Облегчение

Рампо не знает, сколько уже сидит тут, в этом кафе под штабом агенства, сверля взглядом чашку недопитого латте с клубничным сиропом, и закидывая в рот конфетки, одну за другой, вкуса, впрочем, не чувствуя. Это не хотелось понимать. В это не хотелось верить. Это хотелось просто забыть, забыть, как страшный сон, забыть раз и навсегда, забыть и... Но забыть не получалось. Напротив, ужасные воспоминания бились о извилины мозга относительно юного гения, раз за разом повторяя: "Не уберёг. Не защитил. Позволил умереть..." И это правда. Кавараги – прекрасная девушка. Девушка, с которой он провёл вместе последние два года, девушка, в которую был по уши влюблён, и, наконец, девушка, выбиравшая декорации к их приближающейся свадьбе. А ещё, Кавараги – девушка, которую он не смог защитить. Не успел. Если бы он был хоть слегка расторопней, если бы немного поспешил с выполнением очередного задания, может, всё и обошлось бы. Но не зная всех подробностей, Эдогава преспокойно отлеживался на уютном диванчике в штабе агенства, опуская глупые шуточки про сотрудников и держа в руках кружку кофе. Клубничный латте. Рампо сделал глубокий вдох. Нужно во всём разобраться. Во всём себе разобраться. Даже если жизнь вдруг теряет смысл, – она не заканчивается. Твоя жизнь идёт, пока другие жизни исчезают с лица земли, забываясь в извечном круговороте смерти. Хотя зачем вообще нужна жизнь, если в ней нет смысла? – Рампо? – доносится до ушей детектива удивленный женский голос, в котором он без труда узнаёт Акико Йосано, врача в их агенстве, и по совместительству лучшую подругу Эдогавы. – Что это ты тут делаешь? – Я? Эм... Завтракаю, – протянул он и через силу улыбнулся. – Завтракаешь? В тринадцать часов дня? – девушка устало покачала головой. – Я, конечно, знаю, что твой режим отвратителен, но не настолько же, Рампо-сан! Отвратительный режим? Мягко сказано. Эдогава не спал уже несколько дней, лишь иногда проваливаясь в лёгкую полудрёму, наполненную кошмарами о смерти возлюбленной невесты. Рампо неопределенно махнул рукой, заодно зачерпнув ей пару конфет из миски. Обещать ничего не хотелось, зная, что обещание это он не исполнит. А перспектива лгать Йосано, разрывая хорошие отношения с, возможно, последним дорогим человеком, ему совершенно не улыбалась. – Рампо, – Акико вновь нахмурилась, сведя аккуратные полоски бровей к переносице, – я же всё понимаю. Я всё понимаю, и поверь, мне безумно больно видеть тебя... таким. – Что, – Эдогава поднял взгляд на подругу, – что ты можешь понимать? Скажи честно, разве ты можешь понять меня?! – Рампо сам не заметил как сорвался и перешёл на крик. Не заметил он и того, как из глаз хлынули горячие слёзы, превращая слова в нечленораздельное бульканье, а глаза – в два выходящих из берегов озера. – Это ведь из-за меня все! Из-за меня всё, слышишь? Из-за меня она умерла! Из-за меня Кавараги больше нет! Глубоко внутри детектив поразился такому количеству эмоций, ведь буквально пару минут назад абсолютно ничего не чувствовал, кроме, разве что, всепоглощающего горя утраты, молчаливой боли, и вины, ужасной, сжирающей целиком изнутри, вины. А снаружи ему хотелось кричать, плакать, истерить. Сказать, наконец, о наболевшем. И он говорил. Долго говорил. И кричал, и плакал. Так плакал, что иногда не мог продолжать диалог, – зарывался носом в собственные колени и рыдал, ощущая, как ловкие пальцы Йосано нежно перебирают пряди его волос, поглаживая по голове. Утешает. Прямо как маленького ребенка утешает. Ну и правильно. Сейчас Рампо как никогда был необходим тот самый ответственный взрослый, который возьмет на руки, покормит, отогреет. Позволит верить, что счастье можно заполучить не только своим трудом. – А ведь... Я её люб.. лбл.. ю, ю... – всхлипывает Эдогава, трясясь всем телом и безуспешно вытирая с глаз слёзы. – Любил её! – Тише, дорогой, тише. Я знаю, знаю, как сильно ты её любил, и до сих пор любишь, эту Кавараги, – тут уж в голосе Йосано мелькает печаль, но тут же исчезает, прикрытая нежностью и искренним желанием подбодрить, хоть как-то помочь этому взрослому ребенку. – Если бы я был быстрее. Если бы я просто поскорее справился с этим делом. Тогда всё, всё было бы хорошо! – Ты совершил ошибку. Это нормально, – Акико старается улыбаться, хоть и осознает, что и её саму начали душить слёзы. Йосано по натуре своей жестока, и когда умерла Кавараги, даже была в какой-то степени счастлива. Нет. Она была ужасно счастлива! Может, хоть теперь Рампо наконец заметит её? Перестанет видеть в ней только подругу, и поймёт, как сильно она его любит? Уступит в своём сердце место для неё? Но теперь Акико знает, насколько была не права. Рампо всегда будет любить только ту девушку. Ту девушку, которую пристрелили где-то в заброшенной психбольнице, как думает Эдогава, по его вине. А слёзы все ближе и ближе. Подступают, окружают Йосано, силясь сокрушить на первый взгляд железную девушку. – Все совершают ошибки, – меж тем продолжает она. – Ты думаешь, я когда-нибудь забуду солдат на войне, страдающих из-за меня? Но время идёт. Когда-нибудь, все пройдёт. Кавараги умерла, Рампо-сан. Иногда нужно просто смириться. Рампо наконец взял себя в руки и перестал всхлипывать, открывая полуденному солнышку покрасневшее от слёз лицо. Его взгляд блуждает по комнате, мысли путаются, а на столе всё также стоит трижды проклятый стакан клубничного латте. – Эдогава-сан, – непривычно робко начинает Йосано, – я надеюсь, и ты, и Кавараги простите меня. И не дав Рампо возможность ответить, прижалась к напарнику, обнимая и увлекая в неловкий поцелуй. Она была уверена, что друг оттолкнет её. Мысли детектива заполнены Кавараги и её смертью. Любовь Йосано может только навредить ему сейчас. Но на удивление девушки, Рампо ответил. Засмеялся прямо в её раскрытый рот. Впервые, со дня смерти Кавараги, рассмеялся. Поцелуй получился нежным и сладостным. Именно то, что нужно, для того самого светлого и вряд-ли существующего будущего, которое собиралась пообещать Йосано. – У твоих губ вкус конфет, – улыбается Акико, отрываясь от возлюбленного. Ответом ей был громкий смех и нелестная брошенная фраза: – А у твоих губ вкус крови, Акико-сан! Йосано смущённо отвернулась. Кто бы мог подумать, что она вообще может смущаться! – И знаешь, на счёт твоих слов... – осторожно начал Рампо. – Думаю, Кавараги обрадуется, если узнает, что я счастлив. Поэтому, конечно, она на тебя не злится. А я уж тем более. – Тогда, – Акико улыбнулась ещё шире, хотя казалось, шире уже некуда, – радуйся. Прошлый мой объект привязанности узнал о том, что таковым является, только после отрезанной конечности... Эдогава вновь посмотрел на неё. Яркая, под лучами летнего солнца, в длинной юбке, заляпанной кровью, с неизменной хитрой улыбочкой, пусть сейчас и разбавленной всевозможными оттенками красного и розового, на обычно мертвенно-бледной коже её красивого личика. Такая холодная, красивая и просто убийственно прекрасная. Это ли не смысл жизни?