Подарок

Мысль о том, что Хаск умеет мурчать, как настоящие земные коты, никогда не казалась для Энджела какой-то невозможной. Она была что ни на есть логична: если учесть все прочие его иногда прорывающиеся наружу кошачьи повадки. Рычание, шипение, шерсть на загривке стоящая дыбом от злости или неприязни, жестикуляция ушами и хвостом, повышанная внимательность к мелким снующим предметам и до смешного забавная реакция на пылесосы и фены... В общем, не было мурчание чем-то необычным в его представлении, – ну подумаешь (хотя кого хотел он обмануть), мур-мур и мур-мур, – ровно до того момента, пока Энджел не почувствовал на себе эту тихую вибрацию. Он ни раз размышлял о том, что, наверное, раз некоторые земные кошки мурчат так, словно они маленькие моторчики, то Хаск мурчит, как трактор, не иначе. И ни раз представлял, как это будет звучать и выглядеть, невольно лыбясь, взамен получая хмурую недовольную колкость от Хаска. Но тихое, размеренное мурчание под боком растворило эти идеи напрочь. Этот звук напоминал сейчас что-то такое хрупкое и настолько... личное, недосягаемое, что Энджелу показалось, будто он этого слышать и не должен был, будто получил чужой подарок. Мурчание – знак доверия, благодарности, привязанности... Неужели оно действительно могло быть для Энджела (для Энтони), а не для кого-то другого, чтобы оно не значило? Энджел уставился в экран телевизора в гостинной отеля, по которому крутили какое-то ночное кино, но уже не пытался вникнуть в сюжет. Скорее вникал в то, как, блять, себя сейчас вести. Остаться в том же положении? Погладить? Разбудить? Бубнеж со стороны Энджела про «тупость и дерьмовость сюжета» полностью стих, оставляя в темном помещении практически абсолютную тишину, только этот телевизор и продолжал тараторить. Они смотрели это подобие кино вдвоем, как обычно в обнимку с алкоголем. Он всегда был их практически третьим компаньоном по вечерам после работы. Сегодня был хороший день, поэтому алкоголя было немного и было принято решение о кино. Но Хаск уснул. Уснул, блять, прямо под боком, кажется, свернувшись клубочком и начал мурчать, тыкнувшись носом в районе бедра, потому что Энджел чувствовал его глубокое спящее дыхание. Хаск почти не пил, поэтому он сам уснул и это было крайне странным ощущением. Когда Энджел нашел в себе силы отмереть и перестать быть нервно перебирающей пальцы статуей, он решился взглянуть на своего друга. Увидев эту до жути умилительную картину: лапы были прижаты к груди, хвост обвил его ноги и спокойно лежал, уши и брови иногда подёргивались (кажется, ему что-то снилось), а крылья были сложены подобно кокону, внутри Энджела что-то рухнуло, а потом собралось заново и разлилось в груди теплым, утопляющим чувством. Он не смог бы себя остановить. Протянув худощавую ладонь к чужой голове, он мягко, почти невесомо положил ее между чужих ушей. Хаск не подал никакой реакции. Нервно выдохнув через нос, Энджел начал поглаживать только кончиками пальцев, но вскоре мягко гладил уже всей ладонью. Шерсть была немного жёстче, чем Энджел себе представлял (шерсть на его лапах была несколько мягче), но от этого она не была неприятной на ощупь. Энджел не сдержал нежной улыбки, облокачиваясь на одну из рук второй пары на спинку дивана. Вся эта ситуация могла бы впоследствии быть почвой для дружеских подколов, которыми они частенько обменивались, а потом смеялись, но почему-то абсолютно не хотелось чтобы это было так. Хотелось сохранить этот момент в памяти как нечто драгоценное и важное и никому-никому не отдавать. Чтобы потом вспоминать с теплотой в груди и улыбкой на лице. Энджел уже начал клевать носом, мягко перебирая пальцами шерстку, когда Хаск слегка дернул ушами и шумно вздохнул. Сон как рукой сняло и Энджел тут же дернулся и остановился, абсолютно замерев, даже задержав дыхание, ожидая, что он сейчас проснется. Но даже спустя долгие минуты, за которые Энджел уже успел придумать в районе двух десятков разных отговорок или даже способов избежать какой-либо реакции Хаска, он не проснулся. Только зашевелился, устроился поудобнее, практически на коленях, и замурчал даже громче, чем до этого. Энджел еле сдержал порыв хихикнуть, лишь сдавленно выдохнул и улыбнулся. Положил голову на свою руку на спинке дивана и снова начал гладить, закрывая глаза и не переставая улыбаться. Это было приятно, получить такой подарок, такой знак доверия к себе, которого Энджел уже давно не знал. Доверие к кому-то и от кого-то никогда особо его не касалось, даже до жизни в Аду и сейчас это было нечто новое и такое-такое приятное ощущение, от которого по телу бежали мурашки. Это было то, чего ему так не хватало. Под эти мысли от так и уснул в этом положении, а проснулся уже только утром, когда Чарли, робкий голос которой прорвался сквозь его сон, говорила, кажется, с кем-то другим, о том, как мило они с Хаском спят в обнимку. И пусть мурчание это не то, что Хаск в силах контролировать (как и другие свои кошачьи приколы), он не даст Энджелу когда-нибудь узнать, что на самом деле он не спал какое-то время и проснулся еще тогда, когда рука Энджела только коснулась шерсти, но позволил себе спать дальше и показать себя с новой стороны. Он этого заслуживает.