несмотря на все его протесты, уложили мальчика спать. После чего сам мужчина сел за прялку, а девушка попыталась отвлечься за чтением, но им не удавалось успокоить мысли. Оба чувствовали некую недосказанность между ними. На удивление Румпель решил начать разговор первым:       — Эмма, ты не могла бы, пожалуйста, присесть рядом?       Девушка пожала плечами, но всё же села на край его лавки, закинув ногу за ногу. Мужчина не знал, с чего начать, но понимал, что поговорить надо. Он видел сомнение и даже какой-то необъяснимый страх на её лице, когда вызвался ей помочь. Это же выражение очень часто появлялось у неё в его присутствии. Прядильщик уже давно чувствовал, что Эмма что-то скрывает от него. Наконец он произнёс:       — Я вижу, что тебя что-то беспокоит… Не поделишься со мной?       Эмма вздохнула, ей не хотелось делать это признание вот так, хотя… удачного момента, чтобы рассказать человеку, что собиралась его убить, не будет никогда, поэтому девушка выпалила на одном дыхании:       — Когда-то я встретила одну провидицу, и в общем… так получилось, что я её убила, и ко мне перешёл её дар. И вот как-то мне пришло видение, что меня ждёт смерть от твоих рук…       На Румпельштильцхена было жалко смотреть. После такого откровения он не мог произнести ни слова. Неужели это правда? Неужели он действительно способен на убийство?! И Эмма… она вызывала в нём разные чувства, от страха до благодарности, от непонимания до необъяснимой нежности, щемящей грудь, но он никогда бы не стал желать ей смерти…       — Мне жаль… — только и мог сказать он. — Поверь, я бы никогда не причинил тебе вреда! По крайней мере мне так кажется…       — Я знаю, — честно ответила Эмма. — Теперь знаю, но быть откровенными — так быть откровенными до конца: я хотела тебя убить первой.       Тёмная замолчала, пытаясь распознать реакцию мужчины. Сделать это было сложно, он опустил голову и смотрел в пол, будто размышляя о чём-то. Приглядевшись, Эмма заметила, что он немного дрожит. Сама не понимая, что творит, девушка порывисто обняла его, пытаясь этим незамысловатым жестом показать, что давно оставила эти мысли. Но мужчина мягко, но всё же решительно отстранился.       — Так почему ты этого не сделала? За месяц у тебя было достаточно возможностей, — спросил он, наконец повернувшись к ней, и Эмма готова была поклясться, что видела на его глазах слёзы.       Сам же Румпельштильцхен чувствовал себя преданным. Он привязался к этой девушке, считал своим другом, а иногда, когда они подолгу общались вечерами, он в глубине души думал, что Эмма стала бы прекрасной матерью Бэю, но теперь… Неужели всё это время она желала ему смерти?       — Я отказалась от этого, как только узнала о твоём сыне, — призналась девушка. — Я сама росла без родителей, меня бросили ещё младенцем, я бы никогда не оставила Бэя сиротой… Поверь мне!       Румпель слушал не перебивая, кто бы мог подумать, что его спас от смерти его мальчик… Снова… Но последняя фраза заставила мужчину вздрогнуть. Было что-то в этих двух словах, дающее понять — она не лжёт. Поддавшись внутреннему порыву, Румпельштильцхен, сам не до конца осознавая, что делает, взял руки Эммы в свои. Тёмная всегда была бледной, холодной, словно вытаченной из камня скульптурой, но сейчас её руки были теплы, и это успокаивало.       — Я верю, — мягко произнёс он, позволив себе улыбнуться, и Эмма улыбнулась в ответ.       Именно сейчас она была ему благодарна как никогда. Если бы он сейчас отверг её, отвернулся, как и многие люди до этого, она бы больше не смогла верить, снова стала бы чудовищем, для которого человеческие жизни не значат ровным счётом ничего. Такой, какой она была, только став Тёмной. Тогда ненависть ко всем людям на земле переполняла её сердце, она вырывала сердца всем, кто попадался ей на пути, ей хотелось отомстить всем представителям рода человеческого за каждую секунду своего одиночества и беспомощности, а тёмная магия только подпитывала эти чувства. Сейчас же она ощущала почти физически, что тьма немного отступила от её сердца, подарив возможность снова чувствовать и любить. И в благодарность за это, Эмме хотелось сейчас сделать прядильщика самым счастливым человеком на земле. И она знала как… но прежде стоило подвергнуть его опасности, и это пугало её больше всего. И всё же она в него верила. Пусть он не был рыцарем без страха и упрёка, но и трусом она его назвать не могла. Трус бы не покалечил себя на всю жизнь, не желая оставить сына безотцовщиной. Трус не впустил бы в свой дом Тёмную, доверив ей самое ценное, что у него было — своего ребёнка. В конце концов трус не стал бы сейчас всерьёз думать о том, как обокрасть герцога, чтобы помочь этой самой Тёмной! Конечно, он это делал ради сына, ради окончания войны, но Эмме хотелось думать, что немного, хотя бы самую малость он это делает и для неё.       Улыбнувшись, Эмма мягко выпутала свою руку из его и, убрав прядь волос с его лица, мягко коснулась его щеки, поглаживая его, словно пытаясь разгладить морщинки на его уже немолодом лице. Немного осмелев от этого жеста, Румпельштильцхен обхватил лицо девушки руками и немного приблизил к себе, но остановился, словно спрашивая разрешения. Эмма не сопротивлялась, лишь смотрела на него в некотором ожидании, и он решил принять это за согласие. Аккуратно коснувшись её губ своими, он всё же в смущении отстранился, смотря на неё немного виновато, словно извиняясь за свой порыв. Но Эмма не хотела останавливаться, именно сейчас, именно с ним эти чувства наконец казались ей правильными, и она резко притянула его к себе, впившись в него поцелуем, полным страсти и боли. Боли от прежних ошибок, которые всё ещё терзали её. Время словно остановилось для них, они растворялись в этих поцелуях и ласке, что дарили друг другу, и так не хотелось прерываться, но ночь неотвратимо наступала, приближая время, когда им обоим требовалось рискнуть жизнью ради дальнейшего счастья. С сожалением отстранившись друг от друга, они не могли перестать глуповато улыбаться, словно дети, у которых теперь была своя тайна.

***

      Поначалу Эмма с Румпелем думали не будить Бэя, но боялись оставить его совсем одного. И вот они втроём пробирались через лес к герцогскому замку. Темнота ночи скрывала их от лишних глаз, но и мешала им рассмотреть дорогу, и если бы не Эмма время от времени освещавшая дорогу огнём, хромой прядильщик уже давно растянулся бы на земле, споткнувшись об очередную корягу. Думая об этом, Эмма спрашивала себя, почему за всё то время, что они были вместе, она не догадалась вылечить его. Сейчас же было попросту не до этого. Наконец девушка остановилась, указав на стену.       — За этой стеной хранится мой кинжал, — прошептала она.       Румпель молча кивнул и, достав огниво и подложив под стену припасённую солому, поджёг её. Спустя время замок занялся. Повернувшись к своим спутникам, Румпельштильцхен прошептал дрожащим голосом:       — Бэй, оставайся с Эммой, я скоро! Но… если что-то случится, Эмма, пожалуйста, главное спаси Бэя, а обо мне не волнуйся…       — Не говори глупостей! — одёрнула его девушка. — Вместе пришли, вместе и уйдём. Герцог спит как сурок, а слуги живут в другом крыле замка. Ступай!       С трудом пробираясь сквозь огонь, Румпель наконец заметил в глубине комнаты постамент, на котором величественно покоился древний кинжал. Взяв его дрожащими руками, мужчина сумел разглядеть на нём буквы, складывающиеся в имя Тёмной. В эту же минуту его голову наполнили тысячи голосов, наперебей твердившие: «Убей её! Убей Тёмную! Стань одним из нас!» Пытаяясь успокоить свои мысли, Румпель поспешил покинуть замок, где уже послышались взволнованные крики.       Эмма с Бэем стояли у пылающей стены, что есть силы вглядываясь в глубину помещения. Несколько раз мальчик порывался броситься за отцом, чтобы помочь ему, но Эмма всякий раз удерживала его, шепча, что всё будет хорошо, что он сам справится. Наконец в пламени показалась знакомая фигура, и Бейлфаэр с облегчением выдохнул, девушка же заметно напряглась. Она знала, что сейчас решается её судьба. Нет, разумеется, она доверяла Румпелю, но знала по себе как тяжело противостоять кровожадным голосам тёмных, заключённым в этом адском кинжале. Выбежав из замка, Румпельштильцхен поспешил к сыну и своей любимой, одновременно пытаясь унять голоса в голове, требующие смерти Тёмной. Эмма понимающе взглянула на него. Румпель, улыбаясь, хотел протянуть ей кинжал и не мог, рука яростно сжимала рукоятку, а в голове звучало лишь: «Убей! Убей! Убей!» Понимая, что их могут обнаружить в любую минуту, Эмма взмахнула рукой, перенося их втроём к дому Румпельштильцхена.       Оказавшись у родных стен, мысли Румпеля, казалось, успокоились, он снова уверенно протянул Эмме кинжал, но только она схватилась за него, некая неведомая сила заставила его отдёрнуть руку, оцарапав острым лезвием ладонь девушки. Он в беспомощном испуге воззрился на неё, не зная, как объяснить происходящее. Зато Эмма знала слишком хорошо. Пытаясь не обращать внимания на боль, она смело положила вторую руку на плечо мужчины.       — Борись! Они не должны иметь власти над тобой! Я знаю, ты не хочешь этого! Пожалуйста, Румпель, пожалуйста! — кричала она в исступлении, надеясь добраться до каждого уголка его разума.       Румпельштильцхен замотал головой, словно пробуждаясь от глубокого сна и воспользовавшись моментом просветления, быстро передал оружие Эмме, отпрянув назад. Голоса в голове тут же утихли, наваждение прошло. Безмолвно наблюдавший за этой сценой Бейлфаэр, осторожно подошёл к Эмме и посмотрел на кинжал.       — Какой красивый, — восхищённо прошептал мальчик, расматривая изогнутое лезвие и причудливые узоры, но Румпель тут же подскочил к нему и отвёл подальше.       — Не трогай его, Бэй! Никогда, слышишь, никогда не трогай! — закричал он, не беспокоясь о том, что ночной шум может разбудить соседей.       — Я… мне нужно спрятать его, — пробормотала Эмма, всё же не решаясь оставлять сейчас их одних, но мужчина кивнул ей, благодарно улыбнувшись, и девушка, взмахнув рукой, исчезла.       Появилась она лишь под утро, застав трогательную картину: Румпельштильцхен и Бейлфаэр, обнявшись спали на кровати прядильщика, даже не раздевшись.       — Ну, хотя бы спят, — улыбаясь, подумала Эмма.       За ночь она успела положить кинжал в прежний тайник, на этот раз наложив на него заклятье кровной магии, чтобы никто более не смог его открыть. Затем перенеслась к границе страны, где как раз шли самые ожесточённые бои с ограми и, одним лишь движением руки заставила противников полечь на месте. Жестоко? Возможно, но вполне заслуженно, как рассудила Эмма. Война была окончена, а её встретили радостные восклицания людей, благодарных ей за тысячи спасённых жизней.       Конечно, девушка не могла отказать себе в удовольствии посмотреть на герцога, в одночасье потерявшего всё своё могущество. Но обнаружив его всё ещё мирно спящим, поборола своё желание свернуть ему шею и лишь стёрла воспоминания о месте тайника и времени, когда он владел кинжалом. «Но если ещё раз сунется в нашу деревню и хоть пальцем попробует тронуть Румпеля или Бэя, я позабочусь о том, чтобы он больше никогда не увидел солнечного света!» — презрительно подумала Эмма.       И вот сейчас она стояла у спящих Румпеля и Бэя, радостная, что всё наконец закончилось. Вдруг веки мужчины дрогнули, и он, приоткрыв глаза, улыбнулся Эмме и аккуратно, стараясь не потревожить сына, притянул девушку к себе. Она послушно легла рядом на краю кровати, и, успокоившись, Румпельштильцхен снова погрузился в мирный сон. Эмма же осторожно перебирала пальцами его волосы, умиротворённо вздыхая в предвкушении новой счастливой жизни.