***
Посетив уборную, школьница проходит на просторную кухню и опускается на стул, наблюдая заинтересованно за Елизаветой. Ту Малышенко видела только в строгих костюмах и платьях, а сейчас Лиза в огромной синей футболке с изображением собачки на груди и в шортах до колен. Домашняя, даже забавная, и ведь не скажешь, что ей около тридцати лет. — Ты что будешь? Вчерашние макароны с курицей или суп? Или доставку закажем? Выбирай. — тараторит Андрющенко, наливая Ви горячий чай. — Да мне без разницы. Я честно так хочу есть, что готова сожрать хоть целого слона. — делает обжигающий горло глоток и улыбается неловко. — Пожалей слона, я сейчас по-быстренькому разогрею макароны. И на лице появляется широкая улыбка, которая практически полностью избавляет Виолетту от тревоги. Она в тепле, в спокойствии, её сейчас накормят и, скорее всего, ей разрешат остаться на ночь. Было бы славно, если Лиза позволит ей переночевать. Большая тарелка с аппетитными макаронами, покрытыми толстым слоем сыра, и кусочками куриного филе появляется перед Вилкой, и она жадно набрасывается на еду, словно псина на кости. Ест, не останавливаясь и запивая зелёным чаем, а Лиза садится напротив и приглядывается к татуировкам на лице Малышенко. Заметив на себе цепкий взгляд зелёных глаз, та улыбается с набитым ртом и показывает указательным пальцем на свою кожу. — Если вы...ты думаешь, как отреагировала моя мамка, то ей похуй. Прощу прощения. Лиза ничего не говорит, лишь сдвинутые брови и поджатые губы дают понять, что она недовольна. Ей крайне тяжело осознавать, что существуют такие родители, как мама школьницы. Ведь как так наплевательски можно относиться к своему ребёнку? Выросшая в полной счастливой семье, где Лизу окружали безграничной любовью, она не может принять тот факт, что некоторым людям абсолютно неинтересны собственные дети. Чем ребёнок увлекается, как живёт и где находится в дождливую погоду, когда на часах стрелка уже близится к ночи. Этого Лиза понять не может. — Я правильно понимаю, что тебе идти некуда? — подливая кипяток в кружку, спрашивает девушка. — Ага. Все родственники и друзья детства остались в Питере, а после переезда сюда новыми друзьями обзавестись как-то не вышло. Так, чисто знакомые, с которыми можно потусить. Лиза? Та кивает, заглядывая в уставшие глаза, и Виолетта, быстро отведя взгляд, протягивает пустую тарелку и неловко шепчет: — Можно ещё немножко? Лиза мягко улыбается, забирая тарелку, и молча накладывает добавку, пока Ви смотрит ей в спину и еле заметно вздыхает. Неловко просить о ночлеге, прибиваться к Лизе, как брошенные котята к прохожим, и Малышенко, растерявшись в последнюю секунду, проглатывает свои слова о возможности переночевать и вместо этого просит новую порцию макарон, хотя вполне уже чувствует себя сытой. — Кушай, не торопись. Сегодня переночуешь у меня. Тебе нужно завтра в школу? — Елизавета вновь садится на стул, а Виолетта берётся за вилку и расслабляется, наколов на столовый прибор кусочек курицы. Сегодня не придётся остаться на улице, и это радует. — Спасибо, Лиза. Реально спасибо, завтра утром меня тут уже не будет. А в школу не имеет смысла идти, у меня нет ни учебников, ни тетрадей, а выслушивать претензии училок не горю желанием. После короткого кивка со стороны Андрющенко и разговора про маму поздний ужин проходит в молчании. Каждая в своих мыслях, в заботах, и лишь когда Вилка ставит грязную тарелку в раковину и включает воду, с целью помыть посуду, девушка осторожно прикасается к её плечу. — Не переживай, я всё помою. Ты пока можешь принять душ, чистое полотенце найдешь на стиральной машинке. И ещё... Её голос такой приятный, такой нежный, что Виолетта уже не понимает, о чём идёт речь, и просто наслаждается им. Ни криков, ни упрёков, ни гнилого пьяного смеха. Только чистое спокойствие, доброта, которая перебивает отчаяние и боль. Пусть и находится Ви у Елизаветы в квартире всего лишь около часа, но она уже чувствует, что ей можно доверять. С ней безопасно, что ли, комфортно. — Всё хорошо, Вил? — и в глазах столько испуга, что школьнице самой становится не по себе. Она головой мотает, опустив взгляд в пол, и бросает уверенное «да», после уходя в санузел. Кофта и джинсы с бельем стремительно летят на кафель; горячие капли воды обжигают кожу, смывая пот и ощущение безысходности. И ни страха, что кто-то ворвётся, посмотрит нагло и притронется к телу. Здесь даже можно не торопиться. Спустя полчаса Малышенко выключает воду и, переступив через бортик ванны, встаёт на коврик. Капельки с волос стекают на острые плечи и грудь, спускаясь к животу и ногам. Ворс пропитывается влагой. Виолетта, шустро схватив полотенце, вытирается и оборачивает его вокруг своего тела. Раздаётся тактичный стук в дверь. — Я принесла тебе сменную одежду. Можно я войду? — Да, — хрипло проговаривает, удерживая полотенце на груди. Лиза тут же оказывается в ванной комнате и, невольно мазнув взглядом по татуировкам, что ранее были скрыты под одеждой, протягивает стопку вещей: — Я смогла отыскать свои старые вещички, не волнуйся, они совершенно чистые. Вот футболка, шорты, новые трусы, думаю, что всё должно подойти. А насчёт своих вещей не переживай, я сейчас закину их стираться. В гостиной я тебе уже постелила, можешь ложиться спать. Если станет холодно, на кресле лежит плед и... Слова снова пролетают мимо, ускользают здравые мысли из головы, меняясь на поток глупых. В глазах Андрющенко нет грязи, вожделения, однако щёки Ви горят ярким пламенем и в горле резко пересыхает. Уж не думала она никогда, что будет стоять перед коллегой матери практически обнажённой. Как же неловко. Неловко, но хотя бы не страшно. — Спокойной ночи. — шепчет улыбчиво Лиза и, дождавшись, когда Вилка возьмёт предложенную одежду, уходит, закрыв за собой тихо дверь. На тонких губах Виолетты появляется лёгкая улыбка. Здесь её не обидят. Впервые за многое время Малышенко не просыпается посреди ночи. Не вскакивает со слезами на глазах и не забивается в истерике в угол, прокручивая раз за разом картинки из своих страшных сновидений. В эту ночь ни снов, ни оглушающих стуков в дверь ногой, а лишь блаженная тишина. Спокойствие, о котором школьница могла только мечтать. Глаза удаётся открыть ближе к полудню. За окошком хлещет надоедливый дождь, капли барабанят по стеклу, и небо тёмное-тёмное, покрытое тучами; возникает желание вновь упасть на тёплую простынь, однако Виолетта, вспомнив, что хотела уйти ещё ранним утром, вскакивает с постели и стаскивает свои штаны и худи с сушилки. Одевается в пару секунд, почти что подбегает к двери, но, обернувшись, возвращается назад и застилает аккуратно диван пледом, после положив на него сложенные в стопочку вещи Лизы. Вилке тут нравится, даже очень, но позволить себе злоупотреблять гостеприимством Елизаветы она не может. Быстро умывшись, Ви проходит на кухню, чтобы попрощаться с девушкой. Та сидит за столом и чай из огромной кружки попивает, печатая что-то в своём телефоне. Её чёрные с синеватым отливом волосы свисают на лоб, спрятав за собой красивый изгиб бровей; на тонких губах полуулыбка, а из них тихий смех, вызывающий на коже приятную дрожь. Было бы ложью, если Виолетта сказала бы, что внешность Лизы непривлекательная. Большой ложью. — Доброе утро, точнее добрый день, — и улыбнувшись, сразу же встаёт, тарелки из шкафа вытаскивает, обернувшись лишь на секунду. — Завтракать уже поздно, сейчас я тебе супа налью. Ты любишь щи? А есть-то хочется, Ви даже и не помнит, когда в последний раз суп ела, да и в принципе домашнюю пищу, не считая вчерашнего вечера. Не помнит, но всё равно головой мотает и избегает смотреть в глаза, взволнованно теребя пальцами рукав худи. — Лиз, я...мне короче домой нужно. Спасибо за всё, я пойду. Уже в коридоре быстро натягивает обувь под собственное шумное дыхание, цепляется за дверную ручку, но мягкое прикосновение к плечу вынуждает повернуться. Лиза протягивает свою куртку, слегка нахмурив брови: — Вил, сейчас погода очень плохая, возьми, а то простудишься. Я вызвала тебе такси, оно должно подъехать через пару минут. Как приедешь домой, мне напишешь, хорошо? — Но... — Вот мой номер, деньги на поездку. И, Виолетт, если что-то опять случится, то ты не стесняйся и звони мне, я постараюсь помочь. Та лишь угукает, искренне не понимая, зачем нужно это Лизе, и не найдя ответ на свой вопрос, в последний раз благодарит девушку и шустро выскальзывает из квартиры, сжимая в кулаке крепко клочок бумаги с номером телефона и пятьсот рублей, что дала Елизавета.***
Март подходит к концу. С каждым днём теплее, а оттого и радостнее. Свежий весенний воздух и солнечные лучи словно вселяют некие силы в Виолетту, и ей становится немного лучше. Легче дышится, да мысль о том, что до летних каникул совсем немного, не может не вызывать улыбку. Каждая весна ощущается как что-то новое, светлое, и каждый раз появляется надежда на лучшее, но это первая весна без папы, и поэтому Ви не в состоянии полностью насладиться ею. На улице приятная глазам красота, на улице свобода и чувство спокойствия, а дома бесконечные пьянки и сомнительные люди, чьих имён Виолетта даже не знает. Не знает и терпит, но Лизе не звонит. Ничего ведь страшного не произошло, всё по-старому, а тревожить человека по любому поводу довольно глупо. Вилке не хочется впутывать в свои проблемы Андрющенко, не хочется казаться в чужих глазах брошенной игрушкой, которую жалко оставлять на улице. И она живёт дальше, изредка вспоминая о чудесной девушке, что помогла ей в трудную минуту. — Виолетта, деточка, не так быстро, — остановив Вилку прямо около кухни и схватив её за запястье, улыбается мерзко мужчина, которого, кажется, зовут Олег. Виолетте неприятно ощущать на себе касания незнакомого человека, ей до отвратительного кома в горле страшно находиться в такой опасной близости с пьяным мужчиной, но она не подаёт виду и кривит губы, шлёпнув свободной рукой того по пальцам. — Не трогай меня! И дай пройти на кухню! Но Олег, обдавая перегаром и опустив ладонь на скрытое тонкой футболкой плечо, смеётся громко и оценивающим взглядом скользит по фигуре: — Думаю, твоей мамочке сейчас не до тебя, у неё есть дела поважнее. И первое, что приходит в голову: маме плохо, она упилась и не может о себе позаботиться. Малышенко раздражённо отталкивает от себя мужчину и в миг оказывается рядом с кухонной дверью, обхватив пальцами ручку. Испуг на лице сменяется шоком и отвращением, стоило Виолетте понять, что происходит за стенкой. Гортанные стоны, характерный скрип стола - сложно не догадаться, чем занимаются там пьяные люди. — Ты же не хочешь мешать мамуле искать тебе нового папу? Или хочешь, чтобы твоим папочкой стал я? — смеётся Олег и грубо разворачивает Ви к себе за талию; школьница нервно сглатывает и пытается стряхнуть с себя чужие руки. — Да отъебись ты! Лёгкая пощёчина оставляет на бледной девичьей щеке небольшое покраснение, и Вилка тут же хватается за неё, ошарашенно взглянув на мужчину. Смотрит и носом хлюпает, сдерживая подступившие к глазам слёзы, пятясь к стене. — Не учили, как со взрослыми нужно разговаривать? — вены на шее вздуваются, а гнилая улыбка сменяется оскалом. — Так научим. Потной ладонью Олег забирается под футболку Малышенко и стискивает в ней грудь, прижав собой Виолетту к стене. У той дрожь по телу, тошнота к горлу подступает, и на секунду Вилка теряется. Воздуха не хватает, кожа под грубыми пальцами горит, ноет; хочется разреветься, однако школьница собирается с силами и плюёт в лицо мужчины, после толкнув того в сторону. — Шлюха малолетняя! На душе гадко, больно, но не время впадать в истерику, и Ви, понимая, что в квартире оставаться небезопасно, берёт кроссовки и быстро выбегает в подъезд, надев уже их там. Лишь оказавшись на улице и сев на лавочку около соседнего подъезда, Виолетта даёт волю слезам и прячет лицо в дрожащих ладонях. Ей не хочется возвращаться домой, ей страшно ступить за порог собственной квартиры, и в секунду в разум прочно вплетается мысль. Вилка гонит её, в слезах захлёбывается, но, чуть успокоившись, достаёт из кармана домашних штанов смартфон и крутит его в руке, раздумывая. Всего лишь одна ночь. Одна. Решившись, Малышенко находит в контактах нужный номер и делает вызов. На экране белыми буковками сверкает «Елизавета». Гудки идут, идут, но Лиза всё не отвечает, и когда Ви почти что сбрасывает звонок, раздаётся в трубке взволнованный голос: — Здравствуй, Вил. Что-то случилось? И её речь звучит так обеспокоенно, что новый поток слёз сковывает горло. Мама не волнуется, не переживает, а чужой человек - да. — Здравствуй... Я... Мне... Можно я у тебя переночую одну ночь? Пожалуйста... Хрипит, слова выдавливает, пытаясь совладать с эмоциями, но у неё ничего не получается; Лиза же понимает, что случилось что-то нехорошее, и пугается не на шутку. — Ты где? С тобой сейчас всё в порядке? Вил, не молчи, пожалуйста, давай я тебя заберу. Скажи мне, где ты находишься, и я приеду. Хорошо? — Хор... Хорошо. Сквозь плач назвав адрес, Виолетта завершает вызов и устало обнимает себя руками, поглаживая не скрытую одеждой холодную кожу. Время медленно идёт, минуты кажутся часами, и девчонке кажется, что Лиза уже вовсе не приедет. Однако, когда на плечо осторожно опускается мягкая ладонь, Ви вздрагивает и испуганно поднимает глаза на человека. Перед ней Андрющенко, во взгляде которой печаль и волнение, а на лбу бисеринки пота; торопилась, беспокоилась она. Шмыгнув носом, Вилка слабо улыбается: — Спасибо. Лиза снимает с себя пиджак и накидывает на чужие плечи: — Поехали, милая.***
Уже пять дней Виолетта живёт у Лизы, и отрицать, что эти дни самые лучшие и самые спокойные после кончины отца, не имеет смысла. У неё дома не пахнет спиртом и дешёвыми сигаретами, по комнатам не ходят незнакомые мужчины, а в каждом уголке чувствуется комфорт. Да и дело даже не в самой квартире, не в уютной обстановке, а в Андрющенко которая за небольшой промежуток времени подарила столько тепла и заботы, сколько не смогла дать Вилке мама, пожалуй, за последние несколько лет. От матери яростные крики и агрессия, недовольство; от Елизаветы же добрые улыбки и безграничный свет, который не в каждом человеке можно разглядеть. Не в каждом, а в Лизе есть, его не трудно заметить в её зеленых глазах, своим цветом похожих на хвойный лес. В этом лесу и затеряться совсем не страшно, ведь в нём нет диких зверей и множества опасностей. Там только успокаивающее пение птиц и лучистое солнце, что согревает тело в прохладную погоду и освещает самую удобную тропинку. И этот свет, исходящий от девушки, обволакивает юную Малышенко, перечеркивая её горести и переживания. Тревога постепенно уходит на второй план, и чувство ненужности притупляется. Виолетта больше не чувствует себя одиноким котёнком, выброшенным на грязную улицу. Она чувствует себя человеком, достойным хорошего отношения и заботы - об этом ей сказала сама Лиза в один из проведённых вместе вечеров. — Вил, пожалуйста, не думай о плохом, не нужно над собой издеваться. Ты же понимаешь, что никто не имеет права тебя обижать? Тем более мама, Виолетт. Каждый заслуживает любовь и заботу, и ты не исключение. В тот момент её ладонь успокаивающе погладила спину Вилки, в тот момент школьница ещё раз убедилась, что Лиза очень-очень хороший человек, без которого жизнь уже казалась пустой. Елизавета в самом деле стала для неё подругой. Но в начале мая, когда Виолетта в очередной раз сбежала к Лизе, всё перевернулось на сто восемьдесят градусов, и дружба стала казаться чем-то другим. Чем-то большим, ранее неизведанным, что заставляет сердце биться чаще. Случайные касания становятся необходимой лаской, тёплые взгляды - заветным желанием; приходит ебучее осознание, озарение, что Ви влюбилась. ВЛЮБИЛАСЬ. А раньше такого никогда не было, даже близко. Так, лёгкая симпатия, что оказалась всего лишь надуманной чушью, что на время избавила от скуки. Мокрые поцелуи совершенно ничего не вызывали, не было трепета и яркого желания, и всё потому что не было настоящих чувств, искренности. С Лизой же совсем по-другому: к ней хотелось притронуться, провести больше времени и даже поцеловать. Или хотя бы просто быть рядом. Виолетта не знает, как так вышло, возможно, с каждым днём чужая забота сильнее привязывала её к Лизе, и, честно, прекращать их общение она не думала. Но и не было желания рассказать о своих чувствах, ведь и без слов ясно, что Лиза вряд ли ответит взаимностью. Разница в десять лет, разные взгляды на жизнь и ещё огромная куча проблем, которая точно помешала бы построить крепкие отношения. И, может быть, в силу возраста, отсутствия существенного опыта Вилка не могла точно сказать, что такое «серьёзные, крепкие отношения», но ей хотелось верить, что когда-то у них обязательно что-то получится. Не было даже и мысли о том, что первой любовью Малышенко станет другой человек. Но как бы не скрывала Ви свою чистую влюблённость, признание всё же вырвалось наружу. Это случилось ровно в ту минуту, когда они ехали из магазина; Лиза была за рулём. Её тёмные реснички подрагивали, уголки губ были подняты вверх, и при каждом сказанном слове улыбка становилась всё шире. — Однажды, в лет, наверное, шесть, я притащила домой котёнка, и оказалось, что он был блохастым. Меня тогда покусали блохи и мама... — Лиз, ты мне нравишься. — и так неожиданно, что самой становится не по себе. — Взаимно, ты очень хороший человечек. Всегда мечтала о младшем братике или сестрёнке, и вот мечта наконец-то сбылась. — смеётся, не отвлекаясь от дороги, а внутри Виолетты гаснет огонёк. Она тут же пытается его возродить, плюнув на последствия: — Ты нравишься мне как девушка. Даже не так, я влюблена в тебя. Улыбка исчезает с лица Андрющенко. Тело напрягается, пальцы на руле белеют, а протяжный вздох вырывается из груди. Вилка не понимает, почему на её слова не отвечают. — Лиза... — Виолетта, я за рулём, не отвлекай меня, прошу. — чуть ли не на красный проезжает, успев во время среагировать. По интонации, по резкому холоду в голосе становится понятно, что об ответной симпатии не может идти и речи. Горло сковывают слёзы, и Малышенко отворачивается к окну, стараясь незаметно стереть мокрые дорожки с лица. Горько, обидно, и на языке лишь одно слово крутится: Блять.***
— Лиз, я, наверное, того... домой, к мамке, вернусь... Неловкость и стыд нападают на Вилку, и она решает уйти, не желая мозолить глаза Лизе. Схватив ветровку с крючка, школьница уже собирается выйти из квартиры, но Елизавета останавливает её, выхватив вещицу из рук: — Не говори ерунду, куда ты пойдешь в одиннадцатом часу ночи? — Я просто не хочу, чтобы ты из-за меня чувствовала себя плохо. — и это чистейшая правда. После признания на душе оседает осадок, и как себя вести дальше с Лизой, Виолетта не понимает. А девушка же хмурым взглядом прожигает, пытаясь подобрать слова. Но в голове лишь одна злость и нецензурная брань; только злится Андрющенко не на школьницу, а на себя. Вдруг сделала что-то не то, повела себя как-то не очень правильно, чем вызвала такой к себе интерес и дала надежду подростку. Нужно было серьёзно поговорить с Вилкой, но, боясь на эмоциях обидеть девчонку, Лиза решает отложить разговор до следующего дня. — Пожалуйста, ложись спать. Поговорим завтра. И по ощущению Виолетты, за эту долгую, полную нервотрёпки и слёз ночь между ней и Елизаветой вырастает прочная стена. Вечером следующего дня на кухне шумит только электрический чайник, каждая молчит и думает о своём, отличие лишь в том, что Ви избегает смотреть в чужие глаза, а Лиза взгляда от той не отводит, разглядывая поникшее лицо. На тонких губах трещинки, зелёные глазки кажутся тусклыми, а под ними отчётливо виднеются тёмные круги. От мысли, что Малышенко не спала всю ночь, становится невообразимо тяжело, и сдержать своё беспокойство не получается: — Вил, ты себя хорошо чувствуешь? — Нормально. — хрипло и тихо, словно она и не здесь находится. Но хозяйка квартиры так не считает, однако проглатывает горечь и осторожно обхватывает пальцами руку школьницы, что довольно заметно дрожит. Вилка вздрагивает, но не отстраняется. — Лиза, я... прости меня. — Даже не думай извиняться, Вил. Тем более за свои чувства, хорошо? — старается не ранить юную душу, старается улыбаться, хотя совсем не до смеха. Ответа нет. Тишина и пелена слёз в глазах; Андрющенко сглатывает и большим пальцем руки гладит нежную кожу, продолжив: — У нас ничего не выйдет... — Потому что я какая-то не такая? Недостаточно красивая? Или... — и ведь знает, что глупость несёт, но иначе не получается. Обида жгучая затапливает по полной, и сдерживать себя очень трудно. Детская позиция; слова, неподдающиеся логике, и крупные капли слёз на щеках, а после стыд и опять слёзы. Их уже стирает кончиками пальцев Лиза, пока внутри самой что-то разбивается на острые осколки. — Вил, милая, прошу, не говори так о себе. Ты очень красивая, хорошая, и у тебя обязательно всё будет прекрасно, ты найдёшь ещё своего человека, не волнуйся на этот счёт. — Но не для тебя? — взгляды сталкиваются, и сердце пропускает удар. — Что? — Красивая и хорошая, но не для тебя. Говорить трудно, дышать тоже, и Ви, выхватив тёплую ладонь, убегает из кухни и скрывается на балконе. Вечерняя прохлада отрезвляет разум, капельки весеннего дождя смешиваются со слезами, и резко появляется ощущение, что это ебучий сон. Второсортный сериал или глупая книга о любви, вот только в них конец счастливый, сладкий, словно сахарная вата. А сладость такой же глупой и наивной Виолетте точно не светит. Не в этой жизни и не в других реальностях. В груди, в районе сердца, что-то дико ноет, вызывая ещё большую тревогу, но спустя несколько секунд до Малышенко доходит. Наверное, так и ощущается первая любовь. Горько, невзаимно, но вместе с тем так ярко, что кажется, Вилка больше никогда не испытает этих сильных чувств. Возможно, будут и другие люди, но Лиза прочно поселилась в сердце, и выгон её будет самым что ни на есть кощунством. Этого не будет, этого делать нельзя, ведь идти против себя и своих же чувств - настоящее сумасшествие, полная разруха, что подведёт к дурке или петле на шее. Ужас, невыносимый ужас в голове, а по позвоночнику отвратительная дрожь. И непонятно: то ли дождик виноват, то ли что-то иное. — Вил, почему ты стоишь в одной майке и шортах? Простудишься же, так нельзя, нужно беречь себя. На голые плечи накидывают тёплый пушистый плед, соединив его на груди, чтоб согреть покрытое мурашками тело. Лиза обнимает девчонку со спины, без давления и тяжести. У Ви есть возможность выскользнуть из слабых объятий, но она не делает этого, а только замирает на месте, тихо вздохнув. Может быть, больше не будет такого момента, не будет касаний и заботы; Виолетта наслаждается этим, словно видит Андрющенко в последний раз, пока та шепчет в тёмную макушку: — Прости, милая. Ты очень красивая, чудесная девочка, но я старше тебя на десять лет. И если бы я ответила тебе взаимностью, это было бы неправильно. Чертовски неправильно, понимаешь? Ты маленькая, ты ещё по сути ребёнок, в школе учишься, а я взрослая тётка, которая почти не вылезает с работы. Наши отношения априори были бы неравными, а в здоровых и долгосрочных отношениях равенство является очень важным пунктом. Тебе всего шестнадцать лет, и если бы ты влюбилась в ровесника или в ровесницу, то это было бы абсолютно нормальным явлением. А я... — То есть мои чувства неправильные, ненормальные? — поджимает губы, разглядывая темнеющее небо. — Нет. Твои чувства совершенно нормальные, и случаи, когда подросток влюбляется в людей, что старше его на приличное количество лет, довольно частые. В этом нет чего-то страшного, правда, иногда влюблённость оказывается вовсе не влюблённостью, а другими вещами, но сейчас не об этом. Знаешь, что на самом деле является страшным? Это взаимность со стороны взрослого человека. Ты должна знать, что здоровый и адекватный человек никогда не посмотрит на школьника, чья личность ещё не до конца сформирована. Понимаешь, о чём я говорю, Вил? — Кажется, да. Но если бы мне было не шестнадцать, то... Лиза вздыхает, чувствуя на своих руках слезинки, и качает устало головой. Ну ребёнок же совсем, даже не осознаёт, какие преграды могут встать на пути к их отношениям. Две девушки, одна несовершеннолетняя, другой под тридцать; одна хочет в ближайшем будущем уехать в Финляндию, другая о нём вообще не задумывается. И таких моментов довольно много. — Виолетта, я всегда буду рада видеть тебя здесь, ты всегда можешь обратиться ко мне за помощью, но давай больше не будем поднимать эту тему. Хорошо, милая? И после тихого согласия мягко целует в макушку, поплотнее укутав Ви в плед. Та плачет беззвучно, облизывает искусанные губы, принимая решение больше никогда не приходить в эту квартиру.***
Виолетта теперь не появляется в доме у Лизы, не звонит ей и не пишет сама, лишь изредка отвечает на её сообщения сухими «всё в порядке» и «ясно». Прошло всего лишь четверо суток, что казались месяцами без Елизаветы, но влюблённость школьницы крепчала с каждым днём. Не выбросить из головы, не уничтожить и не сбежать. И становится только больнее, хуже. Хочется увидеть Андрющенко, поболтать ни о чём и хотя бы коснуться её руки. О большем и мечтать глупо. Ни поцелуи, ни жаркие объятия, а просто добрые улыбки, смех. Но нельзя, ни в коем случае нельзя, и Вилка старается жить дальше. Забивает на пьющую мать, её выходки и мужиков; забивает и на свои чувства, с головой окунувшись в учёбу. И снова пьяные крики, звон рюмок и вызывающие приступ тошноты стоны с их кухни. Олег больше не трогает Ви, не заходит даже к ней в комнату, к ней никто вообще больше не заходит; всем плевать, в особенности матери, она даже не поинтересовалась, где ночевала дочь в последнее время. Ну, честно, и Виолетте тоже плевать. В мыслях только Лиза, а по ночам сны с ней, после которых щёки горят, а глупая улыбка не сползает с лица. Хоть там взаимность, хоть там настоящая жизнь и счастье. На седьмом дне Малышенко не выдерживает; как же она скучала по уютной квартирке и по темноволосой девушке с красивым именем. Та радуется её приходу, кормит вкусным ужином и отчитывает за то, что школьница не отвечала на звонки. Вилка же её словам улыбается и просит новую порцию плова, лишь бы подольше посидеть с Елизаветой. — Если ты хочешь остаться, то оставайся, я не против. И Виолетта остаётся, хотя хотела заскочить всего лишь на полчаса. Невозможно устоять, глядя в её зелёные глаза. После ужина они смотрят фильм, суть которого ускользает от девчонки спустя каких-то жалких десять минут. Взгляд не в экран, а на Андрющенко, что смеётся и поправляет лезущие на лоб свои тёмные волосы. — Это просто какой-то дебилизм, почему герои просто не могут сесть за стол и спокойно говорить? Взрослые же люди, а бегают друг от друга, словно маленькие дети. Вил, в следующий раз я буду выбирать кино. Улыбается, жестикулирует руками, а Ви сглатывает и опускает взгляд на губы. Одно желание, одно движение и мысленное «всего лишь разочек». Оказавшись на чужих коленях в мгновение, Виолетта обхватывает чужое лицо и целует, сначала легонько, потом углубляет поцелуй. На секунду, на крохотную секундочку, показалось, что Лиза целует в ответ, но, наверное, это было больной фантазией, потому что на плечи опускаются тёплые ладони и отстраняют школьницу. — Вил, ты что творишь? — и не кричит, но лучше бы она наорала и оттолкнула грубо. Видеть спокойствие, равнодушие, пусть и напускное, тяжко, и хочется вернуть время назад. Вряд ли в следующий раз её будут рады видеть тут. Не отвечает, но продолжает смотреть в её глаза, сидя на коленях. — Ты зачем это сделала? — Захотелось. Прости. — и больше не молчит, но Елизавета напряжена до невозможности, что видно по сжатым челюстям и вздувающимся ноздрям. — Больше не делай так. Через минуту Малышенко остаётся в комнате одна, и вечер снова заканчивается горькими слезами. Вот только в этот раз плачет не только Вилка.***
Холод, отстранение и тупые для взрослого человека отговорки. То у Лизы работа, то у подруги юбилей, то командировка в Нижнем Новгороде. И ни свободной минутки, чтобы встретиться с Виолеттой. Как же это глупо. Обида постепенно растёт, выбивая остатки здравомыслия, и когда на экране высвечивается вызов с именем «Моя Лиза», он тут же сбрасывается. Не ответит, не напишет, больше придёт. Дешёвый ликер наравне с раздражением и горечью, оставленными Андрющенко, творит невообразимые вещи, и Ви, решив забыться хоть на несколько часиков, прислоняется лбом к чужому плечу. Вздыхает, мотая головой, после шепча сквозь зубы: — Какая же гадость этот ликёр. — И не говори, — улыбается уголком губ Кристина, приобнимая одноклассницу. — хуета полнейшая, но это единственное, что удалось стащить у сеструхи. Квартирка Захаровой, несмотря на чистоту, кажется не очень уютной. Обшарпанные стены, пропахшие куревом комнаты и трухлявая коричневая мебель, что держится на соплях. И если раньше было абсолютно плевать на такие мелочи, то сейчас, после проживания в светлой и просторной квартире Елизаветы, каждая деталь бросалась в глаза. И опять в мыслях темноволосая девушка, не дающая покоя. Как назло, та снова звонит, нервируя этим девчонку, и снова вызов отклонён. — К чёрту тебя, Лиза. — Чё за Лиза? — смеётся пьяно Крис, вопросительно подняв брови. Пыталась, честно пыталась сдержать в себе чувства, но пьяный разум не уговоришь, и слова моментально вырываются. Говорит, не обращая внимания на собственную речь и маты, изливает душу, а после плачет, вливая в себя новую порцию ликёра. — Я в ахуе, у меня такого никогда не было. — объятия утешительные, и становится немного легче. Искренность льётся, тайны произносятся вслух, и Виолетта говорит то, о чём дальше обязательно пожалеет. — Всё бы отдала, чтобы только её забыть. Лучше бы я тогда на улице осталась... А Кристина же ухмыляется и перебивает, положив ладонь на колено Вилки. Пальцы гуляют по коже, а шёпот на ухо заставляет передёрнуться. В трезвом состоянии Малышенко никогда бы не пришла сюда, в трезвом состоянии она никогда бы не позволила случиться тому, что случилось дальше, но всё уже сделано, и время не вернуть назад. — Я знаю, как помочь тебе её забыть. После мокрые поцелуи, что спускаются постепенно на шею. Кристина подминает под себя Ви и ловко стягивает с неё летние шорты, раздвигая её ноги коленом. Шершавая рука сжимает грудь сквозь топ, вторая гладит низ живота, но особого желания Виолетта не чувствует. Она механически отвечает на поцелуи, разрешает трогать себя, но не ощущает даже долю того, что чувствовала с Лизой во время невинных объятий. Не то, не та, но уже не исправишь. Движения пальцев грубые, резкие, естественной смазки совсем мало, и о каком-то удовольствии не может идти и речи. Только дискомфорт, боль и желание быстрее сбежать домой. Сбежать к Лизе. Кристина скорость толчков увеличивает и не обращает внимание на Вилку, что тихонько хнычет и пытается оттолкнуть её слабо за плечи. А в это самое время на экране опять высвечивается «Моя Лиза», оповещая нежной мелодией обеих. Забыть Андрющенко не получается ни сейчас, ни потом. Спустя пару минут оказавшись на улице, Малышенко не сдерживает слёзы разочарования. Плачет, опустив взгляд под ноги, ревёт до головной боли, а после делает то, что должна была сделать ранее. Она звонит ей. — Лиза? Та отвечает сразу же, обрадовавшись, что наконец-то школьница вышла на связь: — Вил, милая, ты меня так напугала? С тобой всё хорошо? Ты сейчас где? — Лиз, я немножко выпила... совсем чуть-чуть, и я... я пыталась тебя забыть... Не вышло, прости, не вышло... Не вышло, но больше пытаться она не будет. Любовь, уже не влюблённость, из сердца не вырвать, и Виолетта постарается дальше жить с этими чувствами, в глубине души надеясь, что когда-то ей посчастливится услышать ответное «люблю» из уст Елизаветы.