Чувства цвета киновари

Наряду с огнём, водой и бегущими по небу облаками, по мнению Дзинши, существовало и ещё одно преисполненное любопытства зрелище: как девушки из гарема разбирают гостинцы. Поскольку сюда стекались красавицы за всего Китая, чаще всего это означало и то, что они были не из знатных семей. Не привыкшие к роскоши, ощутившие её только во дворце, они сталкивались с морем искушений, и одним из них было накопительство. Словно подсознательно боясь, что милость может и закончиться, они буквально вырывали ткани друг у друга из рук, при этом памятуя о местных правилах и натягивая на лица пусть и неискренние, но улыбки. Вся эта нарочитая вежливость несколько балансировала в случае с присутствия главного евнуха, при нём они старались быть паиньками. Вот две сцепились за гребень, да так и замерли, буравя друг друга взглядом. Пальцы аж побелели, и тут чья возьмёт: либо у которой больше хватит уверенности, чтобы вырвать, либо у той, которая движется постепенно, зубчик за зубчиком, дабы в один момент попросту стряхнуть руку соперницы. А ведь каждая из них мечтала бы жить во дворце, как нынешние четыре супруги. Если госпожа Гёкую и госпожа Рифа превосходили многих по красоте, то Риишу доставалось больше всех. Кому, как не главному евнуху, было знать, что многие из здешних красавиц на стену от зависти лезут, думая о том, что какая-то мелкая девчонка занимает столь высокое положение. Нет, о Риишу лучше не думать, хотя мысли о ней и отвлекали от содержимого того письма, что он получил намедни, а всё же меньше нервничать никак не получалось. На самом деле Дзинши уже был уверен, что проживёт этот день только благодаря мыслям о том, что вечером Маомао обещала угостить его той самой выпивкой из гремучника, которую он привёз в подарок. В иные времена бы испугался, что отравится, а сейчас практически всё равно. – Можно подумать, вы падальщики, а не воспитанные дамы, – заметив, что погружённый в раздумья главный евнух упускает ситуацию, рявкнул на девушек Гаошунь, – Сказали бы лучше господину Дзинши, как вы признательны за многочисленные подарки, что он привёз для вашей несравненной красоты! Едва заметно сжав челюсти, Дзинши вымученно выдавил из себя улыбку, и визги и писки восторга достигли апогея. Глупые куры. Они видят лишь красивый фасад, и не подозревая, что у него внутри. Всё что они могут, так это вздыхать, как такой красавец не оставит после себя потомства. А вот то, чем он живёт, как думает и что чувствует – да плевать на это. Воспринимают его как игрушку, но и сами таковыми являются. Интересно только, осознают ли? Маомао стала единственной, которая пробила этот фасад, но вот только любопытно ли ей посмотреть на то, что кроется за этими идеальными стенами? Очень хотелось верить, что да. Надо сказать, что сегодня за обедом она даже принялась аккуратно расспрашивать, что у него случилось. То ли действительно был настолько мрачный, что это пугало, то ли действительно не всё равно. Что-то подсказывала главному евнуху, что если выпивка и правда будет надлежащей крепости, он возьмёт – и выложит ей всё как на духу. И не потому, что она приближённая служанка. Она уже давно кто-то гораздо больший. И даже если эти синие глаза будут буравить его равнодушным и несколько возмущённым взглядом – пусть. Её право. Нехорошо, конечно, будет свалить на девушку эдакий груз, но ведь она столько раз ему помогала. А ещё... Как бы хотелось обнять её и долго-долго не отпускать, вдыхая этот примечательный только для неё запах пота, будто бы перемешанный с многочисленными ядами, которые испытываются на этом хрупком и при этом таком сильном теле. Мысли немного прояснились, и закончив раздачу гостинцев, равно как и убедившись, что всё прошло благополучно, поспешил на обход гарема. Император ждал его сегодня, а это значило, нужно было доложить чину по чину, как и что. Есу приходилось слышать, что некоторые евнухи порой ворчали, мол, быть начальником легко, просто ходи да тыкай пальцем, где тебе кажется, что сделано вкривь и вкось. И только, пожалуй, Гаошунь, узнав о назначении воспитанника на должность, тяжко вздохнул, мол, тяжело придётся, и какая же это ответственность. Взять хотя бы обучение девиц танцам. С неделю назад местный учитель сломал ногу, и поди, раздобудь за столь короткие сроки нового. А ведь учитывая день рождения госпожи Риишу, нужно было отобрать действующих танцовщиц, и вот кто будет ими руководить, спрашивается? У того разнесчастного евнуха водились ученики из тех, что помоложе, и теперь в помещении, отведённом под тренировки, царил хаос: временами обездвиженный наставник, когда морщась от боли, а когда и бранясь, наставлял новичков, брызжа слюной. Пробуй покажи танцевальное движение, когда даже встать не можешь! Маомао, осматривавшая его, даже языком прицокнула, сказав, что перелом непрямой, множество осколков застряло в мышцах, и заживление будет долгим. Согласно её совету, ногу больного перебинтовали чистой тканью и вкопали в горшок с землёй. Так можно было обеспечить неподвижность, но были и свои минусы, хотя для кого-то это было очевидным плюсом: порой ученики, страшно кряхтя, таскали своего учителя, словно вельможу, когда тому надо было передвинуться из комнаты в комнату. Вроде бы и смешно, а вроде бы и полный бардак. Порой Дзинши и сам не понимал, как вообще держится, умудряясь стоять, глядя на это всё, с полной понимания улыбкой. Комнаты девиц тоже надлежало осмотреть. Те, кого доставили недавно, особенно из бедноты, периодически принимались прятать продукты на чёрный день, и после их запасы принимались смердеть. Одна особо старательная распотрошила матрас, начинив его мясом, и в короткие сроки её обиталище пропахло так, будто в нём хранились остатки трапезы плотоядных демонов. Пришлось выпороть в наседание другим. А ещё они были большие любительницы складировать подаренные ткани, да так плотно, что те временами стирались по краям сгибов и уже более ни на что не годились. Опять порки, а ещё причитания швей, которые пытались сделать из драгоценного, но подпорченного материала хоть что-нибудь стоящее. А сколько девиц норовили сшить одеяние себе не по размеру, а потом не могли даже присесть в том, что получалось, вынужденно задерживая дыхание? Отдельным пунктом шла косметика, некоторые попросту не знали меры, пудрясь так, что при дуновении ветерка частицы пудры – стараниями Маомао, хотя бы безопасной, без следов свинца – прятались в уложенные волосы, мигом заставляя свою хозяйку прибавить пару десятков лет от этой мнимой седины. А ещё не дай небеса какая-нибудь из них обращала на себя повышенное внимание Императора. Какая тебе тут благожелательность, их нужно было разнимать, словно дерущихся кошек, которые норовили либо попортить счастливице волосы, либо расцарапать лицо? Пусть побьют, главное успеть подгадить, а там, глядишь, когда собственная спина заживёт от палок, можно будет и самой попытать удачу. Так что да. Быть начальником гарема легко, но только в том случае, если ты преисполненный величия и терпения небожитель. В первый же день принятия поста Дзинши две такие истерички подрались за серёжки, и одна умудрилась вырвать свою добычу прямо из уха соперницы, конечно же, с огромным количеством крови. Новый главный евнух не успел войти в помещение, а ему навстречу с адовым воплем уже неслась перепачканная девушка с глазами круглыми, словно полная луна. Понадобилось всё самообладание, чтобы не отпрянуть прочь. Обходя комнаты, Дзинши мигом приметил, что недавняя диковинка, доставленная ко двору, исчезла, а местные кумушки злобно шепчутся по углам о «везучем призраке». Вот так дела, Император презрел то отношение, которое царило по отношению к этой девушке что здесь, что в её родной семье, продавшей её в гарем. Хотелось верить, что она в порядке, и убедиться в этом Дзинши предстояло очень и очень скоро. Дабы несколько утешить себя при разговоре с Императором, особенно по части темы, касающейся Риишу – а её день рождения и заявления брачных прав уже не представлялись таким уж эфемерным событием – главный евнух думал о том, что в этот самый момент происходит у Маомао. Сейчас она у госпожи Рифы, осматривает её, а перед этим они беседуют за чашкой чая, выясняя её настроение и самочувствие. Если всё проходит хорошо, травница прислоняет своё чувствительное ухо к пока ещё плоскому животу и слушает, слушает, слушает, и, возможно, пусть и смутно, но улавливает биение нового сердца. Новой жизни. Того, для чего и служит работа что лекаря, что тех, кто содержит гарем: на продолжение императорского рода. С хлопотами по закупкам Дзинши пришлось пожертвовать ужином, пусть в гареме для него и накрыли какой-никакой, но стол, однако сосредоточиться на трапезе не представлялось возможным: для экономии времени пришлось выслушивать отчёты евнухов. Те тоже порой то хитрили, то кривили душой. Вот один постоянно бранит девушек – и ленивые они, и глупые, но вполне может быть, что просто у него на душе муторно, может, обсчитали его в жаловании, а то и обидел старший товарищ, грубо указав на приличествующее место. Другой наоборот, постоянно хвалит, и это тоже нехорошо, ведь тогда выходит, не хватает ему определённой жёсткости, и очень скоро местные девушки верёвки из него совьют. Где же тут поешь, новые хлопоты, новые передвижения, новые назначения, новая перетасовка, совсем как в Книге Перемен, а будущее всё так же туманно. Наконец-то определившись с тем, что будет говорить Его Императорскому Величеству, Дзинши покинул гарем направился правителю. Снова спасли мысли о Маомао. Сейчас она, вне зависимости от результатов своего исследования, тихонечко движется домой, по дороге зыркая по сторонам, не выросло ли где целебной травки, которую бы ей хотелось утащить в свою лавку чудес. Отныне можно, никто не трогает и никто не бьёт по рукам, никто не тащит за шиворот, чтобы шла выполнять работу служанки. Всё же хорошо он выдумал, выкупив девушку и обеспечив её собственным уголком. Наконец-то талант может раскрыться в полной мере. Когда специально обученные слуги открыли перед ним врата вотчины Императора, местная тяжёлая атмосфера мигом проверила его на прочность, наваливаясь на плечи словно покрытая вековым лесом гора. Говорят, что пределом мечтаний каждого человека является перерождение в Императора. Вот кто, кто, а он, Дзинши, никогда бы не смог жить в такой обстановке, будь она хоть трижды богата. В глубине покоя что-то белело, среди разноцветных подушек. Главному евнуху не требовалось смотреть дважды, чтобы догадаться, кто это: Байлу. Та самая новая диковинка, которую Его Императорское Величество решил оставить при их разговоре. Девушка сидела на коленях, на ней было новое платье, расшитое многоцветными фениксами, что ещё больше подчёркивало её совершенно неземную красоту. Байлу была белой, абсолютно вся, начиная от волос и заканчивая кожей и кончиками ногтей. Такие дети рождались исключительно редко, и также редко доживали до половой зрелости, поскольку ребёнка западного цвета считали символом грядущих перемен, а значит, и неприятностей, а потому тихонько уносили в лес на милость зверей, делая вид, что он или она никогда не рождались на свет. Заслышав шаги, девушка подняла голову, и глаза цвета засахаренного боярышника сосредоточились на вошедшем. Она едва заметно поводила носом: – Господин Дзинши? – Здравствуй, Байлу, – также вежливо поздоровался главный евнух, садясь на отведённое ему место, – Всё ли у тебя хорошо? Говорить приходилось медленно, чтобы она поняла, но девушка в любом случае определяла сказанное скорее по интонации. Сейчас Байлу кивнула, отводя глаза. Люди, породившие её, не знали, что для таких глаз, равно как и для кожи, губителен солнечный свет. Байлу с колыбели значилась созданием ночи, но это поняли слишком поздно, тогда, когда её чудесные глаза уже были повреждены. Видела она плохо, и, если кто подходил к ней, поводила носом, словно дикая собака, узнавая людей по аромату благовоний, исходящих от их одеяний. А ещё годы издёвок от сверстников сделали Байлу очень спокойной, если не сказать, равнодушной к собственной судьбе. Вот и сейчас, будучи очередным развлечением для Его Императорского Величества, девушке, казалось, было совершенно всё равно, что с ней стало и что с ней станет впредь. Она так и сидела в этом платье, словно послушный ребёнок, которого оставили без сладкого, и попросту ожидала, когда поступит очередная команда: либо идти в покои, либо убираться прочь. Такой выдержке можно было позавидовать, но что это была за жизнь? В полумраке, с медленно текущими мыслями, словно глубоководная рыба, Байлу была покорна, как примерная жена, и всё же едва ли можно было найти с ней общие темы для разговора. Как разительно она отличалась от Маомао, чьей живости ума мог позавидовать любой учёный муж! Впрочем, как знать, если бы у Байлу была возможность родиться не со столь странным телом, возможно, она бы представляла из себя нечто большее, чем просто диковинную игрушку?.. – Ага, наш главный евнух уже прибыл, – Его Императорское Величество появился неожиданно, так что пришлось поспешно вскакивать, отбивая поклоны. Начинается придворная игра, делает вид, что был не в курсе появления посетителя. Каждая встреча превращалась для Дзинши в логическую игру, на кону в которой стояла жизнь. – Долгих лет и процветания Вашему Императорскому Величеству. Ваш недостойный слуга прибыл отчитаться о делах гарема. – Похвально, – Император занял собственный стул, богатая резьба на котором изображала резвящихся в облаках пятипалых драконов, – Раньше, чем ты начнёшь, мы намерены сообщить, что остались довольны Байлу. Она послушна и немногословна, хотя некоторой изящной выучки всё же не хватает. – Боюсь, что игре на струнных музыкальных инструментах её не выучить, из-за цвета глаз у неё слабое зрение. – Тогда пусть пробует духовые, – милостиво распорядился Император, – Или петь. Скажи нам, Дзинши, прекрасен ли её голос? При нас она лишь кивает. – Поскольку девушка прибыла недавно, – главный евнух не очень любил разговаривать о ком-то в третьем лице, если тот находился в этом же помещении, но выбора не было, – Она ещё не выучила нашего языка. Я попрошу заниматься с нею отдельно, и мы непременно выясним её таланты. – Хорошо, хорошо… Дзинши, мы хотим рассказать тебе удивительное наблюдение, которое намедни предстало нашим глазам, – за прищуром было не понять, в чём дело, но главный евнух ощутил пусть и нечёткую, но опасность, исходящую от правителя, – Так вот… Байлу, ступай в покои, сегодня останешься на ночь. Девушка поднялась чуть ломаным движением, почтительно кланяясь, и взявшийся словно ниоткуда евнух мигом проводил её до нужной двери. Дзинши успокоено выдохнул где-то внутри. Даже в гареме Байлу предпочитала сидеть в комнате лишь потому, что там царила неизменная обстановка и не было риска споткнуться или удариться. Из-за этого местные евнухи не сразу догнали, что у неё плохое зрение, думали, что просто робеет. – О чём мы?.. Ах, да. Наблюдали мы за тем, как куры во главе с их правителем ходили по двору, отыскивая зерно, – как ни в чём не бывало продолжил Император, – Случалось ли тебе видеть, Дзинши, как эти пусть и глупые, но притом дальновидные птицы прижимаются к земле и пищат, дабы предупредить других об опасности и не быть схваченными? – Как-то не обращал внимания, Ваше Императорское Величество, но при случае непременно пронаблюдаю, – этот пример не был простой побасенкой, история о курах вот-вот должна было превратиться в притчу. – Вот и славно. Но знаешь, что самое прелюбопытное? Молодой петушок, чей хвост ещё не был так красочен, равно как и гребень со шпорами, завидел ястреба, будучи вблизи кустов. И вот оттуда, из укрытия, он, смекнув, что хищник его не видит, заорал во весь голос, кликая ястреба, пока ещё ничего не приметивший главный петух гулял на открытом пространстве. Повисла пауза. Главный евнух приказал ни единому мускулу на лице шевелиться, и успешно справился с этим. – Как ты думаешь, Дзинши, этот неглупый петушок надеялся на то, что небесная кара закогтит его соперника, или ему вдруг подумалось, что их господин не вправе топтать совсем молодых кур? Противная, словно помои, волна тошнотворного жара пробежала от почек до кончиков ушей, застревая в области горла. – Ты как-то поменялся в лице, – прищур Императора стал насмешливым, – Думал, я не узнаю, что ты печёшься об этой девочке? Не ты ли велел сжечь простыни, на которых расцветали свидетельства того, что Риишу стала женщиной? – Я велел сделать так лишь потому, что она испугалась, Ваше Императорское Величество, – виноградные глаза сосредоточились на расписном блюде для фруктов, на котором были изображены дракон и феникс, словно замершие перед крепкими объятьями. О, хоть бы они являли добрый знак не только для владельца, но и для несчастного посетителя! – Вздор. Бутон не должен стесняться своего цветения. А ты был обязан доложить нам об этом. Лунные циклы есть свидетельство того, что она уже может стать матерью. Или нам надлежит напомнить тебе о том, в чём заключается смысл гарема и наложниц? – Ваше Императорское Величество, – пришлось кланяться снова, всего пара мгновений, чтобы собраться с мыслями, – Это случилось четыре месяца назад, и до сих пор не повторилось. Госпожа Риишу не изменилась внешне, её тело не готово к зачатию. – Ветви граната тонкие и выглядят ненадёжно, но на них созревают отменные плоды. Но так уж и быть, – рука со множеством перстней лениво махнула в воздухе, – Слушай же нашу волю. Мы желаем возлечь с Добродетельной супругой, едва стихнут празднества в честь её пятнадцатилетия. С твоей же стороны, как главного евнуха, радеющего о благополучии всего гарема, мы повелеваем прислать травницу в покои молодой госпожи, дабы та смогла подготовить госпожу Риишу. А теперь мы слушаем, как прошли закупки. Возникли ли некие трудности? – Только с раковинами конусов, – совершенно потерянный, Дзинши слышал свои слова как сквозь комки хлопка, – Поставщики не могут обеспечить наши нужды в полном объёме, по их словам, красивые моллюски стали встречаться реже. Я закупил другие раковины, это тоже конусы, но на них нет узоров в виде гор. – А, – похоже, Императора это нисколько не озаботило, – Мы было подумали, что дельцы опять стали петь соловьями, мол, эти твари ядовиты. Ядовиты. Учитывая, что Дзинши постоянно искал диковинки для Маомао, это слово ненадолго выдернуло его из юдоли страданий. – Вот что мы думаем, – заметив его реакцию, погладил бороду Император, – Твою травницу положено вознаградить как должно, так что если она справится с Риишу, мы распорядимся о доставке живого конуса… К слову, Дзинши, – его улыбка была неприятной, – А ведь Маомао несмотря на возраст тоже не отличается формами, но ведь ты привязан к ней несмотря на это. Жаль, конечно, что даже если вы заключите брак, это бессмысленно, поскольку ты то самое деревце, которому суждено быть пустоцветом. Хотя, спору нет, прекрасное… Можешь идти. – Благодарю, Ваше Императорское Величество. Едва покинув стены дворца и в совершеннейшем молчании отправившись домой, Дзинши как наяву вспомнил габариты ёмкости с хабусю. А ведь до этого момента думал, что алкоголя слишком много. Теперь, после всех переживаний, тара с гремучей змеёй внутри представлялась смехотворной, ибо душевная рана стала глубже, и надо было постараться, дабы залить эту пропасть.