Шрамы

— Честно, ты мне уже надоел со всем этим… — Уныло вздохнул зеленоглазый художник, подставляя ватный диск к флакону со спиртом. — В каком смысле? Ссс… Ай, блять! Аккуратнее нельзя?! — Ворчун сощурил глаза от боли, когда едкий запах химиката стал настолько резким рядом с его мордой, что аж воротить начало, и так сильно прожигать новую, недавно заработанную свежую рану. — Сам виноват. Нахуй ты вообще туда полез? — Ради приличия Густо сохранял спокойствие, что, кстати, у него несильно получалось, аккуратно проводя по кровоточащим порезам. — К чему были эти бессмысленные разборки? Неужели нельзя решить всё мирным путём? — Его вопросы больше сходили за причитания, чем за строгое замечание. По правде говоря, Густо просто боялся потерять его… С тех пор, как он встретил Ворчуна, будучи беспризорным медвежонком в такой же группе сбежавших детей его жизнь колоссально изменилась… К лучшему изменилась… Он считал, что всё, что он делает, делает слишком запущено, перегибая палку и выступая за грани, ходя по мелкому льду, не соблюдая осторожностей. Ворчун по своей натуре добр, спокоен и милосерден… Но у него острых клыков, когтей и кулаков никто не отбирал. Густо казалось, что любитель конфликтов слишком одержим этим. При малейшем проявлении ревности, Ворчун превращается из хмурого добрячка в настоящее свирепое животное. Та самая смехотворная фраза: «не буди во мне зверя» наконец обретает свой смысл и отлично подходит ему, как никому другому. Зачем же идти на серьёзный конфликт с тем, с кем твои силы явно не равны? Последствия бывают гораздо плачевнее, чем оба медведя имеют на данный момент. — Зачем? — Твёрдый и слегка строгий вопрос Густо эхом донёсся по их общей комнате. — Что, «зачем»? — Терпя жгучую боль по всем местам сквозь оскал проговорил Ворчун. — Ты прекрасно знаешь, к чему я это спросил! Не делай из меня придурка! — Нежный и заботливый голос голубого мишки перерос на более злобный и рычащий тон. В такие напряжённые моменты бурый гамми не мог определиться: бояться ли того, что будет дальше, или бояться очередной непредсказуемости своего партнёра? Хотя… От них обоих можно ожидать всё, что угодно. — Я не могу так просто оставить Эйса безнаказанным! Этому ублюдку не хватило того, что после нашей последней встречи он остался без глаза! — После его высказывания резко прекратились, и из его уст вырвался жалобный вскрик. Кто бы мог подумать, что самая болезненная рана будет именно на голове и ухе? К тому же здесь шрамы уже присутствовали, и этот фиолетовый подонок нехило так зарядил стеклянной розочкой из бутылки от шампанского, открыв их снова. От всего вида крови, порезов и ушибов, да и тем более таких стонов боли у Густо начинало ныть и сжиматься сердце, казалось, что оно вот-вот не выдержит и предательски подведёт… Ему просто хотелось в любой момент выплеснуть свои эмоции, пасть рядом со спутником жизни чуть ли не на колени и слёзно молить, чтобы этого больше не повторялось. Но Густо так не сделает… Он боится проявить при нём хотя бы малейшую эмоциональную слабость, даже понимая, что его слова, поддержка и крепкие тёплые объятия всегда с ним рядом и готовы принять на себя все негативные чувства, которые он может подолгу копить внутри. — Что этот горе-бабник учудил на этот раз? — Поинтересовался он, чтобы узнать причину очередного скандала. — Руку дай сюда… Ворчун молча дал ему свою левую лапу. Она была травмирована насквозь ножом-бабочкой, когда тот по глупости схватился ладонью за его конечное остриё. Медведь полностью готов к тому, что сейчас пронесётся ещё одна мучительная агония, к которой уже так привык, однако был крайне удивлён, что ничего такого далее он не ощутил. Взглянув в изумлении на Густо, Ворчун первым делом посмотрел в его глаза, полные смешанных чувств. Они отражали в себе одновременно: и страх, и отвращение, и печаль, и, даже, злость. На выше заданный вопрос он отвечать не хотел, ответ был очевиден… — Да он сам нарвался! Какого чёрта он находился рядом с Солнышком?! — Он просто подошёл спросить, сколько время! — Тем временем Густо уже успел заботливо подлатать продырявленную руку. — И Солнышко уже не маленькая, она сама бы справилась! — А у него с собой телефона нет, чтобы посмотреть?! — Не ори на меня! — Огрызнулся зеленоглазый, бросив пугающий взгляд, который он мог только показать, оскалив ряд своих клыков, резко туго затянул повязку на лапе, от чего Ворчун вздрогнул и покрылся сотнями мурашек по всему телу. — То с охраной подерёшься, то по пьяни с каким-то барыгой рамсишь за ебаные сигареты, то… — Внезапно Густо замолчал, закрыв свой рот. — То что? — Ворчун от этих криков прижал уши к голове после наступления мёртвой тишины в помещении. Густо продолжал молчать, так и не вымолвив последнего. Похоже он пытался о чём-то умолчать… — Откуда у меня тот шрам на голове? Ты знаешь? — В этих словах не прозвучало претензий, Ворчун действительно не помнил, когда и каким образом он его заработал. — Заткнись. — Дрожащим шёпотом Густо произнёс, казалось бы, последнюю фразу, заматывая жгут на его ноге, где был самый глубокий порез. Художник в ту ночь оказался единственным очевидцем инцидента, но поклялся, что забудет о нём, как страшный сон и Ворчуну не расскажет… Да, он всё ещё помнит. Ему никогда не выкинуть из головы фантомный вой полицейской сирены, свои собственные крики, яркий свет пламени от взрыва их мотоцикла, скорую помощь, в которой он сидел укрытый тёплым пледом будучи чудом уцелевшим, кровавые пятна на асфальте и носилки… Всё произошло по его вине. Чёрная, как смоль тушь, смешиваясь со слезами скатывается по голубым пушистым щекам, пачкая мордочку, а нос непроизвольно дрожит. Снова это грёбанное чувство вины! Снова! Ворчун прекрасно понимает, что неспроста чего-то не помнит… Порой он ощущает некую пустоту в свей памяти, словно кто-то намеренно вырвал из его головы кусок воспоминаний. Переспросить он более не решился, заметив опущенный и заплаканный взгляд другого… К его горлу подступил ком, не давший даже промычать и что делать дальше, он теперь не знает. — Х-хорошо, я заткнусь… — Выдавил Ворчун из себя, жалея, что вообще посмел открыть свой рот. Этой ночью бурому гамми не спалось. Причина тому была боль от новых ран и навязчивые мысли. Аккуратно развернувшись к стене, он лишь заметил спящего Густо, что после их последнего разговора не желал выходить из комнаты. Тёмная мужская косметика давно была смыта, и больше не пугала Ворчуна своим эффектом пустых глазниц. Время вскоре настигнет четырёх утра, смысла засыпать дальше он не видит. Протянув забинтованную лапу к щеке Густо, нежно провёл по ней большим пальцем. Прикосновение вызвало у спящего художника лёгкую улыбку. После Ворчун бесшумно встал и удалился из комнаты, направляясь в ванную. Уже там стоя перед зеркалом, медведь восхищённо разглядывал своё отражение по ту сторону… Он помнил каждый свой шрам, разве что кроме двух. Где-то падал со сцены на большом концерте, где-то невольно становился жертвой похищения, а где-то получил открытые травмы с большой высоты. Он понимает, что Густо беспокоится за него, прекрасно осознаёт, что делает… Но это чёртово желание заработать новые шрамы его не покинет никогда.