«Приехали...»

      Каждую неделю Ной пишет письмо в Чиангмай, запечатывает конверт и клеит на обороте дурацкую наклейку в форме сердца. В корявой подписи снизу неизменно значится: «Для Ти Ватплу».       Для Ти Ватплу — человека, который украл его собственное сердце. Человека, которого он любит больше жизни. И это не просто слова. Влюбиться так отчаянно довольно легко, когда тебе восемнадцать. В юности всё кажется гипертрофированно-большим: мир, любовь, расстояние... даже если оно всего лишь от Бангкока до Чиангмая.       Ной облизывает края конверта, прежде чем его запечатать, а затем сбрызгивает пухлый прямоугольник бумаги из флакончика со своими любимыми духами. Он пишет песни для Ти — отправляет их тоннами на разлинованных тетрадных листах, украшая строчки нарисованными по бокам нотами. Иногда играет на гитаре и просит Нидной записать его на телефон, а затем переслать запись на знакомый номер. Нидной каждый раз закатывает глаза, но уступает надоедливому старшему братцу.       Ной не очень хорош в технике: интернет он освоил только благодаря Тью, а звонки по воцапу — с помощью сестры. Которая, правда, довольно скоро пожалела о том, что вообще показала Ною, как пользоваться благами современного технологического прогресса, поскольку брат тут же принялся с энтузиазмом эксплуатировать её мобильник по три часа каждый вечер, и тётя Тим уже изрядно подустала слышать от дочери жалобы на весь дом в духе: "Мааааам, он снова не отдаёт мне мой телефон!"       И пока Нидной страдала каждый день, а почтальон ближайшего отделения — каждую неделю, Тью был готов зарыдать к концу каждого месяца. — Бро, а может... того самого... самолётом, а?  — без особой надежды вопрошал он всякий раз, когда Ной приходил к нему с рюкзаком паковать вещи. Его вещи – вещи Тью. (Потому что свои он упаковал ещё накануне). — Мне казалось, тебе нравится путешествовать, — Ной на это весьма категорично хмурил брови, так что Тью, превозмогая боль и слёзы, блестевшие у него на глазах где-то глубоко в его воображении, моментально затыкался. Ссориться с Ноем он не хотел. Тем более накануне поездки. Потому что Ной, будучи не в духе, сам по себе наводил тоску, а уж когда в дороге... Волей-неволей приходилось сдаваться, собирать вещи и ехать. Работники автозаправочных станций уже знали обоих в лицо и ещё издали могли распознать оба мотоцикла по одному звуку моторов. Ной выучил весь путь наизусть, безо всякого навигатора. Первая остановка в Накхон Саване, вторая — в Кампхэнг Пхете и третья (последняя) — в Лампанге. Именно Лампанг он всегда жаждал пропустить, чтобы поскорее добраться до Чиангмая, и Тью буквально впивался в его руку и едва ли не обнимал за колени, лишь бы только Ной не сел снова на свой байк, как минимум, в ближайшие восемь часов. Потому что каким бы крутым и жизнестойким ни был Тью Ватплу, иногда он тоже нуждался во сне.       Первые два года с поступления Ной не испытывал трудностей с поездками. Всё началось на третий, когда ему исполнилось двадцать.       Тью бы сказал, что в тот раз всё было как обычно, разве что Ной почти ни слова не сказал за всю поездку. Раньше-то он раскрывал рот и начинал болтать не затыкаясь, едва они останавливали мотоциклы у обочины и скидывали шлемы, чтобы немного передохнуть и подкрепиться перед возобновлением пути. Но теперь всё шло не по плану. Ной самостоятельно остановился на ночлег в Лампанге, чего раньше никогда не делал, и это заставило даже обычно не внимательного к таким вещам Тью мысленно начать паниковать. Ведь чем ближе был Чиангмай, тем бледнее и тише становился Ной. Пока он и вовсе не начал тормозить — и не только в дорожном смысле.       Тью бы никогда не рискнул спросить, будь это кто-то другой, но это был Ной — его друг и кореш ещё с закадычных времён. Если у него были проблемы, Тью должен был об этом знать.       ... — В каком смысле “странно”? — Ной перестал жевать и посмотрел на Тью. Взгляд у него при этом был такой, что Тью сто раз пожалел, что вообще родился. — Тебя как будто запор три дня мучит. Молчишь, бледный как сурок... — Ты хоть знаешь, кто такой сурок? — Ной сдвинул брови к переносице. — Зверёк такой, — невозмутимо отозвался Тью. — Я у Бима в книжке видел. Ной фыркнул и покачал головой. Неудивительно, что Тью не взяли в университет. С такими-то познаниями в области биологии. — Из всего, что я увидел, у меня сложилось впечатление, что ты вовсе не хочешь туда ехать. Ной замолк и сделался неподвижным. Лицо его снова начало стремительно бледнеть. — Вот видишь, видишь? — возликовал Тью. — Я прав! Так выходит, ты уже это... того самого... разлюбил своего репетитора? — осторожно предположил он. Ной зыркнул куда-то ему за спину, затем переложил металлический ланчбокс с едой на траву и встал, отряхнув руки. — Идём. — Куда? — растерялся Тью. — Я ещё не доел! — Просто пошли, — Ной наклонился и, схватив его за руку, потащил за собой в кусты. От страха и неожиданности Тью даже потерял на месте один из своих шлёпанцев — благо, что под ногами вскоре обнаружилась вполне приличная тропа. — Куда мы идём? — спросил Тью, когда они, наконец, вынырнули из травы на что-то, отдалённо напоминающее поляну. Ной остановился. — Тью... — голос его надломился, и Тью похолодел от ужаса. Ему отчего-то резко захотелось вернуться к своему, оставленному в полном одиночестве, шлёпанцу у привала. — Тью, если я тебе скажу кое-что личное, ты сможешь отнестись к этому спокойно? Тью вязко сглотнул. Бежать надо, бежать. Ноги в руки — и домой, от самого Чиангмая. Мотоцикл он потом как-нибудь пригонит. — Да, бро. Что стряслось? Ной опустил голову и бесцельно поводил взглядом по лужайке. — Ты... всё ещё встречаешься с Сам? — вопросом на вопрос ответил он. Это на несколько секунд привело Тью в замешательство. — Ну... так. Раз от разу. А что? Слушай, говори уже как есть, не томи! У меня всё нутро мурашками пошло! — Для пущей убедительности Тью закатал футболку и показал Ною свой живот в мелких пупырышках «гусиной кожи». — Мне кажется, я это... — Ной потёр нос в смущении. — Ну, того, в общем... Тью изогнул обе брови в вопросительный знак. — Короче, у меня стоит. — Что??? — Тью на всякий случай опустил поднятую футболку и уточнил: — В смысле, что у тебя стоит? И на кого. — Не притворяйся дураком, — упрямо бросил Ной с заметным раздражением. — На Ти, конечно, не на тебя же. Тью потребовалась минута, чтобы переварить услышанное. — А-а. А-а-а... Кусочки фразы Ноя наконец-то собрались воедино у него в голове. — Подожди, а ты уверен? Ной смерил его таким взглядом, что Тью разом лишился всех сомнений. — Ну... — Тью неловко пошкрябал в затылке. — Рано или поздно это должно было случиться, да? — Я еду к нему домой, — сердито напомнил Ной, и от суровости его голоса у Тью зашевелились волосы в самых неоднозначных местах. — Мы с ним не виделись четыре месяца. И там будут его родители. Что мне, прикажешь, делать? Н-да. Задачка!.. — А мантры ты читать не пробовал? — Пробовал. Не помогает. Тью отчаянно взъерошил обеими руками волосы на голове, вцепляясь в них пальцами и чуть ли не вырывая с корнем. — А что делаешь ты, когда у тебя... ну, такое? — Ной вдруг из раздражённого и агрессивного вожака превратился в абсолютно беззлобного и беспомощного мальчишку, ищущего поддержки у друга. — Э-э-э... Ну как тебе сказать... — Тью замялся. Обсуждать такие вещи с кем-то посторонним, пусть даже другом, было для него слишком смущающим. — Ну попробуй при встрече с ним думать о чём-нибудь, отвлекающем внимание... — О чём, например? — с досадой поинтересовался Ной. — Например, о... — Тью что-то мысленно отщёлкал у себя в уме, пока радостно не выдал: — Например, о сурках! Сверкнувший недобрым огнём взгляд Ноя коротко рассказал ему всё, что он думает о нём и об этих животных. — Я не знаю... А, хотя погоди — знаю! — Тью пошарил у себя в карманах и вытащил обломок прозрачного камня. — Это от храма на соседней улице, — поделился он. — Горный хрусталь. Возьми его и сжимай в ладони всякий раз, когда в голову будут лезть порочные мысли. Осколок начнёт царапать кожу, и таким образом ты будешь сосредоточен на боли. Это отвлечёт твоё внимание. — Спасибо, Тью! — Ной обрадованно заключил друга в объятия, но тот мгновенно отстранился от него. — Давай вот только без рук, — на всякий случай предупредил он, а затем отдал Ною камень. Они повернули обратно, и лишь тогда Тью догадался спросить: — А почему для того, чтобы рассказать мне это, ты увёл меня так далеко от привала? — Не мог же я говорить о таком возле храма! Ной посмотрел на Тью со всей строгостью, присущей семье Ватплу в моменты исключительного здравомыслия, и Тью безоговорочно согласился.

...

      Знакомая калитка распахнулась. Ной, ещё до того как войти во двор, увидел Ти, спускающегося вниз, чтобы встретить их на улице. Тонкая кофта с глубоким вырезом по плечам, обнажающим худую бледную шею и острые ключицы; тёмные волосы, почти доросшие до той длины, когда Ной и Ти впервые встретились, и слегка завивающиеся к кончикам от повышенной влажности; легкий румянец на щеках и тонкие губы, растянутые в улыбке.       Низ живота моментально сковало, и Ной ощутил, как все его нервы стягиваются в тугой узел. — Мантры, чувак, мантры! — прошипел рядом стоящий Тью и ткнул его локтем в бок, почувствовав надвигающуюся угрозу.       Ной с отчаянием затеребил обломок камня в руке. Ом Мани...что-то там.. Хум...       Ти вышел навстречу и, поравнявшись с Ноем, крепко обнял его.       ...Господи-боже, Пресвятой Будда!.. Ной обернулся к Тью в поисках поддержки и сочувствия, но Тью лишь упорно делал вид, что он — часть калитки, такая же бездушная и безмозглая железяка, которая из всех звуков может издавать только глухой скрип. — Давно не виделись! — Лицо Ти излучало сияние. — Как вы добрались? Моя мама уже приготовила для вас комнату... Пойдёмте в дом, — Ти помог Тью снять рюкзак со спины, чтобы он смог заняться багажом на заднем сидении мотоцикла. Ной всё ещё стоял не шевелясь и изо всех сил сжимая в ладони камень.       Как того и следовало ожидать, за обедом родители Ти предсказуемо и осуждающе молчали. Только один раз его отец позволил себе спросить у Ноя, как здоровье его матери и устроился ли уже Ной на подработку. Ной ответил, что занимается этим, и больше ни один из них не сказал друг другу ни слова. Тью, несмотря на то, что был чертовски голоден с дороги, совершенно не мог есть в такой обстановке и только раз за разом глотал, не жуя, огромные куски обжаренного в сливочном соусе мяса лосося, давясь и заедая всё это горячим бульоном из суповницы и второпях обжигая рот. Ной в отличие от него ел спокойно, словно каждый день трапезничал под пристальными и испепеляющими его взглядами. Правда, за столом он больше смотрел на Ти, который не сводил с него глаз, и улыбался ему самой дурацкой улыбкой на свете. Тью тошнило от этой улыбки, но репетитор отвечал улыбкой ничуть не лучше, так что в какой-то момент Тью пришёл к выводу, что самым оптимальным решением будет уткнуться взглядом к себе в тарелку и, по возможности, не отсвечивать. Он до сих пор не мог понять, зачем он-то ездил в Чиангмай каждый раз. Вечером Ной и Ти решили прогуляться вдвоём: слишком много всего накопилось, чем не терпелось поделиться и выспросить друг у друга. Мама Тивы убедительно попросила их не выходить далеко за пределы улицы и вернуться к десяти часам ко сну, а также старательно подглядывала за ними какое-то время через приподнятую занавеску. Отец же просто махнул рукой и уединился у себя в комнате. Бедный Тью в одиночестве считал барашков. Ти шёл рядом и ёжился от ветра, приобнимая себя обеими руками за плечи, а Ной мысленно ругал себя за то, что не взял с собой куртку. Возвращаться обратно в дом не хотелось, а накрыть озябшие плечи Ти было нечем. Сам-то он и в одной футболке чувствовал себя как при пятидесятиградусной жаре, потому что горел изнутри... — Холодно? — Он заботливо посмотрел на Ти, и Ти улыбнулся ему самой милой улыбкой на свете. — Ничего, я привык. Не обращай внимания. Он опустил обе руки и принялся размахивать ими так, словно ему не было дела до вечерней прохлады. В какой-то момент его рука ударилась о руку Ноя, и оба вздрогнули, но Ти не отвёл ладонь. Напротив. Бросив пару смущённых и полных сомнения взглядов на Ноя, он осторожно взялся пальцами за ребро его ладони, и Ной почувствовал, что потеет: он сунул свободную руку в карман джинсов и нащупал знакомый обломок. — Так ты уже сдал часть экзаменов для третьего курса? Скажи, если что-то вызовет затруднения — я позанимаюсь с тобой. — Хорошо, — лаконично отозвался Ной и слегка нахмурился: меж бровей пролегла узкая складка. Ти с удивлением проследил за его реакцией, но ничего не сказал. — А как поживает Нидной? Она собирается поступать в университет или продолжит заниматься семейным бизнесом? — Она хочет пойти на математические курсы. — Ной нахмурился сильнее, так как пальцы Ти крепче сжали ребро его ладони. — Ей нравится алгебра. — Так и знал, — Ти улыбнулся от души. — Будущий бухгалтер в семье Ватплу! — Он попытался засмеяться, но Ной как будто вовсе не услышал шутки. Ти решил сменить тему разговора. — Ты когда-нибудь думал подстричься? — Он свободной рукой коснулся уложенных прядей Ноя, и Ной отшатнулся — так внезапно, что напугал этим Тиву. — Всё хорошо? — неуверенно спросил Ти. — Да, просто... — Ох, Ной! — Ти почти выкрикнул это, широко распахнув глаза. — У тебя кровь! Ной опустил голову и увидел, что из его ладони с зажатым в ней камнем сочились багровые капли. Видимо, слишком сильно сомкнул кулак... Ти мгновенно ухватился за его пострадавшую руку, пытаясь её разжать. — Боже мой! Да у тебя вся ладонь в царапинах! Тебе срочно нужно чем-то её обработать. — Не нужно... Ной выдернул руку из его хватки и завёл за спину. Лицо горело от смущения. Ти непонимающе уставился на него. — Что-то случилось, да? Ты так странно себя ведёшь... — Нет, просто... — Ной прикусил щёку изнутри. — Просто я не могу сейчас тебя касаться. — Почему? — Ти выглядел так мило в своём неведении. Слишком мило. ...Чёрт. Случайно опустив взгляд, Тива вдруг покраснел так же густо, как и Ной. — Вот поэтому, — хрипло отозвался Ной, не зная, куда деть глаза. Ещё никогда в жизни ему не было настолько неловко. Они стояли в тишине, разделяя это неловкое молчание, которое всё затягивалось и затягивалось, словно невидимая петля у Ноя на шее, пока Ной, наконец, не разжал испещрённый царапинами кулак и не показал Ти обломок камня. — Придумка Тью, — уточнил он, сгорая от стыда. — Должно было отвлекать внимание... Ти взял в руки обломок и покрутил его в пальцах, оглядывая со всех сторон, а затем посмотрел на несчастную, исколотую ладонь Ноя. Обломок тотчас был отправлен в ближайшие кусты, а Ти снова притянул к себе пострадавшую руку Ноя. — Так нельзя, — отчитывающим тоном сообщил он, бережно оглаживая царапины подушечками своих пальцев. Ной прикрыл верхнюю часть лица свободной рукой. Он весь пылал. — Что ты делаешь, а. Мне и так непросто. А ты ещё лишил меня единственного рабочего способа справиться с этим. — Ну, не такой уж он и рабочий, — зардевшись, пробубнил Ти, искоса поглядывая вниз, на джинсы Ноя. — К тому же, — он запнулся, покраснев ещё сильнее, — есть способ, куда менее болезненный... Ему показалось, что весь воздух вокруг них в один миг исчез, и что Ной вот-вот схватит его за запястья и прижмёт к траве. Глаза Ноя блеснули в полутьме. — Покажи. ...Тью лежал поверх матраца на полу в гостевой комнате и во мраке смотрел в потолок, на котором отражался отблеск цифр элетронного табло, стоящего на журнальном столике... «1:20»  Овцы кончились. Как и десять вечера, которые были три с половиной часа назад... Ной, скотина... Видимо, завтракать с родителями Тивы Тью утром придётся в одиночку. Он перевернулся, накрывшись одеялом с головой. Будь проклят тот день, когда он сел за баранку этого пылесоса согласился ехать с Ноем в Чиангмай...