Ну, здравствуй, беглянка

Саша снова выбегает из столовой, быстро бросив что-то о том, что снова совсем не хочется завтракать, а надо звонков пару важных близким сделать. Она руку холодную ко лбу прижимает, едва в номере оказывается, и падает на кровать еще не застеленную. Проклинает свою чувствительность и усталость, годами накопленную, пока в дверь не раздается три стука уверенных. Совсем на Ванины непохожих. — Держи, это тебе, — к ней Лиза заходит, в одной руке чашку чая зеленого протягивая, а в другой коробочку розовую со всем понятной надписью удерживая. — Да не стоило... — Саша едва слышно молвит, головой усердно стараясь осмыслить увиденное. — Лиз, да я не... — А ты проверь, а потом отнекиваться будешь, договорились? — девушка ласково улыбается и чай на тумбочку ставит. — Мне с тобой побыть или сама справишься? — А ты можешь остаться? – Саша боязливо спрашивает, руками дрожащими коробочку перехватывая. — Я... Это... — Инструкция как в фильмах, а я тут посижу, если понадоблюсь, то позвать меня даже можешь, я не смущаюсь. Лиза со спокойствием титановым на кресло усаживается и телефон вытаскивает, чтобы Сашку не смущать. А та стоит как истукан в коридорчике и не знает, что делать. И через десять минут дрожащим голосом Лизу к себе подзывает, боясь увидеть то, чего страшно увидеть. — А ты чего хочешь сама-то? — девушка улыбается, Сашу за плечи худыми руками обхватывая. — Плюсика или минусика? — Хочется-то плюсика, но как же страшно его увидеть... — А ты ничего не бойся просто. И все хорошо будет, поверь. Саша ещё раз на подругу приобретенную смотрит и набирается смелости, чтобы тест перевернуть. Лиза взвизгивает раньше, чем взгляд Саши успевает сфокусироваться. Так и есть. 4-5 недель. Недели, которые она скидывала то на стресс, то на длительный таблеток прием, то на забывчивость "старческую". Недели, которые она провела в сомнениях и бесконечных переживаниях. Её рука неосознанно на живот опускается, куда-то ниже пупка устремляясь. Саша даже подумать не успевает о том, что там действительно кто-то есть, как ей кажется, что внутри неё все тело отзывается на это движение. Движение руки замирает и на лице улыбка теплая расплывается. — Я тебя поздравляю, — Лиза её в щеку целует и ещё раз плечи сжимает. — Это самое главное счастье в жизни. А все остальное тоже наладится. — Ты даже не спрашиваешь от кого... — А что спрашивать? По глазам его за тобой орлиное следящим и так все заметно, — она улыбается, — но это уже ваше дело, туда я точно лезть не буду. А вот тебе чай выпить советую. Меня только он спасал первые месяцы. А через полчасика и позавтракать можно будет. Составишь мне компанию? *** — Ты точно в порядке? — Ваня лба её губами своими касается, когда они в очередной город на автобусе едут, продолжая свой длительный тур. — Ты какая-то бледная больно, Санечка... — Все хорошо, дорога выматывает просто, Ванечка. Она устало к его плечу прислоняется, глаза прикрывая. Сонливость её одолевает все 20 часов в сутки, а остальные тошнит. Кажется, что тело её пытается предать, когда в самый разгар очередной репетиции желудок сворачивает так, что прямо на коньках выбегает и в туалет ближайший сворачивает. А у двери её уже подкарауливает отряд из ближайших самых, которые протягивают и зеркало с косметичкой, и стаканчик с водичкой. Девушки вопросов не задают, лишь понимающе улыбаются. Лиза снова откуда-то чай достает, а Женя разговорами убалтывает и плед свой запасной протягивает. И лишь в самом конце добавляет, когда они на арену практически возвращаются, что не прочь и крестной побыть их ребенка с Ванькой. — Ты меня так напугала, — Ваня сам весь белее стен белых к ней подбегает и в объятия свои возвращает. — Девочки за тобой пошли, говорят, что ты съела на завтрак что-то... Санька, я теперь еду твою проверять буду, чтобы сердце мое не разрывала так. — Прости, Ванюш, я больше не буду. Но в потоке бесконечных концертов, тренировок и переездов ей не раз становится плохо. И каждый раз девочки оказываются рядом, то ей уводя в угол темный, то Ваню убалтывая и отвлекая, пока Саша в себя приходит. Всё делают, лишь бы ей помочь смириться с мыслями новыми. *** — Я по тебе соскучился, Санечка, — Ваня её со спины обнимает, руки на живот ещё почти плоский укладывая. — Моя девочка маленькая... — Я себя плохо чувствую, Вань... — А я просто с тобой полежать хочу, если не выгонишь... — Полежать? Ну тогда лежи. Ей тепло и уютно от его рук на её теле. Одна мягко круги вычерчивает в том самом месте, где, по её мнению, малыш обустроился и греется, а вторая пальцами с её переплетается. Саша старается не расплакаться, но как-то слабо оно получается, когда Ваня её к себе крепче прижимает и сообщает, что никогда-никогда уже не отпустит. И Саша знает, что это правда. *** Когда Саша съезжает, а сама себе признается, что попросту убегает, она остается на даче родителей, любуясь снегом за окном падающим. Она Ване сказала, что уехала в отпуск с родными и хочет немного передохнуть, дать ему воздуха и пространства с сыном общаться, да и с Аленой разобраться. Она не хочет вставать между ними и просит ещё раз подумать, прежде чем решение опрометчивое принимать. Она знает, что он её не оставит, если она не выбросит его первой из жизни их. И то ли голова от беременности отключается, растеряв все логические связи и цепочки, то ли отчаялась она от скрытия чувств своих, но плачет в подушку две первые ночи, проклиная саму себя. — Тебе, Сашка, успокоиться надо. Ты же сказала, что на две недели улетаешь? С ней на диване устроились Лиза с Женей, которые тут же за сутки примчались, едва сама им заплаканной позвонила и сказала, что натворила. Они тут же рядом оказались и, вино алкогольное попивая, ей чай зеленый протягивали. — Ну вот и одумаешься, проплачешь, а после спокойно к нему с новостями приедешь. Женя, как всегда, спокойно все разбирает, словно и нет в этом проблемы никакой: ну правда, подумаешь, отношения она рушить не хочет. А ведь Ваня сам из семьи ушёл ещё пару лет как уже, да вот только формальность простая осталась: всем объявить, что он с Сашей вместе. Окончательно. — А если он передумает и с женщиной, сына родившей, останется? — Саша всхлип очередной не удерживает и глазами слезящими на девушек смотрит. — Ну и дурак он будет. Окончательно, — Женя безаппеляционно заявляет, громко бокал опуская. — А мы с тобой останемся и малышку счастливой вырастим. — Забавная семья у нас вырастает, однако, — Лиза хохочет, телефон звенящий доставая и в комнату соседнюю уходя. *** — Ну, здравствуй, беглянка. Ваня на пороге дома стоит, руки в карманы засунув. Улыбается едва заметно, уголками губ, и смотрит, как Саня в свитер огромный кутается. За окном метель, которую он, кажется, замечать не собирается, пока не видит, как снежинки на волосы ее опускаются и голову покрывают. — Может пустишь в дом? Или тут от ворот поворот делать будешь? Саша в сторонку отходит и даже не шевелится, губу трусливо закусывая. Три недели думала о том, что сказать, но так и не придумала вовсе, лишь какие-то общие фразы в голове оставив. Ну и пускай. Что-то да скажется. — У тебя кто-то есть? — он с порога вопрос с лоб задает, едва разуться и куртку снять успевается. — Он тут? — Никого нет тут, — Саша поплотнее кофту широкую запахивает. Ей кажется, что живот огромным камнем меж ними встал, который Ваня сейчас же заметит. — Одна я. И пальцы скрещивает незаметнее, ведь, технически, она не одна уж, их двое. Один большой человек и маленький тоже один. Или одна. — Я же сказал, что тебя не оставлю. Сбегала зачем? Я еле вытребовал адрес у мамы твоей. — Но как ты узнал? — Я все все узнаю, Санечка, неужели за двадцать лет выучить не удосужилась? Он в объятия ее свои снова притягивает и губами ее виска касается, воздух втягивая и наслаждаясь родной своей девочкой. Родная девочка… *** — И как долго ты скрывать планировала? Ваня стоит в дверях ванной, Саше стакан воды протягивая и брови насупив. Смотрит выжидающе, пока она глотки мелкие делает, и словно изменения взглядом найти пытается. — Что именно? — Не что, а кого, Санечка. Его рука на живот ее чуть выступающий мягко опускается, и Саше кажется, что она вновь расплачется. Расплачется горько и счастливо. От чувств нахлынувших и близости удушающей. — Я не знала, как сказать тебе. Все слова казались лишними. — А надо было ртом сказать, Санечка, губками своими красными. Ну или просто животик показать мне, милая, а не прятаться по углам и дачам загородным. Я есть я, если ты не забыла, и прекрасно знаю признаки беременности женщины. И рука его мягко скользит поверх ее руки. Саша ахает, когда чувствует металл холодный по пальцу тонкому медленно скользящим, и от счастья слезам позволяет капать с ресниц длинных на кофту теплую. — Вы мои, моя девочка, и никуда у тебя больше сбежать не получится. Счастлива ли она? Счастлива, Ванечка, счастлива.