Уэнсдей

Когда после всех своих ночных приключений подростки оказались, наконец, в школе, директриса встретила их на лестнице и не преминула позвать в свой кабинет. Уэнсдей, Ксавье и Инид замерли перед столом директрисы — любительница черного в центре, двое сообщников — по краям. Инид нервно жевала губы, не отводя испуганных глаз, Торп чуть склонил голову, в целом спокойно ожидая приговора, ну а Уэнсдей была в своем стиле: глядела на женщину так, будто пыталась душу выдавить. Ларисса была в бешенстве — прошел один день, как она объявила запрет на выход с территории школы, и он уже нарушен. Сделав глубокий вдох, она собрала остатки самообладания, и сказала: — Мне и так ясно, кто зачинщик среди вас. Мистер Торп, мисс Синклер, вы можете идти. Исключены вы не будете. На этот раз. О наказании я сообщу вам позже. — Спасибо… — Торп качнул головой. — Спасибо! — пропищала Инид. Едва ученики развернулись в сторону двери, как директриса добавила: — Ну а с вами, мисс Аддамс, мы ещё поговорим. Уэнсдей сверкнула глазами. Ксавье и Инид, от греха подальше, выскочили за дверь. Их шаги быстро стихли вниз по лестнице. Уэнсдей подняла бровь, глядя на директрису. Несколько минут продолжался их молчаливый поединок взглядов. Первой не выдержала Ларисса. — Мисс Аддамс, кто позволил вам и вашим друзьям покидать территорию Невермора? — Очевидно, не вы, — заметила девушка. — Тогда, может быть, поясните, что вы делали там, откуда вас привез шериф? — звенящим от ярости голосом спросила директриса. — В его доме? — с издевкой уточнила Уэнсдей. — Общались. Ну знаете, такое бывает у подростков. — А мне он сказал совсем другое. Например, что вы привели его в особняк Гейтсов, утверждая, будто там кто-то есть, не так ли? На это Уэнсдей промолчала. Директриса удивилась даже, что ей не кричат, как обычно, о вселенских заговорах и опасности, которая грозит школе. — Вам нечего ответить, мисс Аддамс? — более спокойно поинтересовалась она. — Есть. Девушка извлекла из сумки листок пожелтевшей бумаги, и развернула его, показывая Лариссе. На нарисованном карандашами рисунке силуэт мужчины в шляпе и девушка в черной форме Невермора схлестнулись на школьном дворе. У колонн пылает огонь, ползет по земле. Листок на месте сгиба порван, и заклеен кое-как бумажным скотчем. — Что это? — в голосе директрисы звучало недоумение. — Предупреждение от Роуэна. Повисло молчание. Ларисса протянула руки, и взяла листок. Рассмотрев как следует рисунок, она перевела взгляд на девушку. — Поэтому он пытался вас убить? Уэнсдей кивнула. — Его мать нарисовала это перед смертью. Мне предсказали, что я уничтожу школу… Но думаю, я ее спасу. Теперь вы знаете, что на кону. Всё, что вы поклялись защищать… Не меньше. Я заслужила еще один шанс. Ларисса молчала. Она думала. Уэнсдей замолчала тоже, и, кажется, даже начала переминаться с ноги на ногу. Прошло несколько долгих секунд. Директриса прочистила горло. Уэнсдей вздрогнула. Отложив листок, Ларисса сцепила пальцы в замок. — Будем считать, что я поняла, зачем вы покинули сегодня территорию школы. Но это не значит, что вы останетесь без последствий. Это вопиющий случай пренебрежения моим авторитетом и своей безопасностью, и оставлять его безнаказанным я не намерена. — Не исключайте меня. — только и сказала Уэнсдей. — Исключать я вас не буду. В конце концов, если пророчество правдиво, исполнять его, находясь дома, станет для вас невозможно, верно? Директриса дождалась кивка и продолжила: — У меня есть другое наказание для вас. Думаю, его вы не забудете, — она специально «повесила» угрозу в воздухе. Уэнсдей насторожилась. Ей не понравилось задумчивая улыбка директрисы. Та же целиком и полностью наслаждалась моментом. Как же давно ей хотелось поставить эту наглую девчонку на место. — Вас пороли, мисс Аддамс? — неожиданно спросила женщина. На лице Уэнсдей отразилось удивление, а потом она взяла себя в руки. — Телесные наказания в штате Вермонт запрещены с 1985 года, — отчеканила девушка. — Запрещены в государственных школах, и вы это знаете, не так ли, мисс Аддамс? — ласковым голосом сказала директриса. Ее улыбка сейчас была скорее похожа на оскал. — Но мы, позволю себе заметить, находимся в частной. Ваши родители, как и родители остальных учеников, добровольно подписывали документы о зачислении вас в школу, в которых четко было сказано, что в Неверморе разрешены телесные наказания. — Я хотела бы ознакомиться… с этим документом, — Уэнсдей сделала еще одну попытку. — Смотрите, мисс Аддамс, — директриса спокойно взяла папку из стопки, и протянула ученице. Уэнсдей невозмутимо открыла собственное личное дело, и, перебрав несколько страниц с разной информацией, добралась до нужного листка. Это была специальная форма. — Смею заверить вас, что подписи не поддельные, — хмыкнула директриса. — Более того, учитывая ваш характер, я не удивлена, что мистер и миссис Аддамс подписали разрешение. Уэнсдей сверкнула глазами. Она непременно скажет родителям пару ласковых, как только увидится с ними. Такой подставы от них девушка не ожидала. — Так что, мисс Аддамс? Вы готовы, наконец, принять свою судьбу и подчиниться наказанию, или вам нужно проверить ещё что-то? — подняла бровь Ларисса. — Мы никуда не торопимся, у нас ещё целая ночь впереди. Уэнсдей молчала. Директриса победила ее по всем фронтам. Шанса выкрутиться из ситуации не было. — Чтобы вам было легче принять решение, я обещаю вам, что ваши друзья никак не будут наказаны, если вы примете свое наказание. В противном случае им будет объявлено о трех субботних задержаниях. Не думаю, что вашим друзьям захочется проводить в классе сразу три субботних утра подряд, — добавила Ларисса. — Я согласна. Можете выпороть меня. — Уэнсдей подняла голову, встречаясь взглядом с директрисой. В глазах женщины промелькнула усмешка, которая быстро сменилась удовлетворением. — Замечательно, мисс Аддамс. По закону во время наказания должен присутствовать свидетель. Кого вы желаете видеть в этой роли? Разумеется, одного с вами пола. — Я могу отказаться? Я доверяю вам достаточно, чтобы настаивать на отсутствии свидетеля. Гордость Уэнсдей не потерпела бы еще одного наблюдателя ее позора. — Вы уверены, мисс Аддамс? Мне не хочется потом выслушивать претензии о том, что законы в отношении вас не были соблюдены. — Уверена, — девушка скрипнула зубами. — В таком случае, я прошу вас встать и склониться над креслом. — Ларисса взмахом руки указала на кресло, в котором сидела девушка. Уэнсдей, вместо того, чтобы сдвинуться с места, наблюдала, как директриса открывает ящик стола и достает из него большую деревянную лопатку. На гладкой деревянной поверхности была вырезана большая буква N. Девушка зачарованно смотрела на то, как женщина кладет ее перед собой. Ларисса встретилась взглядом с ученицей. — Это весло передается из поколения в поколение директорами Невермора, и сегодня вам предстоит с ним познакомиться, мисс Аддамс. За этот учебный год вы первая, кто будет наказан таким образом. Я дам вам восемь ударов. Думаю, этого будет достаточно, чтобы вы поняли, что если вам сказано оставаться в школе, то вы остаетесь в ней и нигде больше. — Да, директор. — Уэнсдей наконец нашла в себе силы подняться, и, провожаемая взглядом директрисы, обогнула кресло. Оказавшись лицом к лицу с женщиной, она медленно склонилась над кожаной спинкой. В таком положении ноги девушки с трудом доставали до пола, и ей ничего не оставалось, кроме как держаться за край сиденья. — Ради вашего же блага советую достать все из задних карманов, если вы этого еще не сделали, — деловито сказала Ларисса, поднимаясь из-за стола. Уэнсдей мотнула головой — привычки держать что-либо в задних карманах она не имела. Девушка сосредоточилась на опыте, который ей предстояло получить. Конечно, родители шлепали ее, но это было в далеком детстве. Торжественный голос директрисы заставил ее вернуться в реальность. — Надеюсь, мы больше не встретимся с вами по такому поводу, — провозгласила директриса, поднимая весло в первый раз. Уэнсдей дернулась вперед и стиснула зубы, когда оно приземлилось на ее задницу. Второй удар она встретила скрипом зубов, но осталась на месте. Третий и четвертый попыталась «продышать», но казалось, болезненные ощущения от этого только усиливаются. Пятый окончательно заставил ее удостовериться в том, что порка — не такой уж и приятный опыт. На шестом ударе Уэнсдей, пользуясь тем, что ее ноги висят в воздухе, резко лягнула весло правой ногой. В ответ на это директриса, едва удержав весло в руке, подняла его выше и с большей силой опустила на задницу ученицы. Уэнсдей, растеряв остатки самообладания, взвизгнула. Она с трудом могла соображать сквозь пелену боли, и подняла ноги в ботинках на платформе, закрывая ими пятую точку. — Опустите ноги, мисс Аддамс! — ругнулась директриса. — Опустите, или я добавлю два удара, — добавила она, видя, что ученица не шевелится. — Этот был не в счет. Девушка покачала головой. По щекам заструились слезы, капая на кожаную поверхность сидения. — Мисс Аддамс, где ваше хваленое самообладание? Примите свое наказание с достоинством. — Директриса поменяла тактику. «Какое к дьяволу самообладание, я сейчас просто вскочу и убегу отсюда, или закричу так, что меня Инид услышит.» Уэнсдей, сжав кулаки, опустила ноги. Директриса, довольная тем, что девушка взяла себя в руки, опустила весло еще раз. Уэнсдей дернулась. Вскрик от седьмого удара она подавила во вздохе. Восьмой удар приземлился почти сразу за ним. Девушка дернулась так сильно, что не удержалась на спинке, и свалилась вниз, приземлившись на колени. Кресло оказалось прямо перед ее лицом. Ноги прострелила боль от встречи с жестким полом, но еще больше досталось заднице, коснувшейся обуви. Уэнсдей лишь чудом не вывихнула лодыжки. В итоге девушка оказалась на полу в положении, в котором часто сидят маленькие дети, когда ноги складываются в букву «W». Уэнсдей рыдала. Плечи тряслись, по щекам ее стекали слезы, и она не делала ничего, чтобы вытереть их. Причем рыдала она совершенно беззвучно, и со стороны это выглядело жутко. Девушка была в полном раздрае. — Не разыгрывайте спектакль, мисс Аддамс, — усталый голос директрисы раздался над ней. Женщина вернулась за стол. — От девяти ударов веслом еще никто не умирал, и первой вы вряд ли будете. Уэнсдей продолжала молчаливую истерику. Ларисса смотрела на нее задумчиво. Что-то ей подсказывало, что здесь утешения не требовалось, и более того, было бы воспринято в штыки. Прошло несколько минут — директриса успела переключиться на бумаги, лежащие у себя на столе, прежде чем рыдания резко прекратились, как будто их и не было. Уэнсдей встала, вытерла лицо, и со свойственной ей решимостью посмотрела на Лариссу. Однако, во взгляде ее было гораздо меньше непокорности, и гораздо больше уязвимости, чем обычно, что в сочетании с покрасневшими от слез глазами, тронуло сердце директрисы, и потому она сказала мягче, чем хотела: — Еще одно нарушение, еще один шаг в сторону, и вы будете исключены. И никаких «но» или «если», это вам понятно, мисс Аддамс? Девушка кивнула. — Вербально, пожалуйста. — Понятно, директриса Уимс. — Тогда доброй ночи. Уэнсдей вышла, и директриса, не скрывая удовольствия, откинулась на спинку кресла.