Тайные узы сердец

Служанка говорит, что молодой господин Не упал в обморок. Снова. Во время тренировки с саблей. Минцзюэ недовольно вздыхает, отвлекаясь от чтения, и поднимается на ноги. Падать в обморок вошло Хуайсану в привычку, и будь тот на тренировке, на занятиях, – где угодно— он валился на пол безвольным кулем. Издевался над Минцзюэ. Позорил, черт возьми, перед всем заклинательским миром! И каждый раз слыша о выходках младшего брата, Минцзюэ злился всё сильнее и сильнее. Сегодня терпению пришёл конец, и мужчина уверенным шагом направился в комнату к своему диди, намереваясь преподать урок. Шагая по коридорам, он слышал перешептывания прислуги, но стоило ему взглянуть на обнаглевших девок, те как испарились. У комнаты младшего Не его остановила старая лекарша, что долгие годы служила ордену верой и правдой. Минцзюэ кивнул ей в знак уважения, на что женщина лишь улыбнулась, её морщинистое лицо просияло. — Молодой господин не болен, — сказала старуха. Минцзюэ хмыкнул. — Этот мальчишка доигрался. Сожгу к чертям все его веера! — В этом нет необходимости, — ответила лекарша. — Младший господин — омега. Замолчав от удивления, Минцзюэ распахнул глаза, ожидая, что старуха скажет, что это шутка. Но лекарша молчала, сжимая тонкие сухие губы. — Этого не может быть! Вздор! — наконец воскликнул глава ордена Не и толкнул тяжёлый двери, ведущие в покои Хуайсана. Тот стоял напротив постели и неспеша переодевался, но, завидев в дверях дагэ, замер, спустив с плеч ханьфу. Он был бледен, спина согнута, словно он испытывал боль, а некогда аккуратная причёска сейчас была растрёпана: несколько прядей небрежно спали на лицо, прикрывая белые щеки. Хуайсан как-то боязливо дёрнулся и, отвернувшись, тут же запахнул одежды. — Что ты здесь делаешь, брат? Уверенно шагая к нему, Минцзюэ чувствовал, как внутри закипает злость. Он не верил в это! Хуайсан не мог быть омегой! Не мог быть слаб, одержим какими-то отвратными желаниями, не имел права быть таким, каков он есть сейчас. Минцзюэ схватил диди за плечи и дёрнул, разворачивая к себе и хватая за ткань одежд. — Что ты устроил здесь?! Неужели ты думаешь, что я поверю в этот бред? Пытаешься обмануть меня? Хуайсан молчал, смотрел из-под опущенных ресниц как-то расстроено, устало, и не смел спорить. Разозлившись, старший тряхнул его, и тот лишь устало произнёс: — Мне больно, дагэ. От мальчишки пахло чем-то сладким. Поморщившись, Минцзюэ принюхался и осмотрелся по сторонам в поисках благовоний, открытых масел, но ничего такого в покоях младшего не было. Тогда старший, ни капли не смущаясь, уткнулся в шею Хуайсана лицом, пытаясь уловить эти сладковатые нотки, исходящие от тёплой нежной кожи. Они часто делали так в детстве, обнимались, ни капли не стесняясь. Они — братья, одна кровь. Родители твердили об этом всегда, говоря, что роднее Хуайсана у Минцзюэ никого и никогда не будет, и их запахи всегда были чем-то схожи. Затем Минцзюэ стал пахнуть кровью, металлом, огнём, а Хуайсан так и остался со своим детским ароматом, лишь иногда он приобретал неприятный прогорклый шлейф туши. Сейчас был другой запах. Едва-едва ощутимый, нежный, словно прикосновение лепестков. Хуайсан пах омегой. Его диди был омегой. — Дагэ, что ты себе позволяешь? — возмущённо пропыхтел Хуайсан и отпихнул от себя брата. — Отпусти меня немедленно! Осторожно разжав пальцы, Минцзюэ отпустил его. Хуайсан отошёл к окну, спешно поправляя одежду на себе, и больше не смотрел на брата, думая о чём-то. Минцзюэ устало вздохнул, садясь на край постели. — Я и представить не мог, что ты...— он замолчал, обдумывая. — Прости меня, Хуайсан. За всё. Омега молча глядел на цветущие деревья снаружи, обнимая себя руками. Они молчали какое-то время оба: Минцзюэ смотрел то на прямую спину, то на расписанные веера на столике, пытаясь подобрать хоть какие-то слова. Родители наверняка были бы рады этой новости и возможности заключить какой-нибудь выгодный брак, но... Это же Хуайсан. Его любимый диди. Его поддержка и опора, пусть иногда и никудышная. Единственный родной человек в мире. — Могу я попросить тебя? — тихо спросил омега, не отрывая глаз от цветущих деревьев. Минцзюэ отвлёкся от рассматривания расписанных вееров и вгляделся в съежившуюся фигуру диди. Тот словно пытался казаться меньше: поджимал и без того узкие хрупкие плечи. — Не выдавай меня замуж. Пока что. Мне нужно свыкнуться. Минцзюэ проследил взглядом, как чужие руки несильно сжали ткань одежд. — Почему ты думаешь, что я выдам тебя без твоего согласия?! Если не захочешь — не выдам! Хуайсан промолчал, лишь устало вздохнул и обернулся на него. Бледное личико приобретало очаровательный румянец, лоб немного взмок, и сейчас мальчишка казался куда напряжённее, нежели когда Минцзюэ пришёл к нему. Воздух наполнился сладким медовым ароматом. Минцзюэ медленно потянул этот шлейф носом, прикрывая глаза. Приятно. Запах, словно возвращаешься домой после удачной ночной охоты, или запах металла и огня во время сражения. Сладко. В какой-то момент стало немного стыдно. Он всё это время гонял брата на тренировки, ругал за глупые увлечения, за слабость и неумение постоять за себя, жёг чертовы безделушки, не понимая, как всё это было необходимо его диди. Он пытался противостоять природе Хуайсана, хотел сделать невозможное, не зная, что судьба уже всё решила за него. — Дагэ, тебе стоит уйти отсюда, — подал голос Хуайсан и кивнул на дверь. — Прошу, уходи. Минцзюэ окинул взглядом брата и кивнул. Затем поднялся на ноги и неохотно направился к дверям. Хотелось остаться здесь. Поговорить, обсудить что-нибудь, но он упрямо шёл к дверям. — Зови слуг, если что-то будет необходимо. Когда дверь за братом закрылась, Хуайсан медленно осел на колени и зашипел сквозь зубы, чувствуя, как сводит судорогой всё тело. ***** Новость о том, что младший Не омега разнеслась по всей Нечистой Юдоли слишком быстро. Очевидно, что среди слуг была слишком уж любопытная крыса, которая позволяла себе кляузничать у Минцзюэ за спиной. Они шептались о младшем Не, гадая, кому достанется такой несуразный дурной омега, увлечённый лишь веерами да картинами, и от этого Минцзюэ злился ещё сильнее. Ревновал. Когда сплетни дошли до абсурда, глава ордена хладнокровно приказал казнить одну из самых наглых служанок, которая позволила сказать, что младший Не развлекался с альфами во время обучения в Гусу Лань. Поэтому в покои к Хуайсану допускались только самые верные, проверенные годами слуги. Течка длилась уже два дня, и Минцзюэ не находил себе места. Он пытался отвлекаться на дела, но не получалось, и его мысли в очередной раз возвращались к брату. Он скучал, даже тосковал, но ничего не мог поделать. К вечеру второго дня слуги сообщили, что младший господи не ел двое суток. Совсем ничего. Обеспокоенный Минцзюэ долго думал что делать, и, в конце концов, просто решил пойти к брату и заставить его съесть хоть что-то. В покоях Хуайсана было темно, лишь несколько свечей горели на столике. Веера были разбросаны там же. В воздухе витал удушающий сладкий аромат, проникающий в лёгкие стремительнее яда. Сам омега нашёлся в постели, закутанный в одеяло. Подойдя ближе, Минцзюэ отвёл полог в сторону, пытаясь рассмотреть диди. — Хуайсан, я принёс тебе поесть. Голова омеги показалась из-под одеяла, а затем он весь поднялся. Одеяло сползло, обнажая нагое тело, и Минцзюэ замер с чашками в руках, прослеживая, как часто вздымается аккуратная белая грудь. — Дагэ. Взгляд Хуайсана был немного мутным от возбуждения, покрытый белой поволокой, а губы чувственно разомкнулись, когда между ними юркнул язык. Длинные тёмные пряди волос красиво разметались во все стороны, а несколько прядок упало на лоб. Сев на колени, Хуайсан медленно и грациозно, словно змея, подполз к брату и неуверенно ткнулся лбом ему в живот. Немного потерся, как бездомная кошка, прося ласки и внимания. — Хуайсан, прекрати. Омега улыбнулся, поднимая голову, глядя снизу вверх своими безумными глазами. — Дагэ не нравится? — шёпотом спросил он. — Хуайсан, — угрожающе рявкнул старший, на что омега лишь ахнул, вновь утыкаясь лицом в чужой живот. — Дагэ, — жалостливо произнёс Хуайсан, губами прихватывая ткань одежд, — мне так тяжело. Ничего не получается сделать со своим желанием... Кровь моментально прилила к паху, и Минцзюэ, сжимая зубы, вздохнул, отставляя чашки с едой на стол. — Хуайсан, — начал старший, пытаясь отстраниться, — прекрати сейчас же. Руки омеги обвили чужой торс, задирая ткань вверх, забираясь под пояс ханьфу. — Не получается ничего, — продолжил жаловаться младший Не. — Пальцы не доставляют никакого удовольствия. Мне больно от желания, не получается излиться, дагэ. Сжав ладони в кулаки, Минцзюэ вновь попытался отстраниться, но уже не так охотно. В итоге он положил ладони на плечи брата и осторожно отстранил его от себя, чтобы заглянуть в лицо. Хуайсан смотрел виноватым взглядом, но на дне этих глаз горела яркая искорка желания, которая постепенно разжигала пожар. — Ты не осознаешь, чего хочешь, — произнёс Минцзюэ, укладывая руку на горячую щеку диди. Тот охотно потерся о чужую ладонь, прикрывая глаза. — Я хочу своего дагэ. Только и всего. — Это неправильно. Хуайсан открыл глаза и, глядя брату в глаза, вобрал большой палец в рот. Распахнув глаза, Минцзюэ наблюдал, как его пальцы один за другим погружаются в чужой горячий рот, как розовые губы сжимают грубые подушечки и фаланги, как юркий мокрый язык скользит по коже. Возбуждение забурлило внутри, сгоняя кровь к паху. Член поднялся почти сразу, как его палец оказался в плену чужого рта, и Минцзюэ сдался. Вжал своего диди в постель, впившись губами в чужой рот, и зашарил руками по хуайсановскому телу, собирая влагу. Омега охотно отозвался на поцелуй, обвил ногами чужие бёдра и помог раздеться, путаясь пальцами в поясе. Проведя рукой по расселине между ягодицами, Минцзюэ собрал капли смазки и растер её между пальцами. Розовая дырка была растянута хорошо, прошло сразу три пальца, и Хуайсан громко охнул, сжав их внутри себя. — Дагэ! Дагэ! Их голые тела сплелись между собой, Хуайсан попытался прижаться ещё ближе, потереться, поцеловать, потрогать мощные братские плечи, а Минцзюэ в этот момент медленно толкнулся в него, выдохнув сквозь зубы от того, как плотно и горячо его сжали внутри. Он задвигал бёдрами, сжимая талию диди, не позволяя тому отстраниться, и целовал его в губы, плечи, влажную от пота шею. Жар окружил тела. Сладкий запах Хуайсана сдавил грудь, норовя разорвать грудную клетку, но Минцзюэ упрямо вжимался лицом в чужую шею, намереваясь задохнуться прямо вот так, лёжа сверху на своём диди. Хуайсан громко стонал, сжимая его в себе, руками обнимая за шею и не желая отпускать из своих объятий. Он излился почти сразу, его руки безвольно опали, разжимая объятия, а Минцзюэ, ощутив, как сильно его сжали внутри, последовал за диди, жмурясь от яркой вспышки удовольствия. Было хорошо. Оглушенный оргазмом, Минцзюэ ненадолго выпал из реальности. Сказалась усталость и волнение за брата. Очнулся старший Не через несколько минут. Хуайсан лежал у него на груди, накрытый одеялом, и выводил пальцем незамысловатый узор на чужой смуглой коже. Минцзюэ проследил за его движениями, а затем заглянул в лицо. Хуайсан смущённо взглянул в ответ. Щеки его заалели. Минцзюэ осторожно погладил его по влажным от пота волосам, почесал затылок и улыбнулся. Он хотел избежать неловкости, но, учитывая всё произошедшее, это было неминуемо. Хуайсан потерся щекой о грудь брата и прикрыл глаза. Течка вымотала его, выжала все силы в гонке за желанием получить разрядку, и сейчас, когда он смог этого достигнуть, силы покинули тело. — Останься со мной, дагэ. Минцзюэ провёл ладонью по взмокшей спине, убаюкивая, и Хуайсан почти сразу задремал, сопя ему в грудь. Какое-то время Минцзюэ позволил себе любоваться точеными чертами чужого лица, отмечая то, насколько сильно Хуайсан похож на омегу. Только дурак не мог понять этого. Минцзюэ – дурак. Поглаживая спящего омегу, глава чувствовал, что под тонкой сладко пахнущей кожей находятся крепкие мышцы – результаты тренировок с саблей. Хуайсан был хорош, как положено омеге: в меру утончённый, иногда капризный, с аккуратными чертами лица. Он любил безделушки: веера, кисточки, ткани, а Минцзюэ, как глупец, не замечал всего этого, пытаясь сломать его истинную природу. Глупец, что не видел дальше своего носа. ***** Поутру Минцзюэ обнаружил, что Хуайсан уже не спит, лишь лежит на боку и пристально смотрит на него. Проморгавшись ото сна, старший Не улыбнулся и потянул рукой к чужому лицу, чтобы смахнуть прядку волос в сторону. Хуайсан заалел, опустив глаза. Очевидно, что он был смущён всей ситуацией, поэтому Минцзюэ аккуратно обнял его, прижав к себе. — О чëм бы ты не думал – прекрати. Хуайсан тяжело вздохнул. — Прости, дагэ. Я ужасен. Минцзюэ усмехнулся в чужую тёмную макушку. Волосы диди пахли сладко и очень приятно. — Если ты ужасен, то каков тогда я? Издевался над тобой всё это время. — Нет, дагэ, не говори так. Ты хотел как лучше! Это всё я! Он спешно отстранился и, заглянув в лицо старшему, продолжил: — Я – недостойный младший брат! Я не оправдал твоих надежд, родившись таким, — он замолчал, обдумывая, что сказать, но Минцзюэ снова притянул его к себе, уложив их лицом к лицу. — Прекрати. Если говорить о достоинстве, то я – самый недостойный брат в мире. Это я приказывал тебе тренироваться, жëг твои веера и не считался с твоим мнением. Мне казалось, что ты играешь в глупца и не хочешь учиться. Хуайсан нахмурил брови. — Мне действительно было тяжело. Мои обмороки, — он усмехнулся, — я падал в них не специально. Минцзюэ негромко рассмеялся. — Верю. Они смотрели друг на друга, улыбаясь. Хуайсан, облизнув губы, спросил: — Что теперь будет, дагэ? Все узнают об этом происшествии. Нас засмеют. Минцзюэ задумался. О нём и так ходит множество несуразных слухов, а Хуайсан наверняка станет новым поводом для обсуждения в заклинательском мире. К тому же, если учесть, что младший Не теперь омега, то появится множество желающих посвататься к нему и побрататься с главой ордена Цинхэ Не. — Предоставь это мне, — наконец ответил Минцзюэ. — Бася любит рубить шеи тех, кто много болтает. Улыбнувшись, Хуайсан кивнул. Приобняв его, Минцзюэ поцеловал того в лоб: аккуратно, почти невесомо, едва коснувшись. В ответ мальчишка чмокнул старшего в шею и осторожно потерся носом у изгиба в плечо, собирая свой же аромат, смешанный с запахом пота, огня и металла. В объятиях брата было тепло и безопасно, как в детстве.