Любовь вопреки

*** Суна пробыла в ванной, как ей показалось, более часа, снова погрузившись в свои мысли, которые буквально разрывали ее голову, безжалостно терзали душу. В сознании всплывали все моменты, когда она после свадьбы разговаривала с мамой Эсме, собирая свои немногочисленные вещи для такого внезапного переезда. — Суна, доченька, я так рада за тебя, ты выходишь замуж за парня из хорошей семьи. Я верю, что ты будешь счастлива в том доме. Главное не забывай быть смиренной, во всем потакай своему мужу и, пожалуйста, старайся не проявлять свой характер, помнишь, чему я тебя учила? — сказала мама Эсме, глубоко выдохнув. Эти слова матери как нож прошлись по сознанию Суны. Весь день она старалась сбежать от них, забыть, выкинуть из головы. Но как только первые лучи солнца зашли за горизонтом, а в окнах огромного особняка стали виднеться огни города, приближая ночь все ближе и ближе, Суна чувствовала как навязчивые мысли снова стали овладевать ее разумом. Во всем слушайся мужа, будь тихой, не спорь — все это с детства вкладывали в ее сознание многочисленные учителя, которых отец нанимал для них с Сейран, дабы вырастить, по его мнению, хороших жен. Особо больно эти слова звучали из уст их матери, которой приходилось жить с деспотичным мужем, закрывая глаза на его неадекватное поведение, ведь ее воспитали точно также. За все свои двадцать три года она лишь пару раз видела, как ее собственная мать улыбалась и звонко беззаботно смеялась. Суна не готова была принять это, она не хотела повторять судьбу матери, но отказаться от этих установок для нее казалось невозможным, настолько глубоко они засели в ее подсознании. — Дочка, когда ты уже будешь в Стамбуле, поселишься в комнату со своим мужем, понимаешь, — Эсме слегка поперхнулась, ей очевидно было трудно говорить с дочерью на такие темы, — ночью, когда вы останетесь одни, ты должна будешь выполнить свой супружеский долг. Не противься сразу же, мужчины, понимаешь, они так устроены, им это необходимо. — Мама, это невозможно! Мы же совсем друг друга не знаем, — воскликнула Суна, — я не знаю о чем он думает, что вообще намеревается делать с нашим браком. Хочу ли я этого? — девушка снова вопросительно взглянула в лицо матери, пытаясь найти в нем поддержку, которой там, конечно же, не оказалось. — Суна, ты должна запомнить одно, что твои желания не важны, понимаешь, доченька, — эти слова ужасным эхом разлились в ее теле. Твои желания не важны. Ты должна выполнить свой супружеский долг. Мужчинам это необходимо. — Муж — это твой господин, сначала его желания, а потом уже твои… — Хватит, хватит, перестань, — Суна закричала, закрывая рот ладонью, боясь того, что Кайя может услышать ее крики, и рухнув на холодный кафель в ванной, зарылась двумя руками в волосы, — Суна, прошу не сейчас, соберись, ты должна сделать это. Вы муж и жена, ты должна отдать себя ему, только он вправе решать… — от этого все ее нутро еще больше задрожало и покрылось мелкой россыпью мурашек, ее мысли для нее же самой казались полным безумием. Собравшись с последними силами, она принялась надевать вещи, которые ей приготовили еще в Антепе, для выполнения, так ненавистного ей словосочетания, супружеского долга. Это были небольшие белые кружевные трусики, которые еле-еле могли что-то прикрыть, отчего Суне стало очень неловко и даже стыдно за себя, а также белая атласная ночная сорочка с тонкими бретелями, которые едва держались на ее плечах. Не забудь намазать кожу маслами, ты должна приятно пахнуть, чтобы твоему мужу было приятно быть с тобой. Слова матери не выходили из ее головы. Суна принялась усердно втирать в свою кожу фисташковое масло, которое ее мать также положила ей, собирая ее чемоданы. Руки совсем ее не слушались, а из глаз не переставая текли слезы. А вдруг он на самом деле псих или маньяк, вдруг что-то пойдет не так, а если он вообще не захочет меня? Если я что-то сделаю не так и он разозлиться? В голове пробегали тысячи мыслей, которые еще больше пугали ее. Еще раз посмотрев на себя в зеркало и вытерев слезы, которых уже чисто физически не оставалось, она нервно схватилась за ручку двери, делая свой первый шаг в комнату. *** Вдох, а затем резкий выдох. Свет был слегка приглушен, отчего девушка не сразу поняла, где находится ее муж, окутанный черным одеянием. — Кайя, — тихо прошептала Суна, крепко сжимая край своей крошечной атласной ночнушки и нервно водя глазами по комнате в поисках своего мужа, который, к ее удивлению, стоял к ней спиной и что-то искал на своем рабочем столе. Секунда и она решается на этот шаг, быстрым неловкими движением поддевает бретельки белой ночной сорочки на ее хрупких плечах, отчего жалкий клочок ткани падает на пол, создавая вокруг ее босых ног атласную лужицу, оставляя на ней лишь маленький кусок белой кружевной ткани в районе бедер. Она делает еще один жадный спасительный вдох до того, как видит взгляд Кайи, который сразу же роняет все содержимое из своих рук, белые листы бумаги в полном беспорядке разлетаются вокруг рабочего стола. Парень явно напрягается, мышцы на его лице сжались, отчего на его лице она увидела выразительные скулы. Суна ловит его взгляд на себе, который со скоростью молнии изучает ее лицо, затем грудь, то слегка приподнимающуюся, а затем резко опускающуюся из-за сбитого дыхания. Кайя обводит глазами каждый кусочек ее обнажённого тела, прежде чем решаясь предпринять хоть какие-то действия. Он за мгновение сокращает расстояние между ними, но делает это плавно, стараясь не напугать такую хрупкую, тонкую, изящную как фарфоровая кукла девушку, вот так честно как оголенный провод стоящую перед ним. Подойдя ближе, он чувствует приятный запах, исходящий от его жены, который сразу же дурманит его разум, въедается в кору головного мозга. Он видел неприлично большое количество обнажённых женских тел, совершенно разных, но вряд ли какое-либо из них могло сравниться с телом Суны, его жены. Изящным. Нежным. Телом, до которого до жути страшно прикоснуться, чтобы не сломать, не разрушить, не навредить. — Суна, что ты делаешь, — почти шепчет мужчина, одаривая тело смущенной девушки, опустившей глаза в пол, своим горячим дыханием где-то в области шеи. Приблизившись, он замечает, как ее тело слегка дрожит. Неужели она боится его? Но зачем тогда она делает все это? Он же ни разу за все время их знакомства не намекал и не просил ее о таком. Не найдя в себе сил сдержаться и считая свое действие до жути неправильным, Кайя, едва касаясь, проводит тыльной стороной своей ладони по ее обнаженной груди, слегка задевая сосок, который как он замечает, сразу же твердеет. По его руке будто пробегает электрический разряд, отчего воздух ощущается словно тяжелый мешок, который взвалили на его плечи. Кайя чувствует ее прерывистое дыхание в области своей груди, отчего он ощущает как его член сразу же начинает безжалостно ныть, упираясь в пижамные штаны, словно он снова стал подростком, который мог возбудиться лишь от одного невинного вдоха или прикосновения. Это какое-то безумие, остановить которое под силу только ему. Все неправильно. Он не имеет права к ней прикасаться. Он не тот человек, который может дать что-то этой девушке и сделать ее счастливой, единственное на что он способен это защитить ее от отца, дать свободу, а потом отпустить. Эти мысли он носил в себе с того самого момента, как попросил ее руки у отца. Это был его жестокий по отношению к себе план, с которым он смирился. Он не будет создавать настоящую семью, не будет насильно держать ее рядом с собой и, как только Суна научится жить самостоятельно, твердо стоя на собственных ногах, он отпустит ее как птицу из клетки. — Суна, пожалуйста, посмотри на меня, — произносит Кайя, стараясь собраться с мыслями и приподнимая ее голову ладонью, таким образом, чтобы они могли установить зрительный контакт. Сейчас больше всего он нуждается в том, чтобы взглянуть в ее глаза, прочитать в них все, что она чувствует, понять, почему она решилась на такой шаг. — Прошу не стесняйся, посмотри на меня, нам нужно поговорить, — Кайя чувствует, как тело Суны покрывается мурашками перед тем, как девушка решается поднять на него свой взгляд. Ее глаза наполнены страхом и слезами, отчего парень тоже невероятно пугается. — Суна, ты вся дрожишь… — отстраняясь от девушки, Кайя отдаляется в сторону шкафа, откуда достает первую попавшуюся одежду, которая оказывается его собственной рубашкой. Почти невесомо обходит девушку со спины и легким движением накидывает ткань на ее обнаженные плечи, — я думаю тебе так будет комфортнее, — вторит он, ожидая ее ответа, отчего все мышцы его тела напрягаются. — Зачем это, Кайя? Я сделала что-то не так? Прости меня. Я не должна была… — не найдя в себе больше сил сдерживаться, Суна начала почти рыдать, захлебываясь собственными слезами и кутаясь в рубашку, которая еле-еле прикрывала ее ягодицы. Сквозь слезы она смотрит на парня, который не может найти себе места, но все же решается взять ее за руку, — как я теперь буду смотреть тебе в глаза. Аллах, я такая глупая, прости меня, мне сказали, что мне нужно сделать это, что мужчинам это необходимо, что я должна выполнять свой супружеский долг, — от этих слов ее тело начинает больно покалывать, а Кайю будто бы ударяет молния, он ощущает как его нутро наполняется злостью от услышанного. — Суна, посмотри на меня. Во-первых, ты никому ничего не должна, запомни это раз и навсегда, — снова захватывая в свои большие ладони ее хрупкое лицо, осторожно, едва позволяя себе коснуться, произнес Кайя. Он не мог выдержать ее слез. Невозможно. Это просто какая-то личная пытка для него. Какой идиот вообще ей вбил это в голову? Отец, мать? Он точно решил для себя, что больше никогда не позволит этим людям хоть как-то влиять на нее. Внушать ей эти ужасные мерзкие вещи. Она теперь под его защитой. — Суна, ты сама хотела этого? Вот в чем главный вопрос, понимаешь меня. Я никогда, слышишь, никогда бы не притронулся к тебе против твоей воли. Даже не посмел бы. Я не такой мужчина. И только если ты сама захочешь заняться со мной любовью, если ты будешь желать этого всеми клеточками своего тела, — после этих слов ее щеки тотчас же покраснели, что вызвало на лице Кайи едва заметную улыбку, — то мы сделаем это, — как он может вообще говорить ей такое? Разве это не его собственное решение не иметь никаких близких отношений с этой женщиной? — Я хотел спросить, — парень слегка замешкался, — у тебя уже был кто-нибудь? — теперь уже самому Кайе стало максимально неловко. Он спросил это без какой-либо задней мысли, совсем не осознавая, насколько абсурдно для Суны звучали его слова. Только через секунду он осознал, каким дураком себя выставил в глазах жены. Девушка в доме отца даже дышать свободно не могла, а он задает ей такие вопросы. Это все его развращенное прошлое. — Конечно нет, — тихо протараторила Суна, пытаясь выпутаться из рук парня, которые лежали на ее щеках и старательно пытались стереть катившиеся по ним слезы. Его слова звучали инородно, противоестественно. Как он вообще мог спрашивать у нее об этом? — Прости, я не должен был такое спрашивать, я кретин, — сказал Кайя, перебирая одной рукой волосы на своей голове, выводя на ней понятные только ему узоры. — Давай пойдем спать, я очень устала, — девушка ничего не ответила на его извинения, отчего Кайя сразу понял, что она полностью поддерживала его признания о том, что он полный кретин, не имеющий никакого права задавать ей такие вопросы. — Скажи мне, куда я могу прилечь. Я могу спать на диване, если ты теперь не хочешь… — не закончив свою фразу, Суна неловко указала рукой в сторону небольшого кожаного дивана, стоящего у стены комнаты, напротив огромной кровати. — Суна, не придумывай, я буду спать здесь на диване. — Кайя, это же твой дом, твоя комната, я не хочу причинять тебе какой-то дискомфорт, я сама лягу на диван. Так не пойдет, понимаешь? Ты и так для меня много всего сделал, а лишать тебя сна и удобства я точно не намерена. — Ну есть еще один вариант, мы можем спать здесь вместе, — парень указал на кровать. — Тем более, я никогда не позволю тебе спать на диване, не глупи. Обещаю, приставать ночью не буду, — Кайе показалась, что такая шутка поможет разрядить обстановку, но как ему удалось заметить, она добавила взгляду его жены еще большей растерянности, — прости, Суна, я опять несу какую-то чушь. Ты пока ложись, устраивайся поудобнее, я соберу документы и тоже лягу, — Кайя кивнул в сторону многочисленных бумажек, лежавших возле его стола, которые он выронил полчаса назад, увидев свою жену, стоящую перед ним. Ему казалось, что эта картина до конца его дней будет всплывать в памяти, как нечто самое прекрасное. Он вспоминает ее до неприличия длинные босые ноги, вокруг которых лежал атласный комок ткани, красивую округлую грудь с аккуратными словно бусины сосками. Если бы они находились в другой ситуации, Кайя бы точно не отказал себе в удовольствии изучить их своим языком, а затем нежно смять каждый по очереди своими грубыми от постоянных работ с драгоценными камнями пальцами. Он бы точно не сдержался и прильнул своими губами, а затем языком, оставляя мокрые следы, к ее нежной коже сначала на шее, потом на губах, а затем плавно спускаясь к плоскому животу, на котором он даже в полутемноте смог разглядеть милое созвездие из родинок. Он не мог заставить себя перестать думать о том, как хорошо бы и правильно ее голое тело ощущалось под его весом, извиваясь и бесконечно маня. Как он бы сорвал с нее этот жалкий клочок белой ткани на бедрах, прячущий от его взора лучшие виды. Как его член нежно вошел бы в нее, все больше и больше наращивая темп, соединяя их тела воедино, нежно, но страстно. Одна лишь мысль о том, что он мог бы быть ее первым мужчиной, с которым она откроет для себя все прелести секса, будоражила его кровь, унося подсознание куда-то совсем далеко. Ему никогда не было важно, будет ли его девушка или жена, слово к которому он до сих пор не мог привыкнуть, девственницей или нет, но почему-то сейчас от осознания того, что перед ним оказалась совсем невинная девушка, это казалось невероятно возбуждающим, даже дурманящим. Более того, ее запах. Ощущения ее запаха не покидало Кайю ни на секунду. Он был разлит везде. В комнате, в его голове, в его теле. Еще чуть-чуть таких мыслей и он бы кончил прямо здесь, опозорившись, как неумелый мальчишка. Но когда мысли об этой женщине успели овладеть им? Разве она лишь ни одна из всех остальных? Все это было так неправильно. Он постоянно останавливал себя, отгоняя от себя эти мысли, которые уже становились навязчивыми. Он не должен к ней приближаться, иначе он не выдержит и весь его план разрушиться. Это погубит его и ее. Ведь какие-то близкие отношения, а тем более любовь — это вовсе не про него, он совсем не создан для этого. Недоверчивый. Упрямый. Черствый. Не знавший любви. Много раз преданный. Дедом, девушками, собственным отцом. Он отогнал все эти бесстыжие потаенные желания о своей супруге куда-то глубоко внутрь, запечатывая и вешая на них огромный замок. Сегодня он дал себе слабость. Вот так беспородно коснулся ее. Но завтра он поговорит с ней, расскажет о своих условиях, заставит Суну принять их, несмотря на странное чувство, разрывающее его изнутри. Так будет лучше для нее в первую очередь. Между ними ничего не будет. Он не позволит себе. Он не переступит черту. Наконец-то закончив этот неостанавливающийся поток самобичевания, Кайя подошел к кровати, на которой, в его рубашке, видневшейся из-под одеяла, сладко спала Суна, свернувшись в небольшой клубок как котенок. Боясь потревожить ее сон, он почти невесомо лег в кровать, стараясь соблюдать максимальную дистанцию между их телами. Но… Кайя снова не сдерживается и слегка касается ее волос, небрежно рассеянных по подушке. Он опять наступает на те же грабли, чертов идиот! Еще немного рассуждая и убеждая себя в правильности собственного решения, мужчина проваливается в сон.