we should be lovers instead

Кевин очень, очень старается внимательно слушать объяснения учителя географии, когда на его парту прилетает скомканная записка. Он оборачивается. Нил, сидящий за партой по диагонали, смотрит на него с легкой ухмылочкой. Кевин удивлённо вскидывает брови и берет записку, пытаясь не выдать волнения. Вообще-то Нил — его лучший друг. Вот только Кевин влюблён в него уже второй год. Он вряд ли вспомнит, с чего это началось. Они были друзьями с самого детства, столько, сколько себя помнили, вместе пошли в школу, вместе учились и по сей день — сейчас им обоим было по семнадцать. Кевин так к нему привязался, что считал его своим самым близким человеком — после его мамы, конечно. У них были и ссоры, был и период, в который они почти не общались, но в итоге всё всегда заканчивалось хорошо, и они по-прежнему считали друг друга лучшими друзьями. Не считая того, что Кевин был влюблён. Он считал себя бисексуалом: по крайней мере, так ему казалось, на основе всего того, что он вообще знал про сексуальные ориентации и собственные предпочтения. А вот Нил… Кевин не мог понять. Да Нил и сам не мог ему ответить. Казалось, за все годы, что они дружили, Нила никогда не интересовали ни девушки, ни парни. Ему было комфортно просто учиться, заниматься своими хобби и проводить время с друзьями. Но Кевин не надеялся на взаимность с самого начала. Потому что знал, что он просто идиот, который влюбился в лучшего друга, знал, что Нилу он даже не может быть интересен. Но он не мог не реагировать, когда Нил оказывался непозволительно близко, не мог не задерживать дыхание, когда они обнимались, не мог не позволять себе иногда помечтать — когда становилось особенно тоскливо, а Кевин проводил очередной ноябрьский вечер за домашним заданием. В такие вечера было действительно тяжело и очень хотелось верить, что у него есть шанс. Но по-настоящему Кевин никогда в это не верил. Нил никогда и не показывал, что Кевин нравится ему больше, чем друг, а значит, надеяться было глупо. Так ведь? Кевин разворачивает бумажку с запиской, читая буквы, выведенные корявым почерком Нила. Обычно они сидят за одной партой, но их географ слишком принципиален, и потому на своих уроках специально сажает их на разные ряды, чтобы они не разговаривали. Правда, переписываться им это не мешает. «будешь отмечать день святого валентина?» — спрашивает Нил в записке. Кевин выгибает бровь и снова удивленно оборачивается на Нила. Тот пожимает плечами. Кевин берет ручку, чтобы ответить, и чувствует, как дрожат и потеют ладони. Ему нельзя так реагировать на обычный вопрос от Нила — но так и подмывает ответить «нет, только если с тобой». Это перестает быть шуткой, когда на парту прилетает следующая бумажка. «я думал предложить тебе вместе провести время. ну, типа, не отпраздновать, господи, а просто… ну, ты понял». Кевин, если честно, не понял. Но он ничего не говорит и выводит ответ: «Ладно, я не против. Можем у меня дома». Он знает, что Нил обожает его маму — да что там, Кевин и сам свою маму обожает, — и поэтому предлагает первым. Оборачивается на Нила, видит, как тот быстро кивает с радостным блеском в глазах. — Нил, у вас там с Кевином что-то очень интересное происходит? — возмущенно окликает их учитель, и Кевин закатывает глаза, прежде чем повернуться к нему лицом и сесть ровно. — Я не понимаю, вас что, в разные кабинеты нужно рассаживать, чтобы вы не разговаривали… — продолжает ворчать он, и Кевин слышит, как Нил позади него с трудом сдерживает смех. В тот же день Кевин возвращается домой задумчивым и даже хмурым, — за что сразу получает настороженный взгляд Кейли, которая пьет кофе на кухне. Кевин делает себе чай, садится рядом с ней и показательно вздыхает. Женщина поднимает на него глаза. — Как прошел день, Кеви? Что-то случилось? — спрашивает она, откладывая книгу, которую читала. Кевин делает глоток чая и думает, как ей лучше ответить. — Мам, к нам в гости на День святого Валентина придет Нил, — выпаливает он наконец. Кейли смотрит на него долго, таким взглядом, по которому мало что понятно. Потом открывает рот, но снова его закрывает и хмурится. — Хорошо? — Н-нет, ты наверное не так поняла, — Кевин вскидывает руки. — Нил. Джостен. Ну, ты ведь… — Он ответил тебе взаимностью, разве это плохо? — неуверенно говорит Кейли, и только в этот момент Кевин понимает, как звучала его фраза. Да, его мама знает о том, что он влюблен в Нила, и о том, что он бисексуал. Кевин Дэй совершенно точно обожает свою маму — и определенно есть за что. — О, — он выдыхает с некоторым разочарованием. — Нет, мам. Он просто предложил провести время вместе в этот день. Как друзья. Кейли вдруг улыбается — несколько грустно, но по-прежнему широко. — Но он предложил сделать это четырнадцатого февраля, ведь так? — уточняет она. Кевин пожимает плечами: — Это ничего не значит. — Неправда, — её улыбка — хитрая, словно она знает что-то, чего не знает он. — Ладно, в любом случае, я буду рада его видеть. Вам что-нибудь приготовить? Я буду дома, это ведь суббота. — Вообще-то я хотел приготовить пиццу вместе с ним, — отвечает Кевин пару секунд спустя, смущенно отведя взгляд. Кейли обожает видеть своего сына таким: смущенным, до ужаса влюбленным, готовым сделать всё, чтобы человеку было с ним хорошо. Только вот ей грустно от того, что пока этот самый человек не отвечает ему взаимностью, и она просто надеется, что Нил — этот эмоциональный и вечно полный энергии Нил, которого она знает практически всю его жизнь, — не разобьет сердце её сыну. Она правда не думает, что Нил на такое способен, но и не знает, как подтолкнуть Кевина к признанию в чувствах — просто слушает его рассказы, поддерживает его в те редкие моменты, когда он находит в себе силы и смелость пожаловаться ей на невзаимность. — Чудесная идея, — она улыбается ему, — если будет нужна помощь, обращайтесь. Но я мешать вам не буду. — Спасибо, — Кевин краснеет, пытается улыбнуться ей, а потом раздраженно проводит ладонью по лицу. — Ну почему я такой идиот. Мы ведь всю жизнь были лучшими друзьями… — Эй, — Кейли ставит чашку на стол и встаёт, опуская ладонь на плечо Кевина. Мягко сжимает, ждёт, и в итоге он поднимается следом и падает в ее объятия. Кевин — немного выше её, но она обнимает его крепко и поглаживает по спине. Заботливо и бережно. — Мы не можем контролировать свои чувства и не влюбляться, если мы этого не хотим. Кевин прерывисто вздыхает. Она, конечно, права, но как бы хотелось уметь это контролировать. Иногда он позволяет себе эту минуту слабости, и он благодарен матери за то, что она всегда готова поддержать и попытаться подобрать нужные слова. — Ты можешь просто попробовать сказать ему, — Кейли отстраняется и опускает ладони на его плечи. — Не намекнуть, он вряд ли поймёт, — она фыркает, вызывая у Кевина смех. — В любом случае, я всегда рядом, чтобы тебя поддержать, ладно? — она улыбается ему, и Кевин обнимает её снова, чувствуя, как благодарность переполняет его изнутри. Четырнадцатое февраля наступает быстрее, чем Кевин предполагает. Они с Нилом встречаются возле школы и идут домой к Кевину. Не так давно выпал снег, поэтому Нил всю дорогу кидает в Кевина снежки, пока тот рассуждает на тему, которую они начали проходить вчера на уроке истории. Он даже не пытается отбиваться: лишь смеется, смотрит на него взглядом, в котором влюблённость уже невозможно скрыть, и закрывает лицо от снега. А потом Нил кидает очередной снежок, который попадает Кевину за шиворот, Кевин начинает злиться и возмущаться, и Нил вдруг подходит к нему и с короткой улыбкой поправляет шарф на его шее, убирая снег. Кевин замирает, потому что ладони Нила оказываются непозволительно близко к лицу. Черт, черт, черт — нельзя же ему так глупо спалиться. Нил смотрит — своими пронзительными глазами, — бормочет смущенное «извини», а потом отходит, и они продолжают шаг, но Кевин идёт, словно в тумане, не понимая, что за странный жест это был. Иногда Нил для него — одно сплошное «почему?». Кевин пропускает его вперед, открывая перед ним дверь дома. Помогает ему повесить куртку, не замечая удивленный взгляд Нила. Кейли встречает их на кухне, с улыбкой растрепывает рыжие кудри Нила, а потом оставляет их одних. — В холодильнике есть сидр и лимонад, — говорит она, остановившись на пороге кухни. — Чтобы, если захотите выпить, пили качественный алкоголь, а не какую-то ерунду, — Кевин не может сдержать улыбку. — И если нужна будет помощь, зовите. Я буду в спальне. — Миссис Дэй, вы лучшая, — Нил просто сияет. Кейли подмигивает ему и уходит с кухни. Они начинают готовить пиццу — точнее, готовит в основном Кевин, а Нил включает музыку, путается под ногами, шутит глупые шутки и пытается съесть что-нибудь из начинки для пиццы. Кевин очень, очень много усилий прикладывает к тому, чтобы не предложить Нилу сделать пиццу в форме сердца. Очень. У него буквально руки чешутся. Бутылок сидра — четыре, и Нил открывает две из них ещё до того, как пицца оказывается в духовке. Сидр быстро дает Кевину в голову, и тот уже жалеет, что вообще решил выпить. Потому что когда Нил сосредоточенно выкладывает начинку на пиццу, сдувая со лба прядь волос, ему очень хочется поцеловать его в щеку. Хотя бы в щеку. Нил пачкает мукой его черную футболку — оставляет отпечаток ладони на спине и талии, — и Кевин смеется, пытаясь не задохнуться от бабочек в груди, которые тут же взрываются потоком и хлопают крыльями, заполняя лёгкие. Черт возьми, Кевин и не осознавал, что он настолько влюблен. Наконец пицца оказывается в духовке, и Кевин тревожно перепроверяет, правильно ли они настроили температуру и время — потому что ему хочется, чтобы все было идеально, не хочется проебаться перед Нилом и очень хочется обойтись без помощи мамы. И, кажется, у них получается. К тому моменту, когда Кевин открывает духовку, бутылки сидра уже оказываются пустыми. Нил буквально лезет в духовку носом, чуть не получая ожог, и Кевин смотрит на него с тревогой и снисходительностью, как строгий родитель. Они берут пиццу, открывают еще сидр и поднимаются на второй этаж дома — в комнату Кевина. Кот, спящий на кровати, тут же зевает и потягивается, и Нил плюхается на плед рядом, тут же притягивая его в свои объятия. Этот кот — просто фанат объятий (и, почему-то, фанат Нила), так что он не сопротивляется, а наоборот начинает урчать, пока Нил чешет его за ухом и что-то ему бормочет. Кевин мог бы вечно наблюдать за этой картиной. Ему кажется, что Нил ведет себя как-то странно. Они включают игру на приставке, и Нил садится очень близко, хотя кровать Кевина — широкая. Ко второму раунду он буквально прижимается своим бедром к бедру Кевина. Тот чувствует, как всё тело до кончиков пальцев наполняется кипящим напряжением, но ничего не говорит и не двигается: в конце концов, он столько раз представлял себе что-то подобное, что даже неловко теперь отрицать. Когда Кевин берет второй кусок пиццы, Нил вдруг тянется вперед и откусывает его прямо перед носом Кевина. Если это странный способ привлечь его внимание или вывести его из себя, то он все равно не сработает: всё внимание Кевина и без того обращено к Нилу круглосуточно, а вывести его из себя… Ну, Нилу и правда придется очень постараться. Кевин порой слишком снисходителен к тем, кого любит. Поэтому Кевин лишь пытается усмехнуться и берет второй кусок, протягивая его Нилу, но тот вместо этого снова… Ест из его рук. Кевин тяжело сглатывает пиццу, которая комом встает в горле, и пытается сделать вид, что у него не краснеют уши. Возможно, Нилу не стоит пить алкоголь — а особенно в присутствии Кевина. Кевин выключает игру, когда пицца заканчивается, они выбирают сериал и закрывают шторы. Долго спорят и не могут решить между «Острыми козырьками» (любимый сериал Нила) и «Клиникой» (ну, а это уже пожелание Кевина), — и в итоге Кевин, конечно, уступает, хоть и ворчит на то, что им придется слушать этот «сногсшибательный акцент». Нил — его мать британка, и он оскорблен до глубины души, — тут же начинает пародировать речь одного из героев, и Кевин кидает в него подушку. Нил кидает вторую. Они падают на кровать, пытаясь задушить друг друга этими подушками, а потом вдруг замирают, потому что Нил застывает над Кевином в очень неловком положении, одной ладонью упираясь в кровать возле его плеча, а другую случайно опустив на его бедро. Замирают они всего на пару секунд, но Кевину этих секунд оказывается достаточно, чтобы залиться краской, ощутить жар в груди и острое желание поцеловать его прямо сейчас в его приоткрытые пухлые губы. Нил быстро слезает с него и устраивает подушку у спинки кровати, садясь поудобнее. Нет, ему определенно не стоит пить. Кевин устраивается рядом. Серия продолжается, но Кевин не может уловить ни единого слова, теряет суть сюжета: потому что Нил — слишком близко, и от его волос пахнет этим ментоловым шампунем, так тянет, что хочется провести ладонью по волосам. Кевин чувствует, как от алкоголя немного кружится голова, и полумрак спальни отнюдь не улучшает ситуацию. Ему хочется быть ближе. Хотя бы немного. Хотя бы сейчас. И он позволяет себе этот рискованный шаг: двигается к Нилу, касаясь плечом его плеча. Он не оборачивается, не двигается и, кажется, вообще не замечает — что же, именно это Кевину и нужно. Вот только… Теперь Кевин может думать только о том, как Нил близко. Только о том, как восхитительно от него пахнет, и об идеальном изгибе его носа. Нил разве что чудом не замечает, как Кевин на него пялится, но он, кажется, начинает засыпать: по крайней мере, его глаза прикрыты, и он с трудом удерживает голову ровно. А потом он сползает чуть ниже и вдруг устраивается на плече Кевина. Вполне осознанно, ложится головой, устраивается удобнее, и теперь его глаза распахнуты. Кевин боится даже вдохнуть — ему кажется, что тогда Нил точно заметит это, извинится и отодвинется в сторону. Но Нил, кажется, лежит абсолютно спокойно, и ему все это кажется нормальным. У Кевина на руках выступают мурашки. Кот приходит и ложится между ними, прижимаясь к ноге Нила, — а Нил вдруг двигается еще ближе, закидывая на Кевина одну из ног, и у того на пару секунд совершенно точно останавливается сердце. Несколько минут он молчит, восстанавливая дыхание, а потом спрашивает, пытаясь сделать вид, что его голос вовсе не дрожит: — Если хочешь, могу дать плед. Нил поднимает голову, смотрит на него пару секунд и кивает. Кевин тянется к краю кровати, пытаясь игнорировать тяжесть внизу живота — последнее, что ему сейчас надо, это возбудиться рядом с лучшим, мать его, другом, — берет плед и накрывает им их ноги. А потом Кевин позволяет себе немного расслабиться: возможно, это алкоголь, размеренное дыхание Нила или тепло в комнате, — но в конце концов он осторожно опускает руку на спину Нила, обнимая его, и тот — нет, не отпрыгивает, как уличный кот, — прижимается еще ближе. И тоже обнимает его за торс. Теперь Кевин объясняет себе, что дышать он не может именно из-за того, что у него на груди лежит рука Нила. Его сознание сейчас — просто беспорядочное месиво мыслей, хаос, полнейший беспредел, в котором Кевин теряется, но он пытается дышать глубже и делать вид, что так и надо. Разве они никогда до этого не обнимались с Нилом? Обнимались, конечно. Правда, вот так — никогда. Да и вообще он не думает, что это нормальная практика у друзей. Но он делает очередной прерывистый вздох, и Нил наконец замечает это: привстает на локте и смотрит на Кевина. — Все нормально? — спрашивает чуть хрипло, и Кевин от этого голоса едва не стонет. Черт возьми. — Да. Да, конечно, — выпаливает он, качая головой. Нил смотрит на него еще пару секунд: его волосы чуть растрепаны, одна из щек краснее второй, потому что именно на ней он лежит. И наконец он посылает Кевину короткую улыбку и ложится обратно. — С тобой так комфортно, — бормочет, устраиваясь удобнее, и Кевин умирает на пару секунд. Уже в который раз за вечер. Они смотрят две серии, а потом Нил — как ни в чем не бывало — встает, убирает плед в сторону, снова обнимается с котом (Кевин даже немножко ему завидует) и спрашивает, чем они займутся дальше. Кевин видит, что время уже близится к восьми вечера, и — второй риск за день, но теперь он рискует уже своим психическим здоровьем, — предлагает Нилу остаться у него на ночь. Нил соглашается с таким энтузиазмом, словно ждал этого предложения весь вечер. Они спускаются на кухню, Кевин заваривает чай, а потом к ним приходит и Кейли: она нарезает для них фрукты, хотя они даже не просят, Нил в очередной раз говорит ей, что она самая лучшая, «просто ненастоящая, невозможно быть такой классной», и она сидит с ними до десяти вечера, обсуждая учебу, школьные слухи и их одноклассников. Замечает, как Кевин почти не отводит взгляд от Нила, но замечает и другое: Нил, в моменты, когда Кевин не видит, смотрит на него почти так же. Только в его взгляде больше непонимания и интереса — словно он сам не до конца осознает, что с ним вообще происходит. Возможно, так и есть, — но грудь Кейли определенно наполняется радостью. Она хочет подтолкнуть их обоих, но понимает, что ей точно не стоит вмешиваться, и в конце концов уходит, пожелав мальчикам спокойной ночи и понадеявшись, что они закроют дверь в спальню поплотнее. К разочарованию Кевина… ничего не происходит. То есть, не то чтобы он ждал развития сюжета, как в ванильных ромкомах, и совсем не для этого предложил Нилу остаться на ночь, но, — но когда они засыпают под разными одеялами (хоть и на одной кровати), Кевин чувствует странную горечь разочарования. Возможно, в самом себе. Когда он был немного пьяным, он чувствовал себя смелее и мог бы еще что-то предпринять, но сейчас… Сейчас он чувствует себя бессильным и слабым. И засыпает с этим неприятным чувством внутри, снова чувствуя бесполезную вину за то, что влюбился в лучшего друга. Наутро Кевин — выпросив у мамы рецепт — пытается приготовить панкейки, и они с Нилом едва не устраивают пожар, но пара приличных панкейков всё же получается, и они завтракают за бессмысленными разговорами. А потом Нил уходит домой. И как-то странно прощается с Кевином, обнимает его — не так, как обычно, хотя Кевину кажется, что ему уже мерещится, — и его улыбка будто немного неуверенная. Кевин долго смотрит ему вслед. А потом приходит к матери на кухню, садится за стол и просто роняет лицо в ладони, разрываясь на кусочки от самых противоречивых эмоций. В следующие несколько недель поведение Нила становится еще более странным: теперь он каждый день интересуется, как у Кевина дела, сам просит его поговорить об истории, провожает его на тренировки, если они занимаются в разные дни, а если в один — провожает Кевина аж до дома. Он снова пару раз заходит к нему в гости, снова обнимает его на прощание. На уроках, когда они сидят вместе, он двигается непозволительно близко. Касается колена Кевина своим под партой, кладет голову ему на плечо, склоняется над его тетрадью, задевает его ладонь пальцами своей. Сердце Кевина останавливается от каждого из этих жестов, но он не понимает, что Нил вообще делает, и от этого испытывает глубокое раздражение. Ему кажется, что он уже устал быть влюбленным: устал от того, как каждый раз перехватывает дыхание, а бабочки заполняют грудь, устал от вспышек эмоций. Ему хочется поговорить с Нилом и попросить его перестать, но он так боится потерять их дружбу, потому что он все равно любит Нила как человека — с ним интересно, хорошо, спокойно, — и он продолжает молчать, едва не взрываясь от этой смеси чувств. Однажды, когда они сидят так перед уроком по математике — Нил кладет голову на плечо Кевина, прикрывая глаза, пока тот пытается успеть списать домашку из его тетради, — на них оборачивается их одноклассница Кейтлин и спрашивает с забавной ухмылкой: — Мальчики, а вы точно друзья? Кевин тут же вспыхивает, а Нил вдруг хмурится. Смотрит на нее, на Кевина, снова на нее. Потом вдруг пожимает плечами. — А тебе точно есть дело? — отвечает наконец лениво. Кевин давится воздухом. Кейтлин удивленно вскидывает брови, потом бормочет тихое «да нет» и, поведя плечом, отворачивается обратно. Кевин отодвигается от Нила, и, на его счастье, учительница заходит в класс. Он не успел списать до конца, но это не страшно — главное, что оборвалась эта неловкая ситуация. И весь урок они сидят в напряженном молчании. Учебный день заканчивается, и Нил, даже не спрашивая, идет вместе с Кевином к выходу со школьного двора. Кевин ждет, кто же заговорит первым: Нил — или более смелое альтер-эго самого Кевина. — А может, она права, — вдруг говорит Нил, заставляя Кевина замереть. — О чем ты? — спрашивает, мгновенно чувствуя, как сбилось дыхание. Они стоят посреди парка, через который быстрее всего идти до дома Кевина. Нил поворачивается, чтобы посмотреть на Кевина, и вдруг заявляет: — Я хочу тебя поцеловать. В его голосе — абсолютная серьезность. Кевину кажется, что он спит. — Я так давно об этом думаю. Я не знаю, это вообще нормально? — продолжает Нил, разводя руками. — Ты ведь наверняка не… — Хочу, — перебивает его Кевин почти беззвучно, на выдохе. Нил медленно моргает, глядя на него. — Я тоже хочу… поцеловать тебя. — Так… А мы точно… друзья? — вдруг спрашивает Нил. Кевин тяжело сглатывает, раздумывая. В воздухе стоит первое мартовское тепло, но небо пасмурное, и прохладный ветерок задувает под пальто, растрепывает волосы Нила, заставляет сердце биться чаще. Кевин, взглянув в его глаза, опускает взгляд ниже. Нил не двигается: как будто ждет. И тогда Кевин склоняется и просто целует его в губы. Неуверенно и немного неловко, боясь, что Нил в любую секунду просто оттолкнет его, скажет, что это была шутка, покрутит пальцем у виска, — но Нил вдруг отвечает на поцелуй. И встает на носочки, обнимая Кевина за шею. У Кевина в груди уже не просто бабочки — это какие-то птицы, и от хлопков их широких крыльев он задыхается. А потом он отстраняется. Нил смотрит распахнутыми, изумленными глазами, но еще в этих глазах — вихрь эмоций, и Кевин захлебывается в собственных от синевы его глаз, а потом выдыхает ему в губы, опаляя их словами, пока прохладный ветер порывом проносится между ними: — Ну, теперь точно нет. Нилу требуется пара секунд, чтобы осознать, а потом он, смеясь, тянется за еще одним поцелуем. Кевину до сих пор кажется, что это всё — просто хороший сон, но Нил берет его за руку, пока они идут к нему домой, Нил встает на носочки, чтобы поцеловать его теплыми губами в холодную щеку, и сердце Кевина проваливается вниз, потому что он осознает, что его самая несбыточная мечта вдруг воплотилась в жизнь.