***
За окном, откуда на небольшую комнату с двумя кроватями лился яркий, солнечный свет, раздался громкий клаксон машины отца, который спугнул тихо и мирно сидящих на раскрытой оконной раме воробьёв, что тут же возмущённо зачирикали. Надавив на распылитель сладко-свежих, с ноткой жасмина духов из лимитированной коллекции, что были куплены Даниэлой за бешенные деньги, я брызнула сладкий аромат на область шеи и тонкого запястья, тут же ставя стеклянный флакончик на тумбу сестры, где было множество разных безделушек, в основном состоящих из оттенков розового. Пробегаясь взглядом по уже приевшимся маленьким фотографиям, приклеенным к зеркалу, на которых была запечатлена широко улыбающаяся Даниэла с подружками, заострила внимание на своём отражении: идеально выглаженная, белоснежная рубашка, поверх которой был накинут галстук, ровно такой же расцветки, что и коротенькая теннисная юбка, подходящая под дресс-код школы. Строго и без вычурности, как раз-таки так, как любит мама. За окном вновь раздался сигнал машины, сопровождаемый ещё и возгласом отца: — Баби, поторапливайся, иначе сама будешь объясниться с той строгой учительницей! Я тут же быстро отпрянула от зеркала, судорожно схватив тяжелый рюкзак, доверху забитый учебниками. Пробегая мимо гостиной, а позже сидя на ужасно неудобной кушетки в коридоре и надевая чёрные лаковые туфли, напоследок крикнула лежащей на небольшом диванчике сестре, которая опять болтала по телефону, привычно накручивая прядь прямых темных волос: — Дани, если продолжишь всё также сидеть на телефоне, то не успеешь не то, что ко второму уроку, но и к четвёртому. Зная твою несобранность… — Не будь занудой, Баби! — Я тоже тебя люблю, Даниэла. Поторапливайся. Схватив ключи с милым брелком в виде маленького серого зайца, что был подарен мне Лионелем — моим одноклассником и по совместительству «другом-парнем», я выбежала на солнечную улицу. С Лионелем нас связывали тёплые, тесные отношения, которые я, как бы ни старалась, назвать любовными не могла. Возможно, это из-за того, что у каждого свои интересы и вкусы, а также абсолютно разные характеры. Ещё одной причиной, по которой я, к сожалению или к счастью, не могу рассмотреть в Лионеле своего спутника по жизни является то, что его мама — подруга моей. Отсюда и вытекает наше навязанное совместное будущее, решенное и спланированное родителями. Думаю, из-за того, что моего жениха за меня выбрала мать, я и не рассматриваю его за чертой «больше, чем друг». Катина говорит, что с биологической и психической точки зрения в моей голове просто срабатывает какой-то датчик, отрицательно реагирующий на все наставления матери, поэтому мне, да простит меня Лео, не нравится этот парень. Меня встретила оживленная улица: проезжающие, громко сигналящие машины, огромные массы вечно спешащих людей, почти не заметная, еле слышная ковбойская музыка, играющая из небольшого кафе, владельцем которого был добрый и постоянно весёлый мужчина в годах, обожающий Техас и угощающий меня вкуснейшим лимонадом каждый раз, когда я проходила мимо его заведения. До меня донёсся встревоженный и громкий, звонкий голос подруги, что накинулась на меня с объятьями стоило мне только закрыть за собой входную дверь дома. Папа, в отличии от вечно недовольной мамы, что не видела ничего хорошего в моём общении с Катиной, не считал ничего плохого в этой вечно веселой и милой девчонке и с радостью соглашался подкидывать подругу по утрам, когда отвозил меня в школу. — Баби! — девушка накинулась на меня с объятиями, сминая мои плечи своей хваткой. — Чего ты так долго? Твой папа пыхтит от возмущения, как паровоз, — Катина хихикнула, попутно целуя меня в румяную щеку. — Я тоже рада тебя видеть, подруга, — я вязала девушку за руку, идя к поблёскивающей на солнце черной машине отца, — но ты просто не представляешь, что я чуть не проспала из-за того, что Даниэла выключила мой будильник! Он, видите ли, мешал ей, — Катина громко засмеялась, жмуря голубые и светлые глаза. Её всегда умиляли мои отношения с сестрой. Меня же всегда умиляла она — девочка, которая за короткий промежуток времени смогла стать мне второй сестрой и сумела спасти меня от одиночества в новом городе и порядком наскучившей компании Лео, что вечно маячил где-то рядом с моей партой.***
Колонки, находящиеся в машине где-то за мной в районе затылка, тихо передавали современную песню на английском, в которой пелось о любви. В моей голове на повторе крутились строчки из припева, заставляя меня задуматься о том, есть ли эта настоящая любовь, которую в хите от девушки требует парень. Мне было чужды все те эмоции, что так хорошо описываются в романах, которые читает Даниэла. У меня никогда не было «бабочек в животе»; я думаю, что ни разу не смотрела на Лионеля влюбленным взглядом, которым втюрившиеся девчонки смотрят на объект своих мечтаний; я не ощущала весь спектр тех эмоций, которые ощущают залипнувшие друг на друге люди. В отличии от других девчонок моего возраста, мне не хотелось почувствовать это всё на себе, потому что я трезво и осмысленно смотрю на жизнь, понимая, что этого у меня никогда не будет. Моя судьба была предрешена, когда мне не исполнилось ещё и шести. По «счастливому» сценарию матушки в будущем у меня будет любящий муж в виде Лионеля, как минимум трое детей и возвышающаяся далеко ввысь карьерная лестница по профессии хирурга. Кажется, мне суждено умереть несчастливой. Тяжело вздохнув, я посмотрела на Катину, что судорожно пыталась выучить целый лист слов на латыни. Перевела взгляд на отца, который барабанил пальцами по рулю и что-то говорил про пробки. Было не слышно из-за постоянных сигналов машин, что раздавались из приоткрытого окна. — Как же душно, — ещё раз вздохнув, я принялась открывать окно ещё больше. — Похоже, мы и правда опоздаем, — я не услышала в словах подруги и долю разочарования и отчаянья, к тому же её губы тронула лёгкая улыбка. — Не надейтесь, пробка сейчас рассосётся, и вы успеете даже поболтать несколько минут до начала урока, — я мельком взглянула на отца, что щурился и улыбался уголками губ, услышав тяжелый вздох и отчаянные бормотания Катины. До сих пор не могу понять, как он может жить с такой чёрствой женщиной, как моя мать. Положив локоть на полностью открытое окно, а на него же и голову, я принялась изучать окружающие машины, дома и вывески. В этом маленьком городе, по сравнению с тем же Мадридом, где раньше жила наша семья, было ни чем не тише, чем в столице, хотя я так надеялась на обратное. Где-то позади раздался рёв мотоцикла, а позже и громкий мужской возглас. Сначала я не обратила внимания и продолжила изучать близстоящую красную машину, в мыслях вспоминая латынь, что будет первым уроком. — Солдат! — затем раздался оглушающий свист, невольно привлекающий моё внимание. Обернувшись, я заметила на себе обжигающий, тёмно-карий, почти чёрный, взгляд, что не переставал сверлить меня, отчего внутри засело чувство страха. — Да-да, ты! Я резко отпрянула от окна, прижавшись к сидению. Беспокойство нарастало всё больше, а от страха начинали подрагивать пальцы. Что я могла сделать и чего ему от меня надо? Спустя несколько секунд заметила на себе два непонимающих взгляда, которые просили объяснений. Кажется, что Катина, что отец не слышали этого крика, схожего с рёвом голодного медведя. Отец, посмотрев на меня, всё же обернулся к дороге, что была по-прежнему забитой машинами. Катина же ждала объяснений, полностью потеряв интерес к тетради с латинскими фразами, что с подчерком подруги походили на иероглифы. — Я показала язык соседней машины, и водитель, по-моему, заметил, — я натянула улыбку, пытаясь не выдать фальши. И к чему вообще я скрываю того парня? — Теперь стыдно. — Тому мужику показала язык? — Катина немного нагнула голову, чтобы посмотреть на соседнюю машину. Подруга нахмурились и вновь наградила меня непонимающим взглядом. — Там же сидит старушка, — я лишь нервно хихикнула, мысленно хлопая себя по лбу, как сзади раздался звук мотора мотоцикла, а после веселое: — Солдат! Мне оставалось лишь затаить дыхание и молча наблюдать за сменой эмоций на лице Катины, которые, к слову, были мне совсем непонятны: сначала удивление с недоумением, потом осознание, а позже и вовсе прежняя доброта, что сопровождает Катину всё время. Она, что, знает его?.. — Эй, ты притворяешься невидимкой? У тебя получается так себе, знаешь? — страх, что до этого сковывал моё тело, испарился, а на замену ему пришла некая злость. Отрывая свой взгляд с подруги, которая была в лёгком недоумении, я повернула голову на темноволосого, что не затыкался и продолжал глазеть на меня, широко улыбаясь и сверкая белыми зубами. Псих! Теперь я могла рассмотреть его ещё лучше, пробегаясь взглядом. В тёмных глазах, которые были обрамлены длинными ресницами, плескались искры веселья, хитрости и ребячьего озорства, когда он продолжал вглядываться в меня, всё так же не произнося ни слова. Его шея, которую я разглядела через длинный ворот кожанки, впрочем, как и плечи, казались уж слишком большими — накачанными. Он был внушительным и уверенным в себе парнем. Это подтверждал и его большой черный мотоцикл, чем-то смахивающий на байкерский. — Чего тебе надо, парень? Едь дальше. — Пойдешь со мной на свидание? — он облокотился на собственные колени и нагнулся ближе к окну машины. Смею признаться, я хотела как можно быстрее закрыть чёртово окно, что бы прищемить его наглый нос и отгородить себя от него. Чего он из себя возомнил? Ещё и отец, что сейчас подозрительно косится в мою сторону, стопроцентно расскажет матушки, которая сотрёт меня в пыль за мутки с подобным самоуверенном индивидом. — Сделаю одолжение и подкину тебя после бессонной ночки до дома из-за твоего милого личика, куколка. А это, между прочим, стоит предоплаты, — он нагнулся ещё ближе, подставляя щёку. — Ну же, целуй! — моему возмущению не было придела, как и широкой ухмылки парня, из-за которой, кажется, его щеки скоро треснут. Его забавляла моя растерянность, а меня бесила его улыбочка. — Чёртов кретин! — быстро закрыв окно, я отвернулась от его надменного лица, встречаясь с растерянным взглядом отца, который смотрел на меня, приподняв бровь. — Дочь, объясни мне… — Папа, я клянусь, что не знаю этого парня! Ты ведь знаешь, что с подобными я не общаюсь. Прошу, только не говори маме, иначе… — Я понял тебя, Баби, — папа по-доброму улыбнулся, успокаивая меня одним лишь взглядом, ведь весь мой вид кричал о том, что я сейчас расплачусь: красные щеки не то от смущения, не то от злости; дрожащие губы, которыми бы я сейчас чихвостила этого наглого засранца, если бы не сидящий за рулём отец. — Всё в порядке. Если он будет тебя ещё беспокоить — скажешь мне. Идёт? Я обессилено кивнула, облегчённо вздыхая и поворачивая голову на Катину, что загадочно на меня смотрела, давя хитрую улыбку. Уже когда я быстро забегала на крыльцо школы, перепрыгивая через две ступеньки, ведь всё-таки мы опаздывали, меня за запястье ухватила подруга, не успевающая за мной. Она несколько раз выдохнула, переводя дыхание и вопросительно посмотрела на меня. — Почему твои способности не распространяются на урок физической культуры? — подруга ободряюще улыбнулась, пока у меня в голове не переставал крутиться образ того наглого короткостриженого темноволосого парня с надменной улыбкой, из-за которого у меня наверняка будут проблемы. Я взглянула на лицо подруги, что мило улыбалась. Всё же ей нужны были объяснения. — Катина, я… — Я знаю, кто это был, Баби, — подруга загадочно улыбнулась, схватив меня за руку и поднимаясь по лестнице. — Наглый хам — вот кто! — Катина громко засмеялась, из-за чего на нас обернулось несколько девочек с параллели, которым я тут же улыбнулась в приветливом жесте. — Нет же, Баби. Это был Хуго Оливера. — Это должно мне о чем-то говорить? — Катина закатила глаза, уставая от моего недовольства в сторону этого Хуго. — Ну, может, тебе будет знакомей, если я назову его Аччи? Его практически никто не зовёт по его настоящему имени. Там что-то связано с семьёй… Ну, в общем, он жёсткий тип, Баби: гоняет на мотоцикле, участвуя в гонках; устраивает со своими друзьями разгромы на вечеринках; а ещё он бывалый гуляка, любитель и любимец девушек, — на этих словах Катина опять хитро ухмыльнулась и как-то странно взглянула на меня, чего я не смогла понять. — Наглый хам, короче, — после моих слов на нас обрушилась очередная волна смеха под сопровождение громкого звонка на урок, пока мы быстро забегали в холл школы, так как опаздывали на «любимую» латынь с точно такой же «любимой» учительницей.