Знаешь, я так боюсь

— Хайтам, — тихо позвал Кавех из комнаты Рацио, — ему снова плохо, посмотри, — он продемонстрировал Аль-Хайтаму градусник, показывавший ровно тридцать восемь и пять. — Он даже стонет во сне и… — Думаю, стоит позвонить врачу. Эти припадки начались, когда Рацио исполнилось семь. Поначалу, Аль-Хайтам решил, что это всего лишь ночные кошмары, с детьми возраста Рацио такое часто случалось. Но, когда воспитатель детского сада позвонила, чтобы сообщить, что Рацио плачет во сне от боли, им пришлось крепко задуматься о том, что творится с ребенком. — Дело в том, — осторожно начала молодая женщина-врач, — что ваш сын относится к редкой категории людей, имеющих соулмейтов. — Что? — Кавех оторопело поднял глаза. — К сожалению, на данный момент этот феномен ещё недостаточно изучен, но я могу выписать вам анальгетики… — Вы хотите сказать, что наш сын всю свою жизнь вынужден будет терпеть боль другого человека? *** Рацио мерил шагами свой кабинет. Тело снова болело. Конечно, за годы жизни с бесконечной болью, как душевной, так и физической, он научился абстрагироваться. Сводить всё к рациональному. Болят запястья? Вероятнее всего, на его соулмейта снова надевали кандалы. Проснулся с утра с адской болью в ребрах? Его били ногами. Это повторялось изо дня в день. Но иногда накрывало так, что никакая рациональность уже не спасала. В такие моменты болела не конкретная часть, а всё тело — целиком и полностью. Даже душа, в существование которой Рацио никогда не верил, выла от бессилия. Рацио часто думал о том, какую жизнь ведёт его соулмейт. О чём мечтает, чем занимается, на каком языке говорит? Но больше и чаще — он думал о том, почему он всё ещё жив. Если ему Рацио — доставалась лишь часть той боли и ужаса, что испытывал он, то как? Как он мог бороться? Родители были против, но после окончания университета Рацио отправился на космическую станцию «Герта», намереваясь найти своего соула. Он бы очень хотел верить в то, что приписывал ему Кавех — благие намерения, желание спасти, защитить и, только Эоны знают, что ещё, но на деле всё было куда проще. Рацио хотел избавиться от боли. А ещё ему не очень светила перспектива смерти соулмейта, потому что в этом случае… Кто знает, что бы произошло с ним? В какой-то момент боли в его жизни стало чуть меньше. Кандалы исчезли, да и по рёбрам вроде не били. Но вместо этого Рацио стал куда чаще ощущать всепоглощающую тоску, что раздирала изнутри, дробила кости в крошку, вцеплялась в мозг и выцарапывала на нем всё новые и новые шрамы. Душевная боль, вопреки его представлениям, оказалась намного хуже физической. — Веритас? — Жуань Мэй снова вошла в его кабинет без стука. Впрочем, её наглости Рацио уже давно не удивлялся, приняв это как данность. Сегодня у него не было сил даже на язвительные замечания. — Вот, — она бросила на его стол запечатанный конверт. — Мне было интересно, поэтому прочла. Какая-то шишка из КММ заинтересовалась твоими исследованиями. — Какими конкретно? — Рацио развернул конверт, запечатанный странной наклейкой в форме фишки для покера. — Соулмейты, — пожала плечами Жуань Мэй, — мне уйти? — Был бы премного благодарен, — не отрываясь от чтения кивнул Рацио. В конце короткого письма с приглашением к сотрудничеству стояла изящная подпись «Авантюрин». Один из десяти каменных сердец значит, заключил Рацио. В целом, его мало интересовало, кто конкретно будет спонсором. Цель оправдывала средства. Но почему-то этот размашистый почерк какого-то совершенно неизвестного ему человека отдавался в голове странным, едва уловимым ощущением дежавю. *** — Доктор Рацио? — вежливо осведомилась секретарша КММ. Рацио сухо кивнул. С самого утра у него болела голова. Причём, чем ближе он был к зданию КММ, тем сильнее становилась головная боль. В конце концов она усилилась до такой степени, что он с трудом мог говорить. С соулом снова что-то происходило, и, похоже, на этот раз что-то действительно дерьмовое. — Господин Авантюрин уже ждёт вас, — она указала в сторону большой двери, покрытой абсолютно нелепой золотой лепниной. Сил на то, чтобы просто сказать «спасибо» у Рацио уже не осталось, поэтому он просто молча ушёл. Пусть сочтет его грубияном. Идиотом. И далее по списку. Постучав, и так и не дождавшись ответа, Рацио вошёл внутрь. В кабинете царил приятный, успокаивающий полумрак, обволакивающий его словно тёплое одеяло. За столом — в дальнем конце комнаты — сидел молодой мужчина в странных солнечных очках. От одного взгляда на него у Рацио по коже табуном побежали мурашки. Было в нём нечто странное, будто очень-очень знакомое. Будто они уже встречались или даже говорили. Рацио потряс головой, сбрасывая наваждение, и осторожно приблизился к столу, ожидая приветствия. Головная боль, преследовавшая его всю дорогу до КММ постепенно сходила на нет. И чем ближе он подходил к столу, тем слабее она становилась. Может, волнение блокировало болевые ощущения? Но разве он волновался? О чём тут вообще можно волноваться — всего лишь рабочая встреча, убеждал себя Рацио, но сердце билось так, будто намеревалось выпрыгнуть из грудной клетки. — Здравствуйте, — он решил нарушить молчание первым. — Доктор Рацио из гильдии… Авантюрин поднял глаза. В полумраке, стоящем в комнате, они светились, словно яркие цветные лампочки. Сирень с бирюзой. Рацио почувствовал, как что-то ударило его в грудь. Все нервы будто оголились, по телу пробежала слабая дрожь, а головная боль, утихшая почти до минимума, вдруг вернулась с новой силой. — Добро пожаловать, — мужчина дружелюбно улыбнулся. — Присаживайтесь, — он указал на стоящий напротив стола стул. — Хотите чего-нибудь выпить? Рацио послушно уселся на предложенное место. Его тело двигалось само по себе — на автомате. Этот человек… Рацио всё смотрел и смотрел — на тонкие, узловатые пальцы, браслеты на запястьях, шарил взглядом по его лицу и шее, пока случайно не наткнулся на полустершуюся татуировку «slave». Сознание снова пронзила острая, всепоглощающая боль. Она отдавалась в каждой клеточке тела, заунывным стоном. Рвала на части, будто хотела уничтожить его всего — без остатка. На ум почему-то пришли воспоминания о детских кошмарах — холодный, кафельный пол, яркий свет, звон металлических браслетов и грубые голоса. В тот момент Рацио ещё не понимал, чем на самом деле являлись эти видения. Сейчас — твёрдо знал, что видел частички жизни своего соула. Ужасной, полной боли и отчаяния, но всё ещё жизни. Жизни, которую не хотелось жить. — Ваша татуировка… — Рацио указал на его шею. От боли буквы с трудом складывались в слова. Собственный голос казался ему чужим, будто это не он сейчас сидел в кабинете какого-то бизнесмена из КММ, будто не он задыхался от подступающей к горлу истерики, будто всё это было лишь сном, очередным кошмаром без начала и конца. — Ах, это, — Авантюрин рефлекторно прижал ладонь к татуировке. — Кое-что из моего прошлого, — он пожал плечами. — К делу это отношения не имеет, да и вам вряд ли будет интересно слушать мои россказни. Он выглядел так, будто сообщает ему — Рацио, самую обычную, повседневную вещь. Словно делится чем-то неважным. Но от чего тогда в груди так болело? От чего каждая его мышца заходилась в агонии? В каком-то странном, почти бессознательном порыве Рацио ущипнул себя за руку. Со всей силы. Выкрутил кожу до искр перед глазами. Любую загадку, даже самую мудрёную — всегда можно было решить путём эксперимента. И на этот раз эксперимент оказался успешным. Авантюрин громко выдохнул, а потом зажал предплечье в том самом месте, где Рацио только что ущипнул самого себя. — Прошу прощения, сами понимаете, в нашем возрасте постоянно что-то болит, — начал он, принимаясь лихорадочно перебирать бумаги. — Вы насчёт исследования… — Вы ищете своего соулмейта? — в лоб спросил Рацио. Пазл в голове сложился. Кусочки мозаики, всё это время разрозненно бродящие по закоулкам сознания сложились в чёткую картинку. Золотистые волосы, тонкие пальцы, высокий голос — он столько раз видел его во сне в детстве, что с возрастом чуть не забыл самое важное. Чуть не прошёл мимо того, кого искал всю свою осознанную жизнь. — Вы очень проницательны, доктор Рацио, — усмехнулся Авантюрин. — Я связан с одним человеком. Неизвестным мне человеком. И этот человек помог мне пережить огромное количество боли, забрав её часть на себя. Поэтому, надеюсь, вы понимаете, что моя мотивация спонсировать ваши исследования основана лишь на личной выгоде. — Ваша мотивация не играет роли, — кивнул Рацио. Внешнее спокойствие давалось ему с огромным трудом. Ведь прямо напротив, во плоти сидел тот, кого он так старался отыскать. Тот, чьи страдания он прочувствовал до каждой капли. Тот, кто обрёк его на бесконечную боль. И сейчас Рацио совершенно не мог понять, что именно он чувствовал. Удовлетворение? Радость? Как когда решаешь сложную задачу. Нет. Совсем нет. Тесная связь, что прошила их насквозь не давала умалить значимости этой встречи. — Прекрасно, — Авантюрин грустно улыбнулся. — В таком случае, я готов подписать контракт. Конечно, если готовы вы. — Нет. — Вас что-то не устраивает? Можем пересмотреть условия, если… — Я закрываю это исследование, — оборвал его Рацио. — Интересно, — Авантюрин откинулся на кресле, сканируя его изучающим взглядом. — Могу я спросить, чем именно вызвано столь радикальное решение? Рацио выдохнул, а затем снова вдохнул, набирая побольше воздуха в лёгкие. Как будто он мог помочь сказать что-то настолько… Важное? Нет, не просто важное, эта связь между ними являла собой нечто гораздо большее, неподдающееся описанию. Они буквально проживали жизни друг друга через боль, страдания и кошмары. Всё то, что чувствовал Авантюрин, чувствовал и Рацио. И сейчас Рацио ощущал, как он сгорает от боли и отчаяния. Как мечется его истерзанная душа. Как это хрупкое тело, увешанное побрякушками, изо всех сил хватается за надежду быть спасённым. — Я получил необходимый результат, — сглотнув ком в горле, произнёс он, смотря Авантюрину прямо в глаза — туда, где за стеной из холодности и безразличия расстилалось море отчаяния. — Что вы… Рацио резко встал, а затем снова ущипнул себя за предплечье, на этот раз демонстрируя Авантюрину свой жест. На мгновение время в комнате будто замерло. Зрачки Авантюрина расширились, он схватился за место щипка, оторопело глянул на Рацио и открыл было рот, но тот успел опередить его. — Вот мы и встретились.