***
Им хотелось поделиться друг с другом буквально всем на свете, начиная от кратковременных романов и заканчивая душевными переживаниями. Как жаль, что время шло слишком стремительно, а без конца перехватывать друг у друга слово было неприлично. Между ними — десять лет разлуки. Десять, ребята! Лет, нахрен!!! Даже Такахаши, что обычно по жизни играл роль слушателя, оказался внезапно разговорчивым вместе с Кейджем. Ему действительно было о чём поведать. Вот, посудите сами: после того, как они с Джонни крепко сдружились на съёмочной площадке, ему срочно понадобилось уехать по семейным делам; семейные дела, связанные с внезапной смертью отца, разгребались несколько лет; Такахаши решил не занимать пост своего отца, но только оброс проблемами. И как он с таким темпом в жизни в принципе выжил, хах? И выходит, что у в край заработавшегося Кенши позади лежали фиктивный брак, последующий развод и бесконечная вереница из «работал то там, то здесь». А Джонни что? Только и делал, что, посмеиваясь, комментировал своими идиотскими вставками из фильмов; собеседника они, удивительно, совсем не раздражали. Собеседнику они действительно нравились. Вместе было здорово. Слушать про то, как семейный бизнес конкретно не зашёл Кенши было — неожиданно — жесть как интересно. Кейдж сам от себя не ожидал, серьёзно! По большей части он любил, по своей сути, болтать или задавать исключительно интригующие его одного вопросы. А тут… Вот те на. Распишись слюнями на бумажке, Карлтон. Кенши, не затыкайся, пожалуйста. Джонни тебе чуть ли в рот не заглядывает! Ох. Видимо, Такахаши оказался таким же интересным, как раньше. Если, конечно, даже не стал даже ещё интереснее. … И, видимо, Кейдж по Такахаши слишком сильно соскучился.***
Быстрый взгляд, непринуждённая беседа в кофейне, секс в прихожей — три стадии новых отношений Джонни и Кенши. Двое мужчин друг по другу истосковались, жадно мусоля красные губы, исследуя тело и ощупывая. Джонни не мог перестать мазать по шее своего старого друга губами, потому что тот выпал из его жизни слишком надолго. Ему было мало Кенши: молодого, зрелого — просто К-е-н-ш-и. И Кейдж держал в голове все реплики Такахаши о том, сколько приятного опыта тот получил, работая с Джонни в одной команде десять лет назад. Эти слова заставляли его чувствовать себя в кои-то веки нужным. Когда-то Кенши был боевым художником, ставящим экшн-сцены для фильма, где Кейдж был главным героем. Он был человеком, серьёзно относящимся к своей задаче и раздражавшимся, если что-то вдруг пошло не по ему идеальному плану. Не терпел импровизацию не к месту от актёров. Вот каким был любимый Кейджевский зануда-дзюдоист. И кто, на белом свете, бы мог подумать, что столь обыкновенное знакомство приведёт к многолетней привязанности, а затем — к сексу у входной двери? Верно. Никто. Джонни более не мог накладывать изображение прошлого Кенши на нового. Было невыносимо тоскливо от осознания потери друг друга на целый десяток-плюс лет; хотелось целоваться до тех пор, пока губы не посинеют и не опухнут. — Кенши, умоляю. Я хочу тебя. Кенши спешно расстёгивал верхние пуговицы на своей офисной рубашке, нетерпеливо стягивал с собственной шеи галстук. Кейдж же уже вовсю тёрся задницей о ширинку Кенши. Выгибался в спине и дразнился, как бы намекая: «Возьми уже меня прямо здесь, чёрт подери!». Кенши положил на талию Джонни руки. Было слышно, насколько возбуждённым стало его дыхание. Кенши любил пальцами. Любил прикасаться сам, но не когда трогали его самого. Перфекционисту хре́новому нравилось ощущение перекатывания сильных мышц под руками, он, казалось, взрычать был готов от сексуального напряжения. Потому что точёное тело Джонни — чистая эстетика. Все эти диеты, хереты… — Кейдж любил себя, поэтому заботился о своём теле подобающе. Буквально всё в нём отдавало чистотой, ухоженностью, этой ублюдской холёностью. Кенши с большим наслаждением провёл ладонями по чужой округлой заднице, которой позавидуют, пожалуй, многие звёзды Голливуда. Он с силой сжал одну ягодицу, шлёпнул ладонью по второй. Джонни под натиском охнул. Захотелось поскорее сорвать брюки с Кейджа, чтобы не раздражали. Теперь рука Такахаши — меж ног Джонни. Пальцы мучительно медленно наглаживают чужой вставший член сквозь натянувшуюся ткань брюк, а пошлый Кейдж, грузно дыша, умоляет его трахнуть. «Терпение», — просит Кенши и, прижавшись бёдрами к заднице Кейджа, показательно снимает с себя ремень. Перед тем, как Джонни жёстко, с многолетней страстью берут прямо в прихожей, его с огромной нежностью растягивают. У такого человека, как Кейдж, смазка найдётся всегда — не могло не радовать. Голливудский гад любил грубый секс. Обожал есть кнут и чтобы били пряником. Любил мужчин, долбящих его в анус, пока золотые звёзды с глаз не посыпятся. А пальцы Кенши — они длинные и ловкие. Опытные. Нагло растягивающие мышцы внутри желанного актёра на манер ножниц. И получивший своё Джонни выгибается, стонет, жмуря глаза, стоит Такахаши как следует мазнуть по простате. Ему хорошо. Им обоим о-о-очень хорошо. Свой член Кенши так же обильно смазывает; мужчина предварительно дразнит головкой вход, вкруговую обводя членом чужой разработанный анус. И вот, Джонни наконец-то берут в прихожей. В резких толчках чувствуется вся десятилетняя страсть, вся их общая суть на двоих. Хочется, чтобы жёстко. Хочется, чтобы всю тоску из души без пощады вытрахали. Член внутри натирает, Кейдж воет, но не может перестать подмахивать навстречу, ладонями опираясь о стену. Его сбивчивые слова превратились в сплошной бред, которые его партнёра только возбуждали. Толчок, толчок, ещё грубый толчок. Остановка. Кенши аккуратно берёт Джонни за подбородок, слегка разворачивает его лицо к себе для разгорячённого поцелуя. Продолжает долбить, а Кейдж — покрикивать. Джонни просит Кенши сменить позу, потому что хочет видеть лицо, по которому он так скучал. Джонни по́шло лижет щёки Кенши языком, стоит его партнёру действительно осторожно выйти из него, развернуть к себе полностью. Снова жадно целуются. Кейдж не ожидал того, что Такахаши окажется таким сильным: его подхватывают под ноги и с рывком прижимают спиной к стене. Опасаясь лишний раз травмировать, медлительно входят в анус снова. Весь вес тяжёлого Джонни переносится на, как выяснилось, адски крепкого Кенши. Мужские бёдра вплотную прилегают к чужим; Кейдж буквально сидит на члене Такахаши, обнимая ногами эту натренированную татуированную спину. Ох, как же многое изменилось с «тех пор»… — Смазки хватает? Ещё немного выдавить? — глубоко дыша, интересуется Кенши. — Джонни, если тебе неприятно, я… Его слова опаляют. Горячее дыхание обжигает лицо Джонни, а он глотает губами воздух и мотает головой. Ему не хватает ни сил, ни слов. Просто продолжай, Такахаши. Нагло входи и выходи из гибкого Джонатана, как будто только ты имеешь на это право. Кенши остервенело трахает Джонни до тех пор, пока тот не извергается ему прямо на живот. Раскуроченный анус пульсирует, ноги крепко сжимают. Спортивное тело Кейджа едва не хватает судорога, однако внимательный Кенши смог вовремя приласкать, помассировать, в иной раз поцеловать, но уже нежнее. Заканчивают на том, что Джонни просто берёт в рот у Кенши. «Нужно, чтобы и другой получил разрядку», — думает про себя, принимая глубоко в глотку. Разрядка случается скоро. Такахаши успевает вынуть, но всё равно спускает на горячие щёки Кейджа, после чего очень долго извиняется, аж по-японски кланяется. Джонни принимает извинения, беззаботно посмеиваясь. Он смотрит на Кенши с большой любовью в глазах и говорит: — А что будет, если я скажу, что ещё десять лет назад полюбил тебя, а, Такахаши? А Кенши качает головой, с понтом самый мудрый человек на планете. От чувств лишь слегка багровеет. Отвечает: — Всё просто. Скажу, что это было взаимно, Джонни.