Вечные страдания любящего поэта

      На улице не погода, а мерзость. Белые, разбросанные невпопад облака, которые закрывают солнце, что, к слову, даже не греет. По улицам лужи от тающего снега, небольшой ручеёк во льду, но, уже видны трещинки, а наш герой — тот, для кого такая погода — му́ка.       Бараш грустит. Он пишет стихотворение, которое, вероятно, служило бы очередным признанием Нюше в любви, но, всё никак не вяжется. Вновь, помятые листки бумаги валятся в мусорку, а единственные строки, что есть в стихотворении, желают лучшего:       «Ох, Нюша, ныне так красива,       Твоя бесценная улыбка,       Ох, Нюша, как-же ты строптива,       Будто-бы маленькая…»       — Рыбка? Ар-ргх, нет! Какая рыбка, Нюша не живёт под водой, и вообще… Строчку менять нужно!       В очередной раз уничтожая всякий листок бумаги, Бараш уже даже не задумывается о том, чего желает сама Нюша. Принцесса, которой весь мир на блюдечке принести — так она разревётся из-за очередного недостатка! Может, сказать что-то про её внешность? А может, в общем, описать её характер?       «Твои рыжие волосы на ветру,       Вьются, да так, что я не усну,       Милая, добрая, щедрая, умная…       И местами, угрюмо-безумная»       — Бр-рг-гх, да нет же! Последнюю строку она прочитает, и подумает, что оскорбление. А тут нет оскорбления! Тут чистая правда. Или, как говорил Кар-Карыч, иногда правду нужно приукрашивать? Да тут вроде и приукрасил… Да нет-же!       И очередной листок бумаги падает в мусорное ведро, минуя любые попытки на выживание. Ибо всё, что оказывается у Бараша в урне — мертво, и, вскоре, отправится ожидать конца своего существования на свалке Пина, или, ещё хуже, в ручье.       На улице ветер — весьма сильный, чтобы окно распахнулось, и все листки красиво залетали по дому. Сквозняк! Ах, какое-же приятное чувство, когда после нахождения в душном месте, в лицо тебе дует ветер, не правда-ли? Но не для Бараша. Ибо тот прямо сейчас закроет окно, сильно хлопая им, и с плохим настроением начнет репетировать то, что есть.       «Ох, Нюша, ныне так красива,       Твоя бесценная улыбка,       Ох, Нюша, как-же ты строптива,       Будто-бы речная рыбка!       Твои рыжие волосы на ветру,       Вьются, да так, что я не усну,       Милая, добрая, щедрая, умная…       И местами, весьма безумная…»       Проговаривая это, поэт представлял, как Нюша будет слушать его. Будет утопать в чувстве льсти и смущении… А потом, почему-то, сразу расскажет о том, какое-же красивое платье ей сшила Совунья. И даже не пообсуждает стих. Но, это же не значит, что она его вообще не слушает, так ведь? Да?.. впрочем, одно дело — рассказал, другое — услышал, да и вообще, главное, что Нюша останется рядом. Если конечно не пойдет играть с Крошем в теннис. Как и всегда делает, когда разговор с Барашем заходит про романтику и что-то большее, чем дружба…       Уже три часа ночи. Кукушка в часах молчит. Небо во мраке. Мёртвая тишина. Один Бараш, с потрёпанной шерстью, мешками под глазами, с невероятной тряской рассказывает зеркалу свой стих. Болит голова, такое чувство, что во лбу у поэта поселились серп и молот, и бьют по ней без конца. Создаётся точечная и пульсирующая боль, от которой нельзя укрыться. Но у зеркала-же тоже должна быть эта боль! Она же точная копия Бараша! Если бы зеркало и вправду было бы живое, оно бы пожало поэту руку за проделанную работу. Ведь он наизусть заучил сценарий встречи с Нюшей, ведь наперёд знает её слова, коронные фразочки и вопросы. Надо ложиться спать, а-то уже совсем с ума посходил от своей настойчивости…       — Раз, д-два… Ура! Я выучил эту дребедень! Наконец, могу ложиться спать, — не доходя до кровати, поэт плюхается на пол и засыпает. Завтра предстоит довольно сложный день…       А на самом деле, Нюша — единственная причина, почему Бараш живёт. Так как несколько дней назад тот планировал прыгнуть без парашюта с горы, но, так и не решился… всё же, вдруг, один раз, в один момент, Нюша-таки скажет «да»? Такие мысли радовали Бараша, несмотря на то, что поэт буквально находился в депрессии, ничего не делал, только лежал и думал о ней. И репетировал вечные свидания, которые кончались Нюшиным «Ох, а ты видел, что мне сшила Совунья вчера?». Возможно, именно такую жизнь хотел поэт. Я у него не спрашивал.

***

      День. Вчерашние облака будто испарились, оставив за собой только небо и солнце, которое начало греть. Февраль, февраль… такой красивый и одновременно мерзкий месяц. Но душевный и нескучный. В каком ещё месяце в один день будет –20°с, а во второй +10°с? В общем, природа непредсказуема, и в этом её прелесть.       Поляна. Маленькие травинки бьются со снегом за царствование, но, к сожалению, пока ещё выигрывает снег. А Бараш, как сами травинки, в предвкушении победы. Ведь когда ещё будет лучше погода, чтобы признаться Нюше в любви? Свинка, открыто гуляет по степи, пытаясь найти грибы (что глупо, ибо они растут ближе к лесу). Но сейчас, внимание зацикливается не на этом, а на Нюше: Бараш, медленно подходит к ней, ожидая её слова. Своеобразного сигнала, которыц знаменовал начало «признания».       — Ох, привет, Бараш! А я тут грибы ищу, не подскажешь, где они? — потирая затылок, спросила она.       — Здравствуй, Нюша. Ты так красива сегодня! — поэт немного запинался в словах, так как не выспался до конца.       — Спасибо, я польщена, — Нюша на секунду улыбнулась, как вдруг, её улыбка спала, — Бараш, ты говоришь мне это на протяжении недели! Может-быть, хватит?       — А… Н-Нюша, я хотел сказать. — Бараш стал волноваться, прикусывая губы. Тревога осенила его.       — Нет, просто странно это, ты всё время говоришь мне одно и тоже. Не устал? — ухмыльнулась свинка.       — Нет, просто… Ты мне нравишься! — выдал Бараш Нюше, перебирая ногу на ногу, — я хотел сказать тебе это давно… Ты красивая, у тебя красные волосы, в общем, я тебя люблю, и сочинил тебе пару стихов! Рассказать?       — Бараш… ты мне это уже сотни раз говорил! Я тоже люблю тебя. Как друга. И Крош мой друг, и Ёжик тоже. Я вас всех люблю.       Ничегошеньки она не поняла. Эх, глупая свинота.       — А… стихи?.. — у Бараша потекли слёзы. Он плакал очень редко, но сейчас, в его глазах потемнело, а душа перестала искриться и начала разбиваться.       — Конечно, рассказывай! — Нюша повернулась от Бараша, смотря вдаль, пытаясь взглядом найти грибы. Ох, нашла один! Видимо, я был неправ, когда сказал про то, что на полянах грибы не растут.       Бараш пал на колени. Его состояние и до этого было тревожным, он не мог заснуть, у него болела голова, чесалось всё, сердце кололо, спина хрустела… Было плохо. А сейчас и ещё хуже. Осознание того, что его сравнили с Крошем, с Ёжиком… Получается, она любит Кроша также, как и его?! Нет… Нет. не может быть… Сердце вновь колит. Голову раскалывает, а в бедре чувствуется пульсирование. Дыхание стало очень-очень быстрым, а глаза от безысходности и боли посмотрели в пустоту, куда-то вверх, закатились за веки. Нюша повернулась к Барашу, ожидая его ответа уже несколько секунд.       — Эй, Бараш, ты чего? — Нюша, ненароком оглянулась назад, чтоб разглядеть гриб.       Сердце разрывало. Лёгкие, казалось, сейчас разорвутся, а по венам чувствовался прилив крови. К сердцу. Бараш, в отчаянии, схватился за него, но, было, словно поздно. В один момент он почувствовал пустоту в себе и облегчение, и, вроде, вспышку. От чего она, нежели от солнца? Или же… Впрочем, слишком яркий свет заполнил каждую мысль, и казалось, что вся боль, что произошла, исчезла. И на душе ярко стало… но… пусто. Не было чувств, и, вообще, хотелось просто вырубиться. Усталость настигла в такой неподходящий момент… Что вообще произошло? Бараш почувствовал боль, упал, и, вдруг, облегчение? Радость то какая! Жаль, перед глазами всё плывет, и непонятно, моменты ли это из жизни, или Нюшина спина. Но, всё равно, хорошо, что на душе облегчение. Очень хорошо.

***

      — Бараш? Ты, наверно, повёлся! Это была шутка, хех, я тебя тоже люблю, мы всё-таки уже взрослые... ну, почти. А ещё, ты самый харизматичный из всех моих друзей! Я тебя люблю, но не как друга, а как самого лучшего человека на земле! Хорошо? Только ты это, не забывай, а то ещё сейчас забудешь… Бараш! Ты вообще меня слышишь?       Нюша вновь обернулась чтобы лицезреть то, чем занимается поэт, и, уж не знаю, что она там хотела увидеть: его радость или его злость на шутку, но, то, что она увидела, скорее, не похоже и не на это, и не на то.       Всё-таки, тело Бараша с пенкой в зубах, пустыми глазами и дёргающимися руками в агонии, не было похоже ни на злое, ни на весёлое. Оно вообще было похоже на труп.       — Б-барашик?.. н-нет, нет...       Но тело, за исключением рук, не шевелилось. Может, если-бы Нюша успела позвать Совунью, то Бараша удалось бы спасти. Но, как мы знаем, излишняя паника и истерика погубила Нюшу. И теперь эта «принцесса» не то что за помощью не бежит, ну и даже не убегает. Просто ревёт, дрыгаясь в конвульсиях и задыхаясь в слезах.       Ведь именно сегодня она хотела признаться Барашу в любви. Впрочем, Бараш был прав, когда грёзил в мыслях: «этой принцессе всё только на блюдечке подавай». И врача, к слову, тоже. И патологоанатома.       А я уже говорил о том, что Бараш умер?