***
Джахид задыхался от натуги. Весь грязный и заплаканный, точно брошенный в толпе ребёнок, плевался проклятиями. Но жался к полу, ведь видел, с каким надломленным лицом закаливал нож Амис и какими побитыми стали некогда смеющиеся, любящие глаза этого омеги — теперь они походили на глаза карателей. Лишённые жалости и питающиеся местью. Сердце Джахида замедлилось, словно смирилось с тем, что скоро будет вытащено, если не вырвано, из тела. Оно дрожало, боялось и плакало вместе с хозяином, чьи трясущиеся пальцы гнулись к верёвкам на запястьях. Безрезультатно. Шахир хорошо обучил Амиса связывать дичь так, чтобы она не могла ни ранить охотника, ни тем более бежать. Извращённый войной отец будто готовил сына к подобному. Помимо охоты, как много было симптомов, указывающих на проблемы в их семье? Джахиду стоило напрячься ещё тогда, у двери, ведущей в чулан, где он рассекретил тайный разговор Шахира и Амиса. Альфа шептал ужасные вещи омеге. Долго, с подробностями разъяснял, как и чем нужно «ликвидировать» Джахида, что надо бы сначала срезать ему лицо, ведь тот «сепаратист и военный предатель». Говорил и многое, многое другое, от чего у молодого альфы холодела душа. Старик просто спятил. А их гляделки? Шахир и Амис могли глазами вести переговоры — после них, при случае, поворачивались к Джахиду, и если поворачивались, то с перекошенными лицами и узкими зрачками. К чему-то готовые, пугали не меньше, чем джины. Джахид догадывался, о чём они думали и какие к нему испытывали чувства, но не мог влезать в отношения родителя — ребёнка или устанавливать собственные правила. К тому же, Амис любил отца куда больше, чем его, мужа. Конечно, это стало поводом для ревности. Ведь Джахид хотел, чтобы с ним Амис становился тем же покорным мальчишкой, каким тот был, будучи с отцом, но даже спустя несколько лет брака не получил подобной близости. Разве удивительно, что он сорвался? Как джахиль, набросился на жену и совершил поступок, о котором жалел очень долго и о котором, в особенности, жалел сейчас. — Придуши его, — кашлянул Шахир, подходя к горелке, — пусть угомонится. Послушный Амис отдал отцу клинок и приблизился к Джахиду, но повременил, прежде чем наступил ногой на его пульсирующую шею. Под ботинком захрипели, затем рыкнули, гневно и напряжённо. Он надавил сильнее — хрипы и рыки сменились беззвучным плачем. — Сними верёвки. Не убирая ноги, Амис быстро расправился с путами и, угнетённый проделанной работой, вернулся к отцу. Теперь к Джахиду направился Шахир, выглядящий намного серьёзнее и опаснее сына. Под слабым светом лампочки, одиноко свисающей с потолка, сверкнуло лезвие. С глухим шлепком оно погрузилось в плечо жертвы, по пластиковый держатель — сжимающая его рука двинулась к низу, так что плечо и предплечье разошлись на мясистые половины. Клинок выдернули. Жгучая боль расползлась по телу Джахира. Порванные связки и сосуды запульсировали — к грязному полу устремились брызги крови. Плечевая кость, распахнутые мышцы и жир замертвели, превратились в висящие непригодные куски. Джахир, пребывая в шоковом состоянии, повернулся на бок, лицом к стене, при этом разъединённая рука осталась лежать за спиной. Когда же туман в голове прояснился, а боль усилилась, он завыл. Тогда Шахир вонзил пальцы в его больную руку и схватился за открытую кость. Оторвать её не смог, хотя приложил достаточно усилий, поэтому приступил к обезображиванию бёдер. Джахир прерывисто задышал: живот загрызли спазмы, плотная горькая масса добралась из желудка до корня языка. Чтобы уйти от мощного натиска, он согнул колени. Не помогло — клинок успешно прошёлся по ногам, уничтожая не только бёдра, но и колени, голени, ступни. Джахира толкнули в плечо — заставили лечь на спину. Несоображающий и перепуганный, он сжал шею Шахира другой рукой. К ней метнулось рассерженное лезвие. Хлёсткий стук. И срубленная кость, с кожей, целым запястьем и всеми пальцами, пала рядом. — Амис? — Шахир обратился к сыну. Заслышав родное имя, Джахир дёрнул головой. Он был не жилец: в глазах помутнело, горло иссохло, тошнота просто непереносимая. Ему стало хуже от понимания, что увидеть лицо жены напоследок, перед смертью, не выйдет. Но, когда раздался тихий, пугливый голосок Амиса, с его раненной души будто скатился булыжник. — Бей, — Всего одно слово. Насыщенное местью за старую обиду, самым разъедающим и губительным человеческим чувством. Клинок обрушился на грудную клетку Джахира. Шахир задвигал руками, разрезая плоть и портя внутренние органы, и проделал ужасную дыру, тянущуюся от рёбер до пупка. Больше не сдерживаемые костями лёгкие принялись то выплывать наружу, то заплывать внутрь при каждом вдохе и выдохе хозяина. Вскоре они застыли. — Джахир? — Амис встал на колени, облепил трясущимися пальцами лицо мужа. По бледным щекам заструились молчаливые, грешные слёзы. Довольный проделанной работой Шахир склонился к плачущему сыну, чтобы поцеловать того в шею. Но Амис выхватил у отца клинок. С мстительным и решительным оскалом. С давно обдуманным решением. С готовностью повторить то же самое.***