Comfort me a little

      — Ты пялишься на него уже больше пятнадцати минут. Хватит.       Мой сосед по парте скучающе протянул это, скашивая уголок губ в мою сторону и не отрывая сощуренного флегматичного взора от приставки в своих руках, прикрытой учебником.       — Что поделать? — шикнула я, мимолётно оглядев Сонхва неодобрительным взором и тут же вернулась к созерцанию объекта моей первой влюблённости. — Мне он нравится, а подойти — боязно. Он же такой крутой… — протянула я тихо, ощущая лёгкое томление и бабочек в животе.       Мы сидели на истории — на худшем по всеобщему, кроме мнения Чона Юнхо, школьном предмете. Потому что, ну, странно как-то слушать максимально детальное и в тоже время аккуратное изображение жизни… наших предыдущих версий.       Ах да, первая в мире Школа Клонов — тайный проект нескольких мировых правительств прямо под самым носом у обычных людей — работает с восьмидесятых годов, и мы второе поколение реинкарнаций великих личностей, которые должны пройти полный путь развития под присмотром самых блистательных учёных всех стран. И "история" была любимым предметом Чона Юнхо, сидящего на первой парте, потому что он буквально был реинкарнацией Чона Баля — одного из величайших генералов Корё, империи, некогда объединявшей Северную и Южную Корею. Меня же в эту секунду гораздо больше интересовал его сосед за партой справа.       Блистательный Чон Уён, реинкарнация императора Коджона.       Симпатичный юноша дружелюбно улыбался, сидя возле друга и стоило нашему скучному учителю отвернуться к доске, чтобы дописать очередной пункт для пояснения какого-то закона, принятого в дремучей древности и давно не имевшего никакого значения для современности, как Уён наклонялся к Юнхо чтобы пошутить о чём-то. Я, как полноправный тайный воздыхатель же, по несчастью сидела на самой последней парте, не имея возможности заговорить с главным персонажем, и находилась в состоянии "любуйся им издалека, этой очаровательной родинкой, его улыбкой, его солнечным взглядом, тем насколько у него сегодня хорошее настроение, и насколько он вообще потрясающий"…       — И что в нём крутого, боюсь спросить? — снова глухо подал голос мой невыносимый сосед. — Позер и лицемер, да ещё и скучный.       Я в возмущении поморщилась, моментально закипая и резко повернулась к этому мрачному неприятному типу, который смел моего — да, можно и так сказать! — моего возлюбленного оскорблять.       — Сам ты… "позер"! — едва успевая проконтролировать громкость своего голоса гневливо зашептала я. — А он… он потрясающий! — на этом моменте я всё же вспыхнула, но уже увереннее и спокойнее проговорила, точно железный аргумент приводила: — У меня коленки трясутся каждый раз, когда я о нём думаю…       Сонхва проиграл очередной уровень и только в этот миг соизволил оторваться от приставки, лениво переведя на меня взгляд, а потом вдруг елейно — непередаваемо гадко — ухмыльнулся.       — Так ты не о нём получается думаешь, а о том, как бы его "отшпиливилить". — проговорил он с таким видом, будто ляпнул что-то умное, а не величайший абсурд в мире.       — Что прости?!! — не выдержала я, шикая уже громче и ощущая, как закипело бешенство внутри меня.       — Последняя парта! — вдруг окликнул нас учитель, поправляя очки. — Что за шум? — и не успел ни один из нас ответить, как господин Чхве тут же отмахнулся, громко добавляя: — Так, Пак Сонхва, Чжоу Нари — марш к директору!       Сонхва тут же вздохнул показательно грустно и покорно встал, медленно собирая свои вещи с парты в сумку. Я тоже поднялась с места, чувствуя себя очень неловко под взглядами оборачивающихся одноклассников. Наказание было несправедливо, однако с профессором Чхве никто из нас спорить никогда не решался: больно уж гадкий характер был у старика. Под суровым взглядом учителя, который продолжил читать лекцию, мы оба отправились к выходу из класса. Я мимолётно обернулась на Чона Уёна: тот выглядел чуть удивлённым, смотря на меня своими распахнутыми сверкающими глазами. Осознав, что он провожал меня взглядом и из-за этого мы пересеклись всё-таки взглядами, я зарделась, поспешно мотнув головой, чтобы короткое русое каре прикрыло мои потеплевшие щёки.       Уже покидая класс следом за Сонхва и понуро прикрывая дверь, я заметила, что некоторые мои одноклассницы смотрели мне вслед с видимой завистью. И это разозлило меня ещё больше.       Дело в том, что с Паком Сонхва мы изначально были "знакомыми поневоле": наши семьи жили в соседствующих домах и нас в детстве часто водили друг к другу или оставляли приёмные родители, так сказать, на "попечение". В то время мы просто частенько пакостили друг другу "по мелочи": фокус меж нами заключался в том, чтобы сделать наибольшую гадость, подложить "наибольшую" свинью другому, но так, чтобы родители ни о чём не узнали. Бывали, конечно, и моменты кратких перемирий, вроде объединения против общего врага — высокого прыщеватого хулигана на районе — тогда результатом даже стал выбитый с помощью рогатки зуб злодея, однако таких случаев в целом было очень мало; по пальцам одной руки пересчитать можно было. В более старшем возрасте, когда нас обоих определили в "совершенно-обычную" школу, мы на первых порах держались вместе и все почему-то решили, что мы — друзья.       Сейчас в старшей школе, где мне удалось избавиться от клейма неудачницы и более-менее завести даже первых подруг, я усиленно старалась держаться подальше от Пака Сонхва. Чему совсем не помогало то, что из-за опоздания в первый день обучения в году, нас обоих посадили за последние парты центральных рядов, вновь сделав нас таким образом невольными соседями.       Пак Сонхва был сущим наказанием для меня, головной болью и тем ещё засранцем — при чём так себя он вёл со всеми, — и меня раздражало то, что он проявлял некое панибратское дружелюбие, делая меня частью того маленького круга людей, которые удостаивались чести на лучшее отношение к себе. Читай между строк — он всё ещё засранец, но старается иногда быть хотя бы полезным засранцем. Короче, резюмируя итог: мы с Паком Сонхва не были врагами (по крайней мере до сегодняшнего дня, когда он рискнул посягнуть на святое для меня — на Чона Уёна), но и друзьями мы ни были.       Я бы могла сказать, что мы были приятелями, но и это не совсем отражало действительность наших очень странных отношений: мы могли месяц не здороваться, а потом это подобие человека заваливалось ко мне в дом, пользуясь сломанным замком на веранде, сжирало половину приготовленной запеканки, выпивало по меньшей мере пол-заварника кофе за раз, щедро сдабривая его дорогим сливками, а потом час-два выслушивало моё нытьё про жизнь.       Словом, скрипя зубами, приходилось признавать, что сотрудничество было всё-таки больше взаимовыгодным, нежели односторонним.       И в этой ситуации больше всего в школе бесили именно взгляды девочек, которые велись на внешность Сонхва — уж больно многие были падки на его рожу, не понимая какой характер у этого говнюка гаденький.       Сонхва был высок, строен, пусть подростковая худоба в нём всё ещё отчётливо прослеживалось, однако покатые плечи и подкаченный зад уже прямо намекали, что стоит пройти ещё паре лет и этот мальчик станет знатным сердцеедом с телом Аполлона, которому каждая будет вслед смотреть и в рот заглядывать. Да, Сонхва был безусловно симпатичен — я не была слепой и могла, опять же скрипя зубами, признать этот факт — но нельзя же только на внешность вестись!       Тем обидней было выходить из класса под почти осуждающими взглядами, потому что мне — в отличие от этих дурочек, желавших отправиться с Сонхва наедине по коридору к директору, — больше всего на свете хотелось остаться внутри, чтобы дальше себе сидеть тихо и вздыхать по несбыточным светлым грёзам, пялясь в сторону одного милого мальчика за первой партой.       — Ты шевелишь ногами, Нари? — раздалось заунывное до тошноты издевательское спереди, где вышагивало одно самодовольное чучело. — Или думаешь, что, изображая черепаху, сможешь отвертеться от наказания?       — Ой, да заткнись ты… — ответила я в тон гаду, однако всё же чуть ускоряясь.       Сонхва замедлил шаг, чтобы мы поравнялись и вскинул брови, а потом видимо смекнув, что энтузиазма от похода к директору я не испытываю, зачем-то ляпнул:       — Надо было головой думать и не пялиться на этого дурака — тогда бы не загремели.       Я моргнула, пытаясь подавить первый порыв ярости и стиснула челюсти, однако затем всё-таки не сдерживаясь схватила это недоразумение за рубашку на груди, дёргая её вниз и вынуждая Сонхва от неожиданности наклониться.       — Послушай ты, засранец! Не вздумай больше оскорблять Уёна — тебе что, чёрт возьми, так сложно понять, что он — моя первая любовь?!       Конечно, крики не были разумной опцией, и я должна была бы это понимать, однако мне удалось выпустить пар. О чём я, разумеется, пожалела уже у директора, куда нас суммарно отправили ещё трое учителей.       Директор Бон сочувствия ни к каким нарушителям не испытывал и всегда карал по всей строгости любого провинившегося, однако при виде нас будто заранее надулся, готовясь залпом, точно отменный пулемёт обстрелять нас лекциями о хорошем поведении добропорядочных учеников, которые даже не знают дороги в его кабинет и об учениках, после которых пыль не успевает улечься, как они уже ровно по той же тропке идут к нему. Как итог, — мы с Сонхва получили отстранение от школьной вечеринки по случаю Дня Святого Валентина, дисциплинарное взыскание и как итог, подготовкой к участию в весеннем историческом фестивале от нашего класса теперь занимались мы. М-да, что я могу сказать? Плачевно…       Выходили мы от директора Бона уже после звонка с последнего урока и звонка после перемены, то бишь учеников в школе осталось по минимуму — только те, у кого были секции или факультативы. Ну, или отработки — у таких прохиндеев, как мы.       Мы шли в крыло лекарственных дел, еле волоча ноги, и поочерёдно пальцами тыкая в уши, чтобы убедиться, что после ора директора мы ещё что-то слышали.       — Вообще учитывая, что ты — реинкарнация самого храброго, по крайней мере исходя из легенд, генерала Кореи, ты мог бы как-то отстоять наши права хотя бы не заниматься весенним фестивалем… — пробубнила я себе под нос, с грустью осознавая в какой жопе я оказалась.       По несчастью, слух у Сонхва восстановился быстрее, чем я предполагала: потому что он резко остановился и обвиняюще тыкнул меня в плечо:       — Прости, что?! — вскинулся он, хмурясь. — Если уж на что пошло, ты — реинкарнация королевы Мин, самой влиятельной женщины-правительницы Кореи! Ты могла применить свои дипломатические навыки и убедить директора смягчить нам наказание по какому-нибудь поводу! Ах да! — притворно всплеснул руками Сонхва. — У тебя ведь нет дипломатических навыков!       — Вы чего разорались, дармоеды?       Гремя ведром из уборной вышел рабочий — дядя Джун — с метлой и шваброй наперевес, глядя на нас, как на помешанных. Мы с Сонхва резко замолчали, помня, что он был обычным человеком и, по идее, об эксперименте с реинкарнациями знать ничего не должен был.       — Простите, господин Джун, — постаралась уважительно обратиться я и ткнула флегматичного напарника в бок, понуждая выказать хоть капельку почтения. — Мы на отработку идём.       — Ну, так шагайте, а не вопите… — сварливо отозвался уборщик, зашаркав мимо и едва не задев нас. — Странные игры у нынешних детишек, ей богу…       Сонхва покачал головой, зевая, и двинулся дальше по коридору. Я нахмурилась, догоняя его, но в разговор вступать не желая.       Однако стоило нам зайти в класс, который нам предстояло убрать, как я не выдержала, в шоке походя в сваленной груде у шкафов с ингредиентами.       — Серьёзно?! — возмутилась я, ошарашенная предельно. — Это какое-то издевательство..? Это же класс травников должен быть, а учитывая срач, мы как будто в зельеварской безумного суповара! — я ткнула один из котлов с мутной зелёной жижей на дне и поморщилась.       — Обычно после тебя здесь такой же срач, так что не жалуйся… — пробубнил за моей спиной Сонхва.       — В смысле не жалуйся?! — обернувшись к нему в раздражении, я зло засверкала глазами обводя рукой всю печальную картину, которую нам предстояло исправлять до самой ночи. — Смотри, чего ты добился!       — Чего я добился?!! — ответно взъелся Сонхва вскидывая ёршик как указку в мою сторону. — Из-за твоей девчачьей озабоченности нас обоих упекли под арест!       — Что прости?! Я, правда, люблю Уёна! — воскликнула я, также выхватывая ёршик и скрещивая его с ёршиком в руке Сонхва. — Он — моя первая любовь и дело не в сексе!       — Да-да-да… — протянул Сонхва состроив самое скучающее лицо, лениво почти полностью закрывая глаза и едва ли стремясь пофехтовать со мной. — Отстой. Я теперь даже на вечеринку не попаду. — он обрушился долговязой грушей на парту, тяжко вздыхая.       Тоже мне драма… Однако вместо того, чтобы закатить глаза, я ехидно уточнила, ухмыляясь и ручкой ёршика похлопывая по своей ладони.       — А может быть это ты здесь — озабоченный? — догадка казалась мне запредельно блистательной.       — Чего? — поморщил нос Сонхва и в ответ на мою дразнящую ухмылку, помрачнел ещё больше: — Хей-хей-хей, притормози, коротышка. У меня в отличие от тебя нет синдрома недотраха. И я не хожу, пуская слюни по кое-кому. — бросил он очередную шпильку, заставляя меня вспыхнуть, и я тряхнула головой чтобы спрятать щёки за волосами.       — Я не пускаю слюни и у меня нет… нет синдрома недо… — я не договорила, понижая голос до шёпота, на что Сонхва ехидно ухмыльнулся, вскидывая бровь, однако я твёрдо отчеканила в конце: — В общем, дело не в сексе.       Сонхва поднялся, делая шаг мне навстречу, смотря с вызовом.       — О, ты так уверена? — спросил он будто бы невзначай.       — Уверена! — я не отступила, делая ответно смелый решительный шаг вперёд.       — Поспорим? — Сонхва сделал ещё шаг прежде, чем навис надо мной.       — Поспорим! — я не двинулась с места. — Думала, не предложишь!       — Ровно месяц — встречайся со мной. — вдруг разрушив все мои планы произнёс Сонхва, перестав самоуверенно ухмыляться.       Только смотрел не моргая, со спокойным ожиданием — и я вдруг смутилась.       — Что..? Как это вообще..? — начала было я, но потом осторожно спросила было: — Почему просто не переспать…       — Да или нет, Нари? — перебил Сонхва, шально вскидывая проколотую пирсингом бровь. — Это простой вопрос.       Он протянул мне крепкую ладонь. Я опустила взгляд на неё, пребывая в ступоре и с минуту обдумывала то, на что собираюсь согласиться.       — Д-Да. — выдавила я, всё же решаясь заключить пари, а затем уже увереннее добавила: — Ладно, да. Хоть я и не понимаю, как это вообще взаимосвязано.