Ненавижу

      Волнения начались не сразу. Когда Прагин только пришёл на сентябрьскую линейку, Егор грешным делом подумал, что классный парень, даже слишком: лицом вышел, с Марком языками сплелся — а вся адекватность на Марке и держалась, — даже Левий Степанович огрел невидимой ссаной тряпкой — считай, прошёл боевое крещение. — День добрый, — и протянул руку для рукопожатия. Крепко жмёт, зараза. Егор невольно залыбился.       — Здорова, — руку-таки отпустил, цепляясь за приятно прохладную входную дверь, — Ты к нам?       — А ты из седьмого «Б»? — Егор кивнул, приоткрывая проход, мол, иди рядом, что сзади плестись, — Тогда к вам, — новый знакомый довольно кивнул своим мыслям, — Я Женя Прагин. Или просто Женя.       — Егор, — легко ответил мальчик, уже идя на одном уровне с Женей, — Будем знакомы.       Так беззаботно и просто Егор знакомился только с пацанами со двора — и то, их имена он произносил только в драках, если вообще говорил, — с Машкой и Артёмом. До второго класса, в общем. Так что Женя показался Егору если не братом по разуму, с которым его разделили в младенчестве, то хотя бы близким корешем в прошлой жизни, иначе их отношения на первых парах не объяснить. То с ОБЖ сбегут, то на физре матч раз-на-раз устроят, отчего одноклассники в форме включают режим «давайте посидим, подождём, пока эти двое наиграются». На каком-то очень ответственном мероприятии постебались над Кириллом Александровичем, из-за чего влетело Левию Степановичу — пришлось целый год выходить на субботник.       — Вас бы в дом да вместо генератора, — вздыхал Левий Степанович, потирая переносицу, — Месяц бы за электроэнергию платить не пришлось.       — А вы бы не оглохли? — выкрикнула Ира, посмеиваясь.       — А я не говорил, что они будут разговаривать. Рот в ушко, девочки и мальчики, рот в ушко…       Конечно, конфликты имели место быть. Егор, будучи взрывным мальчишкой с дворовыми кликухами «Кричун» и «Собака-кусака», встретив более тихого, но не менее твердолобого товарища, вступал с ним в перепалки когда можно и нельзя. У Жени вышло три и два, а у Егора — ноль-восемь? Прагин «херню несёт», а Ёршин «даже на калькуляторе считать не умеет». Даже когда выяснилось, что правда на стороне Жени, тот всё равно остался придурком — выставил Егора как дебила, вот сука. Один фанат Саб-Зиро, а другой — Скорпиона? Ну тут уж дело принципа. Разве что от фильма плевались оба, но темой спора стал диагноз сценаристов. И так во всём.       При этом Женя на уроках чаще садился к Марку, а Егор всё так же по выходным встречался с Артёмом и Машей. Так что мальчики могли отдохнуть друг от друга. Но с их друзьями, такими прилежными и правильными, как по трафарету обведенными сводами правил внутри школы и вне её стен, было как-то не так. Раньше они просто не понимали, где ещё можно найти товарища, который будет так же бесить и беситься; так же творить фигню и убегать от разъяренной ответственности; так же прогуливать «бесполезные» уроки и забивать на указания учителей-предметников, за исключением святая святых; так же говорить друг другу в лицо всё, что думают, и как они думают, и получать не менее честный ответ; так же не чураться применять кулаки, а потом со свежими ссадинами и пурпурными пятнами на скулах и щеках жать руки при встрече и обсуждать очередное заявление Илона Маска. Ну не было никого другого подходящего, не было и всё тут.       А потом наступил девятый класс. Женю будто подменили. Вернее не так: не подменили, а запрограммировали. Внедрили ему в голову не те мысли, заставив вести себя страннее. Начал чаще подходить к Егору, когда тот общался с Артёмом и Машей, ссылаясь на важные совместные дела, когда никаких в планах не стояло. Чаще ходил в гости и приглашал к себе, чему Ëршин не противился просто потому что тот хорошо играл в «Mortal Combat», а приставка имелась у обоих. Периодически чудоковато шутил, будто с намёком, который Егор должен был уловить, но вот беда — все сети порваны, а их обладатель шить и попросить о помощи Машу не в состоянии. И всё вылилось в то, что вылилось.       Егор хорошо запомнил — на дворе зима, четверг. Так врезался в память именно этот день недели, аж самому не по себе. Гуляли на площадке за школой, из детей только две малявки до шестого класса и одна одиночка до третьего. Артём с Марком занимались своим проектом об экологии или ещё какой заумщине, а Маша разбирала с Аней новую тему, которую проболела. Заговорили о девочках.       — Вот тебе кто больше нравится? — начал Егор.       Женя замялся. Притих. Потом собрался с мыслями. И выдал коронку.       — А вот ты и скажи, — ухмыльнулся, но как-то неестественно тускло для себя — а улыбался он часто, так что было с чем сравнивать.       — Может, Ира? — предположил Егор, раскачиваясь на качели, — Или Кристинка наша? Не из «В».       — Не из «В», — кивнул Прагин, сидя на такой же.       — То есть Кристина.       — Ты дурак? — приподнял бровь Женя, посмотрев на Егора, как на инопланетянина, —в общем, как тот смотрел на Прагина всё время до этого, — Нет, конечно. Меня ж Ира прибьёт. Не фигурально, а физически. Видел её брата — шкаф двухметровый, — он же меня закатает в ковёр, вывезет за город и закопает вместо картошки.       — Зато мать твоя точно будет в восторге, — на недоумение в глазах товарища Егор пояснил, — хоть где-то корни пустишь.       — Тогда ты признаешься вместо меня — тебе нужнее.       — Ха-ха, очень смешно. Поди полчаса ответку придумывал.       — Всё для тебя, сладкий.       — Так, — напрягся Ёршин. Он всегда настораживался, когда его называли такими словечками — даже мать его максимум «Егорушкой» звала да «воробушком», пока тому не исполнилось восемь. И ощущения от произношения таких позывных либо не вызывало ничего, либо заставляло алеть щеки от стыда. От хриплого мальчишеского, но относительно него низкого голоса, начавшего мучать Егора как раз с осени, у последнего загоралось нечто другое, что-то внутри, и ему это совершенно не нравилось. Будто такое вообще может нравиться. Причина лежала на поверхности, просто Егор пока не всплыл. — Теперь серьёзно. Что с тобой творится? Артём запал на девчонку и поплыл, а ты…       — И ты решил, что я тоже на кого-то запал, — усмехнулся Женя, облегченно? Выдохнув, — И как такой гений не стал победителем на муниципальном?       — Сейчас дошутишься мне, — пригрозил пальцем, вызывав лишь больший смех, — Да и ты тоже не призёр, так что завались.       — Ну я и не говорил, что у тебя будет такая же система оценки, — прыснул Прагин, — У тебя была бы своя — ебейшая.       — И ты бы поставил максимум баллов, — закатил глаза Ëршин.       — Неа. Специально поставил бы ноль.       — Вот ты гнида.       — Сам не лучше.       В кармане рюкзака зазвонило. Егор сидел ближе, поэтому первый подорвался с места к синим брусикам по колено. Уже не в первый раз приходится рыться в чужой сумке — хотя по количеству вещей, не принадлежащих Прагину, её можно назвать своей.       Но что точно Жене не принадлежало и было несвойственно, так это имя на входящем вызове.       Только в глазах Прагина мелькнул испуг, а ноги выпрямились, Ëршин уже нажал на зелёный символ.       — Алло? — взволнованный девичий голос по ту сторону, немного рябевший из-за помех, — Женя, я тут скоро… Ты где сейчас?       — Привет, — натянул улыбку Егор, проговаривая слова сквозь сжатые зубы, — Не знал, что мы такие скрытные.       — Ой. Привет, — тихо, почти шепча произнесла она, — Не знала, что ты телефоны воруешь, — постаралась придать себе строгости и укоризны, но дрожь и недоумение унять не удалось. Да и Егор дрожал. От злости.       — Дома поговорим, — бросил тот и сбросил вызов. И телефон — хотелось бы в русую бошку, но пока только в руки замершего в метре и бледного, как смерть, — Слышь, какого хрена, а? Как это понимать?       — Я всё объясню… — поднял руки перед собой, начав было жестикулировать, но его перебили.       — Объяснишь, ещё как объяснишь! А ещё пойдёшь нахер! — отвернулся к своему рюкзаку, натягивая, — Поверить не могу, всё было так просто, а я-то дурак, думал… — и начал уходить.       — Да стой ты! Дай сказать…       — Да можешь не говорить, это, — развернулся к Жене, сверкнув зелёными, по-кошачьи яростными глазищами и тыкнув длинным загорелым пальцем в гаджет, — уже всё сказало! Мог просто сказать, придурок, — пихнул локтем, шагая к куртке на турнике.       — Ты меня выслушаешь или нет, озабоченный? Что я мог…       На миг Егор остановился. Замер. Впал в ступор, переустановил винду, увидел экран смерти и снова перезапустил процессы. Через мгновение Ёршин сжимал в кулаке синтетику, пока Прагин почти задыхался от ворота куртки, сдавливающего шею, и взгляда, рисующего во лбу дыру от пули, а в глазницах — чернеющую пустоту.       — Это я озабоченный? Я?! Ты совсем охерел? — оскал на смуглом лице казался ещё темнее, — Ещё раз увижу такое — зубы выбью, — разжал пальцы, чудом сдерживаясь. Хотя нет — таки толкнул — швырнул — на землю, но больше ничего. Хотелось просто свалить и как можно скорее. — Понял?       — Что с тобой не так? — шикнул Женя, приподнимаясь на локтях, отряхиваясь, — Что ты понял? Эй! Подожди! — только встал, но Егор уже шёл-бежал к выходу из зоны площадки. На оклики даже средний палец не показывал.       В тот день у них была самая безопасная драка. Но тогда же Егор рассорился с сестрой, что, даже будучи пойманной с поличным, всё равно отпиралась и не говорила причины. И тогда же шторм глухоты к бывшему товарищу накрыл его с головой, заложив уши и отрезвив. Тогда же Женя стал Жекой.

* * *

      Одиннадцатый «В» начал играть лучше. «Химера» Дрейс даже пару раз показала Ане язык, но лучше бы она продолжала просто отбивать атаки, играя в пас, — блондинка их просто уничтожила. Подача за подачей и до контрольного пять мячей.       Наконец отбили. Полетел в центр. Там только Кристина и Ира, последняя не любит бежать — только не это. Егор устремился к ним, готовясь принять удар на себя.       — Я! — крикнул он, отбивая. Идеально вверх. Колени заскрипели о покрашенные доски. Сверху донёсся громкий шлепок. Ëршин поднял голову.       Мяч улетел за белую полосу. По ту сторону сетки Химера снова показала юркий язык.       — Руи-и-ина! — окликнул Егор Жеку — он сегодня решил плечи не вправлять и играть как писал пробник — руками из задницы.       — А ты что так отбил? — сплошные оправдания и ответные претензии, — Вот отбил бы нормально, и корячиться б не пришлось.       — Руи-и-ина, — широко лыбился Ëршин, салютуя двумя пальцами. Не будь Валерия Степаныча, они бы обменялись менее цензурными жестами.       Спустя две подачи чужаков мяч перешёл в руки Жеки. Тот не стал выпендриваться, как любил Колян, а имел в голове тактику, которой придерживался: подброс, пара секунд, отвод руки, бам. Соперники даже моргнуть не успели, как мяч снова оказался у Прагина. И так не меньше трёх раз. Каждый Егора прошибало восхищением — конечно, он никому об этом не скажет, но тут даже боженька бы зауважал. И ещё Егор ловил взгляды карих глаз, что жгли шею и щеки. О причине Ёршин предпочёл не думать. Впрочем как и все последние полтора года.       Неожиданно Мартин — шпала с дебильным угольным горшком — сумел вывернуться в причудливую позу и отбил. Мяч полетел снова в сторону Егора. Почти — немного дальше. Ëршин начал отбегать назад, да вот только недолго бегалось. Спина столкнулась с чем-то тёплым и твёрдым. По коже разбежались мурашки, словно тараканы при включении света — Егор видел однажды и так испугался, что неделю не мог на кухню зайти. И сейчас боялся. Обернуться.       Мяч прилетел почти в руки, но Ëршин не смог отбить дальше их поля. Мартину зааплодировала даже Дрейс, отчего тот вообще поплыл и запомидорился от гордости.       — Ру-и-на, —низкий баритон защекотал за ухом и нервы. Егор машинально зарядил локтем в преграду за собой, вызвав приглушенное «ай, блядь».       — Если бы тебя не было, я бы точно отбил, — пробурчал Ёршин как будто себе — настолько несвойственно ему тихо.       — Руина, руина, — ухмылка полезла на ненавистную рожу, обнажая зубы. Или он стебался над ним с самого начала. Точно. Ну конечно.       — Завались, жеребец, — попытался отзеркалить, хоть и понимал — мать красивым родила, так что возможности ограничены.       — О, неужели это была попытка в комплимент? — удивился Жека, пока его брови взлетали вверх, а улыбка ломалась.       — Мечтай, — бросил Егор, вставая в позу, — Ржёшь, как конь, и морда лошадиная.       — Что-то новое, растёшь, — Прагин пристроился сбоку, — Возьми с полки пирожок.       — Иди лесом, — шикнул парень, готовясь.       — Только после тебя, — свисток прервал обмен любезностями. Аня благодарно выдохнула, пока Ира с Кристиной сдерживали смешки.

* * *

      В раздевалке адски душно. Вонь пота и избытка дешёвого мужского одеколона пропитала каждый сантиметр одежды, тела — вообще всего, чему не посчастливилось оказаться внутри. Поэтому через пять минут большинства и след простыл. А Егор не большинство, Егор — личность уникальная. И не он один.       Жека нарочито медленно стягивал с себя мокрую футболку. Как на обложку Playboy готовился, ей Богу. Или просто в порно. Того и гляди начнёт снимать спортивные шорты, потом приподнимет резинку боксёров, зажав край рубашки в зубах и нахально улыбнувшись…       Хорошо, что Ёршин показательно отвернулся, не смотрел в сторону одноклассника. Иначе так красочно фантазировать бы не получалась — не с его-то рожей и глазами.       Натянув кроссы и повесив сумку на плечо, Егор опешил: ему заграждали проход. Жека тупо оперся о дверь, что открывалась исключительно вовнутрь, и пялился. Сколько он так стоял? Минуты три?       — Отойди, у меня нет времени препираться, — кинул Ёршин, стараясь отодвинуть заразу, но зараза была сильнее.       — Не заливай. У нас последний, — парировал Жека, настаивая на своём, во всех смыслах, — И нам надо поговорить.       — О чём? О воллейболе? Сдаюсь, ты был не так плох, как я надеялся. Доволен? — показав примирительный жест, снова постарался отодвинуть, — Да что опять?       — Вот ты и скажи, — ответил невозмутимый Прагин, уставившись на Егора в упор.       — Да ты заебал, — взвыл парень, начиная заводиться — Жека много времени на это не уходило, оно будто само получалось, на него смотришь — начинаешь беситься, — Я те че, телепат или Ванга? Третьего глаза нет, уж извини. А теперь уйди с дороги, мешаешь.       — Как я тебя ненавижу… — Прагин поднёс руки к лицу, набирая воздуха в лёгкие.       — Веришь, нет — взаим…       — Мне не нравится Маша.       Ёршин оставил попытки очистить квадратный метр от объекта раздражения. В целом оставил всё. Каким-то чудом организм научился дышать и моргать без его участия, чему Егор был безустанно рад. Глухое «но», еле вылетев изо рта, рухнуло на пол, рассыпавшись на крупицы звучков-отголосков, как и уверенность в чужой вменяемости.       — Чего? — он глупо хлопал ресницами, будто думал развидеть глюк после видео с кислотным цветом и чёрной точкой посредине.       — Того, — твёрдо подтвердил Жека, таки опуская руки до уровня предплечий, — И никогда не нравилась. Не как человек, она классная, красивая, просто не так, как ты думаешь. Вообще не так.       — А как тогда? — всё ещё глупо переспросил Егор, одергивая руку, тянувшуюся ко лбу — наверняка кипящему, иначе горячечный бред не объяснить.       — Ну как-как, как подруга! — начал выходить из себя уже Прагин, но всё ещё сохраняя дистанцию, — Между нами не было ничего. Слышишь меня? Ни-че-го.       — Слышу, — кивнул Ершин, как болванчик в машине папы Карла, — И понимаю, что ты болен. Давно обращался к врачу? Хочешь, я сам позвоню, отвезу… — каша из слов начала вываливаться из его горла потоком бреда, пока руки шарили по карманам в поисках сотового. И, вероятно, Егор бы нашёл свой телефон, позвонил бы на горячую линию, ответил бы на все вопросы оператора вплоть до адреса проживания и девичьей фамилии Прагиной А.А…. Если бы не подскочивший к нему Жека и его сильные руки, прижавшие запястья к стене. Колени подкосились от скамейки под ногами и от дрожи, не покидающей тело ещё с игры. Глаза сверху напоминали кратеры, из которых вот-вот польётся магма и расплавит их обоих. Стало невыносимо жарко. Потные ладони, сжимавшие Егора, положение не спасали — только подкидывали угля в неосязаемую печь внутри юноши, что был готов вот-вот растечься лужей и утечь через дверную щель. Или под лавочку, к мирно плетущему паутину паучку.       — Прекрати. Просто. Прекрати, — отчеканил Прагин чересчур низким голосом. Словно нарочно. Словно видел, в каком Ëршин тяжёлом положении, и хотел поизмываться над ним ещё больше. Парень сглотнул, почти садясь на злосчастный кусок покрашенного дерева. В нос врезался мужской запах — его было трудно описать другим словом. Смесь мыла, шампуня «три в одном» и самого Жеки. Он так пах в девятом классе, так же пах и в одиннадцатом, в раздевалке, где у Егора сердце собиралось остановиться.       — Руки… — глаза забегали по лицу, что находилось в паре сантиметров. Взгляд задержался на губах, сжатых в напряжённую полоску, блестевших на свету, хотя гигиеничкой тот почти не пользовался. — убрал…       — А если не хочу? — прохрипел Прагин, тоже смотря куда-то ниже, прикусывая внутреннюю сторону щеки.       — Захочешь.       Перед глазами поплыло. Губы под давлением чужих защипало, разожгло. Скулы сжали цепкие длинные пальцы, пока свои вплелись в копну растрепанных каштановых волос. В груди разгоралось пламя — магма затопила их обоих. Вторая рука сжала рубашку, хватаясь, как за единственное спасение, пока Егор съезжал по стене. Колено протиснулось между его ног, отчего неожиданно высокий стон потонул в чужом рту. По подбородку текло тепло. Изумрудные глаза почти закатывались, пока карих не было видно — Жека зажмурился. С лица руки соскользнули к торсу и почти пробрались под кофту. Почувствовав горячие пальцы на своей коже, Егор чуть не потерял сознание. Его никто так не касался. Никогда. Никто не дарил столько ощущений за одну минуту. Или сколько они уже…       Самозабвенно целовались?       В следующее мгновение Прагин отпрыгнул, зажимая рот рукой.       — Ф-фука! Да фтой!       Пока Жека мучился от прикушенного языка, Егора и след простыл. Что-что, а прятаться он умел. И от других, и от себя. Они точно ненормальные. Все они: и Жека, и Маша, и сам Егор. Сумасшедший дом.

* * *

      Тему эту они не поднимали. Играли в трёх обезьянок, любимых Карлом: ничего не вижу, ничего не слышу, ничего не говорю. Маша старательно закрывала глаза на то, что у брата неделю не проходила губа, а у его одноклассника какое-то время заживал язык. Егор всячески избегал расспросов озабоченного Артёма, переключаясь на его Аннушку. А Жека просто не мог нормально говорить. Ëршину даже думалось, что он в сказку попал. Вжух и всё — никаких прегрешений за ним нет! И в мыслях порядок лучше, чем у монаха в монастыре. Левий Степанович бы им гордился, если б не был так занят бумажной волокитой — у него был дар смотреть прямо в душу и читать насквозь по одним только глазам.       Но вот язык прошёл, а Прагин так и не заговорил. Не то чтобы вообще замолчал, просто отвечал только Марку и изредка — Артёму. Лучшего друга последнего он игнорировал. Даже не стебался, когда тот лажал или ставил ударение не на тот слог, а он же хренов стихоплет. Может, реально заболел?       Что ж. Егор особо не возражал — сам попутно разбирался с собой. И вот к чему пришёл.       Что тогда вообще произошло? Телесный контакт. Был ли он неприятен? Нет, наоборот — пришлось признать, к своему стыду, Ëршин слишком понравилось, что тогда он даже испугался. И если бы не страх, хотел бы он продолжить? Однозначно да. Здорóво ли это? Нет. Но был ли Егор не болен? Ещё тогда, в девятом классе. Может, Жека тогда же и заболел, просто решил действовать на опережение — клин клином вышибить. Да, через его же сестру, что подло. Но она сама говорила, что ей такие, как Прагин, неинтересны. Возможно, они просто решили проверить, получится или нет, или что делают подростки от гормонов сдуру… Всё равно от одной мысли о них двоих тошно. А от Егора с Жекой нет. Вот и ответ.       Почти полкласса слегло с гриппом. Ëршин, как упёртый баран, не желал признавать возможность заболеть. И Прагин, судя по всему, тоже. Артём с Марком занимались на дому, так как слегли одними из первых. Маша ходила в школу за компанию, но чаще переговаривалась с Кристиной и Аней, чем с братом. Так что тот решил осуществить свой план в действие: стать клином и добиться признания во всём. Или просто добить.       Они сидели почти на каждом уроке вместе. Жека, на удивление, не отсаживался от Егора, но и с разговорами не лез. Хочет быть молчуном? Всегда пожалуйста — Ëршин может трещать за двоих, пока челюсть не устанет. А в детстве он пытался камни грызть, так что кости черепа отличались крайне высокой прочностью.       На уроке английского Жеке было просто не отвертеться. И не только потому что в этом классе атмосфера располагала к обмену записками и дебильными шуточками на страницах учебника и за спиной учителя. Именно на день операции им выпало задание с работой в парах.       — Вы должны рассказать друг другу о своей future career. Все understand? All right, kid, let's start.       И тут можно было легко отвертеться и просто выполнить учебное задание — шпарить на инглише можно до бесконечности, если хорошо его знаешь. Но они не знали. Егор это знал и никогда не делал устные задания. Следовательно, Жека тоже ни черта не делал. Идеальный момент, чтобы назначить встречу.       — Долго молчать будешь? — подпëр рукой щёку Ëршин, — Я подожду, нам торопиться некуда.       И тут произошло то, чего парень реально не ожидал.       — I think, that my future career would be connected with IT-technology…       Эта падла решила сымитировать. Именно сегодня, именно сейчас, именно на английском. Поди пересмотрел своих марвелов в оригинале, теперь выёбывался.       — Oh, my dear, не знала, что your English so nice! — воскликнула Арина Сергеевна, впервые за все годы, проведённые с «бэшками», услышав с их парты английскую речь. И не просто: «Hello — Hi, bitch, wats up?» — а целый монолог с правильным произношением «r» и «-able».       — Thank you, Арина Сергеевна, — поблагодарил Жека, а после взгляд вернулся к ошалевшему Егору и улыбка сползла с лица так же быстро, как и появилась. — What about you?       — Я тебе скажу, ват абаут ю, — шепнул Ëршин, наклонившись, когда учительница скрылась из виду, — Мне абсолютно похую на твои планы игнорить меня до смерти и греть зад на деревянном сиденьи скрипучего стула, так что ты валишь со мной. Вот, — достал из широких штанин две бумажные полоски, расписанные синей пастой, — наш билет на свободу, — в ответ на недоверчивый рыбий взгляд бревна Егор пояснил, — Порвёшь или выбросишь — больше не подойду. Идёт? — и только тогда протянул один из листков-освобождений, добытых с большим трудом. Иногда Левий Степанович бывал понимающим и добрым человеком, стоило только надавить на жалость и отдать себя досрочно в клининговое рабство.       Пялясь на бумажку с минуты две, Жека таки засунул себе её в карман брюк.

* * *

      Шли они молча. На этот раз — как и в любой другой ситуации — ведущим стал Егор. Он вёл их долго и далеко. А Жека молчал. Молчал, когда школа скрылась за пятиэтажками; молчал, когда позади них оказался интернат в полутора километрах от площадки; молчал, когда за ними закрылась дверь подъезда в другом, малознакомом районе. Открыть рот пришлось, всё же, снова Ёршину:       — Что с тобой происходит? — терпеливо начал он, волнительно смотря на того, кто снился ему последнюю неделю столько раз, сколько не снились логарифмы из пятнадцатого задания, — Скажи мне.       — А вот ты и скажи, — снова произнёс свою любимую фразу, но уже смотря вкось, топчась на месте.       — Да блять, — выдохнул Егор, по сусекам наскребая терпения ещё хотя бы на две подобные реплики, — Ещё раз. Я не понимаю. И хочу понять. Что случилось?       — А ты не знаешь? — ухмылка была какой-то небольшой — вымученной? — Сам всё видел, а теперь мне говоришь, что не понимаешь.       — Ты из-за того, что было в раздевалке? — Прагин прикусил губу — в яблочко, — Так это просто… Ну, знаешь… Гормоны всякие. Подростковое. Наверняка это нормально, и во…       — Нет.       Егор перестал моргать. Из базовых умений осталось только дыхание.       — В смысле нет?       — Нет, — замотал головой, — это не просто гормоны. Ты ещё не понял, да? — теперь улыбка стала точно вымученной, да и сам Жека по виду был измучен, ещё давно и сильно.       К этому он тоже постарался подготовиться. Поэтому кое-как выдохнул:       — И пусть, — глаза напротив округлились — рыбку реанимировали, бревну снимали подгнившую кору долотом, — Даже если так. Я вот что думаю… — выдохнул, решив вывалить всё, как на духу, — Может, оно не так уж и плохо и ненормально, и…       Закончить монолог не дали такие же цепкие, какими их запомнил Егор, пальцы — они сжали плечи так, что казалось, ещё немного и кости захрустят. Взгляд, шокированный и живой, вцепился в смуглое лицо изучая на предмет лжи или ещё чего-то, засевшего у Жеки в сознании. Ëршин словно язык прихватил. Первый за неделю диалог обещал кончиться в рандомном подъезде, в мутных карих глазах-краторах, пока под кожей растекалась огненная жидкость.       — Ты сейчас… — выдавил из себя Прагин, снова переходя на более низкий тон, — … серьёзно? Не шутишь, да?       И глядя на это умоляющее выражение лица, Егор впервые за день по-настоящему улыбнулся мысли: не он один волновался и был смущён.       — Да.       Какой-то незнакомец молча вызвал лифт, уткнувшись в телефон, с наушниками в ушах. Пока парни, которые вот-вот вступят во взрослую жизнь, зацеловывали горевшие губы, зарапая короткими ногтями куртку и подъезную стену.

* * *

      К последней вырезке памятки для проекта по физике время перевалило за десять. Они сидели в егориной комнате, закрытой на замок. К концу года Жене разрешили оставаться на ночь, но только при условиях: мебель не ломать, к Маше ночью не заглядывать, Прагиной отзваниваться. Алла Алексеевна доверяла своего сына в руки такого «порядочного» и «хорошего» мальчика — Ëршин умел врубать актерку, когда приспичивало. Конечно, его дразнили потом месяц, но оба парня не жалели ни капли.       — Эй, криворучка, — подозвал Жека Егора, скрутившегося в незаваренный дошик, — Ты как умудряешься так криво резать ножницами по жирной чёрной полоске? В жизни чёрных полос не хватает?       — Как видишь — вполне себе. Одна сидит тут, придирается, — медленно повернулся призрак, устало тыкнув ручкой ножниц в щеку.       — А ты постарайся получше, — допечатав абзац в ворде, отъехал от стола, — Того и гляди на четвёрку сдадим.       — Да за это нам нужно памятник нерукотворный ставить, — пробубнил Ëршин, заканчивая с бумажицей, над которой корпел слишком долго, — Так нормально? — и поднял вверх, демонстрируя проделанную работу.       — А ты как думаешь? — ответил вопросом на вопрос, всё же поднимая уголки губ.       — Как же я ненавижу тебя, — простонал Егор, заражаясь улыбкой на чужом-родном лице, — суку.       — И я тебя пиздецки ненавижу, — подъехал к нему, поцеловав в макушку, — Не представляешь как.